– Только будьте осторожны, – предупредила вторая Манюся. – Если старик спит, подождите, пока сам проснётся. Будить его ни в коем разе нельзя, не то он так разгневается, что вместо помощи вы смерть свою найдёте.
На том и распрощались.
***
Казалось, что идти до стены – всего ничего. Но шли, шли, а тёмное пятно прохода почти не приближалось. В конце концов все трое повалились на камни и уснули.
Сколько спали – неизвестно. Но пробудились отдохнувшими – и ужасно голодными. Настасья Петровна достала из мешка пирожок и дала его Манюсе. Боярышня посмотрела жалобно. Медведица достала второй пирожок – и протянула ей.
– Спасибо… – пролепетала боярышня и смахнула слезинку с щеки.
– На здоровье, – откликнулась Настасья Петровна. И себе пирожок взяла.
Манюся вздохнула, но ничего не сказала.
***
Всё-таки добрались до стены. Из прохода тянуло сквозняком. Внутри не росли светящиеся лишайники, и мрак казался вовсе кромешным.
– Смотрите! – воскликнула боярышня. – Дерево!
Действительно, у самого входа в тёмный коридор росло ореховое деревце ростом с Манюсю. На макушке его трепетали три почти белых листочка.
Практичная медведица потрясла тонкий стволик.
– Маловато, но пару факелов можно сделать, чтобы вам двоим в потёмках ноги не переломать. Я-то и без огня всё вижу…
– Не надо! – в один голос закричали Манюся и боярышня.
– Чего вдруг? – удивилась Настасья Петровна. – Других-то деревьев здесь нет.
– Потому и не надо его ломать! – решительно сказала Манюся. – Оно такое… Отчаянное! Выросло, где ничто больше не растёт!
– Глупости! – рыкнула медведица и снова тряхнула орешину.
Три бледных листика сорвались с ветки, их подхватило сквозняком и унесло в темноту. Деревце дрогнуло и поникло – словно заплакало.
Боярышня попыталась оттолкнуть Настасью Петровну. Медведица так этому удивилась, что выпустила стволик из лап.
– У него теперь ни одного листика не осталось, – Манюся погладила дрожащую веточку, и деревце прильнуло к её руке, словно прося защиты.
– Батюшки! – воскликнула медведица. – Да оно разумное! Ох, ты уж прости меня, глупую!
Тонкий прутик вдруг похлопал по манюсиной сумке, из которой выглядывал краешек зелёного шарфа.
– Ты хочешь, чтобы я отдала его тебе? – спросила Манюся. – Но я не могу! Это для папы!
Ветки затрепетали, и в их шорохе явно прозвучало: «Лиссстья…»
– Кажется, оно просит связать для него листики, – догадалась боярышня.
Дерево кивнуло верхушкой.
– Но я не умею вязать листья, – сказала Манюся.
– Я покажу, – Настасья Петровна достала из мешка спицы.
И снова зазвучало в пещере: «Клик, клик… Цок, цок…»
Вскоре были готовы круглые лоскутки: пять светлых, как первые берёзовые листочки, пять потемнее, как листья медовой липы, и ещё пять – совсем тёмные, как листва дуба на исходе лета. Боярышня аккуратно привязала их к веткам ореха. Деревце радостно встряхнулось, и вязаные листики затрепетали, как настоящие.
Манюся грустно посмотрела на то, что осталось от подарка для папы. Она аккуратно закрыла кромку, и полосатый обрывок стал симпатичным шарфиком – но слишком коротким.
Теперь деревце ласково погладило девочку веткой, словно хотело сказать: «Не огорчайся, всё будет хорошо…»
– Ну, держитесь за меня, – проворчала Настасья Петровна. – Пора идти.
Манюся и боярышня ухватились за жёсткую шерсть, и все трое решительно направились в темноту.
***
Коридор оказался ровным. Медведица уверенно топала вперёд, увлекая за собой незрячих в темноте спутниц.
– А ведь отраженьки не сказали, как долго нам идти, – наконец подала голос боярышня. Ноги у неё подгибались от усталости.
– Верно, – согласилась Манюся. Она тоже устала и ужасно хотела спать. – Может, ещё два дня идти. Настась Петровна, давай отдохнём!
– Впереди пещера, – отозвалась медведица, – совсем близко. Наверное, в ней и живёт подземный хозяин. Давайте уж дойдём, посмотрим. А если там никого нет – тогда отдохнём.
Вскоре вошли в пещеру. Медведица походила туда-сюда, нюхая воздух и осторожно трогая камни лапой.
– Нет здесь никого, – наконец сказала она. – Видно, старик живёт дальше.
Манюся не решилась в темноте снимать с себя сумку. Она подстелила шубку, укрылась платком – и тут же засопела.
Боярышня тоже улеглась, но Настасья Петровна не дала ей уснуть – присела рядом и тихонько спросила:
– Тебя как звать-то?
– Милослава, – ответила боярышня.
– Красивое имя, – одобрила медведица. – Я вот вижу, что ты, Милослава, девица не злая. Только иной раз ведёшь себя неправильно. Ты хоть поняла, почему мы сюда попали?
– Нет, – боярышня покачала головой.
– Помнишь, ты сказала, что любишь лесника сильнее, чем Манюся? А ведь нет крепче любви, чем любовь ребёнка к родителю. Соврала ты – вот земля под тобой и расступилась.