Прости меня

Он терпеливо ждет ее рассказ. Она ведь здесь ради того, чтобы о чем-то ему поведать. Иначе она не пригласила бы его за свой столик. Она не жаждет никакого знакомства, это видно невооруженным взглядом. Она не ищет романтических встреч. И не хочет влюбиться. Она не особенная девушка, просто в ее жизни произошло что-то, что она сама считает чертовски несправедливым, и ей хочется, страстно хочется, чтобы кто-то с ней в этом согласился и поддержал хотя бы немного. Да и вино. Продолжает склонять ее к глупостям. Поэтому она набирает побольше воздуха.

А не слишком противно будет услышать историю о несчастной любви? Я, право же, совсем не такая ранимая, как может показаться на первый взгляд, да и то, что я столько выпила, не должно показывать, что я вся такая несчастная, и меня непременно нужно пожалеть. Выпиваю я лишь по той причине, что в последнее время отчего-то нервничаю в самолетах. И я не плачу, конечно, не плачу. Я вообще забыла, когда плакала. Ах да. В последний раз, когда умер мой дедушка, у него была какая-то страшная болезнь, тогда ее так и не смогли диагностировать, сейчас уже известно ее название. Впрочем, даже если бы мы тогда знали о том, что это за болезнь, ничего бы не вышло. Ужасная смерть, ему было так тяжело. Я тогда плакала. А сейчас я не плачу. Сейчас мне что-то попало в глаз – какая же глупая отговорка. Прошу секундочку, всего одну секундочку. Да и не любовь вовсе несчастная, а я несчастная. Потому что любви ведь там толком и не было. И не то чтобы я всегда выбирала не тех, какая дурацкая способность женщин постоянно выгораживать себя тем, что они, видишь ли, выбирают не тех. Мы всегда выбираем «тех». А потом просто или сами не оправдываем надежд, или же они не оправдывают наших, мы ведь все свято верим, что ради наших глаз они будут меняться. Они не будут, они будут становиться только хуже. И все мы это знаем, разве что все время надеемся на лучшее. Поэтому почему бы не выбрать сразу того, чьи перемены тебе не важны? Но это все лирика, и это совсем не обо мне.

Я вчера собрала вещи и ушла, мы были вместе четыре года, подумать только, это же маленькая жизнь. Я совершенно ни в чем его не устраивала. Я любила поваляться до обеда, а он считал, что я должна встать утром и сделать ему завтрак, и я, честно, пыталась, но тосты выходили подгоревшими, а яичница почти сырой. Он, конечно, и не думал скрывать своего недовольства. А всякий раз после его неудовлетворенного лица мне хотелось все бросить и уже больше не пытаться никогда. Но я старалась.

Дура, конечно, но я себя тогда считала героиней. Никто и никогда не меняется, и он бы не поменялся. Почему я наивно полагала, что мои слабые потуги помогут отношениям…

Он, конечно, был очень красив. Почти так же красив, как вы. Нет, ни в коем случае я не пытаюсь забросать вас комплиментами, мы ведь практически незнакомы. Ему казалось, что одно его присутствие в моей жизни уже должно делать меня самой счастливой. Ах, да. Порой он заказывала мне цветы, нет, не покупал сам, но заказывал, и я все равно таяла, словно мороженое на солнце. Он сумел поставить себя таким образом, что я все время чувствовала себя виноватой, я все время чувствовала себя ничтожеством. Я даже где-то восхищена, потому что никогда не считала себя слабой. С одной стороны, я хотела, чтобы он пришел домой раньше. С другой, отчаянно желала, чтобы он задержался, чтобы я снова не слышала о том, что я все делаю не так. Мясо пережарила, а картофель не доварила. Я сказала, что мы вместе были четыре года? Я ошиблась. Мы ведь были вместе пять лет. То есть два. А, впрочем, неважно.

У него бизнес, а я пишу картины. Уже одно это должно было показать, что мы друг для друга не созданы. Я должна была задуматься о том, что мы слишком разные. Если он не видит результата, то он не ценит стараний. Если, черт дери, стейк я не пережарила, он уже не обращает внимание на то, что я сходила в магазин, выбирала чертово мясо, потом смотрела все рецепты, читала все советы и старалась ему угодить. Но результат не получился, да и все остальное уже не так важно. Он отчитывал меня, и я становилась маленькой девочкой, которая разбила школьное окно, и родителей вызывали к директору. Он бизнесмен, а я пишу картины. И я ценю сам процесс. Какие я выбрала краски, какую я выбрала тему. Что я вижу, что у меня получается в процессе. Да, мы были слишком разными, и я виновата в том, что не заметила этого с самого начала. Я всегда проигрывала в сравнениях. Все его бывшие влюбленности были успешными, были амбициозными, прекрасно готовили и просто обожали убираться. Я была ленивая, творческая натура, сжигала его завтрак в духовке, и от слова «уборка» у меня дергался левый глаз. Он должен был оставаться в прошлом. Он не должен был думать, что я могу ему подойти, это была такая несусветная глупость, и, конечно, я не плачу. Я опять не плачу, вы правы. Что вы говорите? Он не стоит моих слез? Да что вы знаете? Я думала, что он стоил моей смерти, а слезы это сущая мелочь, тем более что я не умею плакать. Возможно, аллергия, как же тут пыльно, кошмарно пыльно!

А знаете что? Когда мне было больно и грустно, и пусто, он никогда не обращал на меня внимания. И в эти моменты я понимала, что он не любил меня, а потом почему-то закрывала глаза. Очередная глупость, я к своим глупостям уже привыкла. А вы? Порой он сильно меня обижал, и я плакала – на балконе, в ванной, даже у него на глазах. Он всегда был так равнодушен, что тогда мне казалось, что проблема в том, что я просто слишком эмоциональная. Подумать только… мне было стыдно за мои слезы и за мои переживания. Он же так много работал, как могла я отвлекать его от дел и портить ему настроение, ведь он был таким большим человеком. Если мы с ним ссорились, он всегда припоминал мне мои ошибки. Он помнит каждый момент, когда я оступилась. Даже если я не согласна, что виновата одна, но он все запоминал и всегда был готов меня уколоть и укусить. Я старалась забыть те неприятные минуты ссор, но он всегда их вспоминал, всегда смаковал, и в них я выходила полным истеричным ничтожеством. Я, конечно, потому и стала в это верить. Нормально верить в то, о чем тебе постоянно твердят, ведь правда? Наверное, каждый мужчина слышит двести раз от своих знакомых женщин, что их не ценят. Вы, наверное, устали? Меня не ценили. Меня не ценили. Черт дери, меня совсем не ценили.

Принесите мне еще вина. Мой рейс задерживают, я имею право на бокал вина. Нет, красного, я не желаю мешать. А когда-нибудь я напишу книгу, и в этом истории очень многие девушки узнают себя. Возможно, моя книга даже разлетится на цитаты. Хотя, нет. Я совсем не умею писать. У меня дурной слог, как будто бы у меня в школе по языкам была твердая тройка. Вы считаете, я говорю красиво? Это всего лишь вино. Я просто слишком драматична, мне кажется, что сегодня мне это идет. Понимаю, что вы обо мне думаете. Ревнивая, истеричная особа, которая не сумела загнать пол каблук молодого человека, и теперь с горя от своей несостоятельности сидит в аэропорту, напивается невкусным, полусладким вином и пытается вызвать у незнакомца сочувствие и понимание. И, правда… очень похоже. Черт возьми, я ревнивая, истеричная особа, которая требует к себе повышенного внимания. Вы извините, что вываливаю все это на вас. Зря Вы ко мне подсели. В следующий раз будете думать.

Я заболела. Правда, логичное продолжение истории? Ничего страшного со мной не случилось, нет. Просто некоторые неприятные симптомы, как следствие, плохое настроение и переживания. Боже, вы такой забавный. Нет, вы не угадали. Дело вовсе не в том, что он меня не поддерживал. Дело в том, что я решила, что нет у нас той близости и даже не стала сообщать ему о той болезни, что заставляла меня переживать. Тогда я и задумалась. Серьезно. Он не умел быть со мной, если ему было плохо. Он потрясающий человек, но я не сумела стать для него идеальной. Я и совершенно здоровая не слишком была мила его душе. Что уж говорить обо мне переживающей? Нервозной. Он благороден. А почему вы так удивляетесь? После всего, что я наговорила, сложно представить его благородным? А это всего лишь эмоции. Обида на то, что я не смогла стать для него той самой идеальной. Но он действительно благороден, и ему было бы тяжело меня оставить. Я ушла сама. Я тоже благородна. Почему вы не смеетесь? Это же смешно. Я лишь хотела, чтобы его больше не было в моей жизни. Я хотела, чтобы он страдал. Я хотела, чтобы он понял, кого потерял. В то же время я хотела, чтобы он был счастлив. Черт, объявляют посадку? Это случайно не моя? Вот посмотрите мой посадочный талон. Я безумно хочу спать…

6

Каштановые волосы мирно щекочут его щеку. Плечо даже немного затекло, но он все равно старается двигаться аккуратно. Всякий раз, когда он принимает для себя более удобное положение, она недовольно сопит сквозь сон. Он даже вынужден отказаться от еды, и его утешает мысль, что впереди у него целая жизнь, и он еще успеет полакомиться едой из самолета. Она же устраивается на нем так уютно, что он даже не может посмотреть журнал, в котором написаны какие-то глупые статьи. Интересно, они специально предназначены для того, чтобы отвлекать тех, кто боится летать? Он никогда не опасался полетов, более того, он даже мог высмеивать тех, кого это беспокоило. Сейчас отчетливо вспоминает, как его жена боялась летать. Как у нее портилось настроение уже за пару дней до очередного путешествия, причем, вплоть до того, что по традиции перед каждым их отлетом она спрашивала его, а не хочет ли он отдохнуть в одиночестве, потому что она готова была ждать его дома. Почему-то это всегда его страшно веселило, и он даже считал порой, что она притворялась. Право же, что может быть страшного в полете? Все его попытки ее успокоить были тщетны. Может быть, он просто не сумел подобрать нужные слова, но сейчас ему уже плевать. Наверное, и тогда было плевать. Самым удачным аргументом он выбрал:

«Если суждено умереть, то своими страхами ты ничему не поможешь. В самолете ты в любом случае умрешь быстро».

Ее это совсем не успокаивало. Она закатывала глаза и просила его молчать и не накалять обстановку еще сильнее. А сейчас эти воспоминания вызывают у него улыбку, хотя еще месяц назад они бы отдавались болью в районе сердца. В сущности, ничего страшного не произошло, почему же его так покоробило, что она ушла? Наверное, если бы тогда он знал, что судьба готовит для него второе рождение, он бы помог ей собрать вещи, довез бы до ее нового дома, пожал бы руку ее новому мужчине и они бы могли остаться хорошими друзьями. Тогда он таких возможностей даже не видел. Сегодня ему это кажется логичным. У него настолько настроение на подъёме, что даже кажется, что каштановые волосы его недавней собеседницы, а сейчас еще и соседки, пахнут очень вкусно. Или жизнь играет новыми красками, и эта эйфория для него сродни наркотической.

Девушка с несчастной влюбленностью (так он ее про себя уже окрестил, потому что она, конечно же, ему не представилась, впрочем, он видел ее имя в посадочном талоне, но «девушка с нечастной влюбленностью» ему нравилось больше, чем сухое имя Валерия) дремлет у него на плече. После последнего бокала вина, когда она встала со своего места, наверное, все выпитое ударило ей в голову, и ему пришлось практически на себе тащить ее в сторону самолета. Благо, совпадения не заканчивались и, как выяснилось, они летели одним рейсом. К слову, пока он вел ее к самолету, она несла что-то несвязное и все время извинялась за свое поведение. Ему это даже надоело. Поэтому, когда он ее усадил на место, и она уложила голову ему на плечо и сразу же отключилась, он выдохнул с облегчением. На самом деле ему больше не хотелось слушать ее истории про несчастья, а чертовски хотелось подумать о своей новой жизни. Она устроилась на его плече так нагло и так неудобно, что у него даже нет возможности хорошо ее рассмотреть. Его попытки натыкаются на ее явное недовольство, и он опасается, что ее может вытошнить от такого количества выпитого. Определенно, он помнит, что у нее были красивые глаза. На ней обыкновенная белая майка, такие продаются за смешные деньги в универмагах для модных и не обеспеченных. Впрочем, она может стоить как пару долларов, так и целое состояние, признаться, он не разбирается. Ноги стройные, облачены в рваные джинсы, а на ногах черные классические туфли на высоком каблуке. Незамысловато, но достаточно сексуально, как ему кажется, если еще учесть обстоятельства, аэропорт и ее алкогольное опьянение. Или просто общая атмосфера.

Она ворочается во сне и открывает глаза. Смотрит на него, прищурившись. Выпрямляется в кресле и касается тонкими пальцами висков. Он отмечает отсутствие обручального кольца. Впрочем, не показатель, он никогда не носил кольцо, даже будучи «глубоко» женатым человеком.

– У меня очень болит голова. Кажется, я отравилась.

Вымученно и сдавленно улыбается ему, и улыбка ее выходит такой извиняющейся, что он понимает, как ей неловко перед ним. Должно быть, благодарит бога за то, что больше никогда в своей жизни его не встретит. Смотрит на часы, прикидывает, сколько времени ей еще придется провести рядом с человеком, перед которым она так неловко «опозорилась». Хоть в туалете отсиживайся, только вот в самолетах в туалетах слишком тесно.

– Кажется, вы ничего не ели… Возможно, вино было некачественным, мне очень жаль, – задумчиво произносит он, специально дразня ее, и у нее возникает желание ударить его журналом. Надежда на то, что он будет вести себя как джентльмен, умирает. Впрочем, с чего она вообще решила, что этот незнакомец будет беречь ее чувства. Она откидывается на спинку, просит у стюардессы стакан воды. Он задумчиво рассматривает ее профиль и произносит, как будто бы сам с собой:

– Алкоголь это анестезия, позволяющая перенести…

– Операцию под названием жизнь. Бернард Шоу, – достаточно резко перебивает она его. Он же смотрит на нее заинтересованно, он всегда был любителем Шоу, также ему нравились девушки, у которых в голове что-то было. А, может, у нее в голове что-то было? Она поворачивается к нему, забавная, удивленная и со стаканом воды в левой руке. В ее взгляде явственно читается вопрос: «И какого черта ты на меня так пялишься?»

– Нам еще лететь целых два часа. Вы выспались, я совершенно не хочу спать. Не поговорить ли нам о Бернарде Шоу?

Она смотрит на него недоверчиво, кажется, перспективы общения не слишком ее радуют. Но, наверное, она благодарна за то, что он дотащил ее до самолета, усадил на место и любезно не будил, когда она устраивалась на его многострадальном плече. Два часа ведь, в конце концов, не так уж много?

У нее всего одна маленькая сумка, впрочем, как и у него, у каждого на это свои причины. Для нее и для него это не просто путешествие, где ты будешь вечерами примерять новые наряды и пить пино гриджио в ресторанчиках. Он не спрашивает о ее причинах, она совершенно не интересуется его. Они занимают очередь на паспортный контроль, и она сообщает ему доверительно, что ее голова почти прошла, и даже шутливо зовет его своим спасителем. Он отшучивается в ответ, и она громко смеется, у нее звонкий и приятный смех. Она говорит, что хочет курить, когда они уже выходят из здания аэропорта, и это звучит для него так, словно она хочет растянуть время и не расставаться с ним так быстро. А, может, просто он слишком много о себе думает. Его в этом, к слову, часто обвиняли. В излишней самоуверенности, а он, кстати, все время принимал это за комплимент. И сейчас он практически уверен в том, что умудрился очаровать ее до такого состояния, что она даже закурила, лишь бы растянуть время. Курит она неумело. Как будто бы переживает, волнуется. Ощущение, что она даже не затягивается. Просто набирает в рот дым и выпускает его, совершенно не жеманно.

– И где ты остановилась?

Они уже приблизительно час назад перешли на «ты». Как-то незаметно и логично. Нет, не было пошлого ощущения, словно знакомы всю жизнь, оно обычно бывает до боли обманчивым и ошибочным. Поэтому, нет, просто им надоело говорить друг другу «вы», и они решили, что уже пора упростить общение. Кто из них был первым, они сейчас уже и не скажут, впрочем, разве это важно?

– Я пока не знаю, я об этом не думала. Найду какую-нибудь маленькую гостиницу, закажу себе в номер китайской еды и посмотрю сезон какого-нибудь сериала. Посоветуешь?

Между ними ничего нет, и каждый из них думает, что и быть не может. Она совсем не в его вкусе. Он, конечно, ей не нравится. Она только вышла из неудачных отношений, и ей не до романов. Совсем не до романов. И, в общем, все равно, насколько у него красивые глаза и загорелая кожа. Сигарета заканчивается неумолимо. Она поднимает свою маленькую сумку и уже проговаривает в голове речь прощания, когда он выпаливает на одном дыхании:

– Поужинаем?

Настолько быстро, что даже сам себе удивляется. В конце концов, не нужно придумывать любовь с первого взгляда. Она красивая девушка, они неплохо пообщались, у него еще несколько вечеров впереди, прежде чем он сядет на паром. Почему бы ему не пообщаться с девушкой, с которой они уже перешли на «ты», а не пытаться искать кого-то нового для короткого общения.

– Мы оба в незнакомом городе, компания не повредит, ведь верно?

Он чувствует себя немного по-дурацки, зачем он ее приглашает, ведь она ему даже не нравится. Она вообще достаточно заносчивая и странная. Может, ему и не понравится проводить с ней вечер. Что за глупая попытка зацепиться за единственного знакомого человека. Да после этой своей фразы он бы даже был не против, если бы она отказалась, он уж точно не стал бы ее уговаривать. Повесил бы на нее ответственность за то, что они так просто распрощались и даже и думать бы о ней забыл. Точно. Она снова перекидывает волосы на одно плечо.

– Встретимся около твоего отеля в восемь?

Она так легко и просто соглашается, что он слегка удивляется. Называет ей адрес своего отеля, несмешно шутит на тему того, что женщины любят опаздывать. Она как-то горько говорит, что опаздывать не умеет, и он отмечает про себя, что в некоторые моменты у нее серьезные проблемы с чувством юмора. Она ловким движением руки останавливает такси и усаживается на заднее сиденье. И уже перед тем, как уехать, открывает окно и улыбается ему:

– Только без красного вина.

Он уверяет ее, что они пойдут в самое безалкогольное место во всем городе, и даже если она будет умолять о бокале, его невозможно будет сдвинуть с мертвой точки. Она как-то горько усмехается и закрывает окно. Несчастная влюбленность. Конечно, ей не просто. Он готов направиться в номер своего отеля прямо сейчас. Его ждут теплая ванна и вечером ужин. С незнакомкой. Он мог бы даже назвать ее прекрасной, если бы она не была такой занудной.

Она быстро находит отель и устраивается на кровати, устало вздыхая. Как бы там ни было, похмелье дает о себе знать. В мини баре находит холодную газированную воду, сначала прижимает ее к разгоряченному лбу, потом делает щедрый глоток. На ее мобильном неотвеченные звонки и неотвеченные сообщения. Даже несколько от него, несколько от брата и совершенно неважные от ее мобильного оператора. Короткого взгляда на телефон достаточно, чтобы зацепить взглядом:

«Бред, сошла с ума, решай сама, твои припадки надоели…»

Дальше она даже не читает и просто пробегает глазами по прощанию, в этот момент сердце неприятно сковывает, но ничего страшного. Она делает еще глоток воды, так, просто промочить горло, а на глаза предательски наворачиваются слезы. Он знает ее настолько хорошо и так мастерски ее подавлял, что даже сейчас она думает, может, действительно, вина на ней. Может, действительно, эти ее действия не что иное как обыкновенный бред. Он всегда был настолько уверен в своей правоте, что она начинала сомневаться в собственной адекватности. Она падает на кровать и смотрит в потолок, думает, что противнее: принятое решение не отвечать на звонки и сообщения или то, что он не слишком стремится разрывать звонками ее телефон. Что она вообще ждала? Он ведь даже не умел извиняться, она не может вспомнить ни одного раза, чтобы он попросил у нее прощения. Попытка вспомнить, почему она его даже в такие моменты оправдывала и пыталась понять, сейчас также терпит фиаско. Если он повышал на нее голос, то после с невозмутимым видом говорил ей, что если бы она его не доводила, то он бы этого себе не позволял. Если бы она застала его с другой в постели, он бы парировал, что нечего приезжать домой без звонка. И она бы действительно корила себя за глупость.

Почему так сложно принять новую жизнь – она ведь должна радоваться? У нее вечером вообще сегодня практически свидание, можно и так сказать. Она улыбается этой дурацкой мысли. Правда, почему-то вскакивает, роется в своей маленькой сумочке и, конечно, понимает, что ей даже не во что переодеться. Она не могла предвидеть того, что ей захочется кому-то понравиться хотя бы немного. Она смотрит в зеркало и на часы, у нее еще есть некоторое время. Она спустится вниз, в магазин комиссионной одежды, а пока изучает мешки под глазами и решает, что ей не повредит принять ванну. Дурная привычка рассчитывать все вплоть до минуты, поэтому она ставит телефон в режим будильника. По крайней мере у нее есть возможность расслабиться на десять минут, если повезет, то и на пятнадцать.

Теплая вода приятно обволакивает тело, она уходит под воду с головой, проводит ладонями по мокрым волосам и трет глаза. Еще пара минут, прежде чем она спустится и купит какое-нибудь платье для сегодняшнего вечера. Маленькое, чтобы можно было подумать, что она привезла его с собой в маленькой сумочке, а не стыдливо бегала по магазинам, чтобы произвести впечатление. Она слишком много думает об этом незнакомце из самолета. Конечно, это нужно прекратить.

Он опаздывает, она слегка раздражена, на улице слишком ветрено. Он заснул прямо в ванной, очнулся от того, что начал мерзнуть, потому что вода, конечно, не собиралась подыгрывать ему в его сонливости и остыла. Он даже не сразу понял, где находится, и почему так холодно и мокро, встрепенулся, выскочив из ванны, даже поскользнулся и чудом не повредил связки на ноге. Бросил взгляд на часы и понял, что уже умудрился опоздать на «свидание» на десять минут. В общем, не смертельно. Если ты не стоишь у окна голым, растерянным, и если это действительно свидание, а не обычный ужин с девушкой, имени которой ты даже не запомнил. Он стоит как вкопанный, а время между тем неумолимо движется вперед, вот уже он опоздал на двенадцать минут, и стоит благодарить самого себя за то, что ему нужно только одеться и спуститься, а не тащиться на другой конец города. Как чувствовал, когда эгоистично выбирал место около своего отеля. У него ведь даже нет номера Валерии, чтобы предупредить, что у него отключили воду в номере, или захлопнулась дверь, и поэтому он слегка опоздает. Может, это и хорошо: если он не будет ей врать, то не испортит свою и без того не самую светлую карму.

Одевается он очень быстро, буквально на ходу натягивает на себя брюки, достает свежую майку из сумки и придирчиво рассматривает отражение в зеркале. Майка слишком мятая, он не слишком умел складывать вещи аккуратно, обычно этим занималась его жена, но сейчас у нее были уже другие дела. Сейчас ей было не до него, но сегодня, как и вчера, его это не волновало. Он руками прямо на себе разглаживает футболку, выходит, конечно, не слишком хорошо, поэтому бросает на половине пути. Волосы влажные. Еще один взгляд на часы – он опоздал уже на шестнадцать минут. Если точность – вежливость королей, то он, точно, очень далек от королевской семьи.

Она уже начинает замерзать, когда видит его, бегущего прямиком к ней. Замечает, что у него влажные волосы, и это вызывает у нее улыбку. Она напускает на себя строгий вид.

– У меня сначала отключили воду в номере, а потом захлопнулась дверь, – виновато улыбается он.

Она склоняет голову набок, щурится недоверчиво:

– Если у тебя отключили воду, то как же ты умудрился намочить волосы?

Зачем-то она проводит по его мокрым волосам рукой, неловко осекается, это какой-то непредвиденный жест, который, конечно, нужно перевести в шутку. Он и сам, кажется, чувствует себя неуютно, но не может не признать, что ее прикосновение не вызывает у него неприязни.

Как же везёт мужчинам. Когда он смотрелся в зеркало, его все устраивало, и он собрался за четыре минуты. Она же, купив черное платья выше колен, сначала долго смотрела на платье, затем рассматривала платье на себе, а потом и вовсе решила пойти в джинсах. Конечно, тут же решение изменила и вертелась в платье перед зеркалом, рассматривая свою фигуру со всех сторон. Она стройная девушка, может, даже излишне худая в некоторых местах, ей всегда хотелось быть более «аппетитной». Она вообще никогда не была фигуристой девушкой, такой, стандартной, скорее. После всех переживаний относительно его и своего здоровья ключицами вообще можно было резать листы бумаги, а колени были острыми, словно бритвы. И вроде как эта худоба ей шла, но сейчас что-то все в облике не устраивало, женщины поймут. Он и повыше поднимала платье и, наоборот, пыталась практически натянуть его на острые колени. Вырез слишком глубокий, хорош для тех, кому есть, что показать. Она отвлечёт внимание кулоном, кстати, его подарком. Подарком Романа. За каким чертом она все еще носит этот кулон, который ее иногда даже обжигает. Как и равнодушный взгляд Романа. К причёске. Распущенные волосы её раздражают, к тому же сейчас они уже далеко не такие пышные, как были раньше. Никто не замечает, но она-то знает. Она распускает волосы, собирает в хвост, снова распускает. Выругивается вслух. Какая разница, в конце концов? Она не должна так много внимания уделять желанию понравиться ему. Это какая-то глупость. Она не будет поддаваться искушению. Всего лишь взмах щёточкой с тушью и бесцветный бальзам для губ, инфантильно пахнущий клубникой. И, конечно, улыбка. Улыбаться надо уверенно. Она не влюбилась в него с первого взгляда, чушь. Просто она женщина, он мужчина, привлекательный мужчина, это ведь нормально, что ей бы хотелось увидеть его восхищённый взгляд. Она вообще никогда не верила в любовь с первого взгляда, а если сейчас ей кажется, что она вроде как уже его знает, всего лишь издержки… всего лишь издержки.

7

– Ты был женат? Никогда бы не подумала.

– Это комплимент или мне следует оскорбиться?

– Прими это как факт. Ты совершенно не напоминаешь мужчину, который был в браке. Теперь мне интересно, какая она.

Она, как и обещала, не притрагивается к вину, он же пьет коктейль забавного цвета, который смотрится очень необычно в компании такого мужественного мужчины, как он. Она даже хмыкнула, когда перед ним поставили бокал с ярко-зелёным зонтиком. Он пожал плечами и пустил в стакане пузыри трубочкой. Она расхохоталась.

– Моя жена замечательная. Умница, красавица и зануда, каких свет ни видывал. У неё получалось все! Честное слово, за что бы она ни взялась, у неё не было никаких проблем быть лучшей. Она обыгрывала меня в боулинг, знала три языка и ладила с моими родителями, с которыми не ладил я сам. Как же она кичилась своим величием, и как это ей шло.

Коктейль разливается внутри него приятным теплом и даже воспоминания о его жене становятся мягкими и тёплыми. Как коктейль неестественного цвета. Он о ней и не разговаривал с того самого момента, как она собирала вещи и пыталась сделать очень сострадательный взгляд. И тогда, пребывая в отчаянии, он даже увидел в её тёмных оленьих глазах сочувствие. Сейчас он понимает, что она была равнодушна, как никогда. Женщины становятся самыми бессердечными существами на планете, когда принимают решение уйти.

– Лучшая ученица в школе, затем студентка, на которую равняются. Она умела петь и кокетничала в караоке, что у неё нет слуха. Она так привыкла быть лучшей, что не воспринимала те виды деятельности, в которых могла кому-то уступить. Подозреваю, что она никогда не смотрела со мной футбол по этой причине. Просто потому, что не смогла бы в него играть и поэтому называла глупым видом спорта. Миниатюрная как Дюймовочка, она обожала йогу и все время пыталась меня туда затащить. Пару раз я пытался, скажу честно, чуть не умер от смеха и не понимал, почему все сидят с такими серьёзными лицами. Моя жена была в первых рядах, правда, к её взгляду добавилось: «Ты безнадёжен». Она все время закатывала глаза. Знаешь так… Раздражающе. Она ставила себя выше других, она разбиралась в музыке, искусстве, кино, она разбиралась, черт возьми, во всем. Если кто-то не разделял её взглядов, она поднимала одну бровь, вроде бы мягко спрашивала, в чем причина, но весь её облик кричал о том, что ей плевать. Она могла унизить оппонента одним взглядом, даже если оппонентом был, к примеру, я. Нетерпимая. Категоричная. Надменная.

Она слушает заинтересованно и внимательно, даже отвлекается от морковного торта. Пытается понять, какие эмоции испытывает по отношению к его жене. Мисс безупречность и в то же время мисс сноб. Конечно, эти два качества всегда находятся рядом. Но что она чувствует по отношению к миниатюрной любительнице йоги?

– Она много читала и таскала меня по книжным. Я любил засыпать, когда она читала вслух. Она готовила очень вкусную яичницу, и в доме всегда был запах живых цветов, потому что однажды она прошла курс флористики. Она собирала кепки и клеила на холодильник смешные стихотворения. Она любила все новое и не могла усидеть на месте. Она могла прийти домой и сказать, чтобы я собирал вещи, потому что мы едем в Амстердам. Потом сообщить с улыбкой: «Шутка». И добавить: «Вещи не собирай, мы едем в Амстердам налегке». У неё были бомбочки для ванны. Она собрала все вещи, кроме этих пахучих бомбочек. Они так и остались лежать там, напоминая о её запахе. Она ненавидела загорать. Она покупала картины неизвестных художников. Она кормила бездомных собак с ладони. Она…

На улице уже темно. Официанты тоже хотят домой и смотрят на них робко, но в их взглядах ясно читается, что они были бы не против, если бы им можно было закрыть ресторан и уйти. Морковный торт закончился. Кухня закрыта, да и заказать уже было нечего. Клубничный бальзам на губах уже давно исчез.

– Как же я её любил…

У него немного гудит голова и немного стыдно за то, что почти весь вечер он вещал о своём прошлом. Хотя он гонит от себя эти мысли, она ведь в аэропорту рассказывала о себе, вчера была его очередь. Конечно, она как-то очень быстро убежала, когда их все же почти выгнали из ресторана. Зевнула, сказала, что устала и хочет спать, и быстро запорхнула в такси, помахав ему рукой на прощание. А, может, он хотел гулять по мостовой и любоваться звёздами? Ну, конечно же, нет. Он и сам устал после перелёта. Ему нужен был отдых. К тому же, он все же не совсем здоровый человек. Пока. Пока не совсем здоровый и это «пока» согревает его душу.