***
Ответ из Фрайбурга не успел прийти, и Адальберт отправился в Танштайн с чувством неприятной недосказанности, как когда бросаешь книгу посреди захватывающей главы.
Впрочем, очень скоро этому чувству было суждено отступить. Голову внезапно заняли воспоминания о Руфии. Мерно плыли жёлто-зелёные луга, а перед глазами возникали картины солнечных виноградников, и приятная боль щемила сердце. Рядом с изумрудными лозами вспыхивали чёрные глаза Руфии, сами похожие на сочный виноград.
Что, если они с Руфией были теми самыми половинками одного целого, разрубленными когда-то Аполлоном? И эти ночи, проведённые в простом земном блаженстве, были чем-то большим, чем наваждением? Впрочем, теперь это не имело значения: Адальберт ехал в замок, где его ждала другая девушка, которую ему суждено было спасти от мук одиночества. Почти как в рыцарских романах.
Луиза встретила молодого графа скромным поклоном. Она старалась не поднимать глаз от пола, но её взгляд, в котором искрились любопытство и надежда, то и дело стрелял в Адальберта. Мачеха стояла рядом, отвернувшись от Луизы, будто её вовсе не было в комнате.
– Ваш визит – большая честь для нас, милорд. Мы даже как-то не ожидали, что Вы почтите нашу скромную обитель своим присутствием.
Говоря «мы», графиня имела в виду только свою падчерицу. Сама она давно знала о причинах этого визита.
Сама помолвка должна была произойти за ужином, пока же все – а граф не поскупился пригласить гостей со всего княжества – ходили по залу в возбуждённом предвкушении. То и дело Адальберт ловил на себе косой взгляд или чужую усмешку.
Он старался держаться рядом с Луизой. Они стояли у камина с винными кубками в руках, и разговор никак не затевался.
– Как Ваше шитьё? – наконец спросил Адальберт, ухватившись за единственную ниточку, связывающую их. – Уже закончили ту вышивку с маками?
– Давно уже, – Луиза чуть заметно улыбнулась.
– А как братья? По-прежнему донимают Вас громкими играми?
– Мне кажется, они никогда не повзрослеют.
Графиня фон Танштайн лавировала среди гостей, стараясь уделить внимание каждому. Плывущей походкой она прошла и мимо будущих жениха и невесты. Не видя друг друга, они с Луизой столкнулись, и вино тёмным пятном растеклось по кафтану Адальберта.
– Ах, Луиза, какая же ты неуклюжая! – сразу стала причитать графиня, суетясь вокруг Адальберта. – Только посмотри, что ты наделала. Ах, граф, мне так неловко за неё: испортила такой прелестный кафтан!
– Всё в порядке, леди Мария, – Адальберт подозвал к себе слугу. – Сейчас вытрем тряпкой, а дома попрошу слуг выстирать. Не беспокойтесь так, это всего лишь кафтан.
Он легко улыбнулся сначала графине, потом Луизе. Только когда пятно удалось кое-как оттереть, графиня Мария умолкла и оставила Адальберта и Луизу одних. Луиза ещё раз попыталась извиниться перед графом, но тот лишь отмахнулся, вспомнив, как в детстве они с Робертом однажды разбили бутылку вина и попытались скрыть это от взрослых, прикрыв пятно ковром.
– … Только мы, конечно, не подумали, что ковёр всё впитает, и останется огромное пятно, которое будет труднее отстирать, чем если бы оно было на голом полу. В общем, спастись от наказания нам тогда так и не удалось, – шутливо пожал плечами Адальберт.
Луиза рассмеялась, прикрыв рот рукой. Смех у неё был ровный и тихий.
Вскоре начались танцы. Как все и ожидали, Адальберт пригласил леди Луизу. Музыканты бодро играли незатейливую мелодию. Танцующие отбивали ногами такт и медленно приближались друг к другу, кланялись, а затем обходили друг друга и возвращались на своё место. Адальберту и Луизе настала очередь поклониться графине Марии с её кавалером – Фридрих в тот вечер не танцевал из-за боли в ноге. Графиня грациозно отдала поклон и стала обходить пару. Секунду спустя Луиза споткнулась, чуть не распластавшись по полу, и только крепкая хватка Адальберта помогла ей не упасть.
– Как ты на ногах-то держишься, милая моя? – послышался из-за спины тонкий голос графини.
Луиза зарделась краской. Адальберт всмотрелся в её лицо, а затем наклонился к уху.
– Не ушиблись, миледи?
– Нет, – отчеканила девушка.
За ужином Адальберта и Луизу посадили рядом. Справа от Луизы сидели её братья, затем, в центре стола – граф фон Танштайн, а по другую сторону от него – графиня со своими фрейлинами. Но и через весь стол Адальберт чувствовал на себе неотрывный взгляд Марии. Граф Фридрих тоже поглядывал на юношу, пряча усмешку в бороде, а его сыновья о чём-то перешёптывались и с трудом сдерживали смех. Позади стоял слуга с приготовленным ящичком украшений для обручения. Адальберт выдохнул, разом осушил свой кубок и поднялся с места. Разговоры тут же смолкли, все устремили свои взгляды на молодого графа.
– Всех собравшихся сегодня за этим столом прошу я быть свидетелями. Я, граф Адальберт фон Веллен, прошу у графа Фридриха фон Танштайн руки его дочери, Луизы фон Танштайн. Здесь и сейчас я торжественно клянусь в случае согласия обвенчаться с ней в церкви и быть ей верным мужем. А в подтверждение своих слов я преподношу графу этот подарок: шкатулку с драгоценными камнями и золотом.
Адальберт подозвал слугу, и тот, встав около графа фон Танштайн, раскрыл для всех присутствующих узорчатую шкатулку. Заблестели красные и синие огоньки, по столу пролетел заворожённый шёпот. Фридрих, пытаясь придать своему раскрасневшемуся то ли от света камней, то ли от распирающей гордости лицу торжественно-серьёзный вид, медленно поднялся с места.
– Наша дружба с семейством фон Веллен длится уже не одно десятилетие, – обратился он к залу. – Сегодня я счастлив наконец объявить, что этому союзу суждено стать ещё крепче. Я принимаю подарок графа Адальберта и даю своё согласие на его брак с моей дочерью.
Последние слова графа утонули во всплеске аплодисментов. Гости широко улыбались жениху и отцу невесты. Сыновья графа толкали друг друга в бок и всё громче смеялись. Граф фон Танштайн, распахнув руки, подошёл к Адальберту и сжал его в своих крепких объятьях. Через его плечо Адальберт видел побелевшее лицо графини, шептавшей что-то одними своими тонкими губами. Когда же она поймала на себе взгляд молодого графа, то лишь мило улыбнулась, стерев с лица всякое недовольство. Адальберт вернулся на своё место и взглянул на Луизу. Она сидела неподвижно, лишь мяла пальцы и смотрела в пол. Адальберт наклонился к ней поближе и прошептал:
– Надеюсь, этот брак не совсем противен Вам, миледи?
Луиза подняла глаза на Адальберта, и он увидел, что в них застыли слёзы. Она закачала головой:
– Нет, что Вы, милорд. Я буду счастлива стать Вашей женой.
Адальберт перевёл взгляд на гостей. Они шептались о чём-то, прикрыв рот, то и дело посматривали на невесту и едва сдерживали усмешку.
После ужина капеллан замка составил свадебный договор, а Фридрих с Адальбертом подписали его. Теперь пути назад не было. Когда мужчины вышли обратно в большой зал, их обступили гости, осыпая поздравлениями. Адальберт выцепил взглядом Луизу, стоявшую поодаль ото всех, и стал пробираться к ней, отвечая каждому гостю широкой улыбкой и кротким кивком. Сразу за ним, ловко избегая столкновений, шла графиня фон Танштайн. Не успел Адальберт и слово сказать Луизе, графиня уже была рядом и с неподвижной улыбкой взяла помолвленных за руки.
– Какое счастье! Я так рада за Луизу, и за Вас, граф Адальберт, тоже.
– Спасибо, графиня Мария, – ответил Адальберт.
Мария помолчала несколько секунд, не снимая улыбки, а затем кокетливо набрала в грудь воздух и продолжила:
– Знали бы Вы, милорд, как долго мы ждали этого дня. Уж сколько было и ухажёров, и женихов… Да, Луиза? Помнишь, как его звали, Себастьян, кажется? Приехал один раз, ходил за ней почти по пятам, а потом просто взял и исчез, – графиня рассмеялась тонким стеклянным смехом. – Странный такой, правда? Или вот, был ещё Генрих… Вот так же, как Вы, граф, подписал договор, а через неделю прислал гонца с деньгами и коротенькой записочкой, мол, нет, он не может пойти на такое, и больше его никто не видел.
Лицо Луизы покрылось красными пятнами, она тяжело дышала и с трудом сдерживала слёзы, впиваясь в мачеху ожесточённым взглядом. Адальберт взглянул на свою невесту, и всё внутри него вздрогнуло.
– Зачем Вы рассказываете мне это, леди Мария? Такие истории мне безразличны. Так что, если Вам больше нечего сказать…
– Я лишь говорю, как я рада, что Луиза наконец будет счастлива, – графиня с театральной трагичностью и грацией опустила голову. – Простите, если я чем-то обидела Вас, я никак не хотела.
– Не у меня стоит просить прощения, дорогая графиня.
Адальберт посмотрел на Луизу, и их взгляды встретились. Луиза смотрела на графа с бессильной мольбой о помощи, от которой в груди больно кольнуло. Адальберт едва заметно кивнул Луизе и вложил её руку в свою, согнув в локте.
– Пойдёмте, леди Луиза.
Он с вызовом посмотрел на Марию, а затем они с Луизой вышли из зала, притягивая к себе удивлённые взгляды гостей, которые тут же обращались к побледневшей графине.
Оказавшись вдали от мачехи, Луиза наконец позволила слезам катиться из глаз. Адальберт шёл по коридору, надеясь, что в замке фон Танштайн балкон находился примерно там же, где и в Веллене. К счастью, знать Трирского княжества нанимала одних и тех же строителей по советам друг друга, поэтому все замки были похожи друг на друга.
Вечерний воздух приятно остудил лицо после душного зала. Луиза прислонилась к колонне и перестала сдерживать рыдания. Адальберт стоял рядом с ней и неловко поглаживал по спине.
– Не слушайте её… – только и мог вымолвить граф.
– Она всегда такая! – срывающийся голосом говорила Луиза. – С того самого дня, как появилась в старом замке. Бездушная тварь, пусть она умрёт в муках.
Адальберт неловко отвёл взгляд в небо. На синеющем полотне тут и там поблёскивали белые точки. Одна из них сияла ярче других. Адальберт с любопытством выглянул из-под навеса, опершись на каменную перегородку.
– Смотрите-ка, это же Арктур! – воскликнул он.
Луиза, до этого прятавшая лицо за колонной, повернула голову к Адальберту и посмотрела на него с недоверием. Он горящими глазами взглянул на неё, а затем указал на небо.
– Арктур, самая яркая звезда в созвездии Волопаса. Видите, вон там?
Адальберт придвинулся ближе к Луизе и попытался рукой направить её взгляд.
– Вот, смотрите, Большая Медведица… Её Вы видите, верно? А чуть ниже, во-он там, Арктур. Ну, видите? Ярко так сияет. А рядом, ха, Спика из созвездия Девы. Какое сегодня чистое небо!
Адальберт повернул голову, и их с Луизой кончики носа почти соприкоснулись друг с другом. Дыхание перехватило. Адальберт тут же отстранился, потирая шею. Он и не заметил, как подошёл к невесте так близко. Луиза усмехнулась и опустила голову. На щеках почти высохли слёзы.
– Спасибо Вам, граф Адальберт. Жаль, Вы не можете прямо сейчас взять меня в жёны и увезти отсюда.
– Не волнуйтесь, миледи, время пролетит незаметно.
– Для Вас – да.
***
Свадебные приготовления начались сразу после отъезда Адальберта. То ли граф фон Танштайн опасался, как бы свадьба не сорвалась и в этот раз, то ли просто хотел побыстрее выдать дочь замуж, но он взял на себя все расходы и хлопоты. Тем было лучше для Адальберта, ведь у него самого хватало забот. Во-первых, нужно было собрать Роберта для службы у графа: купить ему лошадь, заказать у кузнеца оружие и доспехи. Кроме того, самого Роберта предстояло подготовить к тому, что целый год он будет подчиняться графу фон Танштайн, нравится ему это или нет. А ему это, конечно, не нравилось. «Я вообще не понимаю, к чему вся эта чепуха с поручением перед князем? – говорил он. – Разве недостаточно того, что я сын Вильгельма фон Веллен?».
Адальберт и сам не до конца понимал смысл старых рыцарских традиций. Роберт все эти годы служил при дяде, а теперь достиг совершеннолетия, так что титул был им формально уже получен. Беда его положения заключалась в том, что граф Рудольф неожиданно умер, так и не поручившись за племянника перед князем, а Адальберт, хоть и стал новым графом фон Веллен, был ещё слишком юн и не мог держать ответ перед сюзереном. Для этого и нужен был кто-то вроде графа фон Танштайн, человека уважаемого, который мог бы поручиться за своего родственника. Он, конечно, мог сделать это и без всякого года службы, но тогда это сочлось бы за кумовство, и вся рыцарская знать отвернулась бы и от Роберта, и от графа Фридриха. Всё это Адальберт пытался объяснить кузену, но тот лишь раздражённо фыркал. «Хорошо, Берт, только ради тебя я проявлю к этому льстецу и лизоблюду уважение, которого он не заслуживает». Адальберт не знал, что отвечать на эту – столь странную – похвалу.
Другой заботой, хоть и взятой Адальбертом по собственному желанию, были приготовления к приезду Луизы. Неважно, насколько искренним был их брак, Адальберт решил, что будет делать всё, чтобы его жена никогда не роптала на судьбу. Возможно, он хотел, чтобы его союз с Луизой походил на союз его родителей, где никто и слова дурного не смел сказать о своём супруге, а может, то была простая любовь к ближнему, о которой без устали твердят в церкви.
Вспомнив их встречу год назад, Адальберт заказал из Франции семена маков, чтобы высадить их у себя в саду. Спальня будущей графини обросла всевозможными предметами роскоши: узорчатыми коврами, шелками и бархатом, гобеленами и позолоченными зеркалами. И, наконец, на тумбочке графиню дожидалась коробочка, внутри которой лежал кулон с подвеской в форме буквы «Л», украшенной камнями граната, наподобие той, что носила Анна Болейн16. Когда Адальберт заходил проверить комнату, он сразу представлял, в какой восторг придёт Луиза, и по телу пробегала приятная дрожь.
Все эти траты, однако, ударили по казне. Сенешал Людвиг сказал, что на гранатовый кулон для графини ушли последние сбережения, которые оставил граф Рудольф. Это взволновало Адальберта, но сенешал поспешил успокоить его: близилось время жатвы, а значит, и сбора податей.
Было и ещё кое-что, что не давало Адальберту покоя: ответ, пришедший из Фрайбурга. Профессор Цазий, которого Адальберт посвятил в дело о суде над отцом Иеремией и у которого просил совета, написал следующее:
«Мой любезный друг!
Прежде всего, позволь упрекнуть тебя в отсутствии всякой бдительности. Посылать письмо с таким содержанием было крайне неосмотрительно. Твоему гонцу повезло передать письмо мне в руки, иначе всё, что там написано, подверглось бы огласке. Впредь, если будешь писать мне, избегай столь дерзких выражений, которые могут обернуться против тебя самого. Это не брюзжание, а добрый совет от опытного человека.
Теперь поговорим о самом письме. Ты пишешь о правильных вещах, о справедливости и защите простых людей. Мне самому знакомы мысли, занимающие твой ум. Но! Ты слишком голословен, друг мой. Во-первых, чем ты можешь подкрепить свои слова об архиепископе, кроме собственных догадок? Даже если это кажется очевидным, таковы закономерности нашего дела: любая теория требует доказательств. Во-вторых, ты слишком много рассуждаешь об общих вещах. Какими бы важными и искренними ни были твои слова, ты всего лишь повторил простые истины, которые до тебя не раз произносились философами и риторами. Увы, такими речами ничего не добиться.
Так что же я могу посоветовать тебе? Всё это сложно, друг мой, так как среди законов нет панацеи от всех «болезней» человеческого сознания. Я могу лишь призвать тебя, как призываю я своих учеников, чаще обращаться к трудам великих. Не пренебрегай основами, которые они заложили в нашу непростую науку, ибо там сокрыто много того, что даже знающие люди, считая очевидным, часто упускают из виду. Прежде всего я советую обратиться к «Concordia canonum discordantium» Грациана, где изложены главные принципы, которым следует церковь при судебных разбирательствах. Если в твоей библиотеке отсутствует сей манускрипт, в нашем университете для тебя могут изготовить его копию – за определённую плату, конечно. Также рекомендую просмотреть «Саксонское зерцало» Эйке фон Репкова и «Швабское зерцало». Наверняка и там можно найти что-то, чем можно будет возразить вашему архиепископу. Богословские тексты тоже могут дать если не добрый совет, то хотя бы пищу для размышлений. Тут, конечно, стоит говорить и о Фоме Аквинском, и об Августине Аврелии; думаю, ты сам понимаешь, о книгах какого характера идёт речь.
Будь последователен и скрупулёзен в своих изысканиях, и результат не заставит себя долго ждать. Но помни об осторожности: не вступай в спор, если не уверен в твёрдости своих аргументов, а вступив, тщательно подбирай слова. Твоя задача – добиться справедливого приговора для обвиняемого, а не оскорбить своего оппонента. Многие забывают об этом.
Желаю удачи в твоём непростом деле! Обращайся ко мне с любыми вопросам, если таковые появятся, и непременно сообщи, если добьёшься каких-либо успехов.
Твой покорный слуга,
U.Z.»
Тон письма показался Адальберту пренебрежительным. В словах Ульриха слышались раздражение и усталость, в которых Адальберт видел следствие поры университетских экзаменов. Тем не менее, он спросил у отца Филиппа, имеется ли в замке образец «Декрета…» Грациана, и, получив отрицательный ответ, тут же послал, к радости капеллана, гонца в Фрайбург. Конечно, заказать копию можно было и в Трире, но это точно не прошло бы мимо архиепископа и вызвало бы определённые подозрения. Как ни была противна Адальберту эта игра в хитрость, приходилось подчиняться её правилам, чтобы не проиграть.
***
В день свадьбы все недавние тревоги рассеялись. Адальберт стоял у зеркала и в очередной раз поправлял воротничок рубашки, уже не столько придавая ему опрятный вид, сколько просто от нервного ожидания. Прошлую ночь он провёл в Танштайне, и это только усиливало волнение от предстоящего дня. Родные стены придавали сил, а в замке фон Танштайн мрачные мысли сами лезли в голову. Луизу Адальберт не видел с тех пор, как приехал. Только фрейлины встретились ему вечером в коридоре и залились звонким смехом, от которого стало так же неловко, как и год назад.
Адальберт вглядывался в своё отражение. Последний раз он так рассматривал себя, будучи ещё ребёнком, когда тело впервые стало ощущаться чем-то сложным и непонятным. Сейчас лицо его вытянулось и приобрело остроту черт, сразу сделавшую Адальберта похожим на отца. Молодой граф скривил губы от этой мысли. Он казался себе странным образом повзрослевшим: лёгкая бородка обрамляла линию челюсти, оформились точёные скулы, и в то же время какая-то детскость сохранялась в ещё пухлых губах и круглых глазах. Будет ли он выглядеть рядом с Луизой ещё мальчишкой или уже мужчиной? Чем дольше граф рассматривал себя, тем несуразнее становилось отражение: нос казался слишком длинным, один глаз был как будто выше другого… Адальберт нацепил шляпу чуть ли не на глаза и отошёл от зеркала, сев на кровать. Не тем он занимался перед торжественным днём. Молодой граф закрыл глаза и предался молитве.
В комнату, как всегда без стука, вошёл Роберт. Адальберт открыл глаза при скрипе двери. Кузен выглядел заспанным, но уже оделся в свой парадный костюм.
– Пойдём, пора уже, – усмехнувшись взволнованному виду кузена, сообщил Роберт.
Церковь святого Петра утопала в зареве жёлтых, почти горчичных лучей. Солнце проникало сквозь витражи на окнах и разливалось по высоким колоннам и полу жёлтыми, красными и зелёными пятнами. В воздухе плавно кружили белые пылинки. Стояла благоговейная тишина. Боясь ненароком спугнуть эту хрупкую гармонию, все застыли на своих местах и даже дышали едва слышно.
Двери храма отворились, и внутрь, окружённые светом с улицы, вошли граф фон Танштайн под руку с Луизой. Адальберт, щурясь от солнца, всмотрелся в их лица. Граф шёл, гордо подняв голову; его обыкновенно непринуждённая ухмылка сменилась искренней, радостной улыбкой во все зубы. Луиза двигалась медленно и грациозно, будто плыла по полу. Её белое струящееся платье притягивало, казалось, весь свет в комнате. Чем ближе она подходила к алтарю, тем яснее Адальберт различал красноту вокруг её глаз. Этой ночью она плакала. Долго.
Граф Фридрих вложил руку дочери в руку Адальберта и занял своё место на передней скамье, рядом с графиней, которая сидела, поджав губы и скрестив руки на груди – не она ли была причиной красноты под глазами своей падчерицы? Адальберт взял Луизу за руки и нежно погладил большим пальцем её ладонь. Она не поднимала взгляда. Из-под платка выбивалась маленькая прядь тёмных волос.
Священник зажёг венчальные свечи и передал их в руки жениха и невесты. Он стал воздавать хвалу Господу, но Адальберт почти не слушал его. Покручивая свечу в руке, молодой граф смотрел на Луизу. Отчего она была так не весела? Сегодня закончатся все унижения мачехи; Луизу ждёт новая жизнь. Разве это не придаёт ей сил? Может, граф был ей противен? Или Луиза просто не хотела расставаться со своей прежней жизнью? Как бы то ни было, это была единственная жизнь, которую она знала. Конечно, она боялась. Как же показать ей, что впереди её ждёт только хорошее? Адальберт пытался хотя бы заглянуть Луизе в глаза, подбодрить улыбкой, но девушка неотрывно смотрела в пол.
Заканчивая молитву, священник вдруг возвысил голос. Адальберт слегка вздрогнул: это заставило его выйти из задумчивости. Их взгляды со святым отцом пересеклись. Худой седовласый священник смотрел на молодого графа с такой лёгкой ухмылкой, которую легко можно было спутать со снисхождением.
Дальше таинство слилось у Адальберта в бесцветную череду обрядов, которые он выполнял послушно, но почти бездумно. Вот они с Луизой обмениваются кольцами. Вот встают на колени перед алтарём, на их головы надевают венцы. Адальберт старался не шевелиться: ему казалось, остро впившийся в голову венец вот-вот упадёт. Вот священник даёт жениху и невесте испить вино, и оно с приятной теплотой растекается по желудку. И наконец, их просят подняться и снимают с голов венцы.
Случилось. Теперь Адальберт и Луиза – муж и жена. Две половинки одного целого, двое, что должны заботиться друг о друге и быть вместе в горе и радости. Адальберт посмотрел на Луизу, и их взгляды наконец встретились. Граф снял с лица маску торжественности и широко улыбнулся своей жене. Луиза, смотря на мужа, тоже не смогла сдержать улыбки. На душе стало так легко. Адальберт взял Луизу за руку, и они радостно выбежали из церкви.
Солнечный свет слепил глаза, пришлось прикрыть их рукой. Вокруг Адальбета с Луизой собрались прихожане, они провожали новобрачных радостными криками. Откуда-то сбоку возник Роберт и набросился кузену на плечи.
– Поздравляю, брат! – прокричал он.
Адальберт рассмеялся. Он приобнял кузена одной рукой, другой крепче сжимая ладонь Луизы. От солнца заслезились глаза, но улыбка не сходила с лица. Теперь они одна семья.
После тихого умиротворения церкви звуки в замке фон Танштайн били по ушам: звенели кубки и лязгали вилки, музыка наполняла зал, ни на секунду не смолкали оживлённые разговоры. Граф Фридрих не стал скромничать: отпраздновать свадьбу его дочери собралось, наверное, всё княжество. Но Фридрих выглядел нисколько не отягощённым тратами на такое торжество. Его раскатистый смех проносился по залу, словно всадник по полю битвы. Рядом с ним графиня фон Танштайн выглядела совсем мрачной. Скрестив руки на груди, она отстранялась от мужа и кривила губы всякий раз, когда тот становился особенно громким. Только когда граф протянул ей руку, чтобы пригласить на танец, она смягчилась и вышла с мужем в центр зала, чтобы показать всем грацию, которую не растеряла за годы.
Весь праздник улыбка не сходила с лица Адальберта. Под конец скулы уже сводило от усталости, но граф ничего не мог поделать. Радость переполняла его. Все эти люди собрались здесь, чтобы разделить с ним торжественный момент создания семьи. Адальберт окинул взглядом зал. Граф и графиня фон Танштайн вели танцевальную процессию, чинно вышагивавшую бас-данс17. Графские сыновья с усмешкой наблюдали за танцем, стоя поодаль. Рядом с ними стоял Роберт. Он выхватывал взглядом кого-то из танцующих и передразнивал его серьёзное выражение лица и утончённые манеры, чем вызывал смех у мальчишек. Адальберт тоже тихонько посмеивался над кузеном. Хорошо бы ему сдружиться с сыновьями Фридриха, чтобы год в Танштайне пролетел незаметно.
Молодой граф продолжил осматривать зал. Вот за отдельным столом сидит капеллан замка в окружении священников из церкви святого Петра. Они смотрят на танцующих и на тех, кто остался за столом, попивая вино, со смесью презрения и зависти. Адальберт усмехнулся: эти люди могут пугать свою паству красочными рассказами о муках ада, но они абсолютно бессильны перед простым человеческим весельем.
Адальберт перевёл взгляд на Луизу. Она воплощала собой всё то спокойствие, которое гости оставили в этот вечер за стенами замка. Адальберт положил руку ей на запястье – он теперь с большей уверенностью прикасался к жене – и, наклонившись, прошептал:
– Всё в порядке? Тебе ничего не нужно?
Луиза, повернув голову к мужу, слегка улыбнулась и помотала головой.
– Всё хорошо, – сказала она и облизнула высохшие губы – за вечер она ни разу не притронулась к вину.
Она задержала свой взгляд на Адальберте, всматриваясь в его губы, шею, руки, а затем снова посмотрела ему в глаза и улыбнулась. Адальберт сглотнул, ощутив лёгкое клокотание в животе, но взгляда не отвёл.
В эту минуту музыканты кончили бас-данс, и зазвучали чеканящие постукивания и тонкая песенка дудочки: играли конский бранль18. Тут же со стороны Роберта и графских сыновей послышались оживлённые возгласы. Адальберт обернулся к ним. Кузен с высоко поднятой головой шёл к скамье, за которой сидели, потупив взгляд, одинокие девушки. Заметив приближающегося к ним юношу, они выпрямились и стали поправлять причёски. Роберт встал около них, обвёл оценивающим взглядом, театрально потерев подбородок, и протянул руку бледнолицей светловолосой девушке – судя по платью, дочери зажиточного феодала. Из уст Роберта вырвалось что-то, что заставило её расплыться в смущённой улыбке, и они направились в круг танцующих.
Адальберт снова посмотрел на Луизу. Та встретилась с ним взглядом, и он слегка кивнул в сторону танцующих с вопросом в глазах. Женщина с улыбкой кивнула в ответ.
Молодожёны были встречены дружным улюлюканьем. Стоя перед Луизой, Адальберт двигался с притягательной простотой и непринуждённостью. Супруга отвечала ему скромными, очень плавными движениями, чуть склонив голову набок и грациозно ведя плечом. Адальберт заметил, что она была выше него – несильно, но ощутимо. Осознав это, Адальберт постарался как можно сильнее вытянуться и даже приподнялся на носках.
Затем началось перестроение. Адальберт взял Луизу за руки и повёл сквозь ряды пышных юбок и расшитых кафтанов. Руки у Луизы были сухие и тёплые. Они с Адальбертом оказались около Роберта с его белокурой спутницей. Девушки кивнули друг другу, кузены же, встретившись взглядами, не смогли сдержать усмешек и поклонились друг другу с наигранной чопорностью, тут же прыснув смехом. В этом поклоне каждый говорил другому: смотри, мы теперь часть большого мира, который когда-то казался нам сказочно далёким. Но волна танца захлестнула их дальше, и перед Адальбертом с Луизой возникли граф и графиня фон Танштайн. Взгляд графини был прикован к падчерице, но та гордо отвернула голову. Адальберт учтиво кивнул графине за двоих.
Он чувствовал, как на них с Луизой смотрят – кто украдкой, а кто и не скрывая. Липкое чувство неловкости сковало тело. Нет сомнения, в этих вроде бы добрых улыбках и взглядах прячется насмешка над тем, как несуразно смотрятся рядом друг с другом жених и невеста. В глазах собравшихся, словно под увеличительным стеклом, Луиза превращалась в неприступную старую деву, а Адальберт рядом с ней – в мальчишку, похожего больше на её пажа, чем на мужа. На мгновение стало неловко за то, с каким, действительно, почти детским воодушевлением Адальберт пригласил Луизу на танец. Он не хотел, чтобы люди, смотря на них, видели в Луизе прежде всего женщину немолодую. Потому что, в сущности, их разница в возрасте не должна была ни на что повлиять. Будет ли Адальберт заботиться о Луизе так же, как заботился бы о своей ровеснице? Разумеется, да. Его любовь была полна добродетели: он прежде всего хотел спасти эту женщину от одиночества. Но, увы, никому вокруг не было дела до искренности намерений молодого графа. Адальберт удручённо вздохнул.
Они с Луизой медленно поклонились друг другу, когда музыка стихла, и вернулись за стол. Желание танцевать пропало само собой, причём у обоих. Остаток вечера они провели в разговорах с гостями и изредка друг с другом. Усталость медленно подкрадывалась к каждому из них, вынуждая время от времени зевать.