Место, где все заканчивается

5

Полковник Жук никогда не повышал голос – ни на подчиненных, ни тем более на начальство. С его морщинистого лица не сходило выражение приветливой вежливой внимательности. Щеточка седых усов полковника была всегда аккуратно подстрижена, а седая челка столь же аккуратно зачесана набок. Тот, кто впервые видел перед собой Старика, мог бы принять его за доброго дедушку, но опера́ прекрасно знали, какая жесткая сущность кроется за этим мягким обликом.

– Мария Александровна, поясните еще раз, для вновь прибывших, – попросил Старик, когда в кабинет вошли криминалист Паша Скориков и судмедэксперт Лаврененков.

– Все просто, – сказала Маша. – Убийца поставил пластиковый стакан на край аппарата искусственного жизнеобеспечения, так, чтобы половина донышка стакана свисала над краем. Но в стаканчике была не вода – там был кусок льда. Панель аппарата была теплой, лед начал таять. Как только он подтаял, образовавшаяся вода перетекла на другую сторону стаканчика, тот потерял равновесие и перевернулся. Вода из него выплеснулась, и произошло короткое замыкание, которое вывело аппарат из строя. Вот и вся загадка.

– У него была масса способов убить Черновца, – сказал полковник Жук, – но он предпочел самый экзотический. О чем это говорит?

– О том, что он – игрок, – сказала Маша. – Задачка, которую он нам задал, была элементарной. Он проверял наш уровень интеллекта. Он хотел посмотреть, как мы с ней справимся. Поэтому он и не ушел из больницы сразу – хотел насладиться зрелищем нашего позора.

– Да уж… – Старик задумчиво пристукнул карандашом по крышке стола.

Данилов посмотрел на Машу странным взглядом:

– Слушай, Марусь, а как ты его вычислила?

– Лукьянова?

– Да.

– Фокус со стаканчиком и куском льда был очевиден. Лукьянов входил в палату за несколько минут до появления там медсестры. Следовательно, убийцей был либо он, либо медсестра. – Маша пожала плечами. – Медсестру ты видел сам. На убийцу она не похожа, даже если предположить у нее наличие огромного актерского таланта.

– Да уж, – хмыкнул Стас. – На леди Макбет она точно не тянет.

– Остался Лукьянов. Я его спровоцировала – он «повелся». Вот и все.

Стас вздохнул:

– Жаль, что упустили гада! Я позвонил матери медбрата Лукьянова. Она не видела сына уже месяц. Утверждает, что он снимает где-то квартиру. Я попытался пробить по базе, но не получилось. По-видимому, Лукьянов снимает жилье неофициально, без договора и регистрации. Так что нам придется изрядно повозиться, чтобы найти его новое место обитания.

– Повозитесь, – сказал полковник Жук. – Подключите еще кого-нибудь. Вот хоть Анатолия.

Толя Волохов сдвинул брови и кивнул в знак согласия. Полковник перевел взгляд на Пашу Скорикова:

– У вас какие новости?

– На лоскуте ткани, найденном на мусорном баке, обнаружены частицы касторового масла. А также тальк.

– Это все?

– Все, – кивнул Паша.

– И что это, по-вашему, значит?

– Трудно сказать. Обычно касторовое масло применяют в медицине как слабительное средство. А также в косметике, при уходе за кожей лица.

– Класс, – тихо и насмешливо проговорил Данилов. – Наш убийца – Нарцисс, страдающий запором!

Оперативники заухмылялись. Старик кашлянул в кулак, прерывая общее веселье, и посмотрел на Машу:

– Мария Александровна, что вы скажете?

– Я навела кое-какие справки о Черновце. Он был довольно-таки неоднозначной фигурой. С темным прошлым и не слишком прозрачным настоящим. С подчиненными был строг и даже жесток. Семьи не имел. Последние два года занимался благотворительностью. Увлекался коллекционированием антиквариата. Говорят, что в последние несколько месяцев Черновец много времени проводил в церкви. Я хочу наведаться туда и поговорить со священником, который был его духовником.

– Что ж, это может помочь, – согласился Старик.

– Андрей Сергеич, можно? – подал голос Стас Данилов.

– Да, Станислав Сергеевич, конечно.

– Я тут побеседовал со слугами Черновца…

– Капитан, – вежливо осадил его Старик.

– Простите, с его наемными работниками. Мне показалось, что водитель Черновца темнит. Я как следует прижал его, и парень рассказал, что примерно за полчаса до того, как Черновца хватил удар, он был с девушкой.

– Черновец? – уточнила Маша.

Стас покосился на нее и хмыкнул:

– Ну, не водитель же!

– Тогда выражайся яснее.

– А ты не занудствуй. – Он вновь повернулся к полковнику: – Девушка была журналисткой, подцепил ее наш бизнесмен и политик на пресс-конференции в Домжуре. Привез домой, отослал водителя, уединился… А примерно через полчаса к нему приехал секретарь, чтобы напомнить о какой-то встрече. Дозвониться он до Черновца не смог – тот не брал трубку, вот и приехал лично. О том, что было дальше, вы уже знаете.

– Что насчет других свидетелей? – поинтересовался Старик.

– Охранники в Домжуре тоже видели, как девушка садилась в машину Черновца. Но внешность ее никто толком не запомнил, потому что девушка была в темных очках. Мы попробовали составить фоторобот, но из этого ничего не вышло. Одно ясно – девушка была высокого роста, блондинка. Но в наше время каждая вторая девушка может считаться высокой, а превратить брюнетку в блондинку и обратно – дело одной минуты.

– Личность журналистки установить пробовали?

– Да, Андрей Сергеич. Потратили на это с Толей уйму времени, но это бесполезно. Там у них многие журналисты приходили без формальной регистрации. Черновец хотел казаться демократом и распорядился впускать всех, кто придет на встречу – даже без предъявления документов.

– Значит, теперь у нас уже двое подозреваемых, – спокойно произнес Старик. – Медбрат Лукьянов и неизвестная журналистка.

– Андрей Сергеевич, на мой взгляд, записывать девушку в подозреваемые совсем не обязательно, – возразил судмедэксперт Лаврененков. – В организме Черновца мы не нашли никакого намека на отравляющие вещества. – Даже следов лекарств нет. Кровь его была чиста как у младенца, если не брать в расчет алкоголь. Вполне возможно, что девочка просто хотела переспать с богатым известным человеком, но тот не выдержал сексуального напряжения и пал, сраженный зарядом адреналина. Ну а девушка испугалась и удрала, что вполне объяснимо в такой ситуации.

– И отпечатки за собой стерла, – сказала Маша.

– Вообще-то нет, – вступил в разговор Толя Волохов. – Водила признался, что отпечатки стер он. И бокалы из-под шампанского помыл.

– Зачем? – прищурился Старик.

– Не хотел позорить шефа.

– Н-да… – Полковник задумчиво побарабанил пальцами по столу. Взглянул на часы. – Кто-нибудь хочет еще что-нибудь сообщить или предположить?

Оперативники переглянулись и пожали плечами.

– На данном этапе у нас больше ничего нет, – ответила за всех Маша.

– В таком случае продолжайте работать, – сказал полковник. – Совещание закончено, все свободны.

6

В церковном скверике великовозрастный детина измывался над мальчишкой, держа его за шиворот и отвешивая ему тумаки. В углу рта детины дымилась сигарета.

– Ты что творишь, отрок? – громко крикнул отец Иоанн.

– Не лезь, поп, – лениво отшил его детина, лениво сплюнул на асфальт и вновь повернулся к своей жертве.

Отец Иоанн поднялся со скамейки и неспешно подошел к верзиле.

– Обижая слабого, рискуешь нарваться на сильного, – назидательно произнес он.

Верзила повернулся к священнику и ухмыльнулся:

– Да ну? И че ты мне сделаешь?

Отец Иоанн молниеносным движением сгреб парня за шиворот и так встряхнул негодяя, что сигарета выпала у того изо рта, а в карманах куртки звякнула мелочь.

– Если не умеешь слушать ушами, подвергаешь опасности всю голову, – прогудел отец Иоанн.

– Я…

– Ты думаешь, что ты – волк, но ты – лишь заблудшая овечка, вообразившая себя волком! Ты меня понимаешь?

Он еще раз тряхнул хулигана.

– Да! – завопил тот.

– Тогда верни ему деньги.

Верзила послушно сунул руку в карман, вынул мятую купюру и протянул ее мальчишке. Тот робко глянул на отца Иоанна. Отец Иоанн ободряюще ему улыбнулся. Мальчик взял деньги.

– Вот так. – Отец Иоанн отпустил ворот хулигана. – Теперь ступай и больше не греши.

Маша, вошедшая в скверик за несколько секунд до начала этой воспитательной экзекуции, узнала отца Иоанна сразу. Он полностью соответствовал описанию: высокий, сутуловатый, с длинными светлыми волосами и такой же светлой бородкой.

– Я вижу, вы умеете работать кулаками, – сказала Маша, остановившись возле скамейки.

Отец Иоанн посмотрел на нее, вздохнул и задумчиво изрек:

– Насилие – грех, даже когда совершаешь его во благо.

– Но ведь Христос умел действовать не только словом, но и бичом, – возразила Маша. – Он изгнал бесов из одержимого. И прогнал из храма менял.

Отец Иоанн вздохнул вторично. Поднял голову, посмотрел на кроны деревьев и изрек:

– Изгоняя беса из другого, опасайся, как бы этот бес не вселился в тебя.

– Но разве плохо, если вместо того, чтобы подставить злодею левую щеку, дашь ему сдачи? Или лучше – уничтожишь его. Возможно, это спасет кому-нибудь жизнь!

Отец Иоанн сдвинул белесые брови.

– Проблема не в том, дашь ты ему сдачи или нет, – тихо сказал он, – а в том, что зло дремлет в каждом из нас. До поры до времени оно связано, заковано по рукам и ногам. Верой, страхом, совестью – у кого как. Но насилие, даже совершенное во благо, развязывает злу руки, и тогда оно овладевает тобой. – Он внимательно посмотрел на Машу и вдруг сказал: – Кровь трудно смывается с одежды. Но грех с души – еще труднее.

Лицо священника погрустнело, как, вероятно, происходило всякий раз, когда ему приходилось сталкиваться с темной стороной человеческой сущности.

– Отче, – снова заговорила Маша, – простите, что не поздоровалась и не представилась. Меня зовут Мария Александровна Любимова. Я майор полиции, работаю в уголовном розыске.

– Вот оно что. – Отец Иоанн чуть прищурил голубые глаза. – Никогда бы не подумал! Вы не похожи на полицейского.

– А на кого я похожа?

– На артистку. На фотомодель. Впрочем, я не знаком с фотомоделями и не очень хорошо представляю, как они выглядят в жизни.

– Они на порядок красивее меня. И сантиметров на десять выше.

– Мне кажется, вы себя недооцениваете. Впрочем, вам виднее.

Маша улыбнулась:

– Спасибо на добром слове. Я хотела с вами поговорить об одном деле. Мы можем присесть?

– Конечно.

Они сели на скамейку.

– Отче, я хочу поговорить с вами об одном человеке. Его имя – Владимир Маркович Черновец. Вы с ним были знакомы, верно?

Священник приподнял брови:

– Был?

– Черновец умер.

Отец Иоанн хрипло вздохнул и уточнил рассеянным глухим голосом:

– Когда?

– Сегодня утром.

Священник помолчал, глядя на деревья, и коротко уточнил:

– Это из-за инсульта?

– Не совсем. Аппарат искусственного жизнеобеспечения вышел из строя.

– Вышел? – Отец Иоанн прищурился. – А разве такое бывает?

– Скажем так: у нас есть основания полагать, что аппарату «помогли».

– Вот оно что. – Священник нахмурился. – Что ж… Да смилостивится Господь над его грешной душой. Царствие ему небесное, которого он, боюсь, никогда не увидит.

Отец Иоанн перекрестился. Маша взглянула на него острым пронзительным взглядом.

– Необычные слова для священника, – сказала она.

– Уж какие есть, – спокойно отозвался отец Иоанн. – Других Черновец просто не заслуживает.

– Могу я узнать, почему?

Он качнул головой:

– К сожалению, нет.

– Но я пришла сюда поговорить о нем.

– И напрасно. Я не хочу о нем говорить. Если это все, то я…

– Вы – его духовник, – сказала Маша.

Щека отца Иоанна дернулась.

– Уже нет, – парировал он. – И не по причине его смерти. Я снял с себя сие священное бремя еще месяц тому назад.

Любимова смущенно отвела взгляд.

– Я видела фотографию, где вы с ним стоите рядом и улыбаетесь, – сказала она. – Вы выглядите как два лучших друга.

– Это было давно. – Отец Иоанн помолчал немного, затем тихо и с явным неудовольствием проговорил: – Этот человек был сущим исчадием ада! На него не распространялись ни божеские, ни человеческие законы.

– Что же он такого натворил? – спросила Маша.

Отец Иоанн усмехнулся:

– Лучше спросите, чего он не творил. Душа этого человека была чем-то вроде черной дыры. Она не испускала света и не имела дна.

– Черновец занимался благотворительностью, – напомнила Маша.

– Попытка купить себе индульгенцию… – нахмурившись, проговорил священник. – Прощение всех грехов – и прошлых, и будущих.

– Отец Иоанн, что вы о нем знаете? И что я как полицейский, расследующий обстоятельства гибели Черновца, должна о нем знать?

Священник помолчал, холодно, из-под насупленных бровей, поглядывая на Машу. А затем произнес глухим, недружелюбным голосом:

– Вам знакомо такое понятие – тайна исповеди?

– Знакомо.

– Тогда вы понимаете, что я ничего не могу вам сказать.

– Я не прошу, чтобы вы выдали мне личные секреты Черновца. Но если у вас есть какие-то подозрения или догадки, касающиеся его смерти…

– Все, что я о нем знаю, открылось мне во время его исповедей, – сказал отец Иоанн. – Никакого другого общения у нас с ним не было.

Несколько секунд оба молчали. Отец Иоанн прервал молчание первым.

– Напрасно вы занимаетесь этим делом, – сказал он. – Черновец получил то, на что давно напрашивался. А если хотите узнать мое мнение, то я твердо скажу: его смерть – не дело человеческих рук!

Маша удивленно моргнула:

– Хотите сказать, что за ним приходил сам дьявол?

– Дьявол существует не только в сказках и Священном Писании. Он – такая же физическая данность, как и мы с вами. Вы видели его тысячу раз, но не отдавали себе отчета в том, что именно вы видите.

– Я видела много злодеев, но они были людьми, – сказала Маша.

Священник пристально посмотрел ей в глаза и тихо, задумчиво произнес:

– Дьявол ходит среди нас неузнанным.

– Разве это говорится не про Иисуса?

– Про Иисуса. Но что есть Дьявол, как не обезьяна Бога, пародирующая все его деяния?

В сумочке у Маши зазвонил телефон, она достала трубку, посмотрела на экран дисплея, на котором было написано «Мама», нахмурилась и отключила связь. Вздохнула и спросила прямо:

– За что убили Черновца? Какую тайну он унес с собой в могилу? Я не прошу от вас прямого ответа, но хотя бы намекните!

Некоторое время отец Иоанн молчал, затем недовольно посмотрел на Машу и ответил:

– Задумайтесь над тем, почему он попал в больницу.

– У него был инсульт.

– Да, но, быть может, этот инсульт что-то спровоцировало? Поговорите с теми, кто был рядом с ним в тот роковой день. И еще – корни многих бед тянутся из прошлого. Грехи не рождаются в одночасье.

– Что это значит? Черновцу за что-то отомстили?

– Я этого не говорил.

– Тогда что?

– Вы верите в то, что дьявол помогает человеку достичь успеха?

– Смотря в чем.

– Успех чаще всего связан с делами грязными и греховными.

– Не уверена, что это так. Но если вы попробуете мне объяснить…

– Простите, больше я ничего не могу вам сказать, – перебил ее отец Иоанн. – Вы кажетесь мне хорошим человеком, Мария Александровна. Мой вам совет: держитесь подальше от Черновца и всего, что с ним связано! Иначе…

Он замолчал, и Маша уточнила:

– Иначе что?

– Иначе вы рискуете потерять не только жизнь, но и душу. Прощайте, и храни вас Господь!

Отец Иоанн поднялся со скамейки, перекрестил Машу, повернулся и зашагал к церкви.

Неизвестно почему, но Машу охватила злость.

– Я найду убийцу! – громко сказала она вслед священнику.

Отец Иоанн на секунду остановился, взглянул на Машу через плечо, отвернулся и зашагал дальше. Во взгляде его Любимова прочла сожаление.

Маша достала из сумочки телефон и набрала номер Стаса Данилова.

– Слушаю! – откликнулся тот после первого же гудка.

– Стас, я встретилась со священником.

– И что он рассказал?

– Ничего конкретного. Насколько я поняла, он уверен, что Черновца убил дьявол.

Стас хмыкнул:

– А ты в этом еще сомневалась? Когда медбрат Лукьянов прыгал в окно, я успел заметить у него копыта и хвост.

– Стас, я серьезно!

– Я тоже. Этот тип спрыгнул с третьего этажа – спорхнул как птичка и приземлился тоже как птичка. А потом прошел сквозь стену, не оставив следов. По-твоему, люди на такое способны?

– Насчет «не оставив следов» – это ты погорячился. У нас есть клочок его толстовки со следами талька и касторового масла. Кстати, Паша Скориков ничего нового не нарыл?

– Вроде нет.

– А как насчет медбрата Лукьянова? Адрес уже есть?

– Пока нет. Но я на правильном пути. Ты уж мне поверь.

– Ни секунды в тебе не сомневалась. Слушай, священник намекнул на то, что инсульт случился с Черновцом не просто так. Он посоветовал обыскать квартиру Черновца и поискать тайник или сейф.

– Да ведь искали уже. И сейф нашли. Только из него ничего не пропало.

– Так-то оно так, но… вдруг что-то все-таки пропало?

– Продолжай, – сказал Данилов.

– Нечего продолжать, Стасис. Отец Иоанн не сказал ничего конкретного, сославшись на тайну исповеди. Ну а у тебя есть что-нибудь новое?

– Нет, Марусь. Пока полный голяк.

– Ладно. Тогда до связи.

– До связи!

7

Это был трудный день. Но любой день, даже самый тяжелый, когда-нибудь заканчивается. Для Маши Любимовой он закончился, как всегда, в уютной трехкомнатной квартире, расположенной в Марьиной Роще.

Скинув сапоги, Маша уселась в кресло и с удовольствием водрузила гудящие ноги на мягкий пуфик. Прикрыла глаза, намереваясь десять минут посидеть не двигаясь и наслаждаясь покоем, но уже через минуту затрезвонил телефон. Маша, не открывая глаз, нашарила правой рукой сумочку, достала мобильник и, нажав на кнопку связи, поднесла его к уху:

– Да.

– Ма, это я! – услышала она звонкий голос сына Митьки. – Не могу вспомнить: говорил я тебе, что переночую у Витьки Малышева, или нет?

– Говорил.

– А, ну тогда все в порядке.

– Дай трубку его маме.

– Щас! Инна Сергеевна, моя мама хочет с вами поговорить!

В трубке зашуршало, потом женский голос – такой же усталый, как у Маши, – произнес:

– Здравствуйте, Мария Александровна!

– Добрый вечер! Инна Сергеевна, мой оболтус не очень сильно вам там мешает?

– Да что вы, нет, конечно. Они с Витей уже поужинали и теперь играют в видеоигры.

– Пусть не засиживаются, ладно?

– Конечно. Я прослежу, чтобы они легли спать до одиннадцати. А завтра, часам к девяти, завезу его к вам, хорошо?

Боже! Вставать в девять часов утра, и это в субботу! Маша поморщилась.

– А… попозже можете? – пробормотала она и прикусила губу.

В трубке на пару секунд повисла тишина, а затем Витькина мама спокойно произнесла:

– Конечно. Часикам к одиннадцати?

– Да, это будет в самый раз. Спасибо вам!

– Не за что.

– Доброй ночи!

– Доброй ночи!

Маша отключила связь и вздохнула. Ну вот – избавилась от сына. Да еще и попросила привезти его как можно позже. Какая же ты пройдоха, Любимова!

И все же Маша не чувствовала себя виноватой. Теперь можно будет провести с Глебом приятный романтический вечер. И самое главное – сделать это не в спальне, а в гостиной, о чем Маша мечтала с тех пор, как Глеб соорудил в гостиной камин и расстелил перед ним белый пушистый ковер из великолепно выделанной овчины.

Глеб пришел через час. Открыв дверь, Маша окинула взглядом его продрогшую и промокшую под дождем фигуру и всплеснула руками:

– Господи, ты похож на мокрого воробья!

– Иногда даже орлы выглядят воробьями, – гордо сказал Глеб, юркнув в прихожую. – Машину пришлось припарковать далеко от подъезда. А на улице ливень.

– Снимай куртку!

– Угу.

Маша помогла ему стянуть мокрую куртку.

– А теперь быстро в ванную! – приказала она. – И под горячий душ!

– Да, но я бы сначала…

«…Выпил чего-нибудь крепкого», – хотел было сказать Глеб, но не договорил.

– Никаких возражений, – сказала Маша с напускной строгостью. – Я не допущу, чтобы ты умер от воспаления легких! Мокрую одежду оставишь в ванной. Я принесу тебе халат.

Горячий душ пошел Глебу на пользу. Его загорелые щеки слегка порозовели, темные волнистые волосы были зачесаны назад, открывая высокий аристократический лоб.

Закутавшись в красный мягкий халат, который ему подарили где-то в Азии, Глеб развалился в кресле и перевел дух. Маша присела на подлокотник кресла и провела ладонью по его влажным волосам.

– Устал?

– Угу. – Глеб взял ее руку и поцеловал. – Набегался, как собака. Но кому я об этом говорю! У тебя самой работа собачья.

Маша улыбнулась и покачала головой:

– Меня везде возят на машине. Я даже «баранку» сама не кручу. И поклонницы мне не досаждают.

Она высвободила руку из его ладони и встала.

– Ты куда? – спросил Глеб.

– Сделаю тебе кофе. Тебе как всегда – с двумя ложками сахара?

– Угу.

– Сахар – это яд.

– Из твоих рук я готов принять даже яд. – Глеб прикрыл глаза.

– Если ты голоден, я могу нажарить блинов. У нас в холодильнике осталась икра.

– Не хочется, – сказал Глеб. – Я поужинал в ресторане. – Он потянулся. – Лягу сегодня спать пораньше. Завтра тяжелый день. К тому же вечеринка в Доме кино.

Маша остановилась. Черт, она совсем забыла про презентацию! А ведь уже и вечернее платье куплено. Маша представила, как она будет слоняться по залу с бокалом шампанского в руке среди незнакомых людей, и поморщилась.

– Слушай, Глеб, – осторожно начала она, – может, я не пойду на эту вечеринку?

Глеб открыл глаза и строго на нее посмотрел.

– Повтори!

Маша виновато улыбнулась:

– Ну, что я там буду делать? Я же не тусовщица. И вечернее платье уже лет двести не надевала.

Глеб вздохнул:

– Маш, ну что я там буду делать без тебя?

– То, что делаешь всегда. Познакомишься с какой-нибудь длинноногой грудастой дамой лет двадцати…

– Меня вполне устраивает длина твоих ног, – отрезал Глеб. И добавил с улыбкой: – Не говоря уже про дивную форму твоей груди.

– Льстец. – Маша вздохнула. – Ладно, потащусь на твою вечеринку. Только сделай так, чтобы я потом об этом не пожалела, ладно?

– Ладно.

Блины она все-таки пожарила. Каким бы сытым ни приходил домой журналист Глеб Корсак, но перед сном он всегда перекусывал, поскольку не любил засыпать голодным.

– Я была сегодня у отца, – сказала Маша, подперев рукою подбородок и наблюдая, как Глеб поедает блинчики.

– У Александра Вадимовича?

Она хмыкнула:

– А у меня есть какой-то другой отец?

– Кто тебя знает. Ты очень загадочная женщина, Любимова. Женщина-тайна!

– Только не для тебя.

Глеб положил себе в тарелку еще один блинчик, намазал его икрой.

– И как поживает дядя Саша? – осведомился он.

– Ругает американцев и ревматизм.

– Неизбежное зло, – сказал Глеб и отправил в рот кусок блинчика.

– Американцы или ревматизм?

Глеб усмехнулся, но не ответил. Доел блинчик и отодвинул пустую тарелку.

– Ладно, Маш, пойду на боковую. Завтра будет трудный день. Ты тоже долго не засиживайся.

– Постараюсь, – сказала Маша.

Глеб встал из-за стола, поцеловал ее в щеку, выпрямился и усталой походкой отправился в душ. Маша грустно посмотрела ему вслед.

Всю жизнь Маша считала, что писательство – самая спокойная и неспешная профессия. Но с тех пор как Глеб стал писателем, беготни у него только прибавилось.

Издательство сделало ставку на его книгу, обеспечило ей мощное рекламное продвижение. Так или иначе, но если раньше Маша видела своего любимого хотя бы два часа в день, то теперь их общение свелось к совместному ужину пару-тройку раз в неделю. Лишь изредка – как, например, сегодня – им удавалось пересечься где-нибудь днем и вместе пообедать.

Маша вздохнула. Похоже, романтический вечер придется отложить. Что ж, она это переживет. В конце концов, женщины не так сильно нуждаются в плотской любви, как мужчины. Определенно.

Маша уселась за письменный стол, надела очки, протянула руку к музыкальному центру и включила негромкую музыку. На этот раз ее выбор пал на вещицу «A face without a name» Билла Эванса. К джазу Машу приохотил Глеб, и теперь она не понимала, как могла раньше жить без этой музыки. Ведь под джаз ей не только хорошо отдыхалось, но и думалось лучше.

Под нежные, трогательные звуки прекрасной мелодии Маша принялась набрасывать в тетради схемки.

Глеб подошел сзади, бесшумно. Когда он обнял ее, Маша вздрогнула.

– Как насчет того, чтобы опробовать ковер перед камином? – спросил он.

– На предмет?

– На предмет его мягкости.

Маша улыбнулась и поежилась.

– Ты собираешься меня соблазнить?

– А у меня получится?

– Конечно. – Она посмотрела на него снизу вверх и усмехнулась: – Какая девушка в здравом рассудке может отказать такому красавчику?

Глеб наклонился и поцеловал ее в приоткрытые губы. Затем – без предупреждения, одним сильным движением – поднял ее на руки и отнес в гостиную, к камину. Там он бережно опустил ее на расстеленную шкуру, расстегнул Машину рубашку и поцеловал ее в грудь.

Свечи уже были зажжены, в камине потрескивали поленья. Все было так, как она мечтала. По телу Маши пробежала сладкая истома. Она запустила пальцы в его густые волосы. Его мягкие губы скользнули к ее животу.

– Подожди, – сказала Маша. – Давай выключим свет.

– Зачем?

– Без света лучше.

– Почему?

– Я не хочу, чтоб ты разглядывал мой живот.

Глеб улыбнулся:

– У тебя самый красивый живот в нашей Галактике!

– Только в нашей?

– В другой я не был. Но если там есть такие же, я готов полететь туда хоть завтра!

– Какой ты ветреный, – тихо засмеялась Маша. – Еще слово, и я стукну тебя по голове подсвечником.

– Ты этого не сделаешь. Иначе одним твоим поклонником на земле станет меньше.

– И одним болтуном тоже, – сказала Маша.

Глеб протянул руку к торшеру и выключил свет. Притянул Марию к себе, осторожно снял рубашку, бросил ее на пол. Каждое его движение было полно необыкновенной нежности. Маша закрыла глаза. Она чувствовала, как его губы блуждают по ее телу. Наконец их ноги переплелись, Маша обняла его и крепко прижала к себе, их дыхания смешались…

…Через час они перебрались в постель и перевели дух. Глеб закурил и включил телевизор. На экране пела очередная блондинка-старлетка с рыбьими губами. Внизу появилась надпись: «Стелла Осенева, «Я сведу тебя с ума».

– Это точно, – усмехнулся Глеб. – С ума от них сойдешь! Сколько нежных созданий в телевизоре развелось: Снежаны, Стеллы, Элины… И все похожи, как родные сестры.

– Не наговаривай, – сказала Маша, держа в руке бокал с белым вином. – Хорошие девочки.

– Если бы они еще умели петь, цены бы им не было.

– Ты даже не включил звук!

– Спасибо, я не мазохист. – Глеб взял дистанционный пульт и выключил телевизор. – Маш, подай-ка мне бутылку, я не дотянусь.

– Сейчас. – Маша потянулась за бутылкой вина, стоявшей на тумбочке, и вдруг со смехом отдернула ногу. – Глеб, перестань меня щекотать! С ума сошел! Я же вино расплескаю! Перестань!

– Прости, захотелось услышать твой смех.

– Не будь мальчишкой!

Корсак улыбнулся:

– Ладно, как скажешь. Буду взрослым серьезным дядей. Так ты дашь серьезному дяде выпить?

– Попробую. Только если ты не будешь щекотаться.

– Не буду, – пообещал Корсак.

Маши повернулась и вновь захохотала, лягнув Корсака ногой.

– Глеб, ты же обещал! Останешься без вина!

– Все, больше не буду, – пообещал Глеб. – Клянусь своим серебристым «Порше Кайеном».

– У тебя нет «Порше Кайена»! – со смехом сказала Маша.

– Будет, – оптимистично заявил Глеб. – Так мы пьем вино или как?

Маша прищурила карие глаза:

– Ты обещал!

– Угу. Не бойся – не трону.

Она вновь потянулась за вином и снова покатилась со смеху, когда Глеб пощекотал ее пятку, однако на этот раз сумела дотянуться до бутылки.

– Обманщик! – со смехом воскликнула она. – Клятвопреступник!

– Журналист, – поправил Глеб. – Всего лишь журналист. Гони сюда бокалы!

– Держи!

Глеб разлил по бокалам холодное белое «Chateau Perreau».

– Слушай, сколько мы с тобой уже вместе? – спросила Маша, пригубив вина.

Глеб задумался.

– Года полтора?

– Да. – Она вдохнула. – Даже немного больше. Как летит время… Совсем скоро я стану старой.

– Ничего. Я люблю антиквариат, – заверил ее Глеб.

– Я стану слабенькой и немощной, – грустно сказала Маша. – Я не смогу ходить без костылей.

– Я буду носить тебя на руках, – пообещал Глеб.

– У меня выпадут все зубы!

– Я куплю тебе вставную челюсть.

– Я буду совсем слепенькая, в таких огромных очках… как у пожилых училок. Я даже не смогу прочитать твой новый роман.

– Я прочту тебе его вслух, – заверил ее Глеб.

– Я отощаю и покроюсь морщинами, – не сдавалась Маша. – Стану похожа на мумию.

– В Музее Востока мне дадут за тебя хорошие деньги.

Маша шутливо выпучила глаза:

– Ах ты… Знаешь, кто ты после этого?!

– Кто?

– Спекулянт несчастный – вот кто!

Красный огонек сигареты ярко вспыхнул в полумраке, озарив губы Глеба, сложенные в улыбке.