Сиреневый бульвар

7

Соня ходила по квартире, у нее так и чесались руки. Она уже присмотрела острый нож и представляла, как полетят перья из распоротых подушек. Дипломы, грамоты, висящие на стенах, изрезать в тонкую лапшу. Она взяла в руки бубен Тихона и представила, как под нажимом ножа треснет кожа. Плюхнулась на новый диван Яна, который еще пах магазином. В который раз она проводила по обивке дивана, ласково спрашивая, что же у него там внутри. «Какую бы я здесь навела красоту», – замирала она с улыбкой на лице, представляя лица хозяев, увидевших всю эту картину. Она зажала ладошки между коленями, уговаривая себя: «Подожди, успокойся, ещё не время… Эти мальчики ещё тебе пригодятся, особенно Ян».

Ян и Тихон – два родные брата, но разные, как небо и земля, как черное и белое. Тихон спокойный и уравновешенный, правильный до зубовного скрежета. Боится маму и папу. Соня не раз слышала, как он говорил: «Ян, что скажут родители?!». Ян отмахивался, а Тихон продолжал: «И как обычно, за твои поступки буду отвечать я!». Тихон округлял глаза: «А что я такого делаю?». «Ты неправильно себя ведёшь!».» «Да? А как правильно?» – удивлялся Ян. Соня едва сдерживала улыбку, слушая их перебранки.

Ян в тот же вечер насмешливо и галантно пригласил Соню в свою кровать. Соня отказала, но Ян попытки не оставлял. Соня давно ушла бы, но на улице было ещё холодно. Стены давили и не давали дышать полной грудью. Хотелось на волю, в какой-нибудь лесок. Найти таких же, как она, любителей свободной жизни, у которых нет обязательств, привязанности к дому, страха. Соня зашла на кухню. Мойка была забита посудой, но это ее не смутило. Он вытащила из ящика маленький острый ножичек и вышла из квартиры.

8

У Тихона во второй смене уроков не было, и он отправился в церковь. Он занимался пирографией, и два года назад ему захотелось выжечь на доске божественный лик. В доме икон не было, и он пошёл в храм, чтобы посмотреть на образа. В детстве он ходил в церковь с бабушкой, но с другой, мамой отца, благодаря ей знал молитвы и каноны церковной службы. У бабушки в доме были только церковные книги, она пела и прислуживала в храме.

Тихон попал на службу. В церкви пахло свечами и ладаном. Людей было много, все крестились, и он тоже перекрестился. Певчие пели молитвы, и Тихон негромко присоединился. Он даже не ожидал, что в памяти все сохранилось. Бабушки не стало, когда ему было 12, в семье учёных в церковь не ходили, и у него с возрастом отпала охота ходить в храм. Но сейчас, подпевая молитву, ему казалось, что с души падают камни неудач, невезения в отношениях с девушками, размолвки с родителями, обиды непонятно на что и на кого, и по мере облегчения, он поднимается к куполу.

Служба окончилась, а он всё стоял, вдыхая аромат ладана и свечей. Тогда, два года назад, к нему подошёл батюшка, и они заговорили одновременно. Батюшка предложил ему петь в церкви, расспрашивал, откуда он знает молитвы. Тихон ответил на все вопросы.

И вот два года Тихон поет и каждый раз будто возносится к куполу. Исповедовался он часто, и каждый раз в одних и тех же грехах: он ревнует родителей к младшему брату, порой злится на своих учеников. Дал слово больше не влюбляться, но не получается – и каждый раз на исповеди он повторялся.

Сегодня он вошел в храм, купил свечи, поставил своим любимым святым. Поднялся по лестнице на клирос к певчим. Служба началась, но сегодня мыслями на земле его держала Соня. Девушка с ангелом на плече, кто она, откуда и почему не уходит? Если некуда идти, нужно соблюдать правила города, а она не хочет этого делать, значит, скрывается от чего-то или кого-то. Симпатичная, загадочная. Тихон всё думал о ней.

Оставшись наедине, начав тихую беседу на кухне за чаем, Тихону казалось, вот так сиди и разговаривай ни о чём – о погоде, о местных новостях, но через пять минут в кухню врывался Ян, как заводная игрушка, громкая, бесконтрольная, полная сюрпризов.

Он пел о духовном, а мысли были о земном. Вспоминалось детство. Родители познакомились за студенческой партой. На третьем курсе мама забеременела, академ брать не стала. На учёбу ходила с животом, а после родов принялась с новым усердием учиться. Тихона воспитывала бабушка. С детства он только и слышал: «Не плачь, мама с папой занимаются. Не шуми, мама с папой отдыхают. Нет, нельзя приятелей в гости, мама с папой пишут кандидатскую. Ты почему получил тройку? Мама с папой никогда не получали плохих оценок! Ты зачем пошел к родителям? У тебя вопрос? А ты не мог решить его сам?».

И Тихон жил по принципу «не шуметь, решать вопросы самостоятельно, товарищей не заводить и только радовать родителей».

Сестра бунтовала с первых дней, требуя к себе внимания. В 16 поступила в пединститут и переехала в общежитие. К этому моменту она уже трижды побывала замужем, но до сих пор без детей. Появляется в родных стенах в дни рождения и календарные праздники.

Ян родился, когда все кандидатские были написаны и докторские защищены. Толстому черноглазому карапузу досталась вся нерастраченная родительская любовь. Ему позволялось всё – рисовать на обоях, бить в детский барабан в 11 ночи, пачкать новый костюмчик и хулиганить. Родители ничего за пеленой любви не замечали. Тихону доставалось из-за Яна. Ян сбил коленку – не уследил за ребенком, ты же старший. Принёс Ян тройку – не объяснил ребенку, ты же это проходил.

Тихон тоже хотел уйти из дома первым рейсом, но родители не позволили: старший брат должен помогать младшему!

Мама, ероша тёмные волосы Яна, напевала:

– Ой, мама, люблю цыгана!..

Когда Ян был в девятом классе, Тихон убедился, что этот парень – нехороший человек. Он пришел к Тихону и слёзно просил денег – проигрался в карты.

– Ян, откуда у меня деньги? Я простой учитель!

– Братик, пожалуйста, выручи, – плакал Ян.

– Скажи родителям, они тебя поймут.

– Не могу расстроить их.

Отец в то время лежал в больнице, что-то с сердцем. Тихон вздохнул и взял кредит. Но как выяснилось, взятые деньги Ян прогулял с друзьями, ещё и похвалялся, как развёл Тихона. Кредит Тихон выплатил, родителям ничего не сказал.

9

Соня вошла в ворота рынка. Люди переходили от прилавка к прилавку, присматривались к товарам, сравнивали цены. Соня увидела очередь у колбасной лавки, пристроилась и внимательно изучала товар. Тётка с крашеными в цвет соломы волосами тыкала наманикюренным пальчиком в сыры и колбасы, в другой руке держала три пакета. Соня подошла и как бы невзначай уткнулась в них. Тётка обернулась:

– Чего толкаешься?

– Простите, мне не видно товар.

– Очередь подойдёт, посмотришь.

Соня отошла. Тётка стала складывать покупки, пакеты разъехались и продукты посыпались на землю. Тётка, охая, кинулась собирать, ей стали помогать люди, и Соня подбежала.

– Вот, у меня есть кулёчек, давайте я вам помогу.

Женщину участливо успокаивали, складывали свертки и пакеты в один большой.

– Вы так много накупили и без помощника. Я вам помогу, – вызвалась Соня.

Усадив тётку в такси, Соня радостно махала ей вслед. Под курткой лежала колбаса, сыр, пачка печенья. «И тёте еще на курточку потратиться придётся, – мысленно улыбалась Соня. – Разрез сзади уже не зашить».

Передумав бродить по рынку дальше, Соня пошагала на Сиреневый бульвар. Здесь не пошалишь, кругом камеры и полиция прохаживается. Лавочки, крытые беседки, фонтан, скульптуры и танцпол.

Для танцпола был еще не сезон, его торжественно открывали каждый год первого мая для тех, кому за 50. Или за 40? В общем, по Сониным меркам, для старикашек.

А вот когда танцпол откроется, повеселиться можно будет от души – изрезать одежду, измазать, а если повезет, и кошелёчек стащить.

Соня вспомнила мелькнувшее перед ней на рынке лицо. Она выдохнула, когда женщина не обратила на нее внимания. Это была ее мать. Заметь она Соню, начались бы причитания: «Сонечка, пойдем домой! Как отощала! Как же я буду без тебя?»

И Соня сдалась бы, пошла домой. А там мама засунула бы её в ванную, тёрла мягкой губкой, кормила сытным обедом. Гладила по голове, бесконечно называя ее «моя девочка».

Впрочем, через два дня Сони уже бы и след простыл. Дома на нее давили стены, неудобно было спать в мягкой постели и жить по чьим-то правилам. Свобода, Соне нужна была свобода. Свобода в действиях, поступках, передвижении. Все эти общепринятые условности ее душили.

На бульваре она уселась на лавочке, разглядывая прохожих людей. Развернула сыр, распаковала печенье. «Люди такие смешные, – жуя, смеялась про себя Соня. – Создают себе проблемы. Вечно им нечего есть, нечего надеть и негде жить». А вот она все эти проблемы решала одним махом. Продуктов полные рынки, магазины, супермаркеты. Одежды – завались, а жить – земля и небо. Живи – не хочу!

10

Михал Михалыч сидел за столом, смотрел на зудящий телефон. Бывшая жена. Нехотя он взял трубку и лениво произнес:

– Слушаю!

– Дай мне денег, – без предисловий услышал он в трубке.

– Я тебе дал денег.

– Прекрати надо мной издеваться. Ты обязан дать мне денег.

– Я ничем тебе не обязан.

– Миша, я семнадцать лет замещала тебе домработницу, повариху и любовницу. Посчитай, сколько я тебе сэкономила бабла!

– Наташа, не дам я тебе денег!

– Ну смотри, пожалеешь!

Он отключился, положил телефон на стол и снова задумался. Копаться, кто у нее появился, не хотелось, хотя узнать – раз плюнуть. Любил? Нет, не любил. Просто хорошенькая девчонка подвернулась в критический момент. Он откинулся на спинку стула и попытался расслабиться.

11

– Денис, ты до сих пор не ушёл от своей училки? – Наталья обвила руками шею мужчины. – Я тебя сейчас укушу. За то, что ты мне шишку на лбу поставил.

Денис отвел ее руки:

– Если бы я тебе не поставил шишку на лбу, твой Мегрел вместо шишки сделал бы тебе дырку.

– Денис, я что-то не пойму. Как Мегрел, ой, Михаил, вычислил, где Катька?

– Я тоже не пойму. Он собрал нас во дворе, назвал адрес, и мы поехали. Хорошо, я вошел первым и сделал вид, что поймал тебя, как бы ты выкручивалась из-за чего девчонка в отрубе?

– Ладно, проехали. Он не даёт мне денег. У меня ноготь сломался, и волосы покрасить надо. Мне надо в салон!

– Я тебя предупреждал, что ты рано сорвалась.

– А ты дашь мне денежку?

– Я забиваю тебе холодильник. И вообще, когда я езжу к тебе, многим рискую. Прикинь, если меня поймают? По головке явно никто не погладит.

– А давай помечтаем? Вот когда мы разбогатеем, куда уедем? Давай махнём на Ямайку? Или купим остров, яхту белую. Будем голышом по острову гулять.

– Обезьяны не задразнят? – расхохотался Денис.

– А что, у меня некрасивое тело?

– Для острова сойдёт.

– Ты что, уже уходишь?

– Да, ухожу.

– А я опять здесь одна буду торчать?

– Надо было дома торчать и у Мегрела номера банковских счетов выпытывать. Я бы тебе посоветовал вернуться и ещё некоторое время побыть примерной супругой.

– Нет, я не смогу больше играть эту роль, – фыркнула Наташа.

– Ну тогда сиди и не жалуйся.

12

Ян вошёл в квартиру, Тихон мыл посуду.

– А где Соня, – спросил Ян.

– Не знаю. Ни ты, ни она мне не докладываете, куда уходите.

– Тихон, ты на Соню запал? – прищурился Ян.

– Нет, – ответил Тихон.

– А зачем тогда ее пригласил в квартиру?

– Она спала в подъезде. Просто так, наверное, человек не будет этого делать? Я захотел помочь.

– Ну и как, помог?

– Не знаю.

– А бозенька твой что тебе подсказывает?

– Не твоё дело, – ответил Тихон.

Ян ждал Соню. Позвонить не вариант, он не взял у нее номер. Да и, похоже, телефона у нее в принципе не было. странная, если не сказать больше.

Когда Соня наконец-то явилась, он не дал ей раздеться и вывел на улицу.

– Работёнка есть, – сказал он ей.

– А с чего ты решил, что мне нужна работа? – поморщилась Соня.

– Да ты сначала послушай. Есть одна старушенция богатая, и ей требуется покладистая добрая сиделка. Старушенция с букетиком болезней, и у неё есть одно маленькое условие: если сиделка ей понравится, она всё имущество перепишет ей.

– А я здесь причём?

– Ты устроишься к ней сиделкой.

– Чего? Я буду из-под бабки день и ночь горшки выносить? Нафиг мне её барахло, не хочу я ничего.

– Тебе не надо – мне надо, потом поделим пополам.

– Ян, тебе надо – ты и сиди с этой бабкой. Я вообще скоро уйду от вас.

– Куда?

– А это не твое дело.

– Нет уж, жила, воду лили, холодильником пользовалась, и вот так просто свалишь? А отрабатывать кто будет?

– Вобще-то меня пригласил Тихон. Он ничего не требует.

– А я требую, – произнес Ян. – Ладно, поехали.

– Куда?

– Сейчас узнаешь.

Они сели в машину, подъехали кафе под вывеской «Зодиак».

Переступив порог, Соня остановилась. Кафе было маленькое, всего на семь столиков. За ними сидели люди в кожаных куртках. С Яном все здоровались, здесь он был свой. Ребята подошли к столику у стены. За ним сидела женщина, вся затянутая в кожу с длинными до талии белокурыми волосами. Половину лица закрывала красная маскарадная маска. На бледной коже броским пятном выделялись ярко-красные губы в тон.

– Лейла, вот эта девушка, о которой я тебе говорил. Её зовут Соня. Она готова ухаживать за старушкой.

Соня удивлённо посмотрела на Яна:

– А я уже согласилась?

Рукой, затянутой в перчатку, Лейла мягко усадила Соню рядом с собой.

Голос у Лейлы был настолько тихим, что Соне пришлось наклониться вперёд и прислушиваться.

– Соня, по правилам нашего города, одинокие пожилые люди не должны оставаться одни. Им нужен присмотр.

– И при чем здесь я? – возмутилась Соня.

– Дорогая, я не хочу, чтобы этот дом потом уплыл в чужие руки. Я полностью доверяю Яну, и эта старая курица доверяет ему. Она попросила его найти хорошую девочку, помощницу, а Ян сказал мне, что ты очень хорошая. Но если вдруг бабушка, например, выпадет со второго этажа, ничего страшного, ты не будешь виновата. За работу я тебе заплачу, очень хорошо заплачу.

Соня вглядывалась в прорези маски – ей не нравилось, что она не видела глаз собеседницы.

– Можно для начала хотя бы познакомиться со старушкой, может мы не совпадем характерами?

– Завтра в восемь Ян тебя отвезет познакомиться.

– В восемь чего?

– Утра, конечно!

– Утра? Нет, в 8 ура я не согласна. В восемь утра я, может, только спать лягу. Вот в восемь вечера – самое то.

– Нет, в 8 утра самое то.

– Соня, я тебя разбужу или уснуть не дам. Восемь утра, значит восемь утра, – отрубил Ян, и они двинулись на выход.

13

Утром Тихон с удивлением обнаружил Яна и Соню на кухне.

– Сонечка, пей кофе, – уговаривал девушку Ян.

– Ты садист, – бурчала Соня. – Я хочу спать.

– Вот съездим и будешь спать, – по-отечески выговаривал Ян.

– А куда это вы собрались? – поинтересовался Тихон.

– Тихон, братишка, благослови своим перстом Сонечку на работу.

– На работу? – переспросил Тихон.

Обычно у парочки утро начиналось в полдень, да и то не всегда. Элементарно, помыть посуду после завтрака для них было тяжело. Когда Ян с Соней уехали, Тихон убрал чашки, оттер пятна со столешницы и отправился на работу.

Он шёл по Сиреневому бульвару. На дворе бушевал апрель. Бульвар зеленел и расцветал. Навстречу ему направлялись его ученицы, неразлучные подружки Сербина и Максимова.

– Так, красавицы, куда мы путь-дорогу держим?

Девчонки вытянулись по струнке.

– Тихон Петрович, сегодня уроки такие… Две физ-ры и два труда.

– Конец года, вы заканчиваете девятый класс, нельзя прогуливать!

– Мы не прогуливаем. У нас сегодня День добрых дел.

В школе действительно регулярно проводились Дни добрых дел, но это согласовывалось с учителями, директором, завучами, учениками. Выделялся целый день, в школу никто не приходил. Потом надо было отчитаться за свое доброе дело. Это делали все, даже директор. Самое значительное для учеников оценивалось в пять пятерок.

– Я что-то не припомню, чтобы объявлялся День добрых дел.

– Тихон Петрович, я же говорю: две физ-ры, два труда. Это наш с Настей персональный День добрых дел.

– Екатерина Сербина, добегаешься, вызову отца в школу, прямо к директору. Максимова Анастасия, и вашу бабушку вызову!

У Насти на глаза навернулись слёзы.

– Кать, ничего не получится, – пролепетала Настя.

– Помолчи, – оборвала её Катя.

– Что вы затеяли? – спросил Тихон.

– Тихон Петрович, у Насти в доме живет мужчина…

– И что? – насторожился Тихон.

– В прошлый День добрых дел мы ходили к нему в гости с пирогом, и он пригласил нас ещё, чтобы мы просто пришли, поболтали, рассказали о школе и вообще, что в городе творится.

– А он что, «Ежедневник» не получает?

– Получает, но читать он не может. Он не видит. Вот мы и забегаем – почитать, рассказать, помочь.

– Девочки, это, конечно, благородно с вашей стороны, но не в учебное же время!

– А Диана Николаевна нас отпустила!

Тихон посмотрел на девочек:

– Ладно, идите, что с вами делать!

Девочки поторопились скрыться с глаз учителя, но он, обернувшись, их остановил:

– А как фамилия мужчины?

– Стрельцов, – ответила Настя.

– Андрей? – переспросил Тихон удивленно.

– Да, – ответила Настя.

Придя в школу, Тихон нашёл Диану Николаевну.

– Ты знаешь, к кому Настя с Катей ходят?

– Да, к своему соседу, который не видит.

– Фамилию, имя знаешь? – спросил Тихон.

– Нет.

– Андрей Стрельцов.

– Как? – удивилась Диана Николаевна.

Это был их одноклассник. О нем много лет ничего не было слышно. Одни говорили, что он подписал военный контракт и пропадал в гарнизонах. Другие – что завербовался на север. А он, оказывается вот, под носом, но никто не удосужился разузнать, что с ним на самом деле.

14

Ковыль хотел, чтобы весь город принадлежал ему. Все стройки, все мусорки, бомжатники, ларёчки, магазинчики, чтобы все приходили и ему кланялись. Ну что эта четверть города! По паспорту он значился как Ковылев Николай Николаевич, но в определенных кругах у него было именно это прозвище.

Дел-то – утром проехался по всем улочкам, все осмотрел, где беспорядок – дал нагоняй. А дальше сидишь и выпускаешь очередной номер «Ежедневника» да контролируешь рыночки.

То ли дело у Мегрела строительство. Денис доносит все новости: тут земельку прикупил, а там недавно целую улицу выкупил. Нет, с этим надо кончать, подумал Ковыль

В дверь постучали. На пороге стоял Михал Михалыч, он же, Мегрел. Он обвёл взглядом кабинет соперника: белизна как в хирургии, и на этом белоснежном фоне – Ковыль, как чёрная жирная блоха.

Со своего места за столом Ковыль разглядывал Мегрела – высокий, еще не старый, но в каштановых волосах уже проблескивает седина, плечист, ни грамма жира, и одет вполне демократично – в джинсах и ветровке.

– Ты у меня не записан, – произнес Ковыль.

– Я на пять сек.

– Ну?

– Если ты ещё раз полезешь на меня через Катьку, я тебя раздавлю в твоём же кресле.

Ковыль поднял ладони кверху:

– Стоп, стоп, стоп, Миша, присядь, – указал он на белый стул. – Что ты имеешь в виду?

– Коля, не притворяйся. Ну ты же на днях украл у меня Катьку. Мои ребята запаниковали, когда она не появилась дома. Я её быстро нашёл. А если бы я её не нашёл, на следующее утро, что, с меня потребовали бы деньги, документы, или Луну с неба достать? Я бы сделал всё без разговоров, но я её нашёл.

– Миша, я, конечно, сволочь и завидую тебе не слабо, но детей я в своей жизни не воровал ни разу. Дети – это такой козырь. Да, ты прав, за жизнь ребенка свою жизнь отдашь. Но… Я не воровал Катьку твою, и в мыслях даже не держал, а знаешь, почему? Динку мою пятилетней умыкнули, а Валька тогда с горя повесилась. Я всё что было тогда отдал. А с колен мне помог подняться Иосиф.

Мегрел улыбнулся:

– Иосиф городу с колен помог подняться.

– Да. Вот только роли распределил несправедливо.

– Знаешь, люди тоже себе задают вопросы: почему я, такой умный и талантливый, в шахте ковыряюсь, а тот, кого за неуспеваемость со школы выгнали, на мерсе рассекает.

– У меня мерс есть, – сказал Ковыль.

– А у меня нет, – ответил Мегрел.

– Ладно, проехали, – сказал Ковыль.

Уже в дверях Мегрел обернулся:

– А Натаха моя не с тобой зажигает?

Глаза Ковыля, казалось, от удивления вылезут из орбит:

– Тебя что, ковшом от трактора стукнуло? Нафига мне твоя баба? Не в моём она вкусе. Иди.

Мегрел еще раз пристально посмотрел на него и вышел.

Шёл от Ковыля и ругал себя последними словами. Не удержался, спросил. Какая разница, ушла и ушла. Нет, спросил.

15

Соня с Яном подъехали к старому деревянному двухэтажному бараку. Соня с удивлением рассматривала эту рухлядь.

– И зачем Лейле этот сарай? – спросила она

– В этом районе земля дорогая, – пояснил Ян. – Пойдём.

И они вышли из машины.

Внутри дом казался не жилым.

– Тётя Клара, – крикнул Ян. Соня услышала скрип. С боковой двери, опираясь на костыли, вышла старая женщина. Невысокого роста, в потрепанной одежде не по размеру. Из-под видавшей виды косынки выбилась прядь седых волос.

– Здравствуйте! – весело сказал он. – Вот, привёз вам помощницу – Соню. Соня – это Клара Мироновна.

– Пойдёмте, – скрипучим голосом пригласила женщина.

Они прошли на кухню. Соня огляделась. На плите – тёмно-коричневый чайник с вмятиной на боку. Ржавая мойка, кухонные столы, обшарпанные и местами без дверок. Усевшись на расшатанный стул, хозяйка зажгла горелку под чайником.

Оценив обстановку, Соня решила отказаться от работы. Налив безжизненный чай в выщербленные чашки, поставив блюдечко с рафинадом, хозяйка села к столу.

– Деточка, – обратилась она к Соне. – У меня требований немного. Участок сорняком зарос, хотя ещё весна ранняя, а сорняк уже в силе. Каждый день – влажная уборка, аллергия у меня на пыль. И читать, будешь мне читать. Зрение у меня слабое. А там посмотрим.

Соня подняла глаза и посмотрела на Клару Мироновну. При ярком свете она оказалась не такой уж древней. Некрупный рот, острый подбородок, небольшие, живые медового цвета глаза. «Долго ж Лейле придётся наследство ждать», – усмехнулась про себя Соня.

– Ян, дорогой, – обратилась Клара Мироновна. – Как родители?

– Их сейчас в городе нет, с лекциями в командировке.

– А как твоя учёба?

– На отлично, диплом получил.

Она похлопала его по руке:

– Ты всегда был способным мальчиком. Ладно, ребятки, я устала. Соня, жду тебя завтра в восемь.

Они вышли. Соня остановилась на пороге и обернулась к Кларе Мироновне:

– Я не приду завтра. Я не хочу работать у вас.

– Ян, – старуха повернулась к парню. – Ты мне сказал, что девушка покладистая.

Ян дёрнул Соню за руку. Соня, не сдерживаясь, высказалась:

– Мне просто было любопытно. Я посмотрела на вас, на ваш дом, и больше меня ничего не интересует. Ян, если Клара Мироновна твоя хорошая знакомая, почему ты ей не помогаешь? Участок почистить, полы помыть и книгу почитать ты в состоянии.

Ян снова дёрнул Соню за руку. Клара кашлянула:

– Соня, а пойдём-ка со мной.

Они прошли в другую комнату, по размеру – гостиная. Облезлый кожаный диван, такое же кресло, журнальный столик, торшер – изогнутая железка с лампочкой наверху.

– Я Яна не приглашала по одной причине – он мужчина. Мне нужна девушка, женщина. У меня маленькая проблема – мне тяжело мыться. А еще я хочу написать книгу о себе.

– А вам есть, о чем писать? – спросила Соня.

– Каждому человеку есть, о чем писать. Мысли, чувства, ошибки, любовь.

– А дети у вас есть? – спросила Соня.

– Если бы моя мама спросила у меня, дать ли мне жизнь, я бы ответила нет.

– Почему? – удивилась Соня.

– Потому что каждый день жить с мыслью о смерти не очень приятно, поэтому я решила не подвергать своих детей такому мученью. Ты разве не думаешь о смерти, девочка?

– Нет, я живу и радуюсь жизни. Я довольна своей жизнью, а смерти я не боюсь.

– Ты все-таки не будешь у меня работать? Даже за вознаграждение? – и Клара Мироновна назвала сумму.

Соня обвела взглядом стены:

– На состоятельную даму вы не похожи.

– Я повторюсь, у меня аллергия на пыль, а занавески, ковры, картины, обои, обивка мебели – всё напитывается пылью. Диван мне дорог как память, кухня, посуда – кому какая разница. Кто меня осудит? Гостей я не жду. Я давно никуда не езжу и соблазнять никого не собираюсь, поэтому красивая одежда, духи и драгоценности мне не нужны.

Соня колебалась: заточить, даже на время, себя в четырёх стенах ей не хотелось, но что-то привлекало, манило в предложении этой странной тётки.

Соня согласилась, выставив свои условия – приходить она будет не в 8, а в 12, и уходить в 7 вечера. Клара Мироновна помолчала минутку и, согласившись, кивнула.

Уже в машине Соня сказала Яну:

– Участок будем чистить вдвоём.

Ян ответил, что в продаже есть средство для уничтожения сорняков.

– А что же ты раньше молчал? Значит, Соня – ломай руки, а как коснулось самого, так сразу и средство нашлось. А если б я не подвернулась, кого бы ты нагнул за бабкой ухаживать?

– Ну на примете у меня только один безотказный – Тихон. Соня, я тебя не использую, тебя Лейла попросила. Причем, не бесплатно. Очень небесплатно.

– Ладно, проехали, посмотрим, – ответила Соня.