Одинокий мужчина с кошкой

Глава 8

Пифией оказался не муж Варвары, а она сама: с адвокатом вышла загвоздка. Адвокатов, выигравших дела о защите прав животных в суде, в городе не существовало, как и самих дел.

– Прецедента не было, – объяснила секретарь коллегии адвокатов, милейшая женщина с аристократическими манерами. – Обычно такие дела улаживают до суда.

– Так он и не появится – прецедент, если дело некому вести, – высказала ценную мысль Ксения.

– А вы попробуйте через мирового судью решить этот вопрос, – дала совет аристократка. Совет был бесплатный, и это был щедрый подарок: в фирме ни один служащий бесплатно даже не улыбался.

В наихудшем расположении духа Ксения вернулась на работу. Внутри все кипело, и Ксения без труда определила виновника своей неудачи. Все из-за Явкина. Она давно уже вывела печальную статистику: стоило встретиться с Геной, и день шел насмарку. С утра они столкнулись с Геннадием Явкиным перед лифтом. Как назло, в здании с двенадцатью этажами кроме Барковой и Явкина ни одного желающего подняться в лифте не оказалось.

– Тебе идет этот костюмчик, – оскалился Явкин.

Ксении немедленно захотелось сбить радостный настрой с Гены. Ее взгляд и голос окрасились состраданием:

– Геннадий Тимофеевич, по жалобе Ерохина готово заключение. На твоем месте я взяла бы отгул, чтобы привести дела в порядок. И сухарей бы насушила. Мешка два.

– Ты не можешь быть на моем месте, потому что я всегда сверху, – шепнул Явкин Ксении в висок.

На мгновение Ксению накрыла смесь запахов, в которой различались едва заметная горчинка от дорогих сигарет, пряная нотка парфюма и… чего-то странного… Невещественного… Неужели мужского обаяния?

Ксения не позволила себе заблуждаться.

– Явкин, оставь свои намеки для барышень из кулинарного колледжа. – Ноздри у нее подрагивали от сдерживаемой ярости.

Лифт причалил, двери кабины отползли в стороны и замерли в ожидании пассажиров. Ксения медлила, и Явкин с видом законченного придурка ждал, когда она войдет в лифт первой.

– Мужчина получает удовольствие, если пропускает женщину вперед. Прошу. – Ничего не подозревающий Гена подписал себе приговор.

– Уверяю тебя, – процедила Ксения, – это не тот случай, когда мужчина пропускает женщину вперед.

Гена уставился на второго зама:

– Ты имеешь в виду, мы должны одновременно войти? Давай попробуем. Мне кажется, если я тебя обниму, у нас получится. Вообще, мне интуиция говорит, что у нас вдвоем все может получиться. Я бы даже сказал, не вдвоем, а наедине.

– А мне моя интуиция говорит, что с таким, как ты, наедине скучно.

Гена покровительственно потрепал Ксению по плечу:

– Моя девчонка не жалуется. Но, как говорится, нет предела совершенству. Я готов учиться, если учителем будешь ты. Только свистни. Или ты мужененавистница?

Явкин забыл ладонь на плече у Ксении, и она процедила сквозь зубы:

– Руку убери.

Внезапно в Ксении проснулось трусливое желание подняться на седьмой этаж пешком.

В последнее мгновение решила не уступать этому бонвивану. С какой стати? Шагнула в лифт и с воинственным видом встала к стенке, вдоль которой тянулся поручень. Гена нажал на кнопку седьмого этажа и словно невзначай положил руку на поручень. Ксения оказалась в ловушке. Чтобы скрыть смущение, с вызовом посмотрела на Явкина. Глаза Явкина остановились на груди второго зама – под тонкой блузкой с цветочным рисунком угадывался кружевной бюстгальтер.

– Баркова, мне хорошо, когда женщине хорошо. Ты сможешь убедиться в этом, как только захочешь. – Тепло, исходящее от фигуры Явкина, ощущалось все явственней.

Ксения не знала, куда деваться, безотчетно перестала дышать и, кажется, втянула живот. И неожиданно поймала себя на мысли, что за несколько лет знакомства впервые видит глаза племянника Мишустина так близко. Глаза у Гены оказались водянисто-голубыми, и все в них просматривалось до самого дна. Даже случайно, даже по забывчивости Создатель не оставил на этом дне ничего значительного. Вот если бы им добавить глубины, не без сожаления подумала Ксения, они были бы даже красивыми.

На панели погасла кнопка с цифрой семь, лифт замер, Гена уронил руку-шлагбаум. Испытав неимоверное облегчение, Ксения шагнула к выходу, царственно повернула шею.

– Если хочешь доставить мне удовольствие, перестань подворовывать на фирме. – Завершив пассаж, она покинула кабину, лифт отчалил, унося с собой сраженного наповал – так ей казалось – Гену.

Оказавшись на площадке между этажами, Ксения вдохнула прокуренный воздух. «Ну и придурок», – в который раз поразилась она.

Из кабинета менеджеров выскользнула девичья фигурка с пачкой бумаги – дух ветра, сильфида.

– Мышлявкина! – От злости Ксения даже вспомнила фамилию сильфиды. – Это вы не выключили копировальный аппарат? Объявляю вам выговор.

С прямой спиной Ксения пронеслась мимо красной как маков цвет сотрудницы.

Заключение по жалобе Ерохина лежало у нее на столе. Она еще раз перечитала справку, из которой следовало, что вместо заказанной марки оборудования поставщик прислал его модификацию. На этот раз Гене удалось удержаться в седле: в бланке-заказе снабженцы указали именно то, что просил Ерохин. С легким разочарованием Ксения вложила лист в прозрачный файл и стала думать про адвоката. Может, на самом деле обратиться к мировому судье?

Глава 9

Прочитав табличку на двери, Ксения приободрилась: «мировой судья Аксиониди Георгий Аполлонович» не мог оказаться бездушным сухарем, равнодушным к судьбе несчастного Левки. Судья оказался плешивым пухлым коротышкой, впрочем не лишенным мужского обаяния. Ксении он явно симпатизировал: бросив на нее один-единственный оценивающий взгляд, держал себя, как старый добрый друг.

Выслушав суть претензии, Георгий Аполлонович направил Ксению к девочке-секретарю. Та зарегистрировала заявление и выписала повестку Холину. Повестку девочка вручила оторопевшей Ксении со словами:

– У нас курьер на больничном – ногу сломал. Вы же заинтересованная сторона?

Получив подтверждение, девочка довела до заинтересованной стороны следующую мысль:

– Вот поэтому вам лучше не ждать, а самой вручить ответчику повестку. Только под личную подпись.

Из присутственного места Ксения вышла в полной прострации. Легче было представить, как она вручит повестку Тугарину-змею, чем Холину, особенно с учетом Крона. Если бы она знала, где этот Холин работает, еще можно было бы попробовать поймать его на рабочем месте и всучить повестку при свидетелях.

Тут Ксения признала, что девочка-секретарь знает свое черное дело: заседание суда назначено через две недели, терять время на поиски места работы Холина смерти подобно: если он не явится в суд, решение примут без него. Потом «заинтересованное лицо», то есть она, Ксения Баркова, будет точно так же, высунув язык, носиться за Холиным, чтобы вручить ему решение суда. А чтобы он исполнил это решение, потребуются месяцы, и все будет тянуться до морковкина заговенья.

Следовало уже вечером отправиться на улицу Космонавтов и каким-то образом вынудить Холина поставить подпись на корешке повестки. Желательно кровью, не без злорадства подумала Ксения.

И она сделала первое, что, по здравом размышлении, сделала бы на ее месте каждая, – позвонила своему ненаглядному другу Никеше.

И выслушала отповедь, похожую на запись на автоответчике:

– Солнышко, я сегодня никак не могу. Сегодня же понедельник, сегодня у меня тренировка.

– А ты не можешь пропустить тренировку? – упавшим голосом спросила Ксения. – Или перенести ее на завтра.

– Солнышко, что ты прямо как чужая? Конечно, не могу. Завтра другая команда тренируется. И пропустить не могу – мышцы постоянно нужно держать в форме.

Аргументация была слабенькой. Никакого криминала в том, чтобы Никита пропустил тренировку, Ксения не видела, и все списала на лень своего друга, эгоизм и ненависть к суете. По этой причине даже вид спорта Никита выбрал несуетливый.

Неожиданно для себя она сказала:

– Знаешь, Рассветов, это не я, это ты чужой.

– Солнышко, у тебя критические дни? – с обидой спросил инструктор.

Ксения так и видела, как Никеша наморщил свой идеальный нос.

– Извини за беспокойство. Прощай.

Прозвучало пафосно, но Ксении было плевать на слог. В этот момент она была уверена, что отношения с Никешей зашли в тупик и ликвидировали сами себя, как космическая станция, отработавшая срок.

Глава 10

Прокатывая между ладоней остро отточенный карандаш, Гена честно пытался работать. На данный момент работа состояла в том, чтобы вникнуть в замечания, высказанные производственниками, и составить рекламацию на оборудование, а самолюбие, черт бы его взял, требовало: обидься, Гена. «Если хочешь доставить мне удовольствие, перестань подворовывать на фирме» – вот как она выразилась. Ведь что, мерзавка, сотворила: разбила предложение на две части. Пока он, открыв рот, вслушивался в журчащие переливы ее голоса, она сказала гадость и сиганула из лифта, вильнув бедром. И конечно, он ничего не успел ответить этой змее, этой ведьме, потому что, пока он пялился на ее попку (тут Гена вздохнул и заерзал в кресле), лифт тронулся, а он так и не придумал, что ответить. Ну хотя бы: «Сама дура».

Гена сунул карандаш в органайзер, вместо него извлек ручку с черной пастой. Потянулся к принтеру, достал несколько листов бумаги и положил перед собой. Чистый лист вызывал у Гены желание оставить на нем свою подпись. Этим Гена и занялся. Подпись была командирская, с нажимом, сильная и энергичная. Вот только с подчеркиванием Гена никак не мог определиться: снизу ставить или сверху? Нужно было потренироваться.

Рука тренировалась, голова думала – о Барковой, конечно. Умная бы давно допетрила, что его кто-то подставляет, сказал себе с горечью Гена и понял, что сказал что-то важное.

Обижаться было приятней, чем думать, но мысль внедрилась в череп и застряла там, вызвав маету и внутреннее беспокойство.

Так и не решив, где ставить это самое подчеркивание, Гена приподнялся, перегнулся через стол, отправил лист в пустую корзину, сел и вернулся к началу размышлений: «Кто-то подворовывает на фирме дядьки Саньки. Баркова почему-то уверена, что это дело рук Геннадия Явкина. Тимофеевича», – добавил про себя Гена и раздул щеки.

Так вот: второй зам Баркова уверена, что Гена Явкин…

Кресло под Геной скрипнуло.

За кого она его принимает, эта злыдня Баркова?

Все просто. Кому-то очень нужно, чтобы злыдня отравляла ему существование.

Кому? Враг окопался где-то поблизости и наблюдает за Геной Явкиным?

Похоже на бред сумасшедшего.

Неудобные мысли плодоносили, как сорняки. В попытке избавиться от них Гена клацнул мышкой. Выйдя в Интернет, прошелся взглядом по курсу евро, доллара, фунту стерлингов и зачем-то гривны, посмотрел температуру воздуха в Мармарисе, в Абу-Даби и на Сардинии и уже нацелился на завлекательную брюнетку в бикини, под которой красовалась подпись «развлечения для мужчин», как в кабинет влетел чем-то сильно раздраженный главный инженер Ерохин.

– Сколько это может продолжаться? – с порога потребовал отчета он. – Ты хоть за что-то отвечаешь в отделе?

Гена покраснел и закрыл сразу все окна на мониторе. Покраснел не от глупого вопроса Ерохина, а от того, что чуть не попался на ребяческом интересе к «развлечениям». Чтобы скрыть смущение, Гена сделал важное лицо и откинулся на спинку стула.

– А что такое? – Вот как мы умеем, означал этот вопрос и эта поза.

– Где штукатурная станция?

– Какая станция?

– В девятиэтажке на третьем участке с сегодняшнего дня по плану начинаются штукатурные работы. Так?

– Ну? – Гена дернул могучими плечами.

– Бригада штукатуров вышла на работу, а станции нет. Где станция, Гена? – сердечно спросил Ерохин. – Или, по-твоему, можно ведрами таскать раствор на девятый этаж?

– А что ты с больной головы на здоровую валишь? – удивился Гена. – Эта ваша станция. И ты за нее отвечаешь.

– Память у тебя, Гена, девичья. Я был на больничном, акт подписывал ты. Ты должен был отследить движение станции с участка на участок.

– Да неужели? – осклабился Гена. – Это не я, а ты должен был отследить. Ты производственник, не я. И больничный ты уже закрыл.

– Хорошо, – отступился Ерохин. – Дай мне чистый лист.

В глазах у Гены зажглось любопытство, он потянулся к принтеру и захватил несколько листов. Ерохин устроил крокодиловую папку на краю стола, устроился сам, придвинул лист и что-то застрочил. Через минуту он поставил под строчками закрученную подпись и протянул Гене:

– Читай.

Гена пробежал глазами – это была докладная. Очередная… Вот дерьмо. На щеках у Гены проступил нездоровый румянец. Румянец не укрылся от Ерохина.

– Прочитал?

– Ну?

– Это я довел до твоего сведения. Давай сюда. Встретимся у шефа.

Гена вернул докладную, Ерохин сгреб папку и вымелся.

Ерохин вымелся, но осадок на душе у Гены Явкина остался.

В полном расстройстве Гена вышел в коридор и столкнулся с худородным цыпленком – молоденькой сотрудницей.

– Здравствуйте! – с некоторой восторженностью пискнул цыпленок.

Кажется, это чудо в перьях работало у Барковой, и звали чудо, кажется, Танечкой.

– Здравствуйте. – Гена исторг тягостный вздох.

Было в фирме только одно место, где он мог успокоиться, – столовая.

…За хороший аппетит Дуся выделяла Явкина из общей массы сотрудников.

– Что-то на вас лица нет, Геннадий Тимофеич, – встретила она Гену.

– Та-а… – Гена скривился. – Есть тут субъекты разные, умеют настроение портить.

– А вы покушайте, Геннадий Тимофеевич, и все наладится. А то на голодный желудок все драмой оборачивается.

– Как ты говоришь? – Гена озадаченно смотрел на кухарку.

– А посмотрите на этого нашего тощего Ерохина – все у него плохо. Почему?

– Почему? – послушно повторил Гена.

– Потому что язвенник. Или второй зам. – Дуся понизила голос. – Почему такая злющая? Да потому что все на диете сидит.

– Дуся! – Генино лицо расплылось в улыбке. – Ты не буфетчица, а чистое золото.

От Дусиных слов ли, от наваристого ли украинского борща настроение у Гены поднялось на такую высоту, что Ерохин с его эпистолой закатился в запасной карман памяти – был у Гены такой специальный карман для неприятностей. Нечто вроде закромов Родины. Неприятности в нем пропадали бесследно.

– Всем приятного аппетита, – раздался голос Барковой, и сердцебиение и пульс у Явкина участились.

Гена оглянулся через плечо: второй зам прошла к стойке. На шпильках, в узких брючках и приталенном пиджаке… Волевым усилием Гена оторвал глаза от тугих ягодиц, обтянутых тканью…

Баркова выбрала два салата, паровую котлету и сок и устроилась у окна в профиль к Гене.

За минуту до этого мечтающий о добавке Гена как-то враз потерял аппетит. Язва и задавака Баркова бесила его хотя бы уже тем, что дядька Санька приводил Гене второго зама в пример. Баркова то, Баркова сё… И себя содержит в порядке, и отдел работает, как отлаженный механизм, и отчеты радуют искушенный дядькин глаз, а ответы на любой вопрос – слух. Гена же был небрежен, толком не мог составить служебную записку. Вечно то излишне сократит, то излишне растянет содержание, то начало с заключительной частью увязать не может. И порядка у него в бумагах не наблюдается, все время что-то теряет…

Ну и черт с ним со всем. Не в работе счастье.

Гена доел, влил в себя сок, салфеткой промокнул рот, отнес грязную посуду на специальный столик, сказал Дусе спасибо и с видом оскорбленного достоинства покинул столовую.

Дуся проводила любимца сочувствующим взглядом.

Глава 11

Судный день приближался, тянуть с повесткой больше было нельзя. Нужно ехать к Холину, а ехать страшно и взять с собой – некого. Гордость не позволяла Ксении звонить Рассветову, а он не беспокоил ее своими звонками, не осаждал и не преследовал, на что она втайне надеялась.

И вместо того, чтобы субботу посвятить хозяйству и себе, Ксения приняла героическое решение прямо с утра отвезти Холину опостылевшую бумажонку и забыть о ней. Постояла под душем, с удовольствием облачилась в джинсы и джемпер, обула мокасины, хотя в обуви без каблуков у нее развивались комплексы, она казалась себе полноватой и низкорослой.

После ночного дождя воздух был пропитан стылой моросью. Открывая гараж, чертыхнулась и поклялась сегодня же купить газету «Из рук в руки» и найти объявление «Хозяин на час».

Ксения хмыкнула. Звучало многообещающе. Или это только плод ее воображения? Хозяин на час! Конечно, мама права, и мужик в доме нужен. Но пока ее вполне устроит рукастый «хозяин на час», лишь бы он умел смазывать и менять замки. Вот выпихнуть бы маму замуж…

Под эти наивные мечты Ксения незаметно доехала до улицы Космонавтов и пристроила «ауди» возле приснопамятного металлического гаража. И снова сердце сжалось от дурного предчувствия. С Тугарином-змеем она еще справится, а вот с ротвейлером… Лишь бы собака была в наморднике, лишь бы не выскочила неожиданно… А то есть все шансы продолжить список жертв.

Ладно тебе, пристыдила себя Ксения, не нагоняй страху. Что тебе Тугарин-змей сделает? Не спустит же Крона, на самом деле. Это уже будет не «жестокое обращение с животными», это уже нечто другое. Это уже покушение на убийство – ротвейлеру не составит труда добраться до сонной артерии или яремной вены… При мысли о своей горячо любимой сонной артерии Ксения почувствовала слабость и категорическое нежелание покидать «ауди», но вспомнила, какое нынче число, сколько дней осталось до заседания суда, и выгнала себя из машины.

…Дверь, обитая вагонкой, оказалась распахнутой, и она увидела Крона – пес сидел на коврике в прихожей и ждал хозяина. Очевидно было, что они собрались гулять, но перед самым выходом что-то Холина отвлекло и задержало. Намордника на собаке не было, а поводок был небрежно накинут на ручку английского замка.

Все эти детали Ксения успела вобрать взглядом и проанализировать, пятясь назад, в лифт. Лопатки уткнулись в стену – она даже не услышала, как лифт закрылся. На подсознательном уровне Ксения поняла, что с ней случится, и даже увидела внутренним зрением вплоть до мельчайших подробностей.

Без единого звука Крон сделал стойку.

Не отпуская взглядом желтые глаза, Ксения шарила левой рукой по стене – пальцы скользили по гладкой поверхности. В ней еще жива была надежда, что поводок удержится на ручке, что собаку окликнут или кто-нибудь появится на площадке… хотя бы ящероподобный…

Сделав над собой усилие, Ксения оторвала глаза от ротвейлера, скосилась на стену и ударила раскрытой ладонью по кнопке вызова лифта.

Все произошло одновременно: Крон с места вошел в прыжок, а двери лифта поползли в стороны. Ксения обернулась к открытой квартире в это самое мгновение…

Как в кадре с замедленной съемкой, брезентовый поводок на долю секунды натянулся и плавно соскользнул с позолоченной ручки.

Доли секунды Ксении хватило, чтобы выставить перед собой съехавшую с плеча сумку, с визгом отступить в кабину и в панике свободной рукой дотянуться до кнопок.

Сумка мешала Крону, пес рвал кожаный ремешок, секунды уносились в астрал, но ничего не происходило – лифт стоял.

В тот короткий миг, когда Ксения осознала трагическую ошибку – она нажала кнопку аварийного открывания дверей, – раздалась спасительная команда:

– Крон, фу!

Боль Ксения почувствовала, только когда увидела вмятину на большом пальце. Белые края рваной раны на глазах наполнились кровью.

– Твою дивизию! – раздалось у лифта. – Какого черта? – Пожилой мужчина держал Крона за ошейник и мрачным взглядом исподлобья рассматривал жавшуюся к пластиковой панели зеленую от страха и боли Ксению.

Лицо мужчины и свирепая морда пса странно размножились, и Ксения, успев удивиться, во весь рост растянулась на полу.

Глава 12

От резкого запаха нашатыря Ксения задохнулась, поморщилась, завертела головой – затылок упирался во что-то твердое – и услышала мужской голос:

– Очухалась? – Голос звучал издалека, будто его принесло ветром, тогда как лицо в складках морщин висело прямо над Ксенией.

Ксения обвела глазами скамейку, на которой лежала, сделала попытку подняться, неосторожно задела палец и застонала.

Боль вернула Ксении память, она вспомнила Крона и субъекта из подъезда…

– А вы кто? – с трудом ворочая сухим языком, спросила она.

– Я хозяин собаки, которая на тебя напала. Сейчас в больничку тебя доставлю. Ну-ка, держись.

Без лишних слов Ксения обняла безымянного спасителя за шею. Все запуталось еще больше.

Как ни крути, хозяин собаки даже отдаленно не напоминал имбецила, который выгуливал Крона в то злополучное утро.

Приговаривая что-то утешительное, субъект транспортировал Ксению к авто – в ее спутанном сознании запечатлелся благородный абрис «мерседеса».

– Осторожненько.

Горе-собачник пригнулся и усадил Ксению бочком на сиденье, так что ноги ее свесились из машины. Неожиданно в голове у Ксении прояснилось.

– Вы Холин, – совершив сложную аналитическую работу, констатировала она.

– Не угадала. Я – Бакшатов.

– А как зовут вашу собаку?

– Это кобель. Кроном зовут.

Значит, она все-таки не ошиблась с ротвейлером.

Стараясь не замечать кровавое пятно, проступившее сквозь платок, Ксения устроила на груди руку.

– Ты не беспокойся, факт нападения я не отрицаю, – заверил радетель, оправляя на себе джинсовую куртку. – Все оплачу, все расходы на лечение.

Задвинув ноги Ксении в салон, он захлопнул дверцу. Палец пульсировал, Ксению мутило, она откинулась в кресле и закрыла глаза. Сиденье под водителем вздохнуло, завелся двигатель, машина стронулась с места. Ксения заставила себя разомкнуть веки, повертела истерзанный ремешок, раздвинула молнию и сидела так довольно долго. Потом что-то подсказало ей: документы и ключи от машины. Все оказалось на месте – в маленьком отделении, вместе с телефоном. До травмопункта они с водителем не обменялись ни словом.

В продолжение следующего часа перед Ксенией мелькали белые халаты, чьи-то руки совали в нос ватку с нашатырем – она все норовила потерять сознание, как только уяснила, что белые нитки, торчащие из фаланги, это порванные сухожилия.

– Я теперь инвалидом останусь? – вяло поинтересовалась Ксения, когда хирург, худой мужчина в хрупких очках, сшил сухожилие и уже накладывал наружные швы.

– Глупости! – удивился очкарик. – С какой такой радости? Посидите на больничном – это обязательно. Потом купите кистевой эспандер и будете разрабатывать палец. Все, как на собаке, заживет. Простите. Не хотел, – извинился он, спохватившись. – Про собаку – это фигура речи.

– Я поняла, – прошелестела Ксения.

Кабинет хирурга Ксения покинула под конвоем медсестры, дебелой девицы. Девица довела пострадавшую по коридору к выходу, и Ксения увидела Бакшатова – он ждал ее в холле, сидя на подоконнике.

Голова у Ксении немного кружилась, и она повисла на крепких руках.

По навесу барабанил дождь, и Ксения вспомнила о зонтике и сразу же – об «ауди». Держа подопечную за талию, Бакшатов доставил ее к «мерседесу», и, только оказавшись в салоне, Ксения поняла: в таком виде сразу домой нельзя. Никак нельзя. У нее просто не хватит фантазии соврать что-то близкое к правде, и сил объясняться с мамой тоже не хватит. Нужно морально подготовиться к встрече. Сейчас она, как и собиралась, поедет в офис. По субботам в офисе стоит музейная тишина, а тишина – это именно то, что придаст ей сил. Может быть, удастся поработать.

– Вам куда? Адрес говорите? – словно подслушав ее мысли, спросил Бакшатов.

Ксения встретила взгляд, отраженный в зеркале над лобовым стеклом. Взгляд был строгим, но спокойным. Глаза карие.

– Мы должны поговорить, – вспомнила Ксения.

В это мгновение она впервые заметила виновника происшествия. То есть видеть она его видела, но не замечала. Сделав подобное открытие, Ксения принялась незаметно разглядывать Бакшатова. Лет пятьдесят с хвостиком, крепкий еще мужчина. Лето только началось, а он уже загорел. Вернулся с каких-нибудь островов или много часов находится на свежем воздухе? Может, коллега, строитель? Или садовник? В затуманенном мозгу Ксении вдруг возникла безумная идея сосватать маму за этого субъекта. Если он садовник, у них будут неоскудеваемые темы для разговоров.

– Поговорим, куда мы денемся, – согласился объект ее наблюдений.

– А где ваша собака?

– Дома, где ей еще быть? – Зеркало отразило карие глаза, полные непонимания.

– А вы где живете?

– Это допрос? – В глазах Бакшатова появились озорные искорки.

– Нет. Просто хочу познакомиться с вами поближе.

– Да ради бога. – Он потянулся к бардачку, в руке оказался паспорт.

– Нет, зачем? – запротестовала Ксения. – Я поверю вам на слово. Просто все очень странно. Очень.

Не вникая в бормотание Ксении, Бакшатов перебросил паспорт ей на колени:

– Мне скрывать нечего. Смотри сама. – Он сидел вполоборота и ждал.

Под его упорным взглядом Ксения решилась. Пролистав первые страницы, столкнулась с тем же упорным взглядом на фото, прочитала: «Бакшатов Владимир Григорьевич».

– Ничего не понимаю. – Ксения подняла расстроенное лицо. – Иван Игоревич – он кто вам?

– Брат мой. Младшенький. – Лицо Владимира Григорьевича перекосило от недоброй усмешки.

Именно потому, что она была недоброй, усмешка эта легла на душу Ксении. Она вдруг увидела в Бакшатове если не союзника и единоверца, то сочувствующего.

– Брат?

– У нас мать одна, а отцы разные.

У Ксении отлегло от сердца: аллилуйя!

Все наконец разъяснилось, она не спятила. Хозяина два, ротвейлер – один.

– Может, вы знаете, где он?

– Знаю, как не знать? Он в отпуске.

– В отпуске? А кем он работает?

– Он таксист.

В понимании Ксении к ее противнику были неприменимы такие мирные слова, как «отпуск» и «такси».

– А когда он вернется?

– На днях должен. А ты что? Влюбилась, что ли?

– Угу. – Ксения вернула паспорт владельцу и посмотрела в окно. Они все еще стояли на больничной парковке.

– Чей это ротвейлер – ваш или Ивана?

– Ивана, конечно. Пока он в отпуске, я переехал к нему и присматриваю за Кроном. Считай, я не справился с управлением, – добавил он, понурясь.

– Это я уже поняла. – Внутри у Ксении раскачивались качели, дурнота то подступала, то отступала. – Отвезите меня на Космонавтов. Там моя машина осталась.

– Какая машина? С ума сойти с этими бабами! – Добрый самаритянин скосился на нее. – Без пальца чуть не осталась, и о машине беспокоится. Ты за руль еще месяц не сядешь – в лучшем случае.

– Да бросьте вы, – устало отмахнулась Ксения. – Я взрослая девочка, сама за себя отвечаю.

– А как же рука?

– Справлюсь. Спасибо, хоть собака привита.

– Еще бы! – Бакшатов завел машину, еще раз посмотрел на пассажирку в зеркало и отчалил от парковки. – Ванька всю зарплату в Крона всаживает.

Во дворе злополучного дома Ксении пришлось выдержать баталию, чтобы отвязаться от Бакшатова.

Когда она наконец пересела из «мерседеса» в «ауди» и осталась одна, почувствовала себя абсолютным хламом. Глядя на лобовое стекло, на которое сыпался мелкий и частый июньский дождь, передернула плечами – в машине было сыро и холодно. Жалеть себя Ксения не умела, но сейчас остро захотела на диван, под плед, чтобы мама спрашивала, что она будет ужинать, не хочет ли доесть оставшийся вафельный торт или, может, зефир в шоколаде… Горло перехватило, и это никуда не годилось. Ксения заставила себя представить, как мама совмещает заботу с воспитанием: что с пальцем? Где была? Зачем тебя туда понесло, кто виноват и что делать… Представить получилось в деталях.

Ксения осторожно стронула машину с места. Двор на Космонавтов медленно поплыл навстречу, остался позади и скрылся из виду.

…Парковка за офисом радовала глаз выбором свободных мест, но Ксения дисциплинированно припарковалась на своем, привычном. Отогнув козырек с зеркалом, посмотрелась, чертыхнулась и с глухим раздражением вернула зеркало на место. Следовало хотя бы причесаться, ни о чем другом уже она даже не помышляла. Без всякой пощады продрав волосы, Ксения спрятала расческу, устроила сумку под мышкой, толкнула дверцу, распахнула зонт и выбралась из машины. Щелкнул пульт, сработала сигнализация, и Ксения на ватных ногах поплелась к парадному.

С наивной мыслью, что в субботу она избавлена от нежелательных встреч с сотрудниками фирмы, поднялась по ступенькам, потянула на себя тугую остекленную дверь и придержала ее бедром, складывая зонт. Одной рукой делать это было до жути неудобно. Справившись с кнопкой зонта, Ксения взглянула в вестибюль и тут же обнаружила проклятущего Гену Явкина собственной персоной – он курил и болтал с охранником.

– Нет, только не это, – пробормотала Ксения и чуть не отпустила дверь, но мужчины уже засекли ее.

Прятаться было бессмысленно, и Ксения мужественно шагнула в вестибюль. При ее появлении охранник – болезненный мужчина средних лет – тут же нырнул за перегородку, а Гена прирос к кафельному полу и с жадным любопытством рассматривал второго зама – та была сама на себя не похожа. Во-первых, с распущенными по плечам волосами, во-вторых, в джинсах, в-третьих, с забинтованной кистью на перевязи, а в-четвертых, зеленее травы на газоне. И первое, и второе, и даже третье – все Барковой было к лицу, кроме зелени. Зелень растеклась по лицу второго зама как-то неравномерно – ближе к вискам и под носом. По мере того как Гена рассматривал второго зама, любопытство на его физиономии сменялось сочувствием, он даже забыл сказать какую-нибудь скабрезность.

– Ксения Глебовна, что случилось?

– Геннадий Тимофеевич, – скучным голосом попросила Ксения, направляясь к лифту, – сгинь, а?

Гена не обиделся, напротив – он весь был воплощенное участие:

– Я серьезно. – Явкин оставил дымящуюся сигарету в пепельнице, выдохнул в сторону и прогарцевал следом за Ксенией к лифту. – Что с рукой?

Из поведения Явкина следовало только одно: что выглядит она – краше в гроб кладут.

Совершенно неожиданно для себя Ксения сказала правду:

– Оскольчатый перелом фаланги большого пальца.

– Да ты что? Как это тебя так угораздило? Упала?

– Собака укусила, – тихо сказала Ксения и отвернулась.

Явкин приблизился к ней и рассмотрел растерзанный, со следами от зубов ремешок сумки.

– Ни фига себе. Большая собака?

– Ротвейлер. – У Ксении защипало в носу и предательски задрожал подбородок.

Смутно представляя, как себя ведут со вторыми замами, покусанными ротвейлерами, Гена извлек из объятий Ксении сумку и зонт.

– Ну-ну-ну, Ксюш, уже все позади. Давай я тебе помогу.

На плечо Ксении опустилась ладонь. Прислушиваясь к чужому теплу, переливающемуся в нее, Ксения сама не поняла, как позволила взять себя под уздцы и ввести в открывшийся лифт. В голову лезли всякие глупости: что она скверно выглядит, что волосы не удалось нормально расчесать и что, возможно, у нее несвежее дыхание… И тем не менее… И тем не менее все это не помешало ей прямо в лифте выложить Гене Явкину, злому гению отдела снабжения, своему давнему и отчаянному противнику, всю историю про Левку, от начала и до конца.