– Девушка, – Паша взял подошедшую официантку под локоть и слегка притянул к себе. – Будьте добры два светлых лагера, и двести грамм водки, и закуски. У вас Том-Ям есть? Очень жаль. Ну, тогда супчик какой-нибудь антипохмельный принесите.
«А давайте смотреть „Светлячка“ и сеть рыбку» – это Беовульф прыгает перед Юной. Она приготовила жареную рыбу, и он в предвкушении того, что мы будем смотреть сериал на большом экране и есть рыбу с рисом. Но Юна ему возражает: «Ну, котя, как мы будем смотреть и кушать? Это не чипсы, и потом смотри, как красиво я стол накрыла». Бео радостно кивает и садится за стол.
Я пишу эти строки потому, что это забудется. Это же просто незначительное воспоминание. Мелочь. Но из этих мелочей кадрами кинопленки складывается лента жизни.
Вон, теперь Юна пришла ко мне и ругается, что еда остыла, и, мол, готовь тут неблагодарным мужьям. Она ушла, а я пишу эти строки. Что еще я могу написать о любви, кроме этого стихотворения?
Официантка ушла, а Паша откинулся на высокую спинку кожаного диванчика и посмотрел на Юру.
– Ну, чо, ты пересрал?
Юра смущенно пожал плечами и опустил глаза в стол.
– Я тоже пересрал, – тихо сказал Паша. – Но всё нормально. Я тогда серьезно перетрухал, – он прикрыл глаза. – Думал тоже, как ты, смыться. Я, правда, думал за границу. Честно говоря, я считал, что ты там уже, а, вишь, ты в Питере остался.
– Не важно, – Паша потер ладонями колени. – Короче, пришли ко мне. Сделали предложение. Отказаться я не то чтобы мог… Но денег сейчас гораздо больше. – Он открыл глаза. – И мне нужны верные и толковые люди. Этого говна по пятнадцать рублей за комментарий, хоть жопой жри, а того, кто действительно головой думать может, нет. Ну что, вернешься?