Za darmo

Мамусик против Ордена Королевской кобры

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Глава 13

Степочку и Петеньку я всегда стригла сама. Усаживала их по очереди на табуретку в коридоре – и вжик-вжик кухонными ножницами! Ничего сложного. Конечно, в мировом чемпионате по парикмахерскому искусству я бы не рискнула принять участие, но вот в городском, и уж тем более районном соревновании – вполне могла бы выступить. По крайней мере, ни один из двух моих клиентов не жаловался на качество оказываемой им услуги. Оба моих мальчика всегда ходили чистенькими и аккуратненькими.

А вот куда смотрели матери участников мотосходки – я не представляю. Такого количества жирных волос, кудлатых бород и мышиных хвостов я в жизни не видела. Если бы все нуждающиеся в стрижке «Невские Отморозки» выстроились по порядку к моей табуретке, очередь растянулась бы на всю лестничную площадку, спустилась по лестнице, выплеснулась на улицу и завершилась только у трамвайной остановки посреди Купчинской улицы.

Брезгливо морща нос и прижимая к груди свою зебровую сумку, я ввинтилась в толпу зрителей, наблюдавших за байкерскими развлечениями в центре пустыря. Как я поняла из выкриков собравшихся, нынешняя забава называлась «бычина» и состояла в перетягивании ремня, концы которого два здоровых мотоциклиста намотали себе на запястья. Для усложнения процесса оба участника одновременно управляли своими мотиками, катаясь по кругу на малой скорости, как козлы на привязи. Целью игры было сдергивание противника наземь с целью дальнейшего насмехания над ним. Однако силы соревнующихся были примерно равны, и потому забава изрядно затянулась – с каждой минутой ставки в толпе росли и атмосфера накалялась.

Пользуясь тем, что зрители были безмерно поглощены происходящим на арене (хотя на мой взгляд, ничего глупее и придумать было невозможно), я начала искать среди них знакомую физиономию. Протискивалась, проталкивалась, наступала на ноги, бормоча «расставил тут свои ласты» – но никак не могла найти Черного Пса в этом кожано-заклепочном аду. Некоторые участник сходки были в черных очках, называемых, если верить моей распечатке, «консервами» (тоже мне, пионеры экспериментальной авиации); но ни у кого из них не было татуировки-кобры на шее.

Вдруг зрители враз заорали: кто-то огорченно, а кто-то победно. Я будто бы попала в джунгли на слет взбесившихся бабуинов.

Я оглянулась: один из перетягивальщиков валялся на асфальте, грязно ругаясь, а другой торжествующе тряс выигранным ремнем и почему-то тоже при этом грязно ругался – вероятно, от счастья. Никогда раньше не слышала, чтобы одними и теми же словами выражались такие разные эмоции.

Рядом со мной ликующе вопил беззубый байкер с жидким седым хвостиком. Грубое, обветренное лицо венчала изящнейшая бандана бело-голубой расцветки. Эти же оттенки были здесь повсюду: на флагах, на нашивках, на наклейках, украшавших гладкие бока мотоциклетных кофров. «Они же „Невские Отморозки“, – осенило меня. – Нева голубая; мороз же цвета не имеет, но если выбирать, то, наверное, белый. Вот в чем дело».

– Хай, брателла! – крикнула я беззубому, пытаясь привлечь его внимание, устремленное исключительно на арену. – Есть вопрос!

– Чо? – ошарашенно уставился на меня беззубый. – Ты ваще кто, кошелка?

– Я ищу Черного Пса!

– Чо?

– Пса Черного, говорю, ищу! – заорала я изо всех, перекрывая гул толпы. – Вы совсем из-за своего байка оглохли, что ли?

Кажется, я совершенно неожиданно угадала некий байкерский пароль. Вместо того, чтобы обидеться на ничем не прикрытое оскорбление, беззубый расплылся в щербатой улыбке и гордо заявил:

– Ага, мой агрегат самый мощный! И двигало у него ревет громче всех! Четырехсотка, не левак какой-нибудь!

– Поздравляю, – сказала я, не поняв ни слова из сказанного беззубым, но уловив его дружелюбный тон. – Так где я могу найти Черного Пса, чувачок? – перешла я на доступный ему язык.

– Да вон же Псина! В адской маске, – махнул рукой байкер куда-то вбок. – Козлит!

В стороне от толпы молодой байкер бесстрашно катался на заднем колесе мотоцикла, проделывая при этом в воздухе всякие кренделя. Лицо его было закрыто черной банданой наподобие паранджи марокканской принцессы из «Цветка миндаля». Вот только принцессы никогда, никогда, ни при каких обстоятельствах, не будут затягиваться с ног до головы в кожаный комбинезон с миллионом молний. Если бы не беззубый – в жизни бы не этого Черного Пса не узнала.

Ладно, теперь главное – чтобы он и сам меня не узнал. Иначе не смогу втереться к нему в доверие. Вряд ли Черный Пес станет раскрывать свои секреты матери парня, на коленях которого танцевала его девушка, пусть и бывшая, и которого арестовали по его вине.

Я подобралась к Черному Псу поближе и громко зааплодировала его «козлиным» подвигам.

– Браво! Респект, чувачок! – заголосила я с деланным восторгом, напряженно вспоминая подходящие выражения из своей распечатки. – Вы прямо понтомёт!

От неожиданности байкер покачнулся, потерял равновесие – и грузно, как мешок с картошкой, свалился на асфальт вместе со своим мотоциклом.

После серии отборнейших ругательств Черный Пес с трудом вылез из-под мотоцикла, стянул с лица бандану и зло уставился на меня.

– Тебе чего, мамзелька?

В пронзительных черных глазах плескалась ярость, но ни капли узнавания. А ведь и правда, с какой стати ему запоминать глупую пенсионерку, устроившую скандал в ресторане? Я же не Пантера, в конце концов.

К счастью, одежду своей бывшей девушки он тоже не вспомнил. Ну, я так думаю. Опасения мои были напрасны. Умом Псина, судя по всему, и правда не блистал.

Так что я слегка расслабилась и затараторила:

– Ах, вы знаете, мистер Черный Пес, я просто фанатею от байкеров и всего, что с ними связано! Давно мечтаю вступить в ваш чудесный клуб и стать одним из великолепных «Невских Отморозков». – О том, что у меня нет водительских прав, я, разумеется, благоразумно умолчала. – Вот, специально приехала посмотреть на одного из величайших байкеров современности – я про вас, молодой человек, говорю! И знаете, после вашего чудесного козления я убедилась: вы просто понтомёт!

По агрессивному лицу байкера я поняла, что сморозила что-то не то.

– Значит, так, мамзелька. – Черный Пес нехорошо прищурился. – Во-первых, я не козлил, а делал свечку. Козлят козлы. Во-вторых, какого чёрта ты меня обзываешь?! «Понтомёт» – это реальный наезд! Да я из-за тебя с асфальтом обнялся! – Он энергично стряхнул пыль с кожаного комбинезона, как это делают собаки, выскочившие из воды, и окинул меня презрительным взглядом. – И в-третьих, кандидатов за шестьдесят и с брошками-стрекозами мы в наш клуб не принимаем.

Я обиделась.

– Мне, молодой человек, всего-то сорок семь лет в мае исполнилось. Это раз. – Вранье, пятьдесят семь, но выгляжу-то я на десять лет моложе, так что можно и приукрасить свои паспортные данные. – И потом, ничего вы не понимаете в красоте и хорошем вкусе! – Я любовно погладила свою брошку. – Стрекозка очень мила и просто спасает дурацкую кожаную жилетку. А как еще украсить эту грубую одежду?

– Макаронами, – буркнул Черный Пес, внимательно осматривая мотоцикл на предмет повреждений, полученных в результате падения.

– Макаронами?! – воскликнула я, не поверив своим ушам. – Да вы представьте, молодой человек, как это будет выглядеть! Макароны нужно есть, а не вешать их на одежду.

Байкер, ругнувшись сквозь зубы, уточнил:

– Лапшу я имел в виду, мамзелька. – И принялся полировать блестящие части своего аппарата мягкой тряпочкой вроде той, что всегда носил с собой Павлик для протирки очков.

– Лапша тоже не годится, – уверенно отозвалась я. – Лапшу можно, скажем, в супчик куриный положить. Как ее к жилетке-то приделаешь?

Черный Пес выпрямился и испепелил меня взглядом:

– Знаешь, мамзелька, на фанатку ты не очень-то тянешь. Иди-ка ты лучше домой, пока тебя саму в лапшу не превратили. Как на моем комбезе.

Тут я присмотрелась к его кожаному скафандру – разлинованному молниями, блещущему всевозможными значками – и запоздало вспомнила, что означает на байкерском сленге «макароны» и «лапша». Эта же кожаная бахрома – такая, как болтается у него на груди!

Да уж, села в лужу. С огромным плеском, который, наверное, слышали и в Кронштадте.

План мой проваливался на глазах. Мало того что не удалось расположить Черного Пса к себе, так еще и рассердила его до невозможности.

Я лихорадочно думала, что мне теперь делать, как вдруг сзади раздалось громогласное:

– Слышь, Псина, в бочку будешь играть?

Похоже, парням надоело забавляться унылым перетягиванием ремня и они решили заняться чем-то позабористее. А именно: выпить на двоих десятилитровый бочонок пива и гонять его туда-сюда передним колесом мотоцикла, играя в некое подобие футбола. Роль ворот с каждой стороны арены исполняли двое наиболее безмозглых байкеров, державшихся за руки. Среди них, конечно, был и мой беззубый приятель.

Черный Пес, переместившийся на арену вместе с мотоциклом, выдул свои пять литров буквально за несколько минут. Икнув на все Купчино, он передал бочку товарищу, собрался было оседлать своего блестящего чернущего зверя – и тут лицо его перекосилось: он снова увидел в толпе мое лицо.

От меня, дорогие мои, не так-то просто отделаться! Уж если я что задумала – советским трактором меня не сдвинешь с намеченного курса! А тем более каким-то хлипким японским мотоциклом.

– Что пьем, чуваки? – как ни в чем не бывало спросила я, просачиваясь в первый ряд. – Пиво? А какое?

Второй байкер, восседавший на алом мотике, на секунду оторвался от своего бочонка, чтобы смерить меня изумленным взглядом:

– Самое лучшее, тетка, не парься, – расхохотался он и воссоединился с бочкой.

– Как называется-то? – не отлипала я.

– Да ты, мамзелька, и слов таких не знаешь, – отрезал Черный Пес. – Давай уже врубай пятую скорость и шуруй домой, сказали тебе.

Я пропустила грубость мимо ушей и стала рассуждать вслух:

 

– Ну раз самое лучшее – значит, «Чешское разбойничье». Я права?

Второй байкер чуть не уронил бочку. Черный Пес разинул рот. Толпа зрителей зашумела.

– Оно, оно самое, – растерянно сказал Черный Пес. – Ты что, в пиве разбираешься?

– А то! – Я гордо задрала подбородок и взбила свои желтые твердые кудри. – На «Чешское разбойничье» волосы лучше всего завиваются. Крепкие, здоровые волны – и лака никакого не надо!

Байкеры слушали меня с совершенно ошеломленным видом. Лица у них были такие, словно они увидели, как комнатная болонка с розовыми бантиками соскочила со своей милой, в оборочках и цветочках, подушечки – и сыграла на бас-гитаре три последних хита «Металлики» подряд.

– Да, – продолжала я, пользуясь наступившей тишиной. – Я все марки и сорта пива перепробовала. Хуже всех – «Золотистое с пузырьками». Локоны после него чуть не отвалились. Висели противными сосульками весь день.

– Да, «Золотистое с пузырьками» – дрянь порядочная, – подтвердил товарищ Черного Пса, вытирая пену с усов и тяжело отдуваясь. – Ну что, Псина, к бою?

– Поехали! – рявкнул тот – и необыкновенно бережно, словно имел дело со стеклом, повернул ключ в замке зажигания.

Рыцари асфальтовой дороги схлестнулись в бескомпромиссном поединке.

Алый мотик был поменьше и пошустрее. Он жужжал вокруг солидного черного байка, крутился, вертелся, закладывал крутые повороты и то и дело перехватывал бочку.

Черный же мотоцикл сначала снисходительно наблюдал за ужимками и прыжками соперника; а затем собрался, выпустил огромное сизое облако из выхлопной трубы, взревел и мгновенно загнал бочку в ворота, задев при этом зеркалом беззубого – думаю, что специально. Черный Пес торжествующе заулюкал.

«Подожди же, дружок, это будет твоя последняя победа – дай мне только закончить расследование», – мстительно подумала я. Мне уже было ясно, что это именно он украл дурацкую книжку и отключил шефа. Осталось только это доказать. А затем Черный Пес сменит моего невинного сыночка в тюрьме. Только ему-то, конечно, не видать комфортабельной камеры с круглосуточным обслуживанием и трехслойной туалетной бумагой.

Толпа восторженно завопила – мало кто ставил на выигрыш алого, – после чего был объявлен перерыв в соревнованиях: «для пивного оттяга». Радостнее всех эту новость приветствовали Черный Пес с товарищем, и без того уничтожившие на поле боя по пять литров хмельного каждый.

Народ рассредоточился по пустырю. Черный Пес подсел к компании одноклубников, устроившихся на ступенях заброшенного магазина с целой коллекцией пузатых бочонков – но совершенно без закуски. Ага, попались! – подумала я.

Я подошла поближе. Парни обсуждали, судя по всему, модели байков, которые они как только не обзывали: и Африка, и Ватрушка, и Стыд, и Ведро с болтами, и Селедка, и Громокот, – постоянно поминая какой-то «джап». Поднатужившись, я вспомнила расшифровку дурацкого слова – «японский мотоцикл». Но причем здесь типично русская еда: ватрушка и селедка? И уж тем более – Африка. Япония же вроде на другом континенте. Или?.. География никогда не была моей сильной стороной.

Меня заметили. Парни смотрели настороженно, но без враждебности. Мое «пивное выступление» не прошло даром.

– Чувачки, а кто хочет к пивасику сырных палочек? – Я интригующе похлопала по своей зебровой сумке, источающей соблазнительный аромат.

– О-о! Молодчина, тетка! Угощение в кассу! – загомонили байкеры.

Огромный сверток с сырными палочками распотрошили за считанные мгновения. Ребята были ужасно довольны своевременно подоспевшей закуской. Меня хлопали по плечу и называли «чувихой».

А значит, ничто не мешало мне присоединиться к их компании. Я бесцеремонно плюхнулась на ступеньку рядом с Черным Псом. Тот скривился, но стерпел мое присутствие. Он уже наелся, напился и теперь блаженствовал на солнышке с сигаретой в зубах.

– Мистер Черный Пес, а что такое ватрушка и селедка? – завела я непринужденную светскую беседу. – Это в честь наших знаменитых национальных блюд японцы назвали свои мотики?

– Черт возьми, вот неугомонная мамзелька, – пробормотал Черный Пес, но уже без давешней злобы. Он лениво затянулся. – Ты только о еде, что ли, можешь думать? Ватрушка – это байк «Хонда» ВиТиАр. А Селедка – «Ямаха» ЭсЭрИкс. Понятно теперь?

– Ну да, ну да, – с готовностью закивала я. – А то уж я подумала, что эти азиатские капиталисты совсем обнаглели.

Черный Пес удивленно поднял запыленные брови.

– Хм. Ты что, мамзель, тоже против проклятых капиталистов?

– Ха! Да я их просто ненавижу! – искренне заявила я. Комсомольское прошлое так просто не забудешь! Лучшее время в жизни. «Руку, товарищ подросток!», «Имя героя на флаге нашем» и так далее. Святые времена, благородные идеалы – не то что сейчас.

– Да ну! – поразился Черный Пес и аж поперхнулся табачным дымом. – Анархистка, как я?

– Комсорг средней школы №911 Фрунзенского района! – отозвалась я.

– Тоже годится. Коммуняки наши друзья. – Черный Пес помолчал и потушил сигарету о бетонную ступеньку. – А дети у тебя, мамзелька, есть?

Всегда, миллионы раз, в паспортном столе, на рынке, в очереди к врачу, услышав подобный вопрос, я громогласно объявляла: «О да, батюшки-светы, да!», – и следующие полчаса разливалась соловьем, расписывая многочисленные достоинства моего потрясающего сыночка.

Но тут, взглянув на угрожающую татуировку байкера, я вдруг поняла: он ждет от меня слова «нет». Меня явно прощупывают. А мне ох как необходимо было завязаться с Орденом Королевской Кобры. Черный Пес был моей единственной ниточкой.

Поэтому, мысленно взмолившись: «Степочка, милый мой зайчишка, прости, это только из безграничной любви к тебе», – я высокомерно хмыкнула:

– Вот еще! Кому нужны эти дети!

– Дай пять, мамзелька! – обрадовался байкер. Похоже, я попала в десятку. – Спиногрызы – это высшая форма порабощения человека. Хуже любого правительства. Принуждение в чистом виде… И вообще, семейные люди не могут никакому делу отдаться целиком… Теперь назови мне свое имя.

Ну, если вы думаете, что я так глупа, чтобы тут же выдать фамилию «Суматошкина», значит, вы меня совсем не знаете. Иногда я соображаю удивительно быстро!

– Любовь Васильевна… Вальтер, – непринужденно сказала я. В конце концов, это была почти правда. Уверена, что если бы не травма Якова Матвеевича и не его излишняя скромность, мы бы уже давно поженились, несмотря на наши разные музыкальные пристрастия и прочие несущественные несостыковки.

Черный Пес неторопливо вытащил из пачки новую сигарету. Вспыхнула зажигалка: змея, у которой из пасти вырывалось пламя.

Я хотела было заполнить паузу рассуждениями на тему скидок в ближайшей химчистке, где за смешную плату можно привести в порядок кожаные костюмчики, а также на тему распродажи в магазине косметики, буквально даром отдающем литровые бутыли с мужским шампунем, – но что-то меня удержало.

Мы молчали, пока дымилась сигарета.

Потом байкер щелчком отбросил ее в сторону и вновь повернулся ко мне:

– Покажи-ка мне, мамзелька, свой телефон, – неожиданно сказал он.

Я опешила, однако торопливо вытащила свою кнопочную звонилку из зебровой сумки.

– Диктофон выключен. Добро. А то я уж вдруг подумал, тебя подослали записать наш разговор. Нет, все чисто. – Он вернул мне аппарат. – Значит, ты, мамзелька, ненавидишь капиталистов. И любишь готовить. – Он кивнул на пустую обертку из-под сырных палочек. – Так?

Я кивнула, чувствуя, что вот-вот выйду на финишную прямую своего расследования. Запахло жареным. Хотя, возможно, это был всего лишь аромат моей выпечки.

– Нам нужны такие, – медленно сказал Черный Пес, глядя мне прямо в глаза. Поразительно, но взгляд у него был совсем не хмельной: пронзительный и жесткий.

– Кому это нам? – пискнула я. – Анархистам? «Невским Отморозкам»?

– Ордену Королевской Кобры, – отчеканил Черный Пес и провел ладонью по татуировке на шее.

– Батюшки-светы! – пролепетала я.

Глава 14

А знаете, эти байкеры оказались очень даже компанейскими мальчишками.

Не успели мы с Черным Псом договориться о времени и месте следующей встречи, как раздухарившиеся парни взяли меня в оборот. Угостили пивом – «Чешским разбойничьим», разумеется – и предложили поиграть в сосиску.

Меня поставили на пустой бочонок и дали мне в руки сырую сосиску. Пьяные байкеры должны были на ходу откусить кусок этой сосиски – и при этом не шмякнуться вместе со своим мотиком на асфальт.

Эта задача мало кому была по плечу, даже Черный Пес едва не оттяпал мне пальцы, переоценив длину сосиски.

Тем не менее, мы отлично колбасились, или, точнее, сосисились, пока за мной, боязливо оглядываясь по сторонам и пригибаясь, как при артобстреле, не явились Павлик с Андрюшей. Павлик был без очков – видно, снял, чтобы не разбили при возможной потасовке.

Ребята протиснулись сквозь толпу и подошли ко мне.

– Любовь Васильевна, – увещевали они, пытаясь снять меня с бочонка и игнорируя гневный ропот байкеров, которым помешали проводить интересный конкурс, – поехали домой. Уже поздно, вам пора ложиться.

– Ничего не поздно, тра-ля-ля! – Я пританцовывала на своем бочонке, дирижируя сосиской. Мне было очень весело. – Посмотрите, где солнце! На небе! Солнце не спит, значит, и мне можно не спать!

Байкеры одобрительно загудели. Я милостиво, как королева на троне-бочонке, поприветствовала их сосиской.

– Представьте, что вас сейчас увидел бы Степа! – коварно прищурился Павлик. – Что бы он сказал?

– Ладно, зануды, – рассердилась я. – Отдохнуть душой не даете. Я в таком стрессе!

Я махнула байкерам на прощание сосиской и позволила Павлику с Андрюшей посадить себя в машину. Сосиску я жадно съела, не успели мы отчалить от поребрика.

– Ой, как я набубенилась! – немелодично распевала я по дороге домой, пытаясь положить эти слова на мотив душераздирающей песни Филиппа Киркорова «Жестокая любовь».

– Ой, как я набубенилась, – застонала я на следующее утро, в субботу шестого июня, проснувшись с чугунной головой. – Какая ты жестокая, Любовь! – сказала я себе с укором. – Совсем себя не бережешь! Тебе уже пятьдесят семь лет!.. Ладно, пока еще можно считать, что пятьдесят шесть, день рождения был совсем недавно.

Я с трудом повернулась на другой бок и тут же зажмурилась от ослепительного света. Семь тридцать, а ненормальное солнце уже вовсю карабкается к зениту. На небе опять ни облачка – какой дискомфорт для петербуржца! Где привычное, успокаивающее серенькое небо, создающее ощущение уюта?

И до чего же непривычно просыпаться одной в квартире. Как-то там мой сыночек? Меняют ли ему постельное белье каждый день? Не забывают ли пылесосить ковролин в камере?

Я кое-как подняла себя с кровати, поплелась к зеркалу в спальне, украшенному восточными бусами из драгоценных камней (по правде сказать, пластмассовая бижутерия, купленная на рынке) и ужаснулась: выглядела я сейчас не на пятьдесят шесть, и даже не на пятьдесят семь – а на все семьдесят пять.

Я ахнула и бросилась к своей волшебной тумбочке, где держала всевозможную косметику.

Неказистая коричневая тумбочка сохранилась с советских времен, однако я ее разрисовала нарядной, желтенькой арабской вязью. Откуда я знаю арабский язык? Очень просто. Скопировала состав ингредиентов с коробки томатного сока – замечали, что на упаковках пишут всякие скучные данные на разных языках? Ну вот вам и арабская вязь.

В общем, если в мою спальню попадет знаток арабского языка, он подумает, что в тумбочке лежит пюре из помидоров, сахар, соль и вода. На деле же в ящиках валялись тюбики с розовой помадой – четырнадцать оттенков; румяна двух видов, тональный крем, тушь для ресниц особенной, мало кому известной марки «Стреляю наповал», краска для волос «Колосящаяся рожь» и прочий женский хлам, который сейчас был совершенно бесполезен. Лицо мое мало чем отличалось от подушки, на которой я спала. Нужно было срочно избавляться от отеков.

Был у меня один проверенный рецепт, которым пользовались еще мои предки на Урале.

Я со всех ног кинулась на кухню. Натерла сырую картофелину, бросила туда столовую ложку ржаной муки. Согрела в ковшике молоко, две ложки добавила в свою смесь, остальное выпила. Вчерашняя сосиска колом стояла в желудке.

Перемешав получившуюся тюрю, я нанесла маску на лицо и обессиленно откинулась на мягкую спинку кухонного диванчика. Двадцать минут пролетели незаметно: все это время я смотрела на любимый снимок, с которого мне улыбалось милое детское личико моего Степочки, и вспоминала, как мы с ним тогда ходили фотографироваться и как он упал прямо перед входом в фотостудию. Сначала малыш разревелся, но быстро успокоился, как только я ему спела песенку про капитана. Он тогда загорелся идеей стать капитаном большого-пребольшого корабля, когда вырастет, и покорить все моря планеты, увидеть самые дальние страны… Как же так получилось, что он выучился только на простого автомеханика? Это Петя виноват, потянул его по своим стопам – сам всю жизнь просидел в автосервисе, и сына туда загнал.

 

Но, может, и хорошо, что Степочка не стал капитаном дальнего плавания! Сидела бы сейчас совсем одна.

А так – вытащу его из «Крестов», и снова будем целыми днями вместе!

В дверь позвонили.

Восьми еще нет! Кто бы это так рано?

Я торопливо смыла маску, набросила поверх ночной рубашки тигровый халатик, сунула ноги в леопардовые тапочки с помпонами и побежала в прихожую.

– Доброе утро, несравненная Любовь Васильевна! – церемонно склонил серебристую голову Яков Матвеевич. – Не разбудил? Заглянул пригласить вас на утренний чай.

Из-под его шелкового халата выглядывала свежая голубая рубашка, и, как всегда, ни единой рыжей шерстинки на одежде. Не представляю, как ему это удается. Насколько мне известно, Ренуар обожает залезать к своему хозяину в шкаф и дрыхнуть там без задних ног. Равно как и на хозяйских коленях. С точки зрения кота, Яков Матвеевич, наверное, идеальный хозяин – всегда дома и всегда готов предоставить свои колени для беспробудного кощачьего спанья.

– Чай? – задумалась я. – Что ж, после вчерашнего – самое то. Вот только я в халате…

– Вы прекрасны в любом одеянии, – галантно заметил Яков Матвеевич. – Да и я тоже, как видите, не для парада одет… Посидим с вами по-соседски, непринужденно… Я очень волновался, как вы вчера сходили на встречу с этим пресловутым Черным Псом.

Я накануне успела изложить ему свои планы, пока пекла сырные палочки. Должен же был кто-то их попробовать. Яков Матвеевич в таких случаях просто незаменим – у него очень тонкий вкус, в том числе и в еде.

– Вы невероятно смелая женщина, Любовь Васильевна! – воскликнул он, разливая нам чай с бергамотом и раскрывая коробку шоколадных конфет с миндалем, на которые я, по правде сказать, пока и смотреть-то не могла. – И простите мою дерзость – невероятно смелая женщина с прекрасным цветом лица… Вы словно свежая утренняя роза, которая раскрыла свои нежные лепестки, усыпанные бриллиантами росы, навстречу солнцу – но при этом приготовившая острые шипы для своих врагов…

Его изысканные комплименты рассеяли туман в моей голове и вновь вернули меня в мои пятьдесят шесть, нет, даже, пожалуй, в мои сорок семь.

– Шикарно вы умеете выразиться, Яков Матвеевич, – с уважением сказала я, невольно протягивая руку к конфетке. Пока я жива, буду бороться за своего сына и поглощать шоколад!

– Не томите, Любовь Васильевна, расскажите скорее, как все прошло, – попросил сосед, поглаживая Ренуара, бродившего между стопками книг по пыльному подоконнику (сиделка просто бездельница). Из комнаты еле слышно доносился какой-то скрипичный концерт. Атмосфера была самая умиротворяющая – то, что нужно для такого гиперактивного человека, как я. В гостях у Якова Матвеевича уровень моего стресса всегда падал до минимальной отметки.

– Ну что вам рассказать, – неспешно начала я, приглядывая себе еще одну конфетку. – Поглядела я вчера, как байкеры набубениваются пивом и тошнят…

– Тошнят? – Яков Матвеевич был фраппирован. Он пораженно вскинул тонкие брови и даже отставил в сторону чашку с чаем. Ренуар грузно шмякнулся на пол с подоконника, словно Черный Пес – с мотоцикла.

– Ах да, вы же не читали мою распечатку! – вспомнила я и снисходительно объяснила: – Протошнить – это медленно проехать по луже или грязи, постаравшись при этом не забрызгать свои ботинки и зрителей. Очень поучительное зрелище, надо сказать.

– Вот как, – неопределенно отозвался Яков Матвеевич. – Вижу, вы глубоко проникли в тему, Любовь Васильевна… А как насчет Ордена? Удалось что-нибудь узнать у мсье Черного Пса?

Я самодовольно кивнула:

– Меня ждут сегодня в полночь на заседании Ордена Королевской Кобры! Вот так-то! Черный Пес – мой новый лучший друг – предложил пройти мне вступительные испытания и обряд посвящения в рыцари Ордена.

– Святые небеса, это поразительный результат! – Яков Матвеевич взволнованно сжал поручни кресла. – Поверить не могу, что вы побываете на заседании самого закрытого, самого мифического ордена Петербурга – о существовании которого знают единицы… Это как оказаться на Тайной Вечере! Или заглянуть в спальню Зевса и его супруги Геры, где они перед сном обсуждают судьбы смертных… Или подслушать сербских заговорщиков, планирующих убийство наследника австро-венгерского престола Франца Фердинанда…

Яков Матвеевич, весь переполненный эмоциями, откатился назад, потом снова придвинулся к столу.

– О, если бы только мои коллеги узнали… Я бы мог написать научную работу об эволюции Ордена Королевской Кобры! Первый том: «Месть императрице». Второй том: «Мстители XXI века» – нам с вами еще только предстоит узнать, чего они добиваются в наше время, какую гнусную цель перед собой ставят… – Он взмахнул рукой, сбив по пути несколько книг из стопки на подоконнике и, кажется, даже не заметив этого. – Как жаль, Любовь Васильевна, что я не могу пойти с вами – чтобы лично поучаствовать в невероятном событии… И чтобы защитить вас, конечно… Никогда еще моя немощь так не мешала мне!

– Не расстраивайтесь, Яков Матвеевич, – успокоила его я. – Я собиралась записать все происходящее на диктофон. Черный Пес навел меня на отличную мысль. Включу телефон на запись – для Володи, чтобы у него была неопровержимая улика, которую он мог бы передать полковнику Орлову. Могу и вам эту запись дать послушать.

– Да, Любовь Васильевна, это было бы замечательно! – Он схватил пустую чашку и попытался отпить из нее глоток. Потом непонимающе уставился на дно чашки и затем отставил ее в сторону. – Вам, моя несравненная, цены нет!.. А где же будет заседание?

– На Гороховой улице, в ресторане «Флёр».

– Да-да, конечно, где же еще, как не на Гороховой – одно из самых мистических мест в городе… – задумчиво сказал Яков Матвеевич, вновь хватая пустую чашку.

Потом мы еще немного поболтали о глупости и вредности Пантеры (болтала я, Ренуар изредка мяукал, поддерживая беседу, а Яков Матвеевич, кажется, пребывал где-то в своих мыслях), после чего я ушла домой пить кофе, потому что без кофе я просто не человек. Оказавшись у себя на кухне, я начала нервничать.

Если сегодня все пройдет удачно – Степочка уже завтра будет дома. По воскресеньям, конечно, огромные пробки на пригородных направлениях; но как только он пообедает, все равно сразу поедем на дачу. Не доверяю я бестолковой Глафире – перельет или, наоборот, засушит все мои растения, загубит посадки на корню. Того и гляди, останемся в этом году без урожая. А за моими солеными огурчиками вся парадная в очередь выстраивается. С молодой картошечкой и укропчиком – как хорошо…

Теперь все зависит от этого заседания – я должна узнать как можно больше.

Чтобы не доводить себя до безумия, я включила телевизор на кухне.

Шел повтор последних эпизодов «Цветка миндаля», которые я пропустила, и я полностью погрузилась в дворцовые интриги с арабским колоритом. И, скажу я вам, моим марокканским девочкам тоже приходилась нелегко. Жениху одной из них подсыпали какую-то дрянь в кальян, и он скончался в страшных мучениях.

Потом начались новости, и я по инерции посмотрела и их тоже. Эта расфуфыренная ведущая с длинным носом занудно вещала что-то про закрытый аэропорт Пулково, в котором каждую минуту приземлялись самолеты первых лиц иностранных государств, прилетевших на Петербургский форум; про реставрацию Константиновского дворца, в котором седьмого июня, в воскресенье, соберутся восемнадцать президентов и шесть премьер-министров, в том числе четыре женщины, для обсуждения экономических связей между странами; про предстоящий концерт для участников форума и прочую скучную дребедень, не имеющую к реальной жизни никакого отношения.

Потом я сбегала на рынок за свежими продуктами – а чем же я буду завтра кормить Степочку? – и решила позвонить Володе, узнать, как там мой малыш и не вернулся ли полковник Орлов из командировки.

Майор Уточка заверил меня, что с малышом все в порядке, ковролин ему пылесосят дважды в день. Сам он, Володя, собирается на охоту, а полковник вернется из командировки неизвестно когда, поэтому не стоит портить себе и окружающим выходные излишним беспокойством.