– Ну, нет! Все программеры из моего отдела слишком хорошо знают, что работа на моем месте – получать шишки и разгребать проблемы, а отдавать все лавры тупой боблинке. Я с ребятами созванивался и узнал, что на мое место взяли паренька сразу после института. Умного, толкового, полного энергии. Я сам был точно таким же. Всю мою работу на него свалили. Теперь он за тупейки крутится, как белка в колесе. Наверное, как и я, надеется, что боблины оценят его старания. Не знаю, надолго ли его хватит… Пожалуй, я его предупрежу, как со мной поступили, и какие мины я заложил в программы. Пусть сам решает, что ему делать.

– Я бы на твоем месте его не предупреждал, – сказал Тимофей Пахомович.

– Почему?

– А если он не оценит твоей честности, пойдет, и, чтобы выслужиться перед боблинами, расскажет им о твоей мести?

– Да, возможно, – Пафнутий задумался. – Со службой безопасности фирмы мне бы не хотелось иметь проблем. От этих боблинов можно ожидать всего, чего угодно.

– Хорошо, что ты это понимаешь, – одобрил Тимофей Пахомович. – Только ты бы и в школе был поаккуратнее, и с рассылкой вирусов не очень увлекался.

– Если бы я в школе был поаккуратнее, то не встретился бы с Димитрием Афанасьевичем, и он бы не свел меня с вами.

– А как вы познакомились?

– Его сын у меня учится. Хороший мальчишка. Открытый, честный, трудолюбивый. Вот он и рассказал отцу обо мне. Димитрий Афанасьевич встретил меня после занятий. Мы с ним немного поговорили. И он направил меня сюда. Сказал, что у вас я смогу получить работу по специальности.

– Об этом мы потолкуем и подумаем в рабочей обстановке. Так, сегодня пятница. Значит, заходи ко мне в офис понедельник. Часам эдак к одиннадцати. Вот тебе моя визитка.

Из кармана своего спортивного костюма Тимофей Пахомович достал визитки. Одну он дал Пафнутию, а другую протянул мне:

– На, Фил! Я чуть не забыл. Если что, звони мне напрямую!

На визитке было написано: «Ассоциация охранных предприятий «Стена». Генеральный координатор Махровеев Т.П.» Телефон. Адрес.

– Кстати, ты в армии служил? – спросил у Пафнутия Захарий Ефимович.

– Нет. А что, это важно?

– Просто интересно.

– Ну, скажем так, я потратил часть заработанных своим умом денег, чтобы мне не пришлось пару лет бесплатно работать физически. Зачем служить в армии? Скажете, каждый должен Родину защищать? Так от кого ее защищать? Колоссия и так уже фактически стала сырьевым придатком Еропки и Империки. Все руководители страны с телеэкранов вещают о суверенитете и о патриотизме, а у самих вся недвижимость, банковские счета и семьи давно уже за границей. Их дети учатся в западных университетах и по-колосски говорят с большим трудом, как на чужом языке. Вот и получается, что сами наши правители давно уже сдали Колоссию иностранцам. Говорят о независимости государства, а на деле служат западным боблинам, как управляющие, поставленные для того, чтобы выкачивать из Колоссии теллургий и нафтелин. Армия в Колоссии теперь нужна не для защиты от внешних врагов, а для того, чтобы защищать боблинскую власть от людей. Да и армия теперь – сами знаете, какая. В такой армии служить – себя не уважать!

– Мыслишь ты, в основном, правильно, – покачал головой Тимофей Пахомович. – Теперь армия не та, что в наши времена. Раньше наша армия была могучей и непобедимой. Раньше мы знали, что за нашей спиной Родина. Всё было наше общее, все мы были равны в рядах Уравнительной церкви. А сейчас вам, молодым, конечно, не понятно, за что сражаться. За нафтелиновые вышки и за теллургиевые заводы? Так они вам не принадлежат. За особняки богачей и за их миллиарды? Так вам от их щедрот все равно ничего не перепадет. За рейтинги политиков? Ну, обманутые дураки, возможно, и положат свои жизни под патриотические лозунги боблинов. Но умные-то люди понимают, что сражаться надо не ЗА кого-то, а ПРОТИВ кого-то.

Тимофей Пахомович многозначительно подмигнул. Тренер Световзор и его ученики оживились, слушая горячую речь бывшего военного. Пафнутий тоже просветлел, узнав, что его взгляды нашли понимание в этой компании.

Мне очень хотелось напрямую спросить, против кого же собирается воевать генеральный координатор ассоциации охранных предприятий. Однако я решил до конца играть роль нелюбопытного Филиппа Скалкина, а цели и задачи организации бывших военных выяснить другими способами.

Тимофей Пахомович продолжил говорить, обращаясь сразу ко мне, к Световзору и его ученикам:

– Не для того ли вы, молодые, изучаете дело ратное, укрепляете плоть и закаляете свой дух, как не для будущих боев? Вы и себя в обиду не дадите, и близких своих защитите, и, если придется, будете Родину из беды выручать! Нельзя нам отдавать нашу великую страну на поругание и разграбление. Если мы ее не защитим – кто защитит? Почему великая Колосская Империя, которую построили наши предки, теперь стала слабой и униженной. Да потому что мы, люди, разобщены. Силы наши раздроблены. Боблины внушают нам, что каждый – сам за себя, что это и есть свобода. А сами тем временем держатся друг за друга, не пропуская выше себя ни одного человека. Значит и нам, людям, надо объединятся. В единстве и взаимопомощи наша сила. Вот когда-то организовали мы с однополчанами охранную фирму. Допустим, везет великоколосский сельчанин свой урожай на рынок, а боблины там уже все места заняли и говорят сельчанину, дескать, отдай нам весь свой товар оптом и езжай домой. А уж мы его продадим без тебя. Но не хочет сельчанин дешево отдавать боблинам товар. А выхода нет. Будет сам торговать, так боблины и товар его попортят, и машину сожгут, и самого его, хорошо, если не убьют. Кто защитит сельчанина? Только мы! Когда дельцы-боблины приходят к хозяину-человеку и с угрозами требуют отдать им фирму, дело, дом, кто ему поможет? Мы! Когда честный человек хочет стать политиком, чтобы защитить интересы людей, а боблины начинают поливать его грязью и запугивать, кто его поддержит? Опять же только мы! Мы помогли отстоять урожай сельчанину и, глядишь, цены на рынке для людей снизились. Мы помогли сохранить фирму, и люди не потеряли рабочие места, продолжают работать и зарабатывать. Мы помогли пробиться в государственную власть порядочному человеку, и хотя бы где-то для людей жизнь стала полегче. А разве легко нам дается эта помощь? Разве вот я сам, да Захарий Ефимович, да Димитрий Афанасьевич, да другие люди поодиночке что-нибудь осилили бы? Да никогда! Нас бы боблины в порошок стерли. Только наше единство помогают выстоять. И чем больше людей объединятся, тем шире и мощнее будет наше влияние. Так что, молодежь, не забывайте, что вы отвечаете не только за себя, но и за весь род человеческий. Поддадитесь на боблинскую ложь – и пропадете.

– Не поддадимся! – воскликнул возбужденный речью Сереней.

– Вот и хорошо, вот и молодцы! – подытожил Тимофей Пахомович. – Ну, поговорили сегодня, и, пожалуй, хватит. Вам надо отдыхать и сил набираться перед новым рабочим днем. Нам тоже отдых потребен.

Савватей с девушкой сразу же встали, попрощались со всеми и отправились в гардероб за одеждой. Световзор, Ерема, Владиград и Сереней еще чуть задержался в комнате, тренер показывал ученикам какие-то болевые точки на плакатах. Пафнутий покинул клуб как будто в трансе, с остановившимися глазами, со сжатой в кулаке визиткой. Похоже, что он нашел здесь намного больше того, что ожидал: не только возможность вернуться к любимой работе, но и, что гораздо важнее, единомышленников. Тимофей Пахомович и Захарий Ефимович удалились в дальнюю комнату. Афанасий остался сидеть на стуле у двери, ожидая, когда Световзор и его ученики уйдут.

Я вышел на улицу следом за Пафнутием. Мимо меня быстро прошагали что-то оживленно и со смехом обсуждавшие Савватей и его девушка. Из обрывков их фраз я понял, что говорили они отнюдь не об объединении людей против боблинов. К сожалению, удобная для наблюдения за клубом квартира на первом этаже теперь была занята вернувшимися хозяевами. Поэтому я неторопливо двинулся вдоль дома, с помощью магии подслушивая то, что говорилось в дальней комнате.

– А ты сегодня был в ударе! – заметил Захарий Ефимович.

Тимофей Пахомович издал серию гавкающих звуков, означавших смех:

– Пожалуй, это хренцузский коньбычок на меня так подействовал. Ну что, Ник, не заскучал ты тут без нас? Не заснул? Не допил все, что на столе?

Генерал Старопутов, который в одиночестве выпил пару стаканов, проговорил, немного растягивая слова:

– Я телевизор смотрел. Там людям лапшу на уши вешают. А вы, значит, тем же самым занимались?

– Помаленьку, потихоньку, – хихикнул Захарий Ефимович. – Слышал бы ты сейчас Тима, сам бы внимал ему с открытым ртом, как эти молодые дурачки.

– Да не дурачки они! – возразил Тимофей Пахомович. – Просто энергии у них много, силы много. Сила их пока сильнее разума. Им кажется, что всего они достигнуть могут. Особенно если есть кто-то, кто им цель покажет и пообещает помочь до этой цели дойти. Разве мы сами не такими были? Разве мы не верили в светлые идеалы Уравнительной церкви? Разве искренне не молились вместе со всеми о всеобщем равенстве и братстве? Наливай! Чтобы мы на самом деле верили в то, во что бы нам хотелось верить!

– Опять красиво сказал! – восхитился Захарий Ефимович, вместе со всеми выпивая и закусывая.

– Красиво говорить сейчас все умеют, – буркнул генерал.

– А то! – согласился Тимофей Пахомович. – Раньше нас, молодых, обманывала одна Уравнительная церковь. И она одна использовала нас. А сейчас с одной стороны молодых обманывает государственная боблинская пропаганда, а с другой – мы. И они, и мы – все хотят попользоваться энергией молодых, пока те не научились отличать правду от лжи. А молодые нынче умные. Их на голом лозунге не поднимешь. Вот, скажи, Ник, генерал Колосской армии, много ли было бы у нас солдат, если бы не было обязательного набора, а только добровольная служба?

Генерал отрицательно покрутил головой.

– А ты, Захар, скажи, много бы у нас было сотрудников, если бы я не рассказывал молодежи про то, как мы защищаем хороших людей от плохих боблинов?

Захарий Ефимович ответил:

– Нет, немного.

– Ведь мы же по сути – те же бандиты. Мы защищаем тех, кто нам платит. А на тех, кто не платит, натравливаем своих бойцов. Сколько их у нас?

– Тысячи полторы наберется, – подняв глаза кверху, прикинул Захарий Ефимович. – Из них только пять сотен официально числится в охранных фирмах нашей ассоциации. Остальные даже не знают, на кого работают. Да им и все равно. Кликнем клич: «Громи боблинов!», и к нашим полутора тысячам добавится еще десять-двенадцать. А потом кто разберет, в чьих интересах прошли погромы.

– Ваша частная армия – ничто! – заявил Старопутов. – Ваша молодежь дурная, но не настолько, чтобы пойти на автоматы. А вы, я надеюсь, не настолько дурные, чтобы туда ее послать.

– Конечно, мы не дурные. И правила игры знаем. Ведь в нашей Колоссии как? Кто голову поднимет повыше – того, чик, и уже нет. Только ты не забывай, Ник, что там, – Тимофей Пахомович ткнул указательным пальцем кверху, – прекрасно понимают, что мы привлекаем к себе всех недовольных, причем активно недовольных. И мы держим их под контролем. Ты думаешь, что наши охранные фирмы, наши офисы, наши клубы, наши счета и сами мы – просуществовали бы хотя бы один день, если бы у них, – снова тычок пальцем вверх, – возникли подозрения, будто мы можем представлять опасность для ИХ власти? То, что нам позволяют иметь спортивные клубы и обучать тут молодежь единоборствам – это опять-таки способ взять под контроль энергию юности и направить ее в нужное русло. Ведь всем прекрасно понятно, что даже самый лучший борец – не боец против пули.

– Каламбурчик получился! – радостно воскликнул Захарий Ефимович. – Надо бы записать…

Он подошел к стеллажу, открыл первую попавшуюся тетрадь и написал в ней: «Борец – против пули не боец».

Тимофей Пахомович усмехнулся:

– Ты, главное, Светику эти слова не скажи. А то обидится.

– Светика мы обижать не будем, – согласился Захарий Ефимович и захлопнул тетрадь. – Светик – человек хороший, хотя и идеалист.

Судя по интонации, с которой он произнес слово «идеалист», оно для него было синонимом слова «дурак».

Захарий Ефимович снова сел за стол и произнес:

– А этот Филипп Скалкин тоже неплох! Как думаешь, Тим? Ему убить – что муху прихлопнуть.

– Да, встречаются сейчас такие. Не отчаянные рубаки, как были мы в молодости, а твердые и хладнокровные. То ли современные фильмы на детей так влияют, то ли компьютерные игры. Для них живое существо – все равно, что персонаж на экране. Но нам таких не надо. Такие за идею работать не будут. Умные. Скалкина будем держать на заметке, но подальше. Вдруг нам когда-нибудь потребуется человек для работы… одноразовой. Тогда и его не жалко, и с нами связей никаких не будет. А для постоянной работы нам бы людей попроще. Которым можно поменьше заплатить, а побольше наобещать.

Захарий Ефимович согласно покивал головой:

– Вот-вот! А Пафнутия Марфушина, если ты не возражаешь, я к себе возьму. Мне в отделе перспективных разработок компьютерный гений весьма пригодится. Хватит уже работать по старинке: арматурой, утюгами, взрывчаткой.

– Так я в понедельник его к тебе и направлю, – согласился Тимофей Пахомович. – Дай ему для начала что-нибудь простенькое для проверки. Ну, например, пусть соберет компромат на ту фирму, которую нам заказали ребята из «Колосского нафтелина».

– «Северный нафтелиновоз»?

– Вот именно. Пусть проверит их банковские счета, электронную переписку, документацию. Действительно, пора нам осваивать новые технологии и переходить на новый уровень. Как считаешь, Ник?

Генерал, опьяневший гораздо сильнее своих друзей, слегка заплетающимся языком промямлил:

– Ты, Тим, главное, не лезь выше того уровня, за которым тебе голову открутят!

– Я же говорю, что свое место знаю! – со смесью обиды и досады в голосе ответил Тимофей Пахомович. – И там, наверху, знают, что я знаю. И ты им мои слова, я знаю, передашь. Эх, наливай, Захар!

Тем временем Световзор вместе с учениками вышел из клуба, попрощался перед входом, и они направились в разные стороны. Если бы я не был окружен оболочкой невидимости, то Световзор, несомненно, увидел бы меня, пройдя всего в двух шагах. Я ожидал, что, закончив занятия с учениками, Световзор присоединится к беседе в дальней комнате. Но то ли он не входил в узкий круг старых однополчан, то ли сам не хотел принимать участие в застолье, то ли понимал, что ничего нового из уст своих старших товарищей он не услышит.

Убедившись, что клуб опустел, Афанасий запер входную дверь на задвижку и вернулся в дальнюю комнату. Захарий Ефимович налил стакан и ему.

– Давайте выпьем за неосуществимые мечты! – предложил тост Тимофей Пахомович. – Так хочется представить себе вновь тяжесть автомата в руках…

Наверняка, все поняли, что он имеет в виду, но что не решается произнести вслух даже в компании самых близких друзей.

Я не мог удержаться и подал реплику прямо возле уха Тимофея Пахомовича, рассчитывая на то, что он не заметит, кто из присутствующих ее произнес:

– Так что же мешает?

– Что мешает? Отвоевали мы своё. У нас дома, семьи. У меня, вот, скоро внуки появятся. Не могу я, как в молодости, жизнью своей рисковать ради абстрактных идей, ради красивых лозунгов. Пусть теперь молодые воюют. Чтобы с НИМИ бодаться – надо за это жизнь свою положить. А моя жизнь теперь принадлежит не только мне, но и тем людям, за которых я отвечаю. Сколько их, Захар?

– Официально – пять сотен сотрудников охранных фирм, – напомнил тот, хотя вопрос бы, скорее, риторический. – А вообще – сколько надо, столько и наберем. С твоим красноречием можно всю страну поднять…

– Тссс! – прижал палец к губам Тимофей Пахомович. – А вот об этом не надо! Я первым не пойду. Первые, конечно, становятся героями, но посмертно. Я – офицер, пусть и бывший, а не главнокомандующий. Вот кто-нибудь возьмет на себя ответственность, отдаст приказ…

– И?… – заинтересовался генерал Старопутов.

– И я трижды подумаю. Да и вообще, пустой этот наш разговор. Все равно нет сейчас того, кто мог бы повести за собой. Кто мог бы – тех ОНИ уже дано убрали. Мы великоколоссы, не умеем объединяться ЗА кого-нибудь. Мы скорее друг другу глотки перегрызем, чем признаем своего великоколосса главнее себя. Зато мы очень хорошо дружим ПРОТИВ кого-нибудь. Тут уж мы все едины. Сейчас мы не любим боблинов за то, что те преуспевают там, где мы, великоколоссы, слабы. Но скинь боблинов, и наше великоколосское братство рассыплется. Меняться с боблинами местами для меня, например, нет никакого смысла. Меня, в общем-то, моя жизнь устраивает. Что может предложить тот, кто пойдет против НИХ? Опять вернуться назад, к Уравнительной церкви? Так это мы только по молодости лет считали ее самой лучшей. А что нам дала Уравнительная церковь за нашу пролитую кровь, за храбрость и самоотверженность? Ордена и медали? Так их ведь на хлеб не намажешь и от дождя ими не прикроешься. Еще квартиру мне дали, в которой сейчас Афанасий живет. Так ему одному в той квартире тесно, а мне ее дали на всю семью: мне, жене и двум детишкам. И еще я благодарить должен был уравнителей за эту подачку, ведь другим вообще отдельных квартир не досталось, в общежитиях продолжали ютиться. Так ведь, Захар?

– Ну да, жили в общежитиях. И хорошо жили, счастливо. Влюблялись, женились, детей заводили. Так у нас тогда и мыслей не было, что можно жить как-то по-другому.

– А сейчас я себе за городом хороший дом поставил. Семью обеспечил. И ты, Захар, тоже. И даже ты, Афанасий. Ну, отобрали у тебя родительский дом в деревне. Жалко, конечно, так сказать, родовое гнездо. Но дом твой все равно был старой развалиной. А в городе мы тебе скоро хорошую квартиру купим. Мог ты при власти уравнителей вот так просто взять и купить себе квартиру? А машину? Вот то-то и оно! Так что, выходит, нам надо благодарить нынешнюю боблинскую власть за то, что мы имеем возможность хорошо зарабатывать и покупать то, что хочется. Вот сейчас мы в баньку поедем, и жизнь наша покажется совершенно распрекрасной. Чего еще нам желать? Ну, поехали! Давай и ты, Афанасий, с нами! Развеем нашу печаль-тоску!

Однополчане встали из-за стола и начали собираться. Я решил, что дальше следить за ними, тем более, ехать в баню, нет никакого смысла. Все, что мне было нужно, я уже услышал. Конечно, это было не совсем то, на что я рассчитывал. Организация бывших военных оказалась типичной «крышей». Несмотря на то, что люди ощущали обиду за отданную боблинам и разграбляемую Колоссию, противодействовать этому они не собирались. Все в точности так, как написано в «Дао-дэ-цзин»: «Верные слова не изящны. Красивые слова не заслуживают доверия. Добрый не красноречив. Красноречивый не может быть добрым.»

То, что Тимофей Пахомович и Захарий Ефимович прияли меня за киллера-самоучку, пожалуй, было даже хорошо. Они не станут настойчиво разыскивать меня и беспокоиться из-за того, что я не сразу выйду на связь. А если я сам им позвоню, они не слишком удивятся. Какую пользу я могу извлечь из этого знакомства? Пока у меня не возникало никаких идей. Но Ассоциация охранных предприятий «Стена» в любом случае будет у меня на заметке.

Я посмотрел, как четыре человека вышли из клуба. Афанасий закрыл дверь. Тимофей Пахомович, Захарий Ефимович и Афанасий поехали в одной машине, генерал Старопутов на своей – следом за ними. Несмотря на выпитый алкоголь, никто из людей не побоялся сесть за руль. Настоящие великоколоссы всегда нарушали правила дорожного движения. Это была своего рода национальная традиция.

В задумчивости я неторопливо пошел в сторону Нагадинской улицы. В услышанном мной разговоре прозвучала одна важная вещь, о которой я раньше как-то не задумывался. Когда-то я пообещал уничтожить боблинский мир лжи и несправедливости. Но какой мир я могу предложить взамен? И где я возьму честных обитателей для этого мира? Каждое новое поколение посредством воспитания, обучения и личного опыта приспосабливалось к миру, основы которого были заложены много тысячелетий назад. Личности людей и боблинов были искривлены и искорежены, чтобы вписываться в окружающий мир, как ключ должен иметь выступы и вырезы, чтобы соответствовать замку. Так что если постепенно изменять мир вместе с его обитателями, выравнивать острые углы взаимной ненависти, выпрямлять изгибы лжи, заполнять провалы недоверия и непонимания, то на это потребуется не меньше тысячелетий, чем насчитывает существующая цивилизация.

Или же я должен исполнить свою миссию Судьи и Палача? Пройти по Изначальному миру во гневе своем? По своему усмотрению уничтожить всех, кого признаю виноватыми, и оставить тех, кого посчитаю правыми? Конечно, мне хотелось бы поскорее искоренить зло. Вернее, искоренить то, что я называл злом. Но для этого надо было стать злом еще большим, таким абсолютным властелином, в сравнении с которым все исторические тираны и диктаторы показались бы образцами человеко– и боблинолюбия. Решиться на такое было нелегко. А, начав действовать, уже нельзя было бы остановиться. Конец света может быть отложен или отменен, но не прерван.