Собрание произведений. Т. III. Переводы и комментарии

* * *

Твоя жена: Амна. Анма. Амма. Анна.

– Как хочешь так бери нас, о Дама Мрия, по степеням, как артис леттерарум кве патрона, но боюсь, о моя бедная дма того же имени, что со всеми вашими лешими и пешими, ты вышла надута.

– Увы, живых усладья!

– Лорди До и Леди Донь! Дядя Пузл и Тетя Джек! Конечно же его, глухого и немого, этого старого хамбуггера бойкотировали и герлокиссировали сверху и снизу через флотильиных флажков, сколько я сам ныне понимаю, что было вписано с признательностью и подписано руки прочь. Гогель Могель с Печки Упал. Немое кино для Миллионов. Не было там ни на Датском острове архимандрита, ни мниха на Дамском, ни единой из четырех забегаловок на полном полнолунии его экуанемических консилиабул, ни ни некоторых ни которых дев над почвой невинных под полнейшей поверхностью, но будут близ и около него, г-на Угревиппера, лица сеющего и зеленеющего, его всего бумгалоего, на Твою мощь полагаюсь Господи, ради рифм и форм от частей до кусков после уже совершенного.

– Во всех Ушах бывает Верт, Древняя Эйре век как Пирс Орейли хлоп флепперудручен.

– Подробней!

– А у меня тут все под пальцами: Лигги-пигги лежала в саду. Легги-пегги купалась взаду а пухлые пукеры прыгали перед птуалептом. Ма тут. Да там. Мадас. Садам.

– Патер патруум кум филиабус фамилиарум. (Дядин дед и теткины дудки). Но, или, ну, и, вздымаясь с ее тинистых тенистых водорозделов дабы раз навсегда сменить травматургическое подлежащее и вернуться к сути, чтобы ты сам смог отождествиться с ним внутри себя, волнуясь, но не переливаясь, по крови с папаней, по корму с маманей, ибо тогда слишком много ее, Абы на Лифе и повернувшись вновь к папапане:

– Ведь никогда не было у них прозрачно – шел ли он вместо чая за пивом или за чем-то послаще? Он выпустил Кристи Колумба и тот вернулся голумбь имея в клюве пару невызвозразимых от вора-птички а потом выпустил вонючую Ворону (лекарону) и легавые по сию пору в поисках. Первый из дрожащих среди кум родимых роем кружащих. Его никогда не возможно встревожить, но он должон когда-то восстать. Ибо если будущее заключено в любом прошлом, то оно есть сейчас: кто же тут кто бы не знал Квиннигана и сколько их было при Квинниган’с квейке! Вот как! Его производители, не суть ли они же его потребители? Ваши экзгуменации вокруг его фактификации ради инкантации в процессе деформации. Декламируй!

– Арра иррара хиррара – разве не прибыли они полулегально для исполнения Ад Региас Агни Дапес – фогабоулеры и панибернскеры после нежирных и тощих годов, охотники по шкурам и по скальпам, мессиканты великого бога, алый трейнфул с Двуострой Петардой, объединяя леггатов и преллапов в их внушительном возрасте – два и тридцать плюс одиннадцатикратные сотенные со всеми внутренними и внешними и полноплодовыми из Ратгара, Ратанги, Раунтауна и Раша, с Американской Авеню и Азианской Площади и от Аффриевой Дороги и Европейского Плаца, не говоря об углублениях Ноо Сох Уальдс, от Вико, Меспила, Рок и Сорренто из-за его вожделения в волдырях и ужаса за заразой, в салон его надежд напротив киля его крааля, как жилы железа у Максимагнитной Горы, напуган желая уйти, но сам же встал по пути, мерриониты, дамбдамбдраммеры, лукканикане, Аштумеры и с ними Парки Беттери и крамлёвские Боярды, Филлипсбургеры, Баллимуниты, Рагениаки и Клонтарфская нищета ради размышления о манифесте и выполнения первостатейных своих долгов пред им обоими, по двенадцать камней по бокам с этими их: Да блудствует круль! и их: Швр ир Фрст! и их: Виски к Концу! и их: Писано Евреем! при и посреди утверждённых предположений о стоялых делах в его восхитительной пивной на базаре в журнальном зале у журнальной стены, Хвости и прочие, экспрот, для его пятисот и шестидесяти шести лет полулетия, великий старый Магеннис Мор, Парси и Райли (берут что дают), промытый Ринсеки Пробкой Хлоп и Повторой Грёб с царскими церемониями для обувных магнатов и каучуковых судей и рощи из гущи и муфтий из муслиновых муфт подряд султанские сласти и миндаль майданский, сахибов сироп и правая принчипесса в своём дрессировочном одеянии и царица ночных сосудов и рыцарей полночных и двое салаамиев и пол хамбургера да еще Ханзас Хан с парой толстых махарадж и Германский Гейзер, собственной персоной, серебром из никеля, временно презренный, сам себя двигающий столь эгоистично, и был там Дж. Б. Дуньвлоб первый из покрышкиных нашего времени и винный шик французских стюартов и тюдоров с дубовыми ставками на Цесаревича против Леодегариуса Санкт Легерлегера, верхом на спинке мула подобно Амаксодию Задомнаперёдию, зад, перед и кик в лифт, и он умело вторил шлюшекурвину природному гимну: Эй, кобылки, выше хвост! И так же как и пустующий тронный зал, Маслильня Сухих Хлебов, может спокойно принять у себя Оранских и Мосли, М.П. с позволения Друидов Д.П., Брехонов Б.П. и Флогулагов Ф.П. и Агиапомменитов А.П. и Антепаммелитов П.П. и Короля Ульстера и Герольда из Мюнстера, за Атклеевой Подписью и Атлоновой Росписью и его Имперского Сочетания в единственном числе и его геммоносых потомков в ефодах и ордильнах и его алмазоскулая внука Адамантия Любоковская, все они кровожадные ирландцы, амок и амак, все полностью, без этих своих истощенных пенчабских и догрильских и томильских и гугеротских как их там, после изрядно свежего портера и добрых доз водки, да не забыть бы о браге и про пиво из Персии О’Райли, обмокнутое в его пани аннагола (она подсушивала в Кеннедиевой печи кривые булочки, пекомые мне под выпивку) социализируя и коммуникантируя в обожествлении своих членов дабы надуть и уберечь от огня старенького бедненького василиуса с его артурио склей розовым, то был Додарик О’Гонок Дран, вышвырнутый в мировое отсутствие на круглом столе без потопных светил, и сие столь же верно как брайанов меч у Вернонов, и дюжина и одна и ещё одна сальная свечка вокруг, которые собрали его дочери ради отрезвления его сынов, высоко лёжа во всех измерениях, в притворном одеянии с людоморовой цепью, с ого каким ароматом, флюоресцирующим от его обмоток как вонь благовоний в итальянской лавке, эрика вереском возлегла над его благородным челом, спектр нынешнего, потешающийся над кандидайтами его дадида, изжаренный до изнеможения, оплаканный хилидрынами и шерамимами, нижними и важными, трутнями и доминаторами, древними и ещё более древними верными, с ним, благозавершенным и выставленным на продажу после объективной оценки, он – сальный и славный, самодырьжявный, леченный, меченный, озабоченный, набальзамированный в ожидании облевания его трясины поразительно высоко вознесённой, что выяснилось по завершении его жизни сверх допущенного и тем самым обращенной в ничто.

– Дуй удойно и всем кранты! И все его погибайлушки, пляшущие и трепыхающиеся в двадцать девятом воплощении:

Мыло Мулило! Омо Умыло! Танц леди Деди О! Труп труп труп! О Босс! О Бес! О Мёрзнер! О Морда! Мердь! Мор! Мерзость! Махмато! Мутьмаро! Смерч! Смерть! Смердь! Во Хулил! Увы Халал! Ту Туони! Ты Танатон! Малавинга! Малавунга! Сыр ох Сыр! Зри ах Зри! Хамвос! Хемвус! Умартир! Удамнор! Мамор!

Роквиум вечный да издает глас дольмечный!

Несчастная перпеппертупа да светится в его очках! (Псих!)

– Много веселья в Финноконское воскресенье. Кру умр, да с дров встаёт курароль!

– Боже, сохрани его для жизни сокровенной!

– Буг, Баг, Биг, Бэээг! Жиркость-Эдди-Псарь. Четверых поутру, двоих отобедав, а там ещё троих, но душеньки их ко всем чертям. Не так ли? Навоз. Нанос. На нос. Финн. Fin?

– Невозможная лажа невероятных лжецов! Ты хочешь быть там где ты тут, нежа неисчислимую ножку и, выражаясь окольно, толкать толковищу, а твои хинди и шинди, буйные базарные боровы толкуют только – словно ты малый, сорли бой, и этого-то ты повторяясь добиваешся?

– Я хочу быть тут где ныне ты мало ли, шурли гай звон по покойнику, пока сам живу в собственных обстоятельствах как пьяница во дремоте пронзительно проникая и искательно возникая. Хоть я и не могу выкинуть тот фунт сушеных олив, но способен вылить сверх его сук звука звучащих.

– Оливер! Не ты ли это? Был ли то стон или звон волынок или вой о войне? Внемли!

– Трись трись душа моя! Любовью во плен! С окровавлённым сердцем! С открытым сосудом! С обиженным чувством! С обойденной лапой! Уиски! Уиски! Уиски! Дай деревяшку…

– Гори в Рот и Огнь в Доннербрюхо! Блуждаем ли кругом холмов могильных и что это за застывшая Вавилония, расскажи-ка?

– Кто-то там, кто-то там, кто-то там, кто-то там подлип? Кто-то там, кто-то там, кто-то там?

– Бей бубен-барабан! Рупор к грунту! Дохлый гигант жив! Иглы играют в напёрстках. Каэльский клан! Оп! Кто это там?

– Довгол и Финсхарк, они кружат по кругу.

– Жэнь дзин. Бензин.

– Кромабу! Кромвел к виктории!

– Грызть, гнуть, гнать и гноить их всех до единого!

– Джиньзин.

– О вдовы и сироты, то ваши оплоты! Вечно верны! Роза, вперёд!

– Там крик косули! Белая лань. След плетётся, переплетаясь, псам роги трубят! Пусти, и пусть преследуем! Таитл! Таитл!

– Дай двинем бочку! Трахнем дочку! Папу дави!

– Внемли! Заоблачный отец! Наш!

– Бензин.

– Продан! Я продан! Моя неизвестная моя невеста! Моя первейшая! Моя сестрейпая! Моя прощайшая невеста неизвестная! Заморская, я продал.

– Пипеточка, родная! Нам! Нам! Мне! Мне!

– Форт! Форт! Байройт! Марш!

– Я! Верен я! Изольда. Пипеточка, песценная моя!

– Жизньвдзин!

– Невеста неизвестная, узнай почём я стою! О моя неизвестная! Моя цена, бесценная моя?

– Дзинь!

– Невеста нейзвестная, почём? Когда торгуешься, знай мою цену!

– Дзинь!

– Пипеточка! Пипетта, песценная моя!

– О! Мать слез моих! Верь для меня! Схорони сына своего!

– Дзинь!

– Вот мы уже и тут. Настройся на звуки иностранных стран! Привет!

– Женьдзин.

– Привет! Куку! Тить тить! Ты кто?

– Не весть!

– Привет привет! Баллимакарет! А я Изз? Мисс? Ведь так?

– Тить! Ты кт…?

НИЗВУКА

ФИННЕГАНОВЫ ПОМИНКИ

Ирландская народная песня

 
Тим Финнеган жил на самом углу
Справа налево немного вбок
В левой руке он имел кочергу
А в правой руке он держал скребок
 
 
Он был простой печник-штукатур
Любил он выпить не хуже всех
Любили его за ту простоту
А выпить так выпить ей-Богу не грех
 
 
   Пляши на поминках на трех половинках
   Тряси половицы, мети весь пол
   Махай скамейкой, прихлопни крышкой
   Под стулом прыгай, вали под стол!
 
 
Раз поутру Тим набрался до дна
Он тряс головой под вздохи и хрип
Он с печки упал в середине дня
А к вечеру шею сломал и погиб
 
 
В открытый гроб уложили его
На семейной кровати вдоль на бобах
Поллитра водки в ногах у него
Две кружки пива стоят в головах
 
 
   Пляши на поминках на трех половинках
   Тряси половицы, мети весь пол
   Махай скамейкой, прихлопни крышкой
   Под стулом прыгай, вали под стол!
 
 
Его помянуть собрались друзья
Вдова молодая на завтрак зовет:
Сперва чайку, ведь без чая нельзя
А там, глядишь, закурить несет
 
 
А там и выпить. Тут Нюра орать:
Красавчик мой, куда ты, куда?!
А Клавка ей: Довольно врать!
Не куда да куда, а туда да туда!
 
 
   Пляши на поминках на трех половинках
   Тряси половицы, мети весь пол
   Махай скамейкой, прихлопни крышкой
   Под стулом прыгай, вали под стол!
 
 
Тут Нюра другая давай вопить:
Ах, Нюра, увы, неправы вы!
Но Нюра сумела ей в глотку вбить
И не глотнуть уж той, увы…
 
 
Большая драка, большая семья,
Сестры и братья, мужик с мужиком
Дерутся, трясутся как гусь и свинья,
С перчаткой когти, туфля с сапогом.
 
 
   Пляши на поминках на трех половинках
   Тряси половицы, мети весь пол
   Махай скамейкой, прихлопни крышкой
   Под стулом прыгай, вали под стол!
 
 
А Микки Клавкин один сидит
Душа его милая скорбью полна
Бутылка водки в него летит
И льется на мертвое тело она.
 
 
Тим воскресает и водкой облит,
Смотрите, из гроба с кровати встает
Встает Финнеган да как завопит:
Меня, вашу так, и смерть не берет!
 
 
   Пляши на поминках на трех половинках
   Тряси половицы, мети весь пол
   Махай скамейкой, прихлопни крышкой
   Под стулом прыгай, вали под стол!
 

494.
ГОРЫ И РЕКИ
Из «Каталога гор и морей»

Гора Каменная. Гора Полкамня. Гора Малый Перевал. Гора Великая. Гора Ровный Холм. Гора Двугорбая. Острие-гора. Гора Утренняя Песня. Гора Светящаяся. Гора Свежести. Гора Тучная. Гора Кипящих Ключей. Гора Влажная. Гора Лай. Гора Грибная. Гора Черепахи. Гора Киноварь. Рыбья гора. Холм Обороны. Горькие Горы. Река Бешеная.

На Сорочьих горах главная вершина Блуд. Есть там Макака, белое ухо. А к востоку вершина Макакины Перья. Рядом Кони живут, полосаты как тигры. Хвосты у них красные.

Истекает оттуда река Привидений. В ней обитают Черепахи: голова как у птах, хвост вроде удава.

Дальше к востоку еще одна гора – Третья. Там Баран о девяти хвостах и в четыре уха. Глаза у него назади. Есть и птица Петух, но три головы и шесть глаз, три крыла и шесть ног.

А с Петух-горы стекает Щербатая речка. Там живет Рыба, по виду лягушка, но со щетиной и хрюкает словно хряк.

В реке Озерной Рыба вроде пестрой коровы тоже хрюкает вполне по-свински.

По горе Одинокой ходит Кабанчик, одетый в жемчуг.

Затем следует гора Ива. Под ней живет Поросенок: на ногах шпоры, лает как пес, и Ушастый Филин с рукой человека.

К востоку вершина Квадрат. На юг течет Добрая речка. В ней водится рогатый Орел, голос у него как у ребенка.

В другую сторону с Петух-горы изливается река Три Грязи. В ней рыба Петух с тремя хвостами, шестью ногами и четырьмя головами.

А еще есть рыба, у которой одна голова и десять тел.

К Тусклой реке забегает Олень с белым хвостом, с ногами коня, с руками и четырьмя рогами.

Водится там и Сова с зелеными крыльями, с красным хвостом и с человеческим языком, которым по-людски говорить умеет. Зовется она Попугай.

Поодаль дикие Утки с одним хвостом и одним глазом. Такие Гуси поддерживают друг друга в полете.

На горе Иван водится Лис с одним глазом и тремя хвостами.

К западу – отроги Твердой горы. Оттуда бежит Камыш-река, где мыши с черепашьими головами тявкают словно лайки. Глаза у них как лошадиные уши.

На Камыш-реке водится зверь с конским телом, птичьими крыльями, человечьим лицом и змеиным хвостом. Любит обниматься с девушками.

А еще есть другие, тоже похожие на быка, но восемь ног, две головы и конский хвост.

На горе Завал обитает Птица в виде набитого ватой мешка, красного как огонь. У нее шесть ног и четыре крыла, но нет ни глаз, ни лица. Птица умеет и петь, и плясать.

Животное под именем «Вол» на вид как пятнистый бык или жирный гепард с головой человека, ушами коровы и глазом. Любит жевать: когда идет, жует кончик хвоста, когда садится, хвост сворачивает.

Еще есть гора, называется Дай. Под ней пасется Конь. У Коня прорезной рот.

Там летает Ворон-Ворона. У него и у ней оба пола. Пять цветов пятнами.

На горе Кабаньей живет белоголовый Бык. У него один глаз. Этот Бык изумрудного цвета.

А Заяц с птичьим клювом обладает глазами совы и хвостом змеи. Как увидит людей, притворяется мертвым.

Или Изюбрь с рыбьими очами – он тоже спит днем и ночью.

Или Совы с тремя глазами и ушами, которых свист напоминает хрип.

В реке Песчаной много горного хрусталя.

В реке Бумажного Дерева есть звонкие камни. Соком такого дерева натирают коней.

С каменистой гряды Ядовитый Хвост бежит, пузырясь, ручей Желтой Кислятины. Там некое существо: человек, но с двумя головами. Зовется он Гордый Червь. А на самом деле это пчелиный улей.

За горою Небесный Столб водится гнедой Конь без головы.

Шмели там с острым завершением. Язык у них выворочен.

Следом следуют горы Ласточек, по которым бродит марал. Но задний рот у него приоткрывается выше хвоста. Имя ему «Бурый Медведь».

Гора Равновесия. Стрекозы, прилетая с этой горы, превращаются в змей, а змеи превращаются в рыб.

Затем страна Лошадиных Голов. В этой стране у людей конские головы, птичьи клювы и крылья. В крылья они упираются, когда ловят рыбу, возникшую от змей и стрекоз.

Великая Пчела похожа на кузнечика.

Красный Мотылек напоминает муравья.

Рядом царство Трех Волосатых.

Потом идет царство Трехголовых. У людей там по три головы.

За южным морем к западу от Красной реки, к востоку от Зыбучих Песков обитают три зеленых зверя. Туловища их срослись. Называют их поэтому «Сроши».

Там же водится животное с головой зверя и телом змея.

В Громовом озере живет Гром с туловищем жирной змеи и черепом человека. Он лупит себя в живот и гремит.

В северном море водится Белый Конь. Зубы у него как пила. Питается леопардами и гепардами. Поглядывает на гиен.

Река Заросшая стекает с Крутого Холма. У его жителей человеческие лица с толстыми губами, черное тело, вывернутые ступни. Увидав, как другие люди смеются, они тоже хохочут до упаду.

К югу пасутся носороги. Они словно быки зеленовато-черной окраски. Рог у них один.

Там есть дерево, тоже похожее на быка. Потянешь его желтую кору, она сползает змеевидною лентой.

На горе Отравленной Жабы произрастает платан. У него желтый корень, красные ветки, зеленые листья.

Там же холм Голубого Платана, а под ним государство Пигмеев. «Мы тихие люди» – говорят они и идут собирать целебные травы.

С Блестящей горы течет Блестящая река. В ней водится особая рыба: зовется «Лосось», потому что сосет лосей. Поблизости есть Крысы с кроличьей головой и телом лося. Вот их и сосет Лосось.

На горе под названием Лошадь живет тварь вроде зайца с лицом как у мыши. Имя ей «Летучая Мышь». Летает она на спине, ногами кверху.

Рядом струится речка Хохо. Там водится Рыба, похожая на лягушку. Голова у ней рыбья, а тело свиное.

Змеиная река сползает с горы Змей. Там большая Змея, желтая с зеленой головою. Она поедает оленей.

Змея Ба глотает слона, а потом извергает кости. Эти змеи красновато-бесцветны.

На великой Цветущей горе обитает Змея о шести ногах, и крыла у нее четыре.

Гору Старухи омывают воды реки Смерти. Там Ежи, цветом словно огонь, и Крыса с белыми ушами и мордой. Зовется «Цежу». И впрямь отцеживает.

На горе Девяти Сомнений тоже странная тварь: откинутый череп, стоячие уши, свиное рыло под человечьим челом, тело единорога и большие сросшиеся ноги с раздвоенными копытами как у вепря.

Царство Мягкотелых лежит к востоку от государства Одноглазых.

Народ Вислоухих происходит от крикливой макаки.

Зыбучие пески начинаются от горы Колокол. Там белые Кони в яблоках, с красной гривой, с глазами как золото.

Есть еще зеленая Собака, которая пожирает людей, начав с головы.

На крайнем западе стоит Черно-белый холм, а над ним гора Обитель Мрака, с которой стекает Черная речка. У истока живут черные птицы, черные змеи, черные тигры, черные пантеры и черные лисы с трепаными хвостами.

Гора Пи. Гора Пропасть. Гора Великой Встречи. Котел-гора. Железная гора. Золотая гора. Гора Бессмертия.

Есть река Гора, и есть гора под названьем Река. Вершина горы Река находится в ее истоках. Истоки реки Гора – на ее вершине.

II. МОЛНИЯ С БЛЕСКОМ

495.
МОЛНИЯ, ЧИСТАЯ МЫСЛЬ
Из собрания книг, обнаруженного в глиняном кувшине в пустыне близ Хенобоскиона

 
Послана я от Власти
Являюсь к тому, кто обо мне мыслит
Нахожусь меж теми, кто меня ищет
Слушающие, внемлите!
 
 
Ожидающие, меня ловите!
Из вида не упускайте!
Чтобы не гнал меня ни взгляд, ни голос.
 
 
Помни обо мне всегда и везде
Не забудь никогда и нигде
10__ Будь на страже!
 
 
Ибо начало я и конец
Чествуют меня и бесчестят
Блудница я и святая
И жена я и дева
И дочь я и матерь,
Отвергли меня, но есть много сынов
Велик был мой свадебный пир
Но мужа себе не взяла я.
 
 
Рабыня тому, кто меня создал,
20__ Своим я отпрыском правлю
Но он же – тот, кто меня зачал до рождества своего,
Это и есть мой отпрыск
От коего вся моя сила.
Я жезл его юной власти
А он моей дряхлости посох
И в его лишь воле
Все, что со мною будет.
 
 
Ибо я неслышное молчанье
И я частое воспоминанье
30__ И могучий голос
И многоликое слово
Сущности имени моего.
 
 
За что же любите меня вы, ненавистники,
Ненавидящие тех, кто меня любит?
Пренебрегшие мною, зачем исповедуетесь?
Говорящие правду обо мне, почему лжете вы?
Знаете меня? – Отчего вы невежды?
Дайте знать обо мне тем, кто меня не знает!
 
 
Я же знание и неведение
40__ Я стыд и я смелость
Я сила и страх
Я война и мир —
Здесь спасайся!
Я в немилости, но я и великая.
 
 
Озаботься моей нищетой и богатством
Не срами, ведь гонят меня по всей вселенной
А я среди тех, кто придет —
Так не ищи меня в навозной куче
Не скрываюсь я среди отверженных,
50__ Ты найдешь меня в высших царствах.
 
 
Не ищи меня среди тех, кто в немилости
Не скаль зубов надо мною
Не от насилия погибаю я,
Ведь я – я жестока и милостива.
 
 
Стой на страже!
Не осуждай моего послушания
И да не возлюбишь ты гордыню мою
Не покидай меня, слабую
Не страшись моей власти.
 
 
60__ Зачем презираешь мой страх, кляня мою гордость?
Ведь я – среди множества опасений,
Моя сила в боязливой дрожи
Я слабая, да, и я же среди могуществ мощных
Нет во мне смысла, но я и мудра.
 
 
За что ненавидели меня в вашем совете?
Молчалива я среди молчащих
Но являюсь с возвышенной речью…
Зачем проклинали меня вы, эллины?
За то, что сужу я по-варварски среди варваров?
70__ Ведь я – это мудрость эллинов
И я – это ведение варваров.
 
 
Я та, кого везде ненавидели
И любили кого повсеместно
Я та, кого зовут Жизнь
А ты именуешь Смерть
Я та, кого называют Закон
А ты обозвал Беззаконием.
 
 
Я преследуема и я же та, кого ты поймал,
Кого ты рассеял и собрал воедино,
80__ Перед кем ты посрамлен,
И сам же стоишь предо мною бесстыден!
Я та, кто не празднует
Но множество праздных дней у меня
Я, я безбожная у которой есть Бог – Он высок и велик,
Та, о которой вы помышляли в тоске
И которую ты презрел,
Я сама необучена, но учились вы у меня.
Да, я та, о ком много думал ты,
От кого скрытно прятался
90__ И пред кем ты вдруг предстал.
Но когда б ни скрылись вы
Я тогда и сама приду
Ведь когда б ни явились вы
Тут от вас и сокроюсь я
Так зачем же без смысла прятаться?
 
 
Ловите меня среди мыслей о грусти
Хватайте меня меж мыслей о печали
Из области разрушения
От тех, кто добр среди безобразия,
100__ От срама берите меня, о бесстыдные!
Стыдом и бесстыдством осудите меня!
Сами вы все словно части мои,
Придите же ко мне все меня знающие,
Все вы, знающие все части мои
И поставьте меж малых созданий великие!
 
 
Обратись к детству,
Не презирая его за малость и за ничтожество
Не отвращай от ничтожества величия
Ибо произрастает малое рядом с великим.
 
 
110__ Зачем проклинаешь меня и превозносишь?
Ты нанес рану, но ты имел состраданье
Не отдаляй меня от первых тебе известных
Никого не гони, ни от кого не беги
Ибо я знаю первых,
А меня знают те, что идут следом.
 
 
Я есмь знание собственных свидетельств
И открытия тех, кто меня ищет
И ведения обо мне вопрошающих
И власть властей в познаньи моем
120__ И всех ангелов, посланных по моему слову
И богов, восседающих в моем совете
И духов мужей, что живут во мне
И всех жен, во мне обитающих.
 
 
Я почитаема
Я восхваляема
Я глубоко презираема
Я мир
Я война
Из-за меня раздор
130__ Я сама – вещество
И я вне вещества.
 
 
Те, кто не со мною – не знают они обо мне
А кто в материи моей – они обо мне ведают
Мои близкие – эти не ведают обо мне
А дальние знали меня.
И когда я близка тебе
Ты был далек от меня
И когда далека от тебя
Я стала близка тебе.
 
 
140__ Я проверяю, но я не проверяема
Я единое и разъединенное
Я прочное и распущенное
Я внизу, а они ко мне подымаются
Я и оправданье и суд
Я, да, безгрешна я
Но есть и корень во мне греха,
По наружности я сладострастна вполне
Но внутри я сама у себя в руках.
 
 
Я – это слух, слышный каждому
150__ И речь, никому не понятная
Я нема и не говорю
Но громко звучат все мои слова.
 
 
Услышь меня в неге
Узнай мое громыханье
Мой громок вопль, но скрыта я от лица земли
Я пеку хлеб, в коем разум мой
И он знает собственное имя мое.
 
 
Я та, что вопит
И которая внемлет
160__ Я зовусь Истиной
Ты чтишь меня и шепчешь проклятия
Суди же тех, кто победил тебя
Пока тебя не осудят они
А там – кто оправдает тебя?
А если ты ими оправдан
Кто же, скажи, вдруг схватит тебя?
 
 
Ибо что у тебя внутри,
То же каждый снаружи зрит
И тот, кто извне украсил тебя,
170__ Он же видит тебя изнутри:
Видимо всем одеянье твое.
 
 
Слушайте меня, о внемлющие!
Чтите слова мои, о знающие меня!
Я есмь слышимое и всем доступное
И я же – речь, которую никому не понять
Я имя звука и я же звук имени
Я знак буквы и значение отдельных черт.
 
 
Я скажу о том, кто создал меня
Я выговорю имя его
180__ Смотрите, это его слова
Они начертаны и исполнены —
Скройтесь, вы, слушающие
И вы, ангелы, и все посланные
И вы, духи мертвых восставшие —
Ведь существую только я одна
И нет никого, кто меня бы судил.
 
 
Ибо много есть разных прелестных форм
Которые действуют в среде греха
В невоздержанности роковых страстей
190__ В убегающих наслаждениях
Человека, доколе он жив
И не ушел за отдохновением.
Там он верно найдет меня
И будет жить и не погибнет вновь.