– Спариваются! – догадался Дмитрий, – Они спариваются.
Яса демонстративно закатила глаза, но промолчала.
А Дмитрий вдруг ожил. Пришло, наконец, разумное объяснение происходящего, и даже сил, казалось, прибавилось.
– Это же хорошо, – быстро зашептал он, – это нам на руку. Им сейчас не до нас. Да им вообще сейчас ни до чего! Надо просто тихонько пробраться мимо…
– Не выйдет, – осадила его Яса, не переставая пристально следить за творящейся вокруг оргией, – они во время гона жуть, какие голодные. Жрут всё подряд. Даже своих. А ещё у них нюх. Это пока они нас не учуяли. А вот когда учуют…
Будто этих её слов и дожидался, самый близкий к ним со стороны шерпа червь замер, сделал стойку и быстро-быстро начал раздуваться, делаясь похожим на кривой аляповатый дирижабль.
– В сторону, – уже не таясь, скомандовала Яса, выпуская на волю плети, – пригнитесь. Оба! Быстро!
Червь с хлопком сжался до прежних размеров, а в сторону троицы метнулась большая, с человеческую голову, сопля, на лету разворачиваясь в широкую вращающуюся сеть.
– Пригнитесь!
Сеть просвистела мимо, вырвав у нерасторопного Дмитрия клок волос с макушки, и со шлепком впечаталась в бок соседней твари. Тот дёрнулся, вытянулся и тоже принялся пухнуть.
– Всё, – сказала Яса, – поздно.
Развернулась к Дмитрию и чётко произнесла:
– Двигайтесь к расщелине. Старайтесь держаться в центре круга. Понятно?
– Нет, – честно ответил Дмитрий. Его трясло. – Какого круга?
Яса не стала повторять, но неожиданно задорно подмигнула мужчине.
– Ничего, дядя Дима. Прорвёмся. У нас же всё по-честному.
И прыгнула к ближайшей колыхающейся белёсой туше, на лету разворачиваясь и очерчивая вокруг себя взвившимися плетьми два мерцающих колеса.
Человек, лишённый воображения, наверняка назвал бы это дьявольским боевым танцем. Да, именно так и сказал бы человек, лишённый воображения. Потому что на танец это не походило совершенно. Раз за разом по дуге огибала Яса оставшихся в центре безумной вакханалии мужчин, увеличивая радиус и медленно, но неуклонно продвигаясь в сторону расщелины. Она прыгала, кувыркалась, умудрялась делать сальто, каталась по земле, просто перебегала с места на место и даже замирала, если того требовала неподвластная наблюдателям логика боя. И все эти кульбиты сопровождались безостановочным кружением плетей, мгновенно отзывавшихся на любой, даже мысленный приказ хозяйки, упивавшихся свободой, тонкой гранью отделяющей жизнь от смерти. Плевки паутины, нацеленные то на девочку, то на Дмитрия с шерпом, а то и на всех одновременно, всякий раз взрывались в воздухе и опадали мокрой грязной ватой.
Несколько раз, не успевая или наоборот играя на опережение, Яса хлестала по колышущимся телам, из которых тут же начинало сочиться белое с красными прожилками, похожее на гной с кровью.
До расщелины оставались считанные шаги, и Дмитрий уже готовился рвануться вперёд, подхватить девчонку и забиться в недоступное для гадов узкое пространство в скале, когда одна червячья сопля достигла цели, вцепилась мёртвой хваткой в лодыжку Ясы и сбросила её на землю.
Девочка упала, словно брошенная обиженным ребёнком кукла, и замерла.
Сам себя не помня от ужаса, жалости, гнева и страха, Дмитрий оттолкнул жавшегося к нему шерпа, подбежал к Ясе, обмякшей и бездыханной. Упал на колени. Потом зарычал, обречённо, утробно. Осмотрелся, схватил валяющуюся рядом безжизненной ленточкой ясину плеть и принялся орать, с бешеной силой раскручивая её над головой. Орать истошно, отчаянно, как в первый миг рождения. Как в последний миг боя.
Может быть, помогло это, а может, просто ошарашенные нетипичным поведением жертвы, черви переключились на более безопасную добычу, но девочку Дмитрий до расщелины донёс, стараясь не оглядываться, чтобы не видеть, как под грудами грузных тел исчезает спелёнутый с ног до головы агонизирующий шерп.
Они просидели в укрытии почти до сумерек и решились выбраться только тогда, когда последние черви, дожевав менее удачливых собратьев, удовлетворённо хлюпая телесами, расползлись, по тоннелям.
Ясу ещё пошатывало от усталости и удара, но она вытребовала себе минуту и скрылась в ближайшем жерле. Адреналин, полдня державший Дмитрия на пределе возможностей, отпустил, и он почувствовал, что ему тоже не мешает уединиться.
– Откуда они взялись? – спросил Дмитрий девочку, когда она вернулась, с сожалением рассматривая раздавленную рукоять плети.
Он сидел на каменном полу пещеры, прислонившись спиной к холодной влажной стене и думая, что не сможет больше никуда идти. Девочка села рядом, ещё раз взглянула на растерзанную плеть и отбросила её.
– Черви? Похоже, всегда тут жили, – сказала она слабым голосом. – Глубоко жили. Очень глубоко. Может, спали. А потом пришли люди. Много шума, много пищи. Вот и выползли. И никаких загадок. Кто-то головой попортился, кого-то черви сожрали. Ты, – она подняла на него взгляд, – ты это хотел узнать? Это искал?
Дмитрий смутился.
– И да, и нет, – проговорил он, наконец. – Не складывается здесь что-то. Видишь ли, Яса, люди, поселенцы, не пропадали бесследно.
Девочка насмешливо подняла брови.
– То есть, некоторые, конечно, пропадали, – поспешил исправиться Дмитрий. – Но большая часть вернулась на Землю и в колонии.
– И?
– Странность в том, что никто из поселенцев, покинувших планету, как бы это сказать, – Дмитрий пощёлкал пальцами, подыскивая понятное объяснение, – никто не вернулся к своей прежней жизни. Понимаешь? К семье, к друзьям. Даже в родные места ни один не заехал. Ни на день, ни проездом.
– А тебе-то что стого, дядя Дима?
Дмитрий помолчал, потёр руками глаза, и без того красные и воспалённые.
– У меня брат был здесь год назад, – сказал он, наконец. – Он покинул планету. Я знаю, я проверял. Но вот к нам так и не вернулся. Даже сообщение не отправил. Вообще ничего, понимаешь? Просто пропал. Мне кажется, здесь что-то происходит с людьми. Что-то необратимое, не дающее им остаться собой, – он сбился, улыбнулся чуть виновато, спросил. – Я, наверное, путано объясняю, да?
Яса шмыгнула носом, поднялась.
– Пошли, дядя Дима, – сказала она, протягивая ему руку, – тут рядом совсем короткий путь есть. Раньше я бы по нему не повела, но сейчас, после гона… Пошли.
После суток блуждания по затхлым тоннелям воздух на вершине материка казался сладким на вкус. Дмитрий остановился, с наслаждением вдохнул полной грудью и… закашлялся.
– Здесь всегда туман? – спросил он девочку.
– Это не туман, – ответила она, – это облака.
– Я на вершине мира! – сказал Дмитрий. – Нет, лучше так: я в облаках!
Голос, как и любые звуки, вяз в молочно-белой, играющей светотенью взвеси. Получилось глухо и не смешно.
– Вот мы и на месте, – произнесла Яса, останавливаясь и пропуская мужчину вперёд.
– В каком смысле? – не понял тот. Глупая улыбка никак не хотела исчезать. Взгляни на них сейчас кто-нибудь со стороны, без сомнения подтвердил бы, что Дмитрий в этот момент гораздо больше походил на подростка, чем стоящая рядом девочка.
– Это и есть Место, – пояснила Яса. – Вот, смотри.
Дмитрий посмотрел.
Лёгкое дыхание слабого ветерка смахнуло прямо перед ним мутную пелену, и мужчина увидел висящий в воздухе на уровне его головы шар. Зеркальный.
И Дмитрий поверил. Сразу и безоговорочно. Потому что в это невозможно было не поверить. Немыслимо. Недопустимо. Преступно не поверить.