Грань. Сборник повестей

О том, что забыть ее навсегда – не слишком исполнимая возможность, он просто предпочитал не думать.

«Если хочешь облегчить себе выполнение задания – добейся того, чтобы у врага возникла головная боль совсем иного свойства». Сейчас вся дворцовая охрана сбилась с ног, разыскивая принца. Очень скоро тело обнаружат, но успокоятся ли на этом въедливые эльфы? Не найдется ли среди них не в меру горячая голова, которая решит, во что бы то ни стало разыскать руку, которая покарала нечестивца? Или они еще чего доброго подумают, что убитый – двойник принца и кинутся его разыскивать с еще большим жаром? Рисковать ему не хотелось. И потому, когда Гонверт обмолвился, что всех приглашенных человеческой расы, эльфы отправляют в Башню Вопросов, план у него уже практически был готов. Освобождение пленников. Стопроцентное попадание. Охраны там немного – двое или трое юнцов, скучающих в ожидании допросов. Убрать их, открыть дверь и шепнуть людям, чтобы уносили ноги. Вот тогда —то вся излишняя эльфийская прыть уйдет на то, чтобы переловить их заново. И охрану, пожалуй, нужно будет не убивать, а оглушить. Чтобы окончательно не взбесились остроухие.

Услышанным крикам он значения не придал – мало ли чего отчего они так вопят. Он уже практически подходил к входу в Башню и постарался целиком сконцентрироваться. Так и есть. Два молокососа с мечами наголо. Еще один, увидев его, начинает медленно заряжать арбалет. Слишком медленно, чтобы использовать – отметил он. Скорее всего, это так – демонстрация. Опережая их вопросы, он предупредительно поднял вверх руки, демонстрируя отсутствие оружия.

– Велено явиться в Башню Вопросов для уточнения личности, – почтительной скороговоркой прогнусавил он, униженно поклонившись, – светлейший Габриель лично повелел явиться, причем незамедлительно, хоть и не объяснил зачем. Я всего лишь купец и не понимаю…

– Ничего, – по южному растягивая слова, прервал его один из стражников, опуская меч, – тебе объяснят.

– А отчего тебя никто не провожает, круглоухий? – второй охранник тоже опустил меч и теперь смотрел на человека с нескрываемым презрением, – разве не боятся, что ты можешь сбежать по дороге?

– Сбежать? – человек всем своим видом изобразил почтительное недоумение, – но куда и зачем? Я верю, что все это лишь необходимая мера, которая вскоре…

– Ладно, хватит болтать, – третий гвардеец прислонил к стене арбалет и теперь возился, выбирая из связки нужный ключ, – пусть его. Скоро все это действительно закончится.

– Давай, – первый охранник слегка шлепнул его плашмя мечом по заду, – посидишь вместе со всеми в зале. Сейчас уже никого не разводят по камерам, так что ты…

И с легким стоном опустился на пол возле массивной железной двери, даже не успев понять, что с ним произошло. Прыжок, удар, снова прыжок, снова удар. Потом, даже не взглянув на упавшие на пол тела, он повернул уже вставленный в скважину ключ и открыл дверь. В просторном полутемном помещении на охапках соломы сидели и лежали люди, приехавшие на праздник Весеннего Равноденствия. Он выдернул из скважины связку и бросил ее в зал. С громким звяканьем ключи упали на пол. Люди насуплено смотрели на нежданного посетителя.

– Спасайтесь, – коротко сказал он, – если кого-то из ваших друзей или близких развели по камерам – спасайте их сами. Здесь ключи, отобранные у охранника. Но я советую вам бежать немедленно. Вас не пощадят. Да поможет вам Единый.

И не дождавшись ответа, решительно зашагал прочь по уже знакомой галерее. Теперь наверх. По черной лестнице через столовую для персонала и по хрустальному мосту в Академию. Оттуда подняться на Башню Мудрости. Совсем рядом с лабораториями есть чудесное место, откуда вся церемония видна как на ладони. Сейчас как раз должен заканчиваться Ритуал Подношения. Потом краткая речь тана и Прощальное Благословение Великой. А потом можно и домой.

За поворотом послышались чьи-то торопливые шаги. Двое эльфов. Тащат что-то не слишком тяжелое.

«Прислужники из Академии» – подумал он, – «Наверняка оборудование для лабораторий или иная чушь». Он замер, стараясь целиком слиться со стеной. Шаги приблизились, замерли, потом один из прислужников видимо передал другому с рук на руки груз, шаги возобновились…

В голове у него вдруг сильно зашумело, кровь тяжким молотом ударила в виски. Из-за поворота выскочили двое богато разодетых придворных. На руках один из них нес бесчувственную Лайониэль. Голова ее была бессильно откинута назад, будто у сломанной куклы.

– Да, – Тиеднель осторожно провел рукой по ярко-медным волосам, убрал со лба особо непослушную прядь, – все вышло именно так, как я полагал. Ну, а он? – низушок, подслеповато щурясь, взглянул на человека в капюшоне.

– Кто он?

– Ее принц? Счастливый избранник? Он последовал за ней?

– Не совсем, – после небольшой паузы ответил человек в плаще, – последовать – то он последовал, но не туда, куда собирался сам, и не туда, где его, как я немного понимаю, ждут.

– Ждут, – Тиеднель очень серьезно кивнул головой, – это ужасно, мой недоверчивый пришелец, все это более чем ужасно. Если я тебя понял правильно, принц пытался бежать из дворца и был убит.

Человек молча, кивнул головой.

– Не хочу показаться бестактным, – кашлянул Тиеднель, – но что-то мне подсказывает, что убил его ты.

– Да, но…

– Ради праздника, избавь меня от подробностей и объяснений, – поморщился Тиеднель, – давно ли принцесса в таком состоянии?

– Около четверти часа, плюс минут пять минут. Как говорил эльф.

– Ясно, – протянул Хранитель, – третий вопрос снимается. Я хотел спросить, как вышло, что ты принес ее сюда. Было бы трудно поверить, что Воплощение Великой доверили доставить в Башню какому-то круглоухому Seilejv, к тому же прячущему свое лицо под капюшоном. Эльфа ты тоже убил?

– Нет

– И на том спасибо.

– Просто усыпил на какое-то время.

– Вот так просто взял и усыпил? – усомнился низушок, – впечатляет. Весьма.

И помедлив, добавил: – Если бы сюда явился тан и, заламывая руки, принялся бы ползать передо мной на коленях, чтобы я помог его дочери, это было бы понятно – тан не имеет представления о том, что произошло, и возможно мог подумать, что я в силах исцелить Лайониэль. В смысле вернуть ее в привычное состояние. С тобой все иначе. Ты, как я понял, немного в курсе событий и должен знать – магия кольца не имеет обратного действия. Зачем ты пришел ко мне?

– Те двое собирались отнести ее сюда. Я подумал, они знают что делают.

– Знают, – скривился Хранитель, – что они вообще знают?

Лайониель лежала на грубо сколоченном топчане, поставленном в лаборатории на тот случай, если Тиеднель вдруг решал оставаться спать тут же – среди многочисленных реторт и пробирок. Низушок сидел в изголовье и рассеянно гладил своей сморщенной ладонью разметавшиеся по подушке волосы.

– Я принял яд, – вдруг безо всякого перехода сообщил он, – давно держал при себе на всякий случай. Чудная, знаешь ли, вещица. Перед смертью должен был поднять и укрепить мой дух, вызвать приступ безудержного веселья….

Кап. Слеза упала на щеку принцессы. Старик аккуратно вытер ее ладонью.

– Пустое, – глухо добавил он, – не от яда суждено мне умереть, но от горя. Тысячу раз читал в книге Пророчеств о том, как умрет двадцать пятый Хранитель Традиций и все никак не мог понять, каково это – умереть от горя. Теперь вот понимаю. Я ведь знал, – с горечью произнес он после очередной паузы, – я видел, что Генрих не тот человек, который должен сделать ее счастливой. Но, она, знаешь ли, была очень упряма. А я, – он вздохнул, – ни в чем не мог ей отказать. К тому же я надеялся.

– На что? – без всякого выражения спросил человек

– На чудо. Она не раз видела во сне себя идущей по Звездному Мосту. Надо же. Звездный Мост – это она придумала название, – сказал он с оттенком гордости, – сразу после того, как узнала об исследованиях. Ну, а когда появились первые результаты – как с ножом к горлу пристала, сделай да сделай кольца. У нее, видишь ли, любовь… да… такие вот невеселые дела.

Кап. Низушок снова отер ладонью щеку принцессы и чуть отодвинулся в сторону.

– Что с нею будет теперь? – человек задал совсем не тот вопрос, который хотел и от этого вдруг страшно на себя разозлился.

– Кто знает? – пожал плечами Тиеднель, – дух, не имеющий силы для перехода по Звездному Мосту, обречен на вечные скитания во мраке. Полное забвение. Телесная оболочка рассыплется в прах в положенное ей от рождения время. Дух же переживет ее. Но как изменит его постоянное пребывание среди небытия – кто знает? У моей девочки лишь половина амулета, ты же знаешь. Два кольца – два любящих сердца – вот источник силы, который способен привести в движение скрытую в пространстве энергию. Помоги мне, пожалуйста, – без всякого перехода попросил он, – когда она долго лежит на твердой поверхности, у нее начинает болеть спина. Кто знает? Может быть, она способна чувствовать боль и сейчас? Поверни ее на бок…. Вот так… теперь выпрями руку – ее она тоже сильно ушибла, помнишь?

Человек, бережно укладывая принцессу на бок, еле заметно кивнул головой. Кивнул – и замер словно изваяние, даже не успев выполнить вторую просьбу Тиеднеля.

– Конечно, помнишь. То-то я гляжу – шрам на руке знакомый, – удовлетворенно крякнул тот, – ее ладонь ты собственно можешь отпустить – с ней сейчас все в порядке. Хоть и пришлось мне собирать ее чуть ли не по кусочкам – вряд ли кто-нибудь сейчас сможет определить которой из своих прекрасных дланей принцесса могла запросто лишиться в пору своего детства. И лишилась бы, кабы не один весьма сообразительный мальчуган, по счастью не выпускавший принцессу из виду. Мда…, – добавил низушок, уже не пряча довольной улыбки, – от старых привычек весьма трудно отказаться. Удивительная штука – жизнь. Надо тебе сказать, что все свои работы я строю на принципе полного отсутствия всякого рода случайностей. А как назвать твое нежданное и весьма своевременное возвращение, если не случайностью, Кайол? Подарком судьбы? Торжеством справедливости? Ну что ж, в любом случае ты очень и очень вовремя.

– Эйвар Симарг. – Я.

– Обращаясь к Высокому Суду, необходимо добавлять – Ваша Честь. Вам ясно?

– Да, ваша честь

– Отлично. Сообщите высокому суду ваш род занятий и сословную принадлежность

– Вольноотпущенный. Выкупил себя из потомственного рабства у мэтра Петермана из Соснового Кольца, купца Торговой Гильдии. Ныне состою на службе у Гильдии в качестве волонтера Вольной Роты Алебардистов. Чин – капрал.

– Состояли

– Никак нет, ваша честь. Приказа о моей отставке я не получал. А согласно Устава Вольной Роты, до вручения такового лично мне в руки я продолжаю состоять на службе в прежнем чине.

– Вам известно, в чем вас обвиняют?

– Никак нет, ваша честь.

– Ересь. Ересь и святотатство, заблудшая овца наша.

– А в этом случае любое лицо, состоящее на государственной или иной службе, отстраняется от исполнения своих обязанностей вплоть до окончания расследования

– Благодарю вас, мэтр Доминус. Вы как всегда тонко ухватываете нить моих мыслей.

– Не за что святой отец. Я лишь уточнил обвиняемому его нынешний статус. Весьма невеселый

– Хула? Святотатство? Да вы в своем уме добрые господа? За мной такого отродясь не водилось. Меня ни с кем не перепутали?

– Подследственный, еще одна такая выходка и вы будете наказаны за неуважение к Высокому Суду. Присутствующий здесь экзекутор быстро научит вас почтительности. Вам ясно?

– Да.

– Да?

– Да, ваша честь

– Прекрасно. Итак, вы находились в числе приглашенных на Праздник Равноденствия к тану

– Нечестивому и безбожному тану

– Благодарю вас, святой отец. Разумеется к нечестивому и так далее. Подследственный, вы можете отвечать на вопрос

– Да, ваша честь. Я действительно был там, в числе почетного эскорта сопровождения. Но я уже давал показания и не раз.

– Подследственный, напоминаю, что вы должны отвечать только на поставленные вопросы.

– Я уже доходчиво и вразумительно ответил на сотни вопросов десяткам ваших дознавателей, ваша честь. Будет проще, если мы сейчас перейдем к сути дела. Ваша честь.

– Торопитесь на костер?

– Нет, опостылела темница. Ваша честь. К тому же я уверен, что все эти разговоры о ереси не более чем бред воспаленного ума или толково написанный донос. Ваша честь.

– Еретииииииик!!!! Доколе же Высокий Суд будет терпеть эти неслыханные оскорбления! Костер! Костер! Нет, сначала – дыба. Заставить его молить о прощении грехов и лишь после полного очищения его грешной души отправить тело в Огонь Очистительный!

– Святой отец, прошу вас – умерьте свой пыл. Мне поручено опросить обвиняемого в связи с вновь открывшимися обстоятельствами, проливающими свет на странное убийство принца Генриха.

– Святого мученика Генриха!

– Да, да, да, разумеется – мученика и все такое. Я могу, наконец, задать свои вопросы?

– Я бы на вашем месте не слишком сильно доверял этому закоренелому грешнику. Кто знает? Возможно, сам дьявол говорит его устами.

– Да что вы все заладили, грешник, ересь, дьявол? Я, в конце концов, верю в Единого, ношу его знак. Ваша честь, можно ли хоть на это время убрать отсюда этого с позволения сказать святого отца?

– Вот! Вот! Мэтр Доминус, это ли не есть доказательство, раз этот грешник не может терпеть рядом с собой особу духовного звания?

– Прошу понять меня правильно, я всех могу рядом с собой терпеть, вернее стараюсь, но уж больно громко вы орете, святой отец, а эхо здесь такое, что от вашего вопля аж задница морщится, прошу прощения, ваша честь.

– Святой отец, прошу вас, возьмите себя в руки. Поверьте, мне никак не улыбается перспектива просидеть в пытошной еще одну ночь. Сегодня день рождения моей младшей дочурки.

– Поздравляю, ваша честь.

– Благодарю, подследственный. Итак, обстоятельства вашего бегства из плена меня сейчас не интересуют. Мне поручено допросить Вас в связи с листом номер пять ваших показаний по обстоятельствам вашего задержания. Итак, хм, лист седьмой. Так. Вот.

«Считаю, что своим освобождением из плена я обязан вмешательству Ангела, который прежде убил принца Генриха в опочивальне принцессы»

– Святой Единый, я не в силах это слушать! Это же хула на Ангела Господня! Костер! Но прежде…

– Знаю, помню, дыба и костеломка. Вы бы, святой отец, чем так голосить, прежде помыслили бы да сами – то глядишь и смекнули что к чему. Где же это такое видано, чтобы простой смертный два десятка остроухих умертвил за неполных полчаса? А, ваша честь? Вот вы, к примеру, такое видели?

– Подследственный, я вынужден согласиться в этом случае с представителем нашей Святой Инквизиции. Глупо было бы полагать, что мученик, прославленный нашей святой Церковью был бы умерщвлен Ангелом Господним? Согласитесь, что в данном контексте ваши показания выглядят если не еретически, то, как минимум – нелогично.

– Да. Согласен. Но как объяснить тот факт, что после всего этого смертоубийства он взял да и улетел? На небо? Да еще и принцессу эту свою эльфу уволок подмышкой? А я это своими собственными глазами видел. Ваша честь.

Выписка из приговора по делу безбожников и еретиков, словом делом и видом своим Святую Церковь Единого оскорблению придающим.

Во имя Единого

…. Эйвара Симарга, урожденного рабом, вольноотпущенного мэтра Петермана из Соснового Кольца и бывшего волонтера Вольной Роты Алебардистов в чине капрала за хульные и нечестивые речи предать очистительной смерти через сожжение на костре предварительно ослепив его и вырвав язык ибо только так может он искупить то что якобы видел и о чем повествовал в безумстве своем.

Примечание. – С купца Петермана взыскать 500 золотых монет в качестве пожертвования Святой Церкви для неустанной молитвы о заблудшей душе бывшего раба.

– Вот значит как? – тан Фильериаль озадаченно глядел на распростертое перед ним бездыханное тело, – задушен. В покоях моей дочери. В самый разгар праздника Sielfajmeen. При стечении огромного количества народа. Славных гвардейцев. Элиты нашей древней расы. Убит самым простым образом, причем именно в тот момент, когда был нужен живым, здоровым и упитанным. Господа, – он обвел взглядом присутствующих, – скажите по совести, вы бы поверили мне на слово, что такой факт имеет место, если бы не могли убедиться собственными глазами?

– С позволения высокого тана, – из толпы придворных сделал шаг вперед высокий эльф в форме Дворцовой Стражи.

– Вас слушают, – не глядя в его сторону обронил тан, – говорите кратко, внятно и по сути.

– По сути, – эльф поклонился, – мы лишились ценного заложника, но при этом получили отличный повод для официального протеста. Если мы представим обстоятельства таким образом, что…

– Протеста? – тан резко развернулся на каблуках и посмотрел прямо в глаза царедворца, – мой любезный Альриэль, вы говорите как сотрудник Дипломатического Двора. А между тем я вижу на вашей груди нашивку полковника моей гвардии. Протест? Вы до сих пор не отдаете себе отчет, что это начало войны? Кто-нибудь, – он возвысил голос и слегка развел руки в стороны, – я повторяю, кто-нибудь еще сомневается в том, что мы стоим на пороге самой большой войны с Эпохи Потрясений? И что сейчас вопрос стоит только в том, как скоро этот пьяница Ингвар сообразит, что проливая слезы и вопя на весь мир о небывалом горе, он придаст своим неуемным притязаниям на наши земли отдаленные признаки справедливости? А потому, – тан опустился в кресло и слегка прикрыл глаза, – мы просто обязаны играть на опережение. Лаардеваль, – еще один эльф в военной форме сделал шаг вперед и застыл в почтительном ожидании, – действовать по плану «Равноденствие» мы начнем с опережением графика. И внесем в него ряд изменений. Первое – время выступления переносится на две недели вперед. Заканчивайте как хотите, но Северная Армия должна будет выступить через два дня. Второе – повсеместно следует объявить, что принц Генрих, сраженный красотой принцессы, явился в замок дабы тайно признаться ей в своих чувствах, был схвачен стражей и… – тан вдруг открыл глаза, – пожалуй, рано сообщать о том, что он издох неестественным образом. Скажем, что он помещен в Башню Вопросов, где смиренно ожидает своей участи, сочиняя на досуге сонеты во славу красавицы Лайониэль. Сама же принцесса, как только придет в себе немедленно объявит о помолвке с танетом Ваальдиэлем. Такова моя отцовская Воля. Кстати, что говорят медики о временном (он с нажимом выделил это слово) недуге моей дочери?

– Пока еще нет новостей, – третий эльф, одетый в золотые цвета, протолкнулся из толпы на свободное пространство и поклонился, – я распорядился, чтобы принцессу доставили для осмотра к Хранителю Традиций и до сих пор…

– Нет, – тан задумчиво покачал головой, – немедленно, вы слышите, немедленно доставить мою дочь в Башню Целителей. Боюсь, что Хранитель Традиций… мда. За промедление ответите головой. – Он вскочил с кресла и судорожно сжал рукой амулет на груди, – времени практически нет. Всех членов Большого Совета ожидаю в Тронном Зале через четверть часа. Всех людей, запертых в Башне Вопросов – ликвидировать. Оставьте одного ростом и статью смахивающим на эту – он кивнул головой в сторону мертвеца, – дохлятину. Будет изображать настоящего принца на справедливом суде. От настоящего тела избавьтесь. Немедленно. За дело. И да пребудет с нами благословение Великой.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Ровное дыхание и быстрый бег. Поворот. Длинный коридор. Портьера. Потайная лестница. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Плащ с капюшоном, раскрашенный в цвета Золотых Полей ему дал Тиеднель.

– У тебя около получаса, – сказал, вручая одежду, – перстень черного камня. Наденешь на этот (он указал) палец и возвращаешься. Не мешкай. Побочные эффекты будут обязательно, но пока ты добежишь до покоев принцессы и вернешься, я попробую что-то придумать. И, ради Великой, не задерживайся. Мало времени. У тебя. У меня. У нее. Мало.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Задержать дыхание, пружинисто оттолкнуться и перепрыгнуть с балкона на балкон, экономя драгоценные секунды. В суете, царящей в замке, редко кто обращал внимание на бегущего эльфа из Дворцовой Стражи. Ну, мало ли куда он бежит. С поручением или просто охотится на разбежавшихся по замку вероломных круглоухих. Пароль у него спросили лишь однажды. Этот вопрос стоил ему двухминутной задержки, а тану – потери двух гвардейцев из своей знаменитой Дворцовой Стражи.

Вдох. Выдох. Из покоев принцессы буквально навстречу ему прокатился поток царедворцев, гвардейцев, многочисленных приближенным и гостей, возглавляемых самим таном. Он почтительно опустился на одно колено (еще одна упущенная минута) и вбежал в покои принцессы как раз в ту минуту, когда двое низушков пытались переложить тело принца на небольшую тачку, предназначавшуюся для сбора и вывоза мусора из Пиршественного Зала.

– Suut, – он властным голосом остановил их. Низушки выпрямились и замерли. На их лицах застыло то пугливое выражение, которое обычно бывает у воришек, застигнутых на месте преступления.

Быстрым движением, он повернул принца, стараясь не глядеть в его лицо. Осмотрел пальцы. Перстней на них не было. Зато были свежие царапины. В большом количестве. «Он бросил его на пол, – мысль пришла в голову из ниоткуда и как нельзя вовремя, – Точно». Но осмотр пола тоже ничего не дал. А время между тем уходило.

– Перстень, – он протянул вперед ладонь и пристально вгляделся из под опущенного капюшона в глаза низушков, – перстень черного камня. Верните сейчас. Остальные побрякушки оставьте себе. Отдайте, – и, помедлив, добавил, – иначе отыщу его в карманах одежды ваших тел. После того, как придушу.

Низушки переглянулись с какой-то покорной обреченностью, и вдруг не сговариваясь, бухнулись на колени.

– Не погубите, ваше милосердие, – сдавленным шепотом просипел один из них, постарше и попухлее, – жить то, как то надо, вот и дьявол попутал, истинно вам говорю, его рук дело.

– Да, да, – стуча зубами, вторил ему второй, протягивая пригоршню драгоценностей в трясущейся руке, – все равно ж пропадать добру. Так мы с кумом и рассудили, что большой то беды не будет, ежели мы его, перед тем как сжечь слегка ощиплем. Так не выдавайте, ваше милосердие, уж мы за вас вечно Великую молить будем.

Черный перстень он увидел сразу. Быстро одел его на палец, даже не взглянув на остальное.

– Пустое, – бросил он через плечо, уже на ходу, – оставьте себе и своим семьям.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. На то, чтобы вернуться назад в Башню Мудрости, оставалось не больше четверти часа.

Если бы он задержался лишь на секунду, то смог бы увидеть, как низушки, переглянувшись, дружно бросились на поиски ближайшего патруля.

– И ведь самое главное, то что? – не хотел я сюда ехать. А все Гонверт. Поехали, говорит, да поехали. Ему вроде как захотелось вытащить меня из моей плавильни. Чтоб я вроде как развеялся от скуки. А вот скажи ты мне по совести, мраморное ты чучело, ну когда мне вообще скучать? Я тебе вот что скажу, скуку придумали сами люди. Точно. Мне это один знакомый рудознатец очень хорошо объяснил. А теперь я тебе объясню. Вот только слегка промочу горло.

В совершенно пустом зале, еще недавно переполненным массой ликующего народа самых разных рас, Драгх аэн Грейтх из Рода Каменистого Лотоса, оружейник в десятом поколении, обладатель Ордена Самоцветов медленно напивался до беспамятства в компании мраморной статуи, изображающей собаку, держащую в пасти рыбу. Для удобства общения, статуя была вырвана из привычного для нее места и перенесена прямо к столу, за которым в одиночестве пировал гном, справедливо рассудивший, что ввиду невысокого роста церемонию ему все равно должным образом посмотреть не удастся. А после, услышав от взволнованных низушков из обслуги, краткий рассказ о случившейся трагедии понял для себя две вещи.

Первое – покинуть замок сейчас у него не будет ни малейшей возможности. Входы и выходы наверняка перекрыты, и всех, кто решит улизнуть, в суматохе могут бросить в темницу и позабыть либо попросту пристрелить без лишнего шума.

Второе – что без оружия, сданного им в Арсенал по законам гостеприимства, он совершенно ну то есть очень в смысле совсем беззащитен.

А потому взвесив все за и против, Драгх решил остаться в Пиршественном Зале и продолжить трапезу, потому, что до обеда еще ой как далеко и непонятно, будет ли он в принципе. Для собеседования во время возлияний была выбрана и принесена к столу уже упомянутая мраморная собака, которая смотрела на гнома безучастными агатовыми глазами и всем своим видом демонстрировала полное пренебрежение к происходящему.

– Скука, – подняв палец и придав лицу серьезное выражение, повествовал гном, – есть не что иное, как болезнь. И подвержены ей особи, которые ввиду своей душевной недостаточности не могут принимать мир таким, какой он есть и себя как частицу этого мира. Они (ну особи, то есть) своеобразно искривляют пространство вокруг себя и вносят в него диг… дризг… дисгармонию. Вот гномам скучать некогда. Потому что именно мы, – рявкнул он и грозно посмотрел на собаку, – полностью и окончательно можем сказать о себе – мы часть той Природы, что живет в пении морского прибоя, в шуме соснового леса и в звуке породы, откалывающейся от скал. Что? – он скривился, – ты хочешь сказать, что эльфы с их культом леса и традиций гораздо ближе к земле, чем мы? Ха, – он вдруг хватил кулаком по столу так, что статуя опасно задрожала, – в то самое время как из-за моря приплыли первые эльфы на своих кораблях под белоснежными парусами, мы уже знали секреты плавки стали и нам был знаком порох. А наши украшения! Присмотрись внимательнее ко всем побрякушкам, которые сейчас эльфы выдают за свое наследие. Все это – я повторяю, – все это было создано нашими руками. В наших мастерских. Наша беда, – гном горестно вздохнул, – в нашей вечной недальновидности. Мы охотно делились с гостями всем. Знаниями, землей, помогали обосноваться первое время. Соседи. Ха, а потом вдруг выяснилось, что мы всего лишь тупиковая ветвь развития и ошибка природы.

Драгкх огорченно вздохнул, сделал большой глоток пива, взял со стола кусок заветренного мяса и принялся жевать его с самым мрачным выражением лица.

Когда с шумом открылась одна из дверей, ведущих в зал, и пространство наполнилось пьяным гомоном и эльфийскими ругательствами, он продолжал жевать, глядя в одну точку. Он краем уха услышал удивленный присвист, когда его заметили и голоса стали приближаться, но с места не двинулся, и жевать не перестал. И лишь когда кто-то из подошедших эльфов небрежно пнул его по сапогу ногой, обутой в бархатный ботфорт, соизволил поднять взгляд.

Трое. Вроде молодые. Хотя, кто их эльфов разберет. Двадцать ему лет или двести. Но, наверное, все таки молодые – уж слишком развязно себя ведут. Мечи достали из ножен. А на мечах, кстати, кровь. И еще свежая. И глаза. Глаза охотничьих псов, услышавших властное хозяйское: – Ату!

– Ну, – тот, что пнул его по ноге теперь стоял, картинно опираясь на меч, – скажи что-нибудь нам, землекоп.

Двое прыснули от смеха.

– Leint lejva Sielfajmeen, – подумав, ответил гном и сделал приглашающий жест рукой, – присаживайтесь, благородные эльфы. Отпразднуем рождение Великой. Вот тут еще мясо осталось. Почти нетронутое.

– И пиво, – подхватил один из весельчаков, – ты любишь пиво, земляной червяк?

И под громкий раскат хохота товарищей он вылил на голову Драгха остатки из кувшина, стоявшего на соседнем столе.

Пиво, пиво, хмельное пиво. Он выходит из кузницы, мокрый, разгоряченный, со следами копоти на лице и груди, и его жена огнегривая Терранкха подает ему с поклоном большую глиняную кружку. Он принимает с достоинством и не спеша выпивает до дна. Возвращает пустую кружку и оглядывает двор в поисках сына.

– Грэдхи, – кричит он, наконец, отчаиваясь увидеть в кустах или за сараем рыжую шевелюру отпрыска, – отец тебя зовет.

С шумом валится поленница дров и среди поленьев барахтается, пытаясь встать на ноги, малыш Гредх аэн Драгх из Рода Каменистого Лотоса, надежда семейства, единственный наследник и будущий владетель родовых секретов. С горем пополам поднявшись, чуть прихрамывая, мальчик подходит к отцу и внимательно на него смотрит.

– Взгляни, малыш, – отец достает из-за спины маленькую кирку, которую до сей поры прятал за поясом, – будешь помогать папке. Верно? Ну, что скажешь?

Получив разрешение говорить (а за разговоры без разрешения обязательно последует наказание) сын хватает отцовский подарок и начинает размахивать им направо и налево.

– Ух, ты, здорово, – вопит он, но внезапно останавливается, – а секиру? – требовательно спрашивает малыш и глаза его хмурятся, – мне нужна секира. Я стану могучим воином и отомщу эльфам за дедушку. Вообще за всех убитых при Кукрмаргхе.

Драгх выпрямляет спину и хмурится сам. В этот момент сходство отца и сына настолько велико, что жена изумленно хлопает в ладоши.

– Ну, воин, – она спешит разрядить обстановку, – для начала повоюй с этими дровами. Посмотри, что ты наделал?

– Но я не хочу дрова, – начинает канючить малыш, – я хочу секиру.

– Будет и секира, – мать медленно, но твердо уводит мальчика, – а пока что помоги матери и собери все, что разрушил. Ты помнишь первый подвиг Прародителя?

– Отомстишь, сынок, – Драгх глубоко вздохнул и смахнул с лица остатки пены, – выходит, что не только за дедушку, но и за отца. И думаю, что в полку мстителей ты будешь не одинок.

– Что еще там лопочет этот крот? – подал голос третий эльф, – пора преподать ему хороший урок гостеприимства.

– Никогда не удивляйся в гостях у эльфа, – медленно проговорил Драгх, поочередно вглядываясь в лица тех, с кем еще недавно пировал за одним столом, – и никогда не доверяй эльфу, – значительно добавил он, – мало кто помнит продолжение этой пословицы, которую, кстати, вы же, эльфы, сами и придумали. Но не я, – гном бережно снял с шеи цепочку, на которой висел хрустальный изящно украшенный флакон, наполненный чем-то ярко алым.

– Жидкий огонь с Архипелага Драконов, – пояснил он, и с наслаждением увидел, как вытягиваются лица троицы эльфов, – сколько здесь смертей, остроухие? Как вы думаете, не меньше чем вы предательски зарезали ночью в Кукрмаргхской долине?

Мать уводит за руку слегка упирающегося ребенка. Возле самой двери в дом они оглядываются и приветливо машут рукой отцу.

– Простите меня, – тихо прошептал гном, – если можете – простите. Да не оставит вас Прародитель.

С огромной силой, Драгх швырнул наземь хрустальный сосуд. Мир вокруг него на короткое мгновение стал ослепительно белым и Драгх аэн Грейтх из Рода Каменистого Лотоса, оружейник в десятом поколении, обладатель Ордена Самоцветов перестал существовать.