6
Когда Майкл снова открыл глаза, то обнаружил, что сидит на полу, привалившись спиной к открытой двери. Грудь пылала огнём, и дыхание причиняло жгучую боль, но всё же меньшую, чем страх, проникший в каждую клетку его тела. Неловкие попытки раненого пошевелиться заметил и ночной гость, всё также сидевший за компьютером, несмотря на призывы покинуть здание.
– Ты очнулся, – произнёс он безо всякого выражения. – Прости, я промазал – давно не стрелял.
– Алан? Это ты?
– В смысле, настоящий ли я? – уточнил убийца, прежде чем ответить. – Да, боюсь, что это так, Майк. Алан Ричард Морриссон, к вашим услугам, – он сделал шутливый кивок в сторону собеседника, но даже не удостоил его взглядом.
– Это невозможно, – прошептал Майкл, на время даже забыв про боль.
– Что именно? То, что я сумел сюда пробраться, или что выжил в том аду, куда вы меня отправили, или само то обстоятельство, что я нахожусь в здравом уме и трезвой памяти?
– Да, – подтвердил Майкл, думая как раз о последнем. – Ты же прошёл очистку. Как ты сумел вернуть воспоминания?
– А я их и не терял, – Алан, наконец, оторвался от монитора и перевёл ничего не выражавший взгляд на бывшего друга. – Ещё на стадии теоретического моделирования, я обнаружил, что у моей технологии есть погрешность: небольшая группа людей по всем расчётам должна была иметь строение высшей нервной системы слегка отличное от основной массы. Одна миллионная доля, если быть точным. Эта величина показалась мне ничтожной, и я не включил её в отчёт. Когда же я очнулся посреди пустоши, обряженный в какие-то цветастые тряпки, то, вместо того чтобы испугаться до полусмерти, мне пришлось бороться с приступом истерического хохота, вызванного осознанием безумного, но неоспоримого факта, что я и есть тот самый – «один на миллион».
– Но прошло целых семь лет…
– Семь очень длинных, поганых, нет – просто дерьмовых лет, – поправил Майкла гениальный учёный, – за время которых мне пришлось добавить к своим многочисленным навыкам ещё и профессию лицедея. Помнишь, кстати, наш школьный драмкружок? Мне он очень помог в новой жизни. Люди, живущие в условиях родоплеменного строя, как правило, крайне суеверны, и я сыграл на этом, став для них колдуном: магия и наука для дикарей – одно и то же. Сначала я захватил власть в приютившем меня клане, а потом и в целом секторе – всё только ради этого дня, ради одной атаки, что заставила бы всю охрану покинуть свои посты.
– Так это ты отключил глушилки?
– Да, ещё утром того же дня. Пока все следили за битвой, я оставил вместо себя ряженого, а сам прокрался к периметру и взломал охранную систему. Это совсем несложно, если ты принимал непосредственное участие в её разработке. Хотя, если подумать, всё здесь создано мной. Даже ты сейчас занимаешь мой кабинет и по беспечности своей забыл аннулировать мой допуск в базе данных. Вот только знаешь, чего я никак не пойму, Майк? На кой чёрт нужно было так надо мной издеваться? Зачем вы оставили меня в живых, зачем запихнули в мою же машину – вы ведь даже пластику лица мне сделали, психи чёртовы, – зачем?!
Никогда ещё ситуация не казалась Майклу менее подходящей для веселья, но сдержать улыбку он всё же не смог. Невероятно, но он, оказывается, скучал по этим длинным монологам, по своему чокнутому другу и в глубине души был сейчас даже рад вновь слышать его голос.
– Это всё прихоть старого дурака, – признал он, сделав ещё один крайне болезненный вдох, – гореть ему в адском пламени! Я был против – против всего этого. Можешь мне не верить, но я считал, что с тобой нужно договориться. Но ты сам поставил моему деду ультиматум и пригрозил свернуть проект – ты хоть представляешь, какими убытками это бы обернулось для него? Ты хотел забрать у него единственное, что он всегда любил – деньги. Так что он оторвался на тебе по полной программе!
– А как ещё я должен был поступить, когда узнал, во что вы собрались превратить это место?! – Алан перешёл на крик и даже потянулся за пистолетом, но быстро взял себя в руки. – Это же был исследовательский центр, а не какая-то, мать её, телестудия! Я здесь спасал людей: больных и безумных – тех, кого остальной мир оказался не в силах излечить. Я учёный, Майкл, а не шоумен, я хотел…
– Ты играл в Бога! – перебил его раненый. – Сколько я себя помню, ты всегда старался быть лучше других, а когда достойных соперников не осталось – переключился на Творца. Ты исправлял его ошибки: брал загубленные им создания, стирал личности, погибшие в собственном безумии, обнулял живых людей до состояния безмозглого овоща, а потом лепил из них, что хотел, и всё время экспериментировал – уж это-то ты любил! И плевать тебе было, на самом деле, кого усадили в твоё кресло на этот раз: душевнобольного или зарвавшегося конкурента моего деда.
– Но это же люди, Майкл… – Алан уронил голову на грудь и обхватил её руками. – Я прожил среди них 7 лет и уверяю: они такие же, как мы: с теми же самыми чувствами, желаниями и мечтами. Чтобы я с ними не творил, нельзя было превращать их жизнь в проклятое телешоу! Сколько этих самых жизней ты загубил ради чёртовых рейтингов?