Перстень Рыболова

От удара он слетел на землю. Асфеллот с отвращением смотрел на него и боролся с желанием ударить еще раз. Но решил, что хватит, и обратился к стражнику.

– В Штормовой бастион. На два дня. А ты еще раз на глаза мне попадешься – пеняй на себя.

Мирчу выволокли из дворика. Арвельд вжался в стену, но на него никто и не посмотрел – тащили в другую сторону. Надо бы сразу за ними, только Асфеллот стоял в трех шагах, а с ним и один из стражников.

– Помнишь место, где Хромой из твоего отряда сорвался? – спросил Лоран и оперся рукой о выщербленную стену. Он стоял совсем близко, и Сгарди еле держался, чтобы не сломать ему запястье.

– Помню, сударь.

– Вот и сбросьте оттуда. Там камни, пусть голову себе разобьет. Недоумок вечно где-то пропадает, скоро его не хватятся… Иди.

Стражник направился из двора в одну сторону, Лоран – в другую. Арвельд проводил его ненавидящим взглядом, и в голове внезапно мелькнула догадка, что ж такого оскорбительного сказал Наутек – но догадка до того странная, что ей и верить неловко было. А Лоран ведь даже двигался как-то иначе. Легко, грациозно, но очень похоже на то, как скользит между камней змея или парит в толще воды саламандра. Будто во всём теле не было ни единой кости.

– Мирча Наутек… – пробормотал Лоран, проходя мимо. – Мирча Дурачок. Вот с тобой и покончено.

Улочка от каменного двора была в глубокой тени от высоких стен – шли тут какие-то склады и амбары. Мальчишек, крадущихся по пятам, стража не заметит, даже если догадаются оглянуться.

– Ты понял, куда они идут?

– Примерно…

– И где это?

– Да за следующим поворотом…

Медлить было нечего. Арвельд в два прыжка нагнал отряд, протянул руку и ткнул стражника в затылок. Тот упал как подкошенный, с ним свалился на мостовую и Наутек. Второй стражник выругался, поднимая Мирчу за шиворот. Глянул на своего приятеля и решил, что тому стало плохо. Потом заметил Арвельда.

– А ты, щенок, что здесь заб… – Сгарди молниеносным движением хлопнул его по ушам, и тот рухнул на лоцмана.

От сильного удара у Арвельда искры из глаз посыпались – начальник отряда быстро сообразил, что к чему. От второго удара Сгарди уклонился, и скользящим движением задел точку пониже ключицы. Стражник коротко всхрипнул, схватившись за горло и выкатив глаза. Повалился на колени.

– Через полминуты отойдешь! – крикнул Арвельд, ногой отпихивая стражника. – А вы, сударь, хоть бы в сторону отползли! Лежит, отдыхает…

Флойбек оттащил Мирчу и поднял на ноги.

– Жив?

– А? – Наутек оторопело смотрел на стражников.

Двое из них валялись, будто сметенные ураганом, третий стоял на коленях и хрипел, держась за горло, точно на его шее стягивали удавку.

– Это что же… – заплетающимся языком бормотал Мирча. – Вы кто? А я…

– Нет, так не пойдет. Уж извините, – и Арвельд дал ему хорошую затрещину. – Идти сможете?

– Куда? – приходя в себя и потирая щеку, спросил Наутек.

– Подальше отсюда!

– М… могу!

– Ну так бегом! – Арвельд сам потащил его за угол.

Вместе с даром речи к лоцману вернулась и сообразительность.

– Вас куда несет? – воскликнул он. – Так мы снова на площадь выберемся! Вон в ту сторону, эй! На Верфи! За мной! – и Наутек ловко, как кот, влез в какую-то дыру в стене. – Сюда, сюда, ну!

Сзади донеслись хрипы и ругательства – стража приходила в себя. Арвельд втолкнул Флойбека в прореху, следом влез сам. За разваленной кладкой, наверное, подвал, или другая улица, может, канава или пустырь… Он прополз, раздирая руки о кирпичи и ударяясь коленями об углы. Впереди показался свет, тут впереди что-то свалилось, и раздались приглушенные ругательства.

Сгарди высунулся из дыры в стене – дальше вправду шла другая улица, только уровнем гораздо ниже первой. Флойбек сидел на дороге, морщась и растирая колено.

– Наутек, так и угробить недолго! Хоть бы предупредил!

– Ой, простите, простите, спасители! – Мирча, одной рукой держась за ребра, второй стряхнул с Флойбека куски штукатурки. – Я ж привычный, а вам не сказал, что высоко. Ой, боги мои…. Будто желудок в спину вбил, проклятый Асфеллот…

Сгарди спрыгнул на выщербленную мостовую, и за воротник ему капнуло – улочка вся была перетянута веревками с мокрым бельем. В обе стороны уходили ряды домишек, стоявших вплотную друг к другу и словно собранных из кривых балконов, хромых лестниц и косых дверей. Из щелей торчал шиповник.

– И где мы?

– Старые верфи, – ответил Флойбек. – Сущие трущобы, я их толком и не знаю…

Мирча поправил рубаху, пригладил пшеничные вихры и торжественно объявил:

– Лучшее место на свете! Добро пожаловать, судари!

X

За крапивными зарослями в стене обнаружилась ниша, а из нее смотрела каменная маска старика с густой гривой волос и отбитым носом. Из ноздрей в замшелую чашу бежали струйки воды.

Мирча ополоснул лицо и с наслаждением напился.

– Ф-фу… – с облегчением пробормотал он. – Гляди-ка, опять пронесло… Чудеса, да и только.

– Наутек, ты бы отсиделся где-нибудь, пока всё успокоится, – сказал Флойбек. – Твой господин Лоран тебя ведь прикончить велел по пути, знаешь?

Тот прислонился к стене, вытираясь рубахой.

– С него, гада, станется… Вот тут и отсижусь.

– Твой дворец?

Наутек, усмехаясь, глянул наверх.

– Что, красиво? Там еще витражи кое-где целые остались и камин в одной комнате. Шпиль вон золоченый с флюгером. Пошли-ка в гости – хоть угощу… Заодно посмотрите, сколько ловцы проклятых сокровищ зарабатывали.

На крепкой дубовой двери висел молоток в виде морского конька. Один глаз рубиновый, второй выпал. На хвосте – следы позолоты.

Дом покинули не так давно – лет пять назад или около того. Полы и лестницы еще были крепкие, а обстановку почти всю растащили или разломали. Наутек собрал картины старых мастеров, остатки ценной посуды и уцелевшую мебель и спрятал в каморке под лестницей, залепив дверь шпалерами, чтобы не бросалась в глаза.

– …здесь такие диковины были, что во всём Светломорье не сыскать, сумасшедших денег стоили. А кто воровал, за гроши спускали, цену-то не все понимают таким вещам. Милости прошу – я в этой комнатенке живу, – он убрал со стола холсты с нарисованными углем картами, и вытащил из шкафа копченый сыр с хлебом. – Сзади вас бутыль с лимонной водой, давайте сюда. Сейчас попируем…

Мирча копошился, вытаскивая и протирая треснувшие чашки, а сам поглядывал на своих спасителей. Особенно на Сгарди. Арвельд поймал его взгляд.

– Спросить хотите?

– Хочу, – признал Наутек.

– Я даже знаю о чем, – кивнул Арвельд. – Он вот местный, я с Севера. Считайте, что путешествуем. В городе проездом, на рынке оказались случайно. Больше сказать ничего не могу, да и вряд ли это сейчас нужно знать… Вам ничего с нами не угрожает.

Наутек придержал колченогий стол, расставляя посуду.

– Я разве о том… Очень уж необычно вышло – вы ж в одиночку троих мордоворотов уложили, да как-то быстро, я и не видел ни разу, чтобы так дрались, – он принялся резать сыр, и рискнул предположить: – Ученик телохранителя?

– Да, – коротко ответил Сгарди, чтобы не рассказывать дальше.

Лоцман глянул на него и коротко покачал головой.

– Нет. Ладно, согласен – не мое дело.

– Не страшно здесь одному? – Флойбек водил глазами по разломанным потолочным балкам. – Прежние хозяева не навещают? Дом-то, видать, с историей…

Наутек с гулким звуком вытащил пробку.

– Особняк выстроил лет десять назад торговец один, родом с этих улиц. Они, говаривал, счастливые, не желаю съезжать. Тут родился, тут разбогател, тут и… Эх! – Наутек махнул рукой. – Был моих примерно лет, торговал разной мелочью, как вдруг привалило ему богатство, да такое, что все диву дались. Враз купил себе два корабля, дом выстроил. Чудить стал. Из фонтана вино пустил… Но вот что странно, – Мирча помолчал, жуя, – болтливый был, а как разговор про его деньги заходил, слова не вытянуть! Ходили там слухи, домыслы всякие. Кто болтал, что в карты выиграл, кто говорил, что наследство получил или с пиратами стакнулся… А дом-то начал глаза мозолить. Предлагали продать, но Богатей наотрез отказался. И однажды исчез. То ли ночью за углом ему нож под ребро вогнали, то ли стража по чьему наущению сцапала, вот как меня, этого никто не скажет…

– Выходит, из-за особняка человека сгубили? – спросил Сгарди. – Что ж не живут?

– Да вроде привидение его видели. Только вранье это, нет здесь никаких привидений – живу ведь. И не в доме дело, – Мирча помолчал. – Как раз в то время и начали подводные города обчищать, а богатей одним из первых был. Через те сокровища и богатство обрел. Через них сгинул. Тогда ведь не знали еще, чем это обернуться может. – Наутек разгреб солому на полу и вытащил несколько паркетин. – Вон, поглядите…

Солнце на миг затянуло облаком, и комнатка окунулась в тень. А когда снова вырвался яркий луч, в полумраке нищего жилья, наполненного духом ветхости и несбывшихся надежд, вспыхнул волшебный зеленый огонь. Тайник был наполнен изумрудами.

Самоцветы лежали горкой. По ним пробегали сполохи цвета молодой листвы, прокатывались зеленоватые с просинью волны. Над полом стоял столб воздуха, пронизанного солнцем, и казалось, что это курится драгоценный дым, ложась зеленоватым отсветом на потолок.

– Таких по всему дому много устроено, – хриплый голос Мирчи нарушил очарованную тишину. – Какие-то до меня разобрали, кое-что я разрыл.

– И что сделал? – Флойбек оторвал глаза от сказочного огня. Взгляд его скользнул по ободранным стенам.

– Вернул городу.

– Что?

Мирча грустно усмехнулся.

– Да, сударь, прямо в море, – он вздохнул, глядя на сверкавшие в гнилом полу камни. – Богатея эти сокровища на тот свет сослали, за ним и другие отправились: Рух Кривой корабль на подводный шпиль посадил, Салазар Лисий Нос с обрыва сорвался да прямо на флюгер угодил, что из воды торчал, так его навылет и пропороло… Лилан Остромысл нырял за новым кладом, застрял между статуями и захлебнулся. Много их было. Кого-то я знал, – Мирча обхватил голову руками. – Пропали люди, пропали, ни за грош сгинули…

Флойбек, перебирая камни, отдернул руку и невольным движением вытер об одежду, словно стирая невидимую грязь. Арвельд тоже глядел на самоцветы, но спокойно, задумчиво. Мирчу камни не занимали вовсе. Проклятые сокровища не имели власти над нищим чудаком-лоцманом и были для него одной из загадок подводного города, не больше.

– То ли читал я где-то, то ли слышал, что это вот, – он кивнул на изумруды, – наследство тех, кто жил на Лафии задолго до нас. А другое наследство – это господа Асфеллоты, весь их род. Во всяком случае, очень уж друг на друга похожи – Асфеллотское племя и поганые сокровища. Добра ни от тех, ни от других не жди…

– Из-за чего Лоран так взвился там, во дворе? – спросил Арвельд.

Лоцман криво усмехнулся.

– А, слышали… Знаете, поди, кто у Асфеллотов гербом служит?

– Змей, – ответил Флойбек.

– Вот. Если точнее – серебряный змей с изумрудными глазами. Так про них с давних времен и говорят, что они со змеями в родстве, потому на одно лицо и на одну повадку. Про это много всяких шуток ходит, и господ Асфеллотов почему-то очень злит. Видать, правда глаза колет… Лоран Ласси особенно бесится. А на Старых верфях-то народ вообще на язык острый, так ему это родство что ни день поминают…

– Там, на площади, вы сказали кое-что очень серьезное, – сказал Арвельд.

– Про статую? Да стражники расколотили…

– Нет. Я про другое.

Мирча отломил себе от каравая.

– Угощайтесь, чего сидите…

Арвельд молча смотрел на него и ждал ответа.

– Может, палку перегнул, в гневе чего не брякнешь, – сказал Наутек. Косо поглядел на Сгарди. – Не верите?

– Нет.

Лоцман вздохнул.

– Есть, судари, такая старая лафийская легенда… О том, что где-то в затопленных городах до сих пор бродит прародитель Асфеллотов, – он кивнул на тайник, про который за едой подзабыли, но в котором по-прежнему лежали изумруды, – вот этого всего хозяин и хранитель. Этого и много чего другого. И будто бы это существо время от времени заявляется на наш свет, чтобы жизни себе поискать. А потом… – Мирча нахмурил выцветшие брови, – потом услышал я от одного человека, что это даже не легенда, а что-то вроде вольного переложения настоящей истории.

– А кто говорил?

Наутек пожал плечами.

– Вряд ли его имя что-то вам скажет, если не местный. А на Лафии его уважают. Нений Любомудр. – Мирча посмотрел на Сгарди и удивился: – Неужто знаете? Судя по вашему-то лицу…

Золотой луч снова пробежал по каморке и отразился в его глазах. Наутек улыбнулся.

– В детстве он избавил меня от падучей болезни, – луч скрылся. – Но прошел слух, что Нений погиб в морях. Недели три тому назад.

– Нет, он здесь, в городе, – ответил Арвельд. – Жив, здоров, полон сил, и… – Сгарди поймал взгляд лоцмана и осекся.

– Полон сил? – с нажимом повторил Наутек. – Меня водили к нему, когда я был младше вас, и уже тогда Нений был стариком. У Любомудра не тело поддерживало душу, как у прочих людей, а наоборот.

– Так ведь он великий лекарь, даже чародей, как говорят…

– Но не бог. Узнайте, сударь, непременно узнайте, кто ходит под именем Любомудра – сдается мне, от этого ваша жизнь зависит…

Они замолчали. Какое-то время в каморке царила тишина. Все трое думали о своем и смотрели на самоцветы. Солнце скользило в листве деревьев, на камни падал его свет, и они то гасли, то вспыхивали. Словно подмигивали.

Наконец Арвельд поднялся.

– Узнаем. А вы постарайтесь больше не попадаться своему господину Лорану.

Мирча вывел гостей так же через «парадный» вход, сквозь крапиву.

– Отсюда пойдете так, – он подвел их к фонтану. – Видите, желобок торчит? Это сток. Идите прямо по нему и он приведет к Тенистому – канал такой. Пойдете по его течению и окажетесь на площади, где мы утром встретились.

– А против течения? – спросил Флойбек.

– Там Озера, – ответил Наутек. – Но вам в тех краях делать нечего.

На том и распрощались. Арвельд с Флойбеком пошли вдоль желобка, Наутек остался у дома. Отойдя, Сгарди обернулся. Лоцман смотрел им вслед – худой и нескладный, взъерошенный, как воробей. Отчего-то екнуло сердце.

«Встретимся ли еще?» – подумалось ему, и он махнул рукой. Наутек тоже поднял руку в ответ, но вдруг прижал ее к груди и неловко шагнул вперед. И лицо у него было такое, словно он о чем-то догадался.

XI

Канавка исчезала перед чугунными перилами Тенистого канала. В зеленоватой воде стояли опрокинутые башни старой Лафии. Под мостом крякали утки.

– Тут что по течению, что против, – заметил Флойбек, глядя в темную глубину, где что-то бродило и шевелилось. – Будто пруд заросший… А хотя нет, – по водной глади медленно скользил жухлый лист. – Вот и наш проводник до рынка. Пошли, Сгарди.

Арвельд продолжал стоять у перил.

Течение вяло тащило сонную воду к широкой улице. Там, за домами, шумело и волновалось море торгового города: стучали копыта, высекая искры, скрипели тележные колеса, кричали разносчики, зазывалы, гомонил торговый и ремесленный люд. Из харчевен несло жареным мясом и кислой капустой.

Зато с другой стороны веяло тишиной и безлюдьем.

Верховья Тенистого уходили за поворот, в глубину улицы, укрытой лиственницами. У поворота стояла статуя в человеческий рост, облитая иссиня-зеленой патиной – женщина, закутанная в просторную легкую одежду. Грациозное создание, разве что руки длинноваты. А из-под струящихся складок виднеется…

– Флойбек, – тихо сказал Сгарди, – это хвост?

– Нет. Это третья нога. Такие кое-где в Лафии попадаются, не знаю, правда, кто это.

Опять оно. Создание застыло, поправляя рукав, и поза была такой непринужденной, будто перед ними живое существо. Только встретиться с ним не хотелось бы…

– Что такое Озера?

– Асфеллоты там селятся с давних пор, – ответил Флойбек. – И мы там, Сгарди, ничего не забыли. Слышал, что Наутек сказал?

– Нам ничего там не сделают, – возразил Сгарди. Чужеродное существо и отталкивало, и тянуло к себе. – Ну, выгонят… Было бы опасно, Мирча бы прямо сказал – убьют и дело с концом. Он имел ввиду, что там… возможно, просто смотреть не на что.

Существо в плаще одной рукой разглаживало складку, другой придерживало наброшенный капюшон. И лукаво усмехалось, будто приглашая пойти и убедиться, что посмотреть как раз было на что.

Городской шум сразу отстал и потерялся между домами.

За поворотом улица забирала в гору. Особняки карабкались вверх, выглядывая из-за хвойной зелени гранеными башнями, цветной черепицей и арками, оплетенными диким виноградом. Где-то визгливо прокричал павлин. Сверху звучали переборы арфы. И только. Тишь стояла такая, словно всё вымерло.

Канал сужался и мелел, сквозь мутную воду виднелись камни на дне. Через несколько шагов он и вовсе потерялся в зарослях. Арвельд запустил руки в колючие ветки.

– Флойбек, тут решетка! Решетка за кустами! – Сгарди, держась за чугунные прутья, прошел немного и споткнулся о камень.

Валун врос в землю, выпирая из травы одним боком, на котором лафийской вязью было выцарапано что-то. Флойбек присел, разбирая надпись.

– Ну? – нетерпеливо спросил Арвельд. – Понимаешь?

Тот криво усмехнулся.

– Знаешь такие слова – «добро пожаловать»? Так вот здесь написано кое-что прямо наоборот.

– Погоди, – Арвельд всё ощупывал решетку. – Что значит – ходить тут нельзя? А что тогда будет? Скажи уже толком!

– «Спящий редан», – пояснил Флойбек, – вот что написано. Реданы – домовладения на островах, и ставят их только Асфеллоты, причем самые богатые. А чем богаче, тем неуживчивее… Вреднее, если хочешь.

Арвельд и сам чувствовал, что пора поворачивать назад. Место смотрелось вполне мирным, но чем-то чужим от него даже не веяло, а прямо дышало в лицо. А вот они сейчас уйдут отсюда – к рыночной площади, к домам, к лавкам, и никогда не узнают, что ж там такое и чьи владения отметил камень… А в кустах тем временем явственно обозначилась прореха.

В Лафии любят каналы. Ласково называют их «водяными улочками» – чистят, одевают камнем и узорными перилами. Знатные люди устраивает катания с прятками под мостами, горожане попроще катаются на лодках ради быстроты.

Однако Тенистый канал любовью не пользовался: извилистый и капризный – дно его толком не знали даже старые лодочники. То на глубоком месте выскакивала мель, то на безопасном повороте появлялся острый камень. Низовья Тенистого у рынка были завалены мусором, а в верховья не ходили. Мало кто и знал, где начинается «текучая лужа».

Мирча Наутек и подобные ему любители дворов и улиц пробовали дойти до истока из любопытства, но видя, в какой конец города уходит канал, поворачивали назад от греха подальше. Кто-то пустил слух, что Тенистый вытекает из болота, где проложены сгнившие мостки, и смотреть там нечего. Этим остальные и удовольствовались. Мирча хоть не заходил дальше других, но слышал об истоках Тенистого от людей знающих, потому и предостерегал от прогулки вверх по течению.

Он представлял, откуда берет начало «текучая лужа». Истоки ее лежали в озере Спящего редана.

XII

Реданы строились на Лафии испокон веку.

С востока обычай разнесли по Светломорью, так что укромные островные дома можно встретить на любом архипелаге. Но островов на всех не хватает, и по времени строгая традиция стала забываться. Теперь даже старейшие ветви бывших королей селятся на ровной земле. Разве что лафийские Асфеллоты по-прежнему предпочитают «чистые места».

Озеро, на котором стояло владение Спящий редан, называлось Ковш.

Было оно круглое, вровень с берегами налитое зеленоватыми водами – такими тихими, неподвижными, словно и не воды были, а продолжение берегов. Над погруженной в дрему гладью носились стрекозы. Они касались прозрачными крыльями зеркальной поверхности, не оставляя на ней кругов.

А из озера поднимался, как видение, редан о двух граненых башнях, оплетенный сетью узорных решеток. Стрельчатые окна и шатровая крыша стояли перевернутые в недвижной воде, там же отражались витые облака и серебряные ивы. Казалось – редан парит в полуденном мареве и вот-вот растает – коснись только рукой.

Между тем он стоял прочно, основательно, уже не первый век, не меняя ни хозяев, ни уклада.

Двери Спящего редана, или, как еще называли, Редана-на-Ковше, открывались редко, да и то – не распахивались, а приоткрывались. Для того чтобы выпустить в свет очередную каверзу, на которые Асфеллоты были великие мастера.

Однако сегодня с острова на берег был перекинут мост – хозяин ждал гостей.

Элам Ласси расхаживал по дому, погрузившись в свои думы, глубокие и мутные, как воды Ковша. Ходил он неторопливо, степенно, потому что к старости разжирел, обрюзг и страдал одышкой.

В молодости чародей был красив, как все Асфеллоты, но быстро отцвел, завял и теперь напоминал перезревший плод, истекающий ядовитым соком. Еще недавно он двигался быстро, порывисто, так что от его плаща разлетался сквозняк. Этот сквозняк, да дробное цоканье острых каблуков помнили все дворы Светломорья – они предшествовали очередной заворохе, которую расхлебать потом стоило многих сил…

Однако с недавних пор пакости Спящего редана прекратились, словно старый Змей пропал. Одряхлел и ушел на покой. О доме на Ковше начали забывать, находились даже такие, кто и вовсе о нем не знал. Но на самом деле Змею эти каверзы опротивели – слишком уж мелкими были. Ничего не стоили. А то, чему он сейчас служил, стоило очень и очень многого.

Хозяин достал из шкафа зеленую бутыль, оплетенную золотой нитью, и плеснул в бокал крепкого лафийского травника. Поплыл пряный хвойный дух, смешиваясь с запахом старых духов и древних книг. Змей сел в кресло перед столом, осмотрелся. Солнце скользило в медальонах из зеленого стекла на стенах, рассыпая по полу изумрудные блики. Круглый зал был пуст, во всём доме ни души. Шелестели ивы на берегу озера – там бродил легкий ветер. И больше ни звука.

Но тут в узорном бокале сам собой колыхнулся темный травник. Змей поднял голову.

– Ты здесь? – спросил он кого-то.

В зале потемнело, словно свет из окна заслонило что-то невидимое. Оно сгущалось, становилось плотнее, в нем проскакивали еле видные искры, и через минуту перед Змеем стоял высокий старик в зеленой мантии. Тот самый, с Храмовой гряды.

– Здравствуй, Змей, – сказал гость.

В его точеном лице угадывались черты хозяина, но не точно, а будто передавая смысл. Старый Змей тащил на себе отпечаток прожитых лет и страстей, поедавших изнутри – а гость, казалось, не жил, не старился, а так и появился на свет, словно был вне времени.

Хозяин встал и поклонился, прижав руку к сердцу.

– Садись, владыка, – сказал пришелец. – А где твой второй гость? Не вижу его.

– Сен-Леви? Жду с минуты на минуту.

Змей поставил второй бокал и наполнил до краев. Бокал хоть и был гостю не нужен – он бы и взять его не смог – но почтение было сильнее. Таков обычай – обращаться с Амальфеей как с живым человеком.

– Присядь, окажи милость. Как прошло путешествие к Краю морей, мой любезный Нений Любомудр? – усмехаясь, спросил Змей. – Кстати, лафийский мудрец… Что хоть с ним сталось?

– Не знаю, владыка, – бесстрастно отозвался Амальфея. – Может, и сгинул в морях. Может, и уцелел. Это уже неважно.

– Не важно, согласен с тобой, – кивнул хозяин. – Признаться, я немного волновался за исход… Это место всегда было само по себе. До сих пор помню тамошний монастырь и Гору. Столбы резные на воротах. И ветра, ветра… – Змей прикрыл глаза и улыбнулся. – Вечные ветра. Считают, что гряда – осколок Северного архипелага, но это часть Лакоса. Там даже сосны такие же, как на Лакосских землях. И не пойму, нравилось мне там или нет. Хотя скорее нет. Слишком уж чужое для Асфеллотов, – он повел рукой вокруг себя. – Вот это – наше. А что, Лум до сих пор хозяйничает в Пристанище? Изрядный был целитель в свое время… Многих на ноги ставил. Так как всё прошло?

Амальфея уставился Змею в глаза и начал рассказ. Негромко шелестел его голос, и хозяин дома, слушая, словно сам погрузился в мысли своего гостя. Снова вставала перед мысленным взором Храмовая гряда, на которой под сильными морскими ветрами качались огромные сосны. Бежал между камней Кедровый ручей, блестела новая щепа на крышах монастыря, и Лум, ровесник Змея, расхаживал по монастырскому двору, кутаясь в плащ и раздумывая о грядущем.

– Я разговаривал с ним, Змей. Только не разберу, всю ли правду он мне сказал. Кто такие советники, владыка? Люди?

– Люди, – твердо ответил Змей. – Совершенно точно люди. Однако как бы сказать… Им никто не указ, понимаешь? Никто, ни одна живая душа, – Ласси подался вперед, – ни короли, ни чародеи, ни армии. Никого над ними нет, вот это-то и есть в них самое странное. Вряд ли Лум тебе лгал, скорее и сам толком не знает, как они правят – не он, и никто другой. Знают лишь они сами и принц. Что еще говорил? – Змей плеснул травника.

– Сказал, что они защита Светлых морей и они же их угроза. И смысл этого мне непонятен.

Владыка подумал, покачивая бокал. На его мизинце блестел тяжелый золотой перстень с зеленым камнем.

– Слышал я что-то подобное, слышал… Всегда говорили, что, мол, когда собирается круг правителей, они могут делать в Светломорье всё. Как, почему, каким образом, да и правда ли это – не скажу. Однако, – Змей помедлил, хмурясь и раздумывая, – во время правлений на моей памяти не было стихийных бедствий, и не припомню войн. Может статься, совпадение. Может, и нет. Но круг правителей, – владыка поднял палец, – это советники и принц. На что они способны без него – не знаю.

Амальфея переместился к окну. Зеленые камни на его мантии сверкнули огнистой струей.

– А если в них не будет проку?

– Тогда пусть отправляются на все четыре стороны, – ответил Змей, любуясь его точеным профилем. – Там увидим, нужны они тебе или нет. На Лакосе это станет понятно. Древняя земля и древняя власть… Впрочем… – он кашлянул и отпил из бокала, – лучше бы тогда от них избавиться. Выкорчевать с корнем эту диковину, а то как бы не навредила. И Пристанище снести до основания, до голых камней.

– Но будут рождаться другие, владыка.

– Будут, разумеется, – Змей пожал плечами. – Только что с того? Их надо растить, учить… Их надо найти, в конце концов! Да, время от времени станут появляться люди с чудными способностями, которых они сами-то не поймут и не найдут им применения… Станут появляться, жить и уходить, не узнав, что к чему и кто они такие. А где советники сейчас? – вдруг спросил он. – На корабле?

Амальфея прищурил глаза-изумруды.

– Считай, что так. Может, и чуть ближе оказались. Хочешь с ними встретиться, Змей?

Хозяин Спящего редана отвел глаза. И с беспокойством увидел, как полы мантии начинают расплываться, словно Амальфея снова таял.

– Нет. Не хочу. Не сейчас. Да, еще… Я тебя спросить хотел, – сказал Змей, по-прежнему глядя, как размывалась зеленая мантия, и тускнели самоцветы на ней.

– Спрашивай, владыка.

Змей погладил бороду. Золотой перстень просвечивал сквозь седые волосы.

– Куда всё-таки дели тело Серена?

– Мне неизвестно, Змей, – гость чуть заметно усмехнулся, – не я его убил. С чего тебя это гнетет?

– Потому что я не понимаю, почему ты не становишься живым. Раз Серен умер, ты должен занять его место.

В круглом зале повисла тишина. Элам сидел в кресле, помешивая в бокале пахучий травник и глядя в окно. Поблескивала зеленая гладь сонного озера, жившего таинственной, темной жизнью. И такие же темные, глубокие мысли тенями бродили в голове старого Змея.

– Ты много раз глядел в зеркало, владыка. Будь Серен жив, разве ты бы его просмотрел?

– Покажи. Мы должны понять, в чем дело.

Амальфея провел рукой по лицу и положил ладонь на стол. Ласси коснулся этого места, и в его пальцах воздух сгустился в серый холодный кругляшок, посреди которого зеленела змейка.

Теперь колдун держал медальон в ладони, ощущая, как тот холодит кожу. Он никогда не согревался. Змейка лежала, закованная в серебро, и молчала. Время потекло медленно, тягуче, а потом и вовсе остановилось. И тут в мертвой глубине дрогнуло что-то – будто удар сердца. По ней прошел изумрудный сполох, очертив каждую чешуйку. Потом еще… И еще… Змейка вспыхивала зеленым светом, сначала прерывисто, затем ровнее, удар за ударом. Когда огненные сполохи слились с биением его сердца, Элам Ласси закрыл глаза.

Перед ним встало зеркало – холодное, прозрачное, не имевшее границ. Он протянул к нему руки, и стекло втянуло его в себя. Там кружил бешеный водоворот людей, городов, событий, но не таких, какими бывают они в жизни, а призрачных, растворенных в воде. Всё здесь было видно насквозь, и все покровы с людских душ были сорваны. А над этим водоворотом высились черные вершины затопленных башен.

Когда Элам Ласси первый раз коснулся Амальфеи, бездонный колодезь едва не свел с ума. Поток бросал и швырял, и Змей метался в лабиринте отражений, ища дороги. Но теперь, спустя годы, чародей входил в зеркальное море, зная, что хочет там увидеть, и искал нужные тайны.

В том мире не существовало времени. Потому Элам Ласси с трудом приходил в себя, соображая, сколько просидел вот так – минуту, час или целый день.

Воздух в комнате искрил и клубился, проскакивали напротив него зеленые сполохи. Старик шевельнулся и начал заваливаться набок. Амальфея вскинул руку, сухо щелкнув пальцами:

– Очнись, Змей!

Чародей вздрогнул и коротко выдохнул.

– Ну что скажешь, владыка?

Элам Ласси сидел, тяжело привалившись к спинке кресла, и держался рукой за сердце. На виске его вздрагивала жилка, уходившая в седые волосы.

– Староват я стал для таких забав… – сипло прошептал Змей. Его пальцы с длинными перламутровыми ногтями, обхватившие ножку бокала, дрожали. – Никого… похожего…

Дважды стукнул дверной молоток. Змей хотел кликнуть прислугу, но вспомнил, что дом пуст. Тяжело поднялся и прошел к двери.

XIII

Пираты в Светломорье водились всегда, чего уж греха таить – охотников за чужим добром хватает и на сухопутных дорогах, и на морских. Однако в последнее время разбойников появилось слишком много.

Морская торговля стала делом опасным, и в одиночку ходили промеж архипелагами либо сумасшедшие, либо отчаянные смельчаки, либо пилигримы, у которых брать нечего, кроме жизни, а человеческая жизнь за последние годы заметно упала в цене. Зато товары вздорожали втрое – суда сбивались в караваны, нанимали охрану и приходили с большим опозданием.

Особенно невмоготу стало, когда зазвучало в Светломорье имя Сен-Леви, которого теперь знали больше под прозвищем Черного Асфеллота. Происходил он из старой, выдохшейся и почти забытой семьи, принадлежавшей к западному дому Асфеллотов. Какой-то злой рок устроил так, чтобы эта иссохшая ветвь выбросила молодой сильный побег, задушивший всё Светломорье.

Молва приписывала ему жестокие и отчаянные дела. Говорили, что он поклялся разорить Эрейского короля и купить его королевство, что строит остров из захваченных кораблей, болтали также и о морском дворце, в стены которого замурованы награбленные сокровища.