Дорогой дневник, я влюбилась в его спину!

Аврора

Мнение о том, что перед смертью перед глазами проносится вся жизнь – ошибочное. По крайней мере, со мной такого не случилось. Первой и единственной мыслью, промелькнувшей в моей голове, когда я услышала визг тормозов слева от себя, была «Если я умру, мама прочтет мой дневник!» И поверьте, это было бы, куда страшнее смерти! Ведь мой дневник – единственный собеседник и слушатель, который знал все мои потаенные мысли и желания, перед которым я не притворялась другим человеком. Не то, чтобы я была серийным убийцей и записывала в него имена своих жертв, но та я, которую видели окружающие, сильно отличалась от той меня, какой я была на самом деле.

Кстати, меня зовут Аврора и мне 18 лет. Сегодня. Я ненавидела свое имя с тех пор, как научилась на него откликаться. Я была неспокойным ребенком, взбалмошным и вечно шкодившим, чем доставляла жуткие неудобства своим родителям. Иногда мне казалось, что мама с папой называют меня по имени только, чтобы отругать «Аврора, не ешь столько сладкого!», «Аврора, перестань драться, ты же девочка!», «Аврора, положи на место нож!», и все такое. А когда в школе меня начали дразнить крейсер Аврора, потому что по иронии судьбы я была толстым ребенком, я окончательно утвердилась в своей ненависти к этому имени. Но, хвала небесам, после очередных летних каникул, все изменилось. В то время, когда все девочки школы, под неумолимым влиянием пубертатного периода, замазывали новые прыщи и меняли гардероб на размер больше, я ловила на себе вопросительно-восхищенные взгляды одноклассников. Хоть я и не особо вытянулась в росте, я значительно потеряла в весе и из 70-килограмового танкера при росте 165 см. я превратилась в хрупкую 50-килограмовую малогабаритную яхту. Но, к сожалению, эти изменения не внесли ярких красок в мою жизнь, так как я уже достаточно плотно засела в свою раковину и захлопнула её от посторонних взглядов. Я замкнулась на все замки и залила скважины монтажной пеной, чтобы никто не смог вскрыть их или хотя бы подсмотреть, что творилось у меня внутри, и из сумасбродного ребенка превратилась в серую незаметную мышь. Поэтому мой дневник был моим лучшим другом, был тем, кто не злился на меня за то, что я сказала или сделала глупость, не смеялся над моими мыслями и не обвинял меня, что я не соответствую чьим-то нормам. Только наедине с ним, я могла быть собой. Со временем, когда я решусь сбросить себя образ серой мышки, я опубликую свой дневник и назову книгу «Исповедь».

Перед глазами всплыла картинка, как полицейский передает маме мой рюкзак со словами: «Эту сумку нашли рядом с телом вашей дочери, теперь это принадлежит вам. Соболезную вашей утрате!» И мама, плача, достает оттуда тетрадку с изображением фей из клуба Винкс, открывает и… мой транс был прерван раздраженным визгом клаксона. Поняв, что я еще жива, и вроде как стою на дороге, вцепившись руками в рюкзак, я, зачем-то сделав реверанс, сигналящему и что-то выкрикивающему мне водителю, поскорее убралась с дороги.

Моя возможная смерть под колесами машины стала бы апогеем и, казалась логичным завершением сегодняшнего дня. Отвратительного дня, который начался с того, что самый симпатичный парень нашей школы случайно вылил на мои светлые штаны томатный сок. Не думаю, что надо объяснять, какие шуточки отпускали мои недалекие сверстники по этому поводу. Заканчивая тем, что мой отец назвал меня неблагодарной дрянью, потому что они, видите ли, готовили мне сюрприз, а я опоздала домой на час. А все из-за того, что мои озверевшие от ревности одноклассницы решили, что я специально налетела на Германа, так зовут короля нашей школы, и заперли меня в учительском туалете. Туда я пошла после экзамена, чтобы попытаться хоть как-то оттереть омерзительное красное пятно сока между ног, потому что туалет для учеников был закрыт на уборку. И если бы Алевтина Сергеевна, учительница математики, которая, ко всему прочему, отругала меня за использование учительского туалета, словно я совершила взлом с проникновением, не задержалась, чтобы провести родительское собрание для своего класса, бог знает, сколько еще времени я там провела. Но слушать отец меня не стал, да и объяснять после его слов что-либо я не хотела, поэтому, громко хлопнув дверью, я ушла в неизвестном для них направлении, впрочем, и для себя тоже. У нас с ним всегда были натянутые отношения, не помню, чтобы он когда-нибудь говорил, что любит меня. Я часто представляла, как сдам тест ДНК и швырну ему в лицо результаты со словами «Я знала, что ты не мой отец!» Но, конечно, я так не сделала бы, во-первых, потому что это поставило бы под удар маму, а во-вторых, внешне наше родство с ним было достаточно очевидным. Хотя в большей степени я была похожа на маму, с такими же мягкими чертами лица, огромными орехового цвета глазами и золотисто-русым цветом волос с их густотой и непокорностью, но подбородок, чуть заостренной формы, выдающий мое упрямство, и высокий лоб мне достались по отцовской линии. Раньше, когда я была еще неконтролируемым ребенком, мама часто говорила, что я взяла самые худшие черты характера своего отца. Но, конечно, тогда, когда он не слышал. С мамой у отца тоже были натянутые отношения. Казалось, что мы обе чем-то сильно насолили ему, и он вынужден терпеть наше присутствие. Да и мама не часто проявляла ко мне любовь. Раньше, когда я была ребенком, тем взбалмошным и непослушным, она смотрела на меня как на исчадие ада, на роковую ошибку, которую невозможно исправить. Но сейчас, моя роль дочери-невидимки ее вполне устраивает, не мешая ей выполнять свои первостепенные функции матери, не имеющие никакого отношения к эмоциональной привязанности. Казалось, в этой семье все друг друга недолюбливают. И у меня есть шанс вырваться из этой мясорубки под названием семья. Осталось совсем немного, до конца месяца я сдам экзамены и уеду, как можно дальше, хоть на Камчатку, лишь бы туда было трудно добраться и ещё сложнее выбраться, тогда у меня будет отмазка, почему я не приезжаю на выходные и праздники. Хотя, конечно, я мечтала не о жизни на Камчатке. Я мечтала поступить в престижный вуз Москвы на бюджет и именно для этого упорно училась. Я была книжным червем, и это звание отлично сочеталось с образом серой мышки. Я мечтала и дальше зарываться в книги, читать и редактировать их. Но если я не пройду конкурс, я останусь в родном городе и буду учиться в захолустном пед. Институте, ежедневно возвращаясь в ад, пока когда-нибудь не выйду замуж за отчаявшегося найти вторую половинку мужчинку, нарожаю ему кучу детей и буду таскать сумки с продуктами, возвращаясь с работы. Перспектива достойная самоубийства.

Если бы не взгляды прохожих, которым я, очевидно, представлялась долбаным фриком или феминисткой, из числа тех, кто поддерживает движение не бритых подмышек или свободных месячных – пятно оттереть мне так и не удалось, я бы истерически рассмеялась. Мне ужасно хотелось забиться в какой-нибудь темный прохладный угол и выплеснуть все переполняющие меня чувства на страницы моего близкого друга. Не то, чтобы у меня не было больше друзей, кроме дневника. Мою единственную подругу в человеческом обличии зовут Катя Воропаева. Мы начали дружить с ней во втором классе, и наша дружба прошла множество испытаний, от драки в 3 классе, когда я случайно наступила ей на ногу и, как она упорно доказывала, чуть не раздавила её, до нашей первой безответной любви к одному и тому же мальчику из параллельного 6 Б класса, из-за которого, к слову сказать, мы тоже чуть не подрались. Но, хвала небесам, мы с ней вовремя и по-взрослому осознали ценность женской дружбы и бессмысленность наших жалких попыток обратить на себя его внимание. Но по окончанию седьмого класса, после трагической смерти ее отца, она вместе с остальной своей семьей переехала в Москву. Сюда они приезжали пару раз в год, чтобы проведать, оставшихся в городе бабушку и дедушку. До сих пор мы с ней часто созваниваемся и делимся событиями из нашей жизни, но если ее истории приправлены эмоциями и чувствами, то мои – сухие факты. Не то, чтобы я ей не доверяла, но когда тебе 17… пардон, уже 18, и большую часть сознательной жизни ты прожила в коконе, очень сложно открыться кому-либо.

От безрадостных мыслей о моей незавидной судьбе, меня отвлек телефонный звонок. На дисплее высветилась фотография подруги со смешно скорченной рожицей.

– Привет, подруга! Думала, я забыла про твой день рождения? – весело сказала Катя.

– Да! Я как раз репетировала истерику, которую собиралась тебе закатить, если ты не позвонишь! – смеясь, ответила я.

– Тогда я кладу трубку, чтобы дать тебе возможность еще и побить меня при встрече!

– И как скоро она состоится? – настороженно спросила я.

– Я в городе, поэтому прямо сейчас! – радостно взвизгнула Катя.

Эта новость, несмотря на все происходящее дерьмо, спасла сегодняшний день от занесения его в черный список.

Аврора

Пока я добралась до Катиного дома, уже стемнело, поэтому достав из заднего кармана телефон, я быстро набрала сообщение маме, коротко объяснив, что приехала Катя, поэтому немного задержусь. Я уже собиралась набрать номер квартиры, когда мое внимание привлек какой-то звук, инстинктивно обернувшись, в свете фонарей, я увидела машину, показавшуюся мне смутно знакомой, и лениво облокотившегося на нее парня, который, если он, конечно, не сумасшедший, разговаривал по телефону. Он стоял спиной, но… О Боже! Его спина обтянутая тонкой тканью белой рубашки, так что выделялся каждый мускул, заставила меня пустить слюну. Темноволосый, высокий, широкие плечи плавно переходящие в узкую талию, с накаченными ягодицами, обтянутыми в брюки модного кроя, со спины его тело было идеальным, словно его вылепил из глины какой-нибудь талантливый скульптор, да что уж там говорить, даже его лопатки выглядели чертовски сексуально! Он был настолько горяч, что даже пожарные не смогли бы его потушить. Даже в самых своих смелых фантазиях я не могла представить тело мужчины, более совершенное, чем у него. А я часто фантазировала на эту тему, и эта была главная причина, по которой у мамы случился бы инфаркт, а отец отказался от меня, как от дочери, попади им в руки мой дневник. Я поймала себя на мысли, что если сейчас передо мной появится дьявол и попросит мою душу за возможность прикоснуться к его спине, я не раздумывая соглашусь! Более того, пока он стоял спиной, я мысленно раздела его и занялась с ним первым в своей жизни сексом, и даже так это было восхитительно! Я чувствовала странную тяжесть внизу живота, отчего мои коленки сжимались сами собой. Я уже представляла, как в своей заветной тетрадке пишу: «Дорогой дневник, я влюбилась в его спину! И от этой мысли на моем борту началась настоящая паника! Чувства, которые я испытывала сейчас, были мне не известны, не понятны и ужасно пугали! Одно дело фантазировать о гипотетическом парне и описывать его в своем дневнике, и совсем другое – ощущать физическую необходимость прикоснуться к реальному мужчине, чьего лица я даже не видела. Но если раньше я сомневалась в существовании Бога, иначе за какие грехи мне все это дерьмо по жизни, то сейчас, глядя на то, как он медленно поворачивается с грацией сытого гепарда и смотрит на меня, я уверовала! Бог есть и он спустился с небес на землю, чтобы спасти меня!

Или нет…

Если в его лице и было что-то божественное, не в смысле ангельское, скорее нечеловеческое, потому что если ты человек то, что ты сделал, чтобы получить это лицо, то во взгляде его темных глаз не было ничего от Бога. Даже он не стал бы смотреть на меня с таким пренебрежением. А шрам, рассекающий правую бровь, делал его взгляд и вовсе демоническим. Единственным моим желанием стало, провалится прямо в ад, потому что вариться в адском котле не так унизительно, как гореть от стыда, под его пристальным уничижительным взглядом, осматривающим меня с ног до головы.

Но спасение неожиданно пришло ко мне вовсе не из пристанища дьявола, а из подъезда.

– Аврорушка! Здравствуй детка! – воскликнула бабушка Кати, увидев меня. – Ты почему так долго не заходила? Поди, уже два месяца прошло, как виделись в последний раз!

– Здравствуйте, Зинаида Васильевна! Не обижайтесь на меня! С этой учебой времени не остается даже на сон, еще и экзамены начались. Но я исправлюсь, обещаю! – с улыбкой ответила я.

Зинаида Васильевна была добрейшей души человеком, и я искренне любила ее, как свою бабушку. Тем более, что по рассказам самой Зинаиды Васильевны, они с моей бабушкой были близкими подругами всю жизнь, и когда моя бабушка умерла – это случилось еще до моего рождения – она словно потеряла сестру. В детстве мы с Катей часто приходили к ней после уроков, чтобы вкусно покушать и посмеяться над их забавными отношениями с дедушкой. После отъезда Кати я часто навещала их, и они неизменно радовались моему приходу.

И сейчас я готова была упасть перед ней на колени за то, что она избавила меня от мук позора.

– А куда вы идете? Может, я вас провожу? А потом вместе вернемся. Я как раз к Кате шла.

– Да в магазин надо. Вареников налепила, а сметана закончилась.

– Бабуль, поехали, я тебя отвезу! – услышала я низкий голос, вызвавший волну мурашек по всему моему телу.

Бабуль?!

– Ой, Кирюш, ты тут? – воскликнула бабушка.

Кирюш?! Тот самый болван, который все детство дразнил меня Шреком в юбке за то, что я была толстой и необщительной. Я же называла его Гринчем за его угрюмое лицо и мелкое пакостничество. Он часто провоцировал меня, а я огрызалась как маленькая собачонка, но со временем, мои ответы становились все тише, а препирательства все реже и, в конце концов, он сдался. А потом и вовсе перестал замечать меня. Так же, как все…

– Проводи лучше Аврорушку наверх! А я сама дойду, магазин за углом – сказала она.

Лучше бы я все-таки провалилась…

Кирилл

Не смотря на всю мою любовь к бабушке и дедушке, я ненавидел возвращаться в этот город, здесь я чувствовал невероятную скуку и раздражение. И тоску. Слишком много воспоминаний связанных с отцом, которого не стало в результате глупой аварии незадолго до нашего отъезда в Москву. Собственно, это и послужило причиной отъезда. Я был с ним в машине в тот страшный час, сидел рядом на пассажирском сидении, когда на дорогу прямо перед нами выскочила тощая дворняжка, и отец, вильнув, попытался объехать ее, но машину начало заносить на мокром после растаявшего снега асфальте, и мы врезались в растущее на обочине дерево. Я тогда вырубился от болевого шока. Очнулся уже в больнице. Все, чем я отделался это рассеченная осколком лобового стекла бровь и пара сломанных ребер от выстрелившей подушки безопасности. А отца не стало. Скончался на месте аварии от полученных травм. Моя дорогая мама недолго носила траур по отцу и выскочила замуж за маленький член большого бизнесмена из Москвы. А так как моей сестре только-только исполнилось 14, а мне оставалось пару месяцев до 18 лет, она увезла нас с собой. Я тогда не хотел этого, сопротивлялся, крушил все вокруг и ненавидел мать всей душой, и даже сейчас мысли о ней и ее муженьке, который гордо именует себя нашим с сестрой отчимом, словно он приютил бездомных котят, вызывают во мне волны гнева. Но я смирился, извлек из этого выгоду, как бы цинично это не звучало. Новое замужество матери открыло мне дорогу к цели, но проходил этот путь я сам, много учась и работая. Я не мог позволить им сказать, что я всего добился благодаря протекции отчима. Поэтому находясь в этом городе, мне казалось, что я теряю драгоценное время. Единственным развлечением в этой глуши, были встречи с моим другом, Игорем, которому я как раз позвонил, чтобы сообщить о своем приезде.

– Здорово, брат! Я в городе.

– Ооо! Семейство Кузнецовых почтило наш город своим присутствием! – забавлялся Гоша.

– Семейство Кузнецовых осталось в Москве, – поморщился я от того, что друг приписал мне фамилию отчима. – Но здесь лучшая его часть!

– И надолго вы тут?

– Около недели, у дедушки день рождения через три дня. После него уедем.

– Тогда предлагаю не терять время и увидеться сегодня. Такая пятница не должна пропасть зря! – с энтузиазмом сказал Гоша.

– Сегодня не могу. Только приехали, не красиво свалить из дома в первый же день. Да и за руль сегодня садиться больше не хочется. – Ответил я. Особенно после того, как чуть не сбил сумасшедшую, разгуливающую по дороге, словно по Бродвею.

– Понял тебя. Тогда хорошо тебе повеселиться, поедая бабушкины пирожки.

– Вареники – хмыкнул я и положил трубку.

«Твою мать!» подумал я, когда обернулся и увидел сумасшедшую с дороги. Она что, выследила меня? Не хватало только стать жертвой сталкера в лице тронутой девчонки. И если учесть, как она смотрит на меня своими огромными, полыхающими огнем глазами, она точно безумна. Она была еще ребенком, хотя и очень симпатичным – невысокая, стройная – это было видно даже за мешковатой одеждой, на маленьком аккуратном личике горят глаза, как у кошки в темноте, ротик с пухлыми розовыми губами приоткрыт, а волосы в свете фонаря, кажутся золотыми. Но весь ее образ был настолько невзрачным, неухоженным и отталкивающим, что если бы я не был так внимателен к деталям, посчитал бы ее уродиной. Но не успел я открыть рот с тем, чтобы посоветовать ей отвалить отсюда, как из подъезда вышла моя бабушка и, обняв эту чокнутую, заговорила с ней.

Она назвала ее Аврорушкой? Неужели та самая? В детстве у моей сестры была подружка, и они все время таскались вместе, как сиамские близнецы. Очень странные сиамские близнецы, если учесть, что моя сестра была худеньким ангелочком с копной светлых волос, доставшейся ей от матери, и не закрывающимся ртом, а эта девчонка – толстой, молчаливой и замкнутой. Хотя так было не всегда. Поначалу она была очень даже бойкой девочкой и часто забавляла меня своей реакцией на мои колкости. Должен признать, я не был ангелом, не мог удержаться от того, чтобы не поддеть ее. Возможно, в какой – то момент я перегнул палку, и она перестала обращать внимание на мои шутки, смотрела, словно сквозь меня. Но, тем не менее, никогда не понимал, что у них с моей сестрой могло быть общего.

Из их разговора я убедился, что она не сталкер, а та самая подруга Кати, поэтому выдохнул с облегчением.

– Бабуль, поехали, я тебя отвезу! – сказал я бабушке, которая собиралась в магазин.

–– Ой, Кирюш, ты тут? Проводи лучше Аврорушку наверх! А я сама дойду, магазин за углом – ответила она и, спустившись по ступенькам, свернула за угол дома, в то время как глаза девчонки расширились от неприкрытого ужаса, рискуя выпасть из глазниц.

Она что боится меня? Это я должен бояться, судя по тому, как она смотрела на меня пять минут назад. Я знаю этот пожирающий взгляд и не раз ловил его на себе, но не ожидал увидеть его на лице маленькой дурнушки. А теперь ей видимо стыдно.

Поравнявшись с ней, я открыл дверь подъезда своим ключом, пропуская вперед девушку, которая застыла как статуя, отчаянно делая вид, что ее здесь нет.

– Ты бы так не на меня смотрела, а по сторонам, когда дорогу переходишь, – прошептал я, наклонившись к её уху так близко, что почувствовал запах ее кожи. От нее пахло летним зноем и черешней, и этот сладкий пряный запах обжег мои ноздри. Аромат, который исходил от нее, совсем не сочетался с ее образом. Так пахнут уверенные в себе девушки, а не испуганные мышки.

Вскинув голову, девчонка уставилась на меня долгим взглядом, в котором читалось непонимание, испуг, стыд, а затем все это сменилось злостью и она, гордо вскинув подбородок, ответила:

– Лучше бы ты права получил прежде, чем за руль садиться!

– У меня есть, показать? – хохотнул я. Я был удивлен, спустя столько лет Аврора показала зубки.

Девчонка театрально закатила глаза.

– Гаишникам покажешь, только не забудь перед этим позвонить папочке, чтобы он отмазал тебя – прищурив глаза, ответила она. И осеклась…

Я сжал ладони в кулак с такой силой, что кожа на костяшках начала трескаться. Но это была единственная реакция моего тела на ее слова. Глупо злиться на девчонку, которая пытается защититься.

– Я не… – она пыталась что-то сказать, во взгляде было столько эмоций: страх, сожаление, печаль, злость… А затем ничего. Её взгляд потух, не выражая больше никаких эмоций, а сама она как будто уменьшилась в размерах. Её реакция поразила меня, пять минут назад огонь в её взгляде мог расплавить металл, а сейчас там так пусто, что глаза кажутся бесцветными.

– А чего вы тут стоите? – наполовину вывалившись из окна квартиры, крикнула моя сестра, выводя меня из состояния шока.

Не говоря ни слова, Аврора вошла в подъезд и, не дожидаясь лифта, рванула по ступенькам на третий этаж. Я пошел следом, пытаясь убедить себя, что желание в ее глазах не было галлюцинацией.

Катя уже ждала нас в дверях квартиры и не успела ее подруга переступить порог, бросилась обнимать её.

– С днем рождения, дорогая! Теперь ты совершеннолетняя и сама можешь покупать алкоголь и голосовать! – смеялась Катя.

– Жаль, что я не пью и являюсь абсентеистом, совершеннолетие переоценивают – фыркнула Аврора.

– Абсен.. кем? – недоуменно уставилась на нее моя глупая сестренка.

Я рассмеялся. А Аврора бросила на меня испуганный взгляд, словно не ожидала меня здесь увидеть.

Бабушка весь вечер сетовала, что забыла про день рождения Авроры и не испекла торт, девчонки шушукались, а я, развалившись на кресле, наблюдал за девушкой, пытаясь дать логичное объяснение своей реакции на нее.

Было уже достаточно поздно, когда Аврора, взглянув на часы, подскочила и засобиралась домой.

– Зинаида Васильевна, спасибо вам большое за ужин! Уже поздно, я пойду. Скоро обязательно навещу вас еще раз.

Скользнув по мне взглядом, она направилась к двери, а моя сестра пошла ее провожать. Я уже собирался вернуться в свою комнату, когда услышал, как Катя предлагала своей подруге пойти завтра в клуб. Резко развернувшись, я вышел в коридор.

– Я отвезу тебя – услышал я собственный голос. Какого хрена мне это надо?

Её глаза буквально вспыхнули от испуга и чего-то еще, я не смог разобрать.

Не говоря ничего больше, я обошел удивленных девчонок и открыл дверь, взглядом торопя Аврору выйти.

Мы ехали молча. Я все время косился на неё, тайком рассматривая.

– Это сок… томатный… – сказала Аврора, смущенно натягивая футболку.

– Я не спрашивал! – резко ответил я, замечая красные пятна на штанах. Если бы она не сказала, я не заметил их.

Аврора вскинула подбородок, видимо я задел ее своим тоном. Я сам не понимал, почему так резок с ней. Но больше для себя, чем для нее, я решил объясниться.

– Послушай, Аврора, я видел, как ты смотрела на меня. Тебе нельзя так смотреть на взрослых парней, ты еще слишком маленькая для… всего этого.

Она отпрянула от меня, словно я дал ей пощечину.

– Твое раздутое самомнение уже вышло за пределы нашей солнечной системы! – злобно сверкая глазами, ответила девчонка.

– Это не самомнение, а здоровый взгляд на вещи. А вот твой взгляд на меня явно был нездоровым! – парировал я.

– Ох, прости, просто на минутку я перепутала тебя с настоящим мужчиной, такого больше не повториться! – язвила она.

– То есть, ты признаешь, что раздевала меня своим взглядом?

– Не тебя, а мужчину, с которым тебя перепутала!

– Но ведь это был я! А тебе рановато смотреть на мужчин таким взглядом!

– Не думала, что инспекция нравов так быстро меня накроет! Но передай своим, что мне уже 18, и трахаться мне разрешено на законодательном уровне.

Я нахмурился. Я действительно хотел уберечь ее от необдуманных действий, но я не полиция нравов. Я из тех, от кого ее надо беречь. Она не сможет долго прятаться за своей нелепой одеждой и строить из себя тихоню.

– Я на другой стороне, Аврора, поэтому держись от меня подальше!

Она задумчиво посмотрела на меня и отвернулась. Всю оставшуюся часть дороги Аврора не проронила ни слова, уткнувшись взглядом в темноту ночи.

Когда я подъехал к ее дому, она, кинув мне через плечо «спасибо», вылетела из машины и скрылась в подъезде своей пятиэтажки, а я продолжал смотреть ей вслед, абсолютно не понимая, почему так злился на неё и почему чувствую вину за свои слова.