– Нет, конечно! У тех лапки когтистые, мохнатые, но ведь они-то не вороють – им деревенские сами несуть! Чтоб, значит, по своему мосту в Лес пропустили.

– А сами-то они страшные?! – возрадовался Лион.

– Да, не-е… чё там страшного? Ну, лохматые, ну, носатые, ручки-крючки загребущие, а так-то мелкие, с мальца десятизимку, не выше. Их даже бабоньки молоденькие, что по первому разу в Лес идуть – сразу, после этого первого раза, и бояться перестают.

Услышав это, Лион сник и более вопросов не задавал. Теперь уж Ворон вступил:

– Ну а тем, что все-таки воруют, вот так запросто это проделывать и позволяете? Вы ж говорите, что их не боитесь.

– Господин, дело-то ведь не в страхе. Вы вот нашу деревню-то видали? Большая, дома все крепкие да ладные, и корова не одна, и лошадки, и хрюши–овцы – в каждом дворе, уж про птицу разную и не говорю. И телега, и лодка – тож. У любой бабы не один платок расписной имеется, а у девок наших самые бохатые во всей округе сундуки с приданым. Хорошо живем мы, даже очень. А все откуда? Лесом мы живем – Лесом! Слышал я, что в других деревнях жадничали им, – трактирщик мотнул головой в сторону Леса, – да потом на самую ближнюю поляну ступить не могли. А кто ступал, тот потом год ломотой в костях мучался, аль струпьями чесучими покрывался. Ну, им-то можно и без Лесу прожить, у них и сады огромные, и огороды большие, – развел руками хозяин, – а у нас-то все топит по весне, ни одного деревца яблоневого, ни одного кустика крыжовенного не выживает. Только то и сажаем, что за одно лето вырастить можем. Да нам уж и не надо. В Лесу-то тебе и яблочек, и груш, и слив наберешь, да еще лучше, чем садовых – без червяка, без порчи болезненной. И даже персиков с абрикосинами, чего в обычном-то саду, вроде как, нам по природной прохладе и не положено – это ж Дриадов Лес! А в нем и лесная ягода крупней и ароматней, чем в простом, и грибов видимо – невидимо все лето, и орешков разных опять же… Так что вот и получается, что и заботы-то у нас не такие, как у других – что б свекла сахарная на заливных грядках хорошо взошла, да уксус яблошный в меру настоялся. А всякие там капусты да клубеньки – так только, себе по чутку сажаем, и все, – махнул он рукой, а потом значимо так, горделиво:

– К нам за вареньями да соленьями в конце лета торговцы со всей Эльмерии съезжаются. И под следующее лето тару да денюшку оставляють – чтоб значит, другой не перекупил. А вы сами-то попробуйте, попробуйте… вот айва с орешками – это еще с прошлого году, для айвы-то время по осени наступит. А вот это, с розовых лепестков, уже свеженькое. И это из земляники. Еще джемы: из смородинки и персиков – нежные да вкусные такие, что аж сами в горлышко проваливаются! – стал потчевать гостей трактирщик, видно надеясь, что гости, уходя, еще и с собой прихватят по горшочку сладостей.

« – А мы и прихватим! Обязательно!» – пообещал себе Ли, полной ложкой наяривая персиковый джем, который действительно был так хорош, что, как и обещал хозяин, ласково и нежно сам пролетал в обалдевший от такого счастья Лионов желудок.

– Ну, а то, что они ваших женщин обижают – это ж не крынку молока стащить… тут как дело обходится? – дальше продолжил расспросы о житье-бытье подле Дриадова Леса Вик.

– Да-а… тут, конечно, по-тихому дело не проходит… – с философской задумчивостью протянул папаша Крол, обдумывая, как бы подоходчивее обсказать дотошным гостям и эту ситуацию. – Ну, девок молоденьких мы в Лес, понятное дело, не пущщаем – чтоб эти их не попортили, а баб… всякое бывает. Уж больно оне, особенно сатиры, до энтого делу… ну, с бабами… сильно охочи. Но, как уж там часто это случается, никто не знает – бабаньки-то за себя, да за подружек своих, с коими по лесу ходють, помалкивают. А узнается, только когда уж рожать время придеть. Тут ведь до последнего не знаешь, что из утробы-то выскочит, мож и мужнино дитё-то… ну, человечье в смысле. А если нет, то, конешно, благоверный по деревне прилюдно дрыном погоняет ее разок, да и забудется – чей не раз и не два такое бывает. Что ж теперь и в лес по грибы, да по ягоду не ходить? А жить-то как? Где мы такое место еще доходное найдем? – вздохнул тяжело трактирщик, кося взглядом на приезжих – дошли ли до них доводы его убедительные, аль нет.

А поняв, что не очень, еще добавил:

– Вон, опять же, и река рядом. Только кораблик пристал, а наши – тут как тут! А с других-то деревень еще дойди надоть… или выпасать… пока сливки-то на солнце не скиснуть! – он показал рукой на южные окна, в которые хорошо проглядывалась дорога на склоне вала, по которой теперь тянулась цепочка крестьян с тачками, направляющихся к реке. – Ваша-то флотилия, когда уж пристала, а они только идуть… – пояснил папаша Крол свой жест.

– А вы женщин своих охранять не пробовали? – вернулся Виктор к предыдущей теме, пораженный таким прагматичным равнодушием местных жителей к этой проблеме.

– Э-эх, мил человек! Да как не пробовали, раз зим в пять какой-нибудь молодой муж, не слушая стариков, дружков кликнет да отправляется свою женку сторожить. Ну и че?! Раз обойдется да два обойдется, а потом выйдет на поляну рогатый, дунет–плюнет в сторону ревнивого муженька, да и спать отправит всех парней под куст, а сам ну гоняться за молодухами. А там уж, какую поймает… да они, вроде как, и не насильничають, бабаньки-то на болячки ни разу не жаловались… на них-то тож, наверное, ворожат, чтоб не брыкались.

– А дети… – никак не мог оставить эту тему Вик.

– Да какие тож дети, господин? Это выродки ужо! Их как кутят лишних – в ведро, да и все дела! Кому ж такие рогатенькие да лохматенькие нужны? – как на недогадливого воззрился папаша Крол на принца. Но тот не унимался:

– Что всех?!!

– Да-а-а… почти. Вон только ведьмы наши, что на опушке живуть, парочку можа забрали. Оно ж, ведь, когда подозрение есть, что дитё не человечье, их-то не зовуть на роды, только если уж молодуха совсем помирать наладится – тогда уж да-а. А выродков-то они топить не дают, а с собой забирають. Куда уж потом они их девають не скажу – не знаю, можа че сами ворожат на них, можа в лес к папашам отправляють… кто ж знает? Хлавное, средь людёв не живуть – и ладно. Да-а… вот только ихняя, ведьм значит наших, выродка такая одна по деревне и бегает – уж зим пятнадцать как…

Услышав это, друзья переглянулись, сообразив, что за девчонку у реки встретили. Как тут новую тему в разговоре не поднять?

– А что за ведьмы-то… – аккуратненько подступился к трактирщику Тайгар.

Тот, услышав вопрос, надолго замолчал, видно никогда и не задумывался раньше о них. Живут себе на опушке и живут…

« – Ох, не сделать бы худо! Так годами обитают рядом, а как растревожат они своими вопросами этот осиный улей и погонят дремучие крестьяне женщин с места!» – пронеслась у всех друзей одновременно в головах неприятная мысль. Но заслышав первые слова папаши Крола, все вздохнули с облегченьем.

– Да как у всех… только наши-то посильней других будуть. Знахарки хорошие – у них ни одна роженица, ни один младенчик еще не помер. Да и калеченных, и хворых выхаживают всех – если, конечно, позвать успели. Да и скотину могуть подлечить. Дождик, опять же, накликать, аль наоборот тучи многодневные разогнать. Еще погреба наши заговаривають. Мы ж к реке-то близко – копни на пару локтей и вот она сырость-то, а весной вода вообще под самый порог приходит… а без погреба-то куда? Ни молочка, не сохранить, ни овощичек там, ни соленьев. Так что нормальные у нас ведьмы… только вот девка их, выродка эта… – трактирщик как-то замялся.

– А что девка их? – подтолкнул его Корр.

– Парни молодые уж больно падки на нее. В деревню-то придет – ко мне там зачем-нибудь, аль мальцов лечить, таких, что еще не говорють – они ж, когда хворые, даже мать к себе не подпущают, а к ней льнут! Ну что с них возьмешь? Глупые еще… ну, так вот, пройдет она по деревне-то, а те хлопцы, с которыми она повстречается – потом на деревенских девок дён пять, еще не глядят. Подавай им эту выродку с зелеными волосьями!

Как он это сказал, так Ли аж вздохнул свободнее:

« – Значит и меня через пять дней попустит!»

А Корра другой вопрос заинтересовал:

– Так мы ее видели – она вроде светленькая, а не зеленоволосая?

– Э-э, господин, она, наверное, опять травы в косы-то наплела? Ну, это она так зелень в них скрывает. Когда совсем малая была, так голова у ней, как морковкин вершок зеленела. А подросла, ей мать с бабкой, а може и папаша эльф, зелень-то и повывели, но не всю. Когда она в возраст-то вошла да в ночь на Великий праздник летом в деревню приходить стала, чтоб, значит, через костер прыгать, косы-то свои распускает, как положено – все и видят. О-охо-хо, в этом-то году чуть две свадьбы не отменили – парней-то совсем переклинило! – сокрушенно повздыхав, папаша Крол махнул рукой, как если б разрешенье самому себе дал – видно тема эта совсем уж наболевшая была и сильно выговориться хотелось:

– Да че говорить, если честно, у них все такие. Только мужики постарше себя в руках держат лучше… я вот сам на Маслянку-то, бабку выродкову, только гляну, так и глаз оторвать не могу. А спрашивается, че глядеть? Она ж древняя – ей зим двести, а можа и все триста… хоть и выглядит, как наши деревенские бабы в тридцать с гаком небольшим. А молодой когда был – на дочь ее заглядывался, хоть и она меня чутка постарше. Да я вот седой и толстый ужо, а она чуть взрослей своей выродки до сих пор смотрится! – выдал таки он, на одном дыхании. А потом так обреченно, жалостливо:

– Вот они какие, ведьмы-то наши… да и потом, куда без них? Помрем же все… к ним уж деревенские мужики-то и не клеються давно, акромя парнишек молоденьких к девахе ихней. Да и они на нас не глядят… бабка-то, в свое время, замуж за пришлого отставного вояку пошла – ей и тогда своих ненадобно было. Говорют мужик при ей больше сотни зим протянул! А доча ее, вообще, эльфа себе в Лесу нашла да выродку от него родила… тьфу ты, мерзость какая! – смачно сплюнул на пол трактирщик. Чувствовалось, что грубостью этой пытается он зависть и обиду скрыть свою. Да как, наверное, и остальные мужики в этой деревне…

После этого его плевка как-то сразу расхотелось всем беседовать с трактирщиком дальше. Скоренько подобрали, что на столе вкусного осталось, кое-какие припасы подкупили да и подались до дому – до биремы своей конюшенной.

Э нет – сегодня они палаточку-то на берегу раскинут!

ГЛАВА 4

Расставшись с сопровождавшей ее до поворота компанией Льняна не направилась к мостику как обещала, а стала взбираться вверх по заросшей травой насыпи.

Добравшись до самого высокого места, она прикрыла глаза от слепящего утреннего солнца и стала вглядываться в силуэты мужчин, с которыми только что рассталась. Что уж ей могли сказать их все дальше удаляющиеся спины – неизвестно, но через какое-то время, она, видимо согласившись с какими-то собственными мыслями, мотнула головой, и произнесла вслух:

– Я думаю, они мне подходят. Тогда – к отцу! – и бегом бросилась бежать вниз.

Разогнавшись на склоне, она, не замедляя бега, проскочила мостик, взлетела по лесенке, миновала дом, стоявший на опушке, и понеслась дальше вниз по натоптанной тропинке, утекавшей в лес. Удочку и ведро с рыбешками она бросила где-то под забором, оставленного позади дома.

Сначала Льняна бежала легко по знакомой дороге, задрав мешающую ей юбку выше колен и скинув еще в подлеске ненужный больше венок – лес, сомкнувшись над ней, скрыл утреннюю синеву неба и уже начинающее жарить во всю летнее солнце.

Стали попадаться дом-древа, пока небольшие по тутошним мерка, но на самом деле вполне себе толстенные и высоченные. Мимо пролетели и поляна с давно отцветшим жасмином, и рябиновая аллейка, в которой местные поселенцы любят устраивать полночные танцы, и каменный круг древнего святилища.

Льняна уже не бежала, а просто быстро шла – ноги постепенно стали уставать. Дорожка вывела ее к берегу большого озера, к тому месту, где над ним нависала скала и ее слоистые уступы, вклиниваясь в водную гладь, прерывали золотистую полосу пляжа.

« – Вот, только гору обойти, а там до папиного дома рукой подать», – поддерживая убывающие силы, подбодрила себя девушка, сворачивая по вильнувшей в сторону тропинке.

Но, еще почти час ушел на то, чтоб обогнуть скалу. И только тогда, когда она почувствовала, что утомилась окончательно, тропка из-за очередного поворота выскользнула опять к озеру. Льняна облегченно вздохнула: « – Почти дошла!»

Пляжик в этом месте был не песчаным, как с той стороны горы, а из гладкой розовато-серой гальки. На берегу в мелкой слегка колышущейся волне лежали три русалки. Увидев приближающуюся девушку, они призывно замахали руками, галдя в три голоса так, что слов разобрать было совершенно невозможно. Хотя и так было ясно, что подружки ей рады и зовут купаться.

Ох, как бы она хотела сейчас присоединиться к ним!

« – Но нет, только не сегодня… и может быть уже никогда…», – вдруг в первый раз совершенно ясно осознала Льняна, к чему может привести ее задумка, если все пойдет удачно.

Поежившись от этих мыслей, она, тем не менее, отрицательно мотнула головой в ответ, продолжающим звать ее к себе девчонкам и, пройдя десяток саженей по пляжу, углубилась опять в лес.

Через четверть версты она вышла к обширной поляне, почти полностью затененной громадным дом-древом – жилищем отца.

Увидев, наконец-то, то место, которое обозначало конец ее пути, девушка облегченно вздохнула. Но сначала следовало немного себя подбодрить, а то с устатку и серьезного разговора не получится. Благо помощь была совсем рядом – чуть от тропы отойти.

Вода падала в маленький бассейн из каменной пасти какого-то вполне себе симпатичного чудовища. Кто и когда вырезал его, доподлинно было неизвестно – кто-то из самых древних обитателей Леса. Но зато все знали точно, что вода из этого источника бодрит и восстанавливает. Ее даже брали за основу для стимулирующих взваров те современные обитатели Леса, что баловались зельеварением.

Этим бодрящим свойством воды воспользовалась и Льнянка, чтоб восстановить свои силы после долгого забега через Лес. Вдосталь напившись и даже умывшись чудесной водой, она с новыми силами двинулась к дому отца.

На нижней ветке дом-дерева, как всегда, сидели две дриады: Ааола и Ууина – все ждали, когда отец их замуж за себя позовет.

« – Ну-ну, – привычно подумала девушка, глянув на них, – ждите-ждите. Терпенья у вас много, да и времени тоже. Вот если мамочку переживете… через несколько сот зим, тогда может, что и получится!»

Тем не менее, она вполне дружелюбно помахала им рукой – тетки-то в принципе не плохие. Просто жизнь у них здесь, в Дриадовом Лесу, такая…

Те, в свою очередь, оторвавшись от плетения друг другу бесчисленных кос, помахали ей в ответ. А Ууина, кажется она – Льнянка не очень-то различала этих зеленоволосых красоток, обиженно поджав губы, произнесла:

– К папочке своему пришла? Он в библиотеке, – и жалобно посмотрела на одно из верхних окон. Ей-то самой, да и ее подруге, без приглашения хозяина вход в дом-древо был заказан.

Кивнув головой, показывая, что благодарна за подсказку и более не обращая на дриад внимания, Льнянка откинула лиственный полог и ступила внутрь.

Жилое дом-древо в своем обхвате обычно не уступало по площади среднему крестьянскому коттеджу, а разные по своему предназначению помещения располагались одно над другим. Как говорил отец, по такому же принципу строились и донжоны самых древних крепостей, когда весь замок, по сути, и состоял из этой единственной башни.

Отцовская библиотека, а по совместительству и его магическая мастерская, располагалась, естественно, на самом верху – аж на восьмом этаже, а время уже к полудню и дел-то еще ой как много! В общем, опять подобрав юбку выше колен, Льнянка побежала бегом вверх по лестнице, стараясь перепрыгивать через ступень.

Лестница, как обычно в дом-древах, экономя жилое пространство, была винтовой: с крутыми поворотами и высоким шагом. Так что до нужного этажа пришлось, знаете, сколько витков сделать? О-го-го! У запыхавшейся Льнянки от быстрого подъема по спирали аж голова закружилась!

Первое, на что наткнулся ее взгляд, когда она с разбегу залетела в нужную ей комнату – была задняя спинка кресла, над которой в клубах сизого дыма торчали бараньи рога, перевитые золотыми лентами.

Увидев это, девушка на секунду притормозила свой стремительный бег.

« -Та-ак, и Саж здесь! Ну и ладно, этот нам не помешает – он свой!», – быстренько что-то прикинув, решила для себя она.

– Что ж ты так несешься, детка?! – выглянул из-за загораживающего обзор кресла отец и протянул к ней руки, зазывая в свои объятия. – Это все твое деревенское воспитание. Говорил я матери, что тебя надо было полностью здесь растить, в Лесу. Мы ж все-таки эльфы и не чужды какого-никакого этикета! – с улыбкой говорил он, пока Льняна обходила кресло с развалившемся в нем фавном и огромный стол, заваленный книгами и свитками.

– Угу! – согласился с отцовским словом наипервейший в этой комнате эльф, качнув рогами и скосив на девушку, усевшуюся к отцу на колени, мутный взгляд.

« – Ха, уже готов!» – усмехнулась про себя Льняна, разглядывая старинного отцовского приятеля.

Тот в совершенно разомлевшем состоянии полулежал в огромном кресле и был занят тем, что задумчиво пускал в потолок кольца ароматного дыма. Свои волосатые с козлиными копытами ноги он тоже пристроил на сидение, сложив их калачиком. А в этом лохматом гнезде, нежно оглаживаемая, умастилась бутыль кальяна. Глядя на него, становилось понятно, что он уже готов соглашаться с чем угодно.

– Ну, так что же заставило прибежать мою малышку в такой спешке к папе? – стал шутливо расспрашивать отец. – У тебя какие-то проблемы? Опять деревенские охламоны пристают со своими нежностями?

Понимая, что сидя на отцовских коленях, вести серьезные разговоры невозможно, Льняна разжала его руки и пересела в другое кресло.

Заметив ее скованность, отец заволновался:

– Ты меня пугаешь, дочь! Что случилось?

– Я думаю, время пришло! – решительно выдала она.

– Ду-умаешь… значит! – было видно, что именно к этому разговору отец и не готов.

– А ты посмотри – вот и узнаем точно, – надавила на него Льнянка, мотнув подбородком в сторону триножки с хрустальным шаром, стоявшей возле книжных полок.

Эльф вдруг засуетился, стал перекладывать бумаги на столе – сначала все сгреб в одну стопку, затем опять начал раскладывать по разным, неловким движением попытался засунуть в футляр какой-то свиток и чуть не смял его.

Наблюдая за хаотичными движениями отца и понимая его вдруг возникшую нервозность, девушка тихонько заговорила, стараясь объяснениями хоть как-то успокоить его:

– Пап, я встретила людей, за которыми меня… потянуло… что ли…

– Потянуло ее! Что за люди хоть? – всплеснул руками отец.

– Они и не люди вроде. Вернее, только один из них человек, а остальные – двое оборотни и с ними полуэльф из светлых.

– Где ты только нашла столь разношерстною компанию в нашей-то глуши? – удивленно спросил отец.

– Они на галее приплыли, – обрадованная тем, что отец заинтересовался разговором и перестал метаться, бодренько ответила Льняна.

– Это что ль из тех, что всю реку засрали? – вдруг вклинился в их разговор сатир.

Отец с дочерью удивленно воззрились на него. А они-то думали, что он в полной отключке от своего зелья – ан нет! Он не спит и даже, кажется, вполне улавливает, о чем речь идет:

– Там штук двадцать этих галей, а на них, наверно, не одна тыщща народу! И все они жрут да срут, жрут да срут! А потом все это в реку – в реку! – столь сильные эмоции явно оказались не по силам его разморенному организму и фавн, выпихнув из себя последнее восклицание, в изнеможении закатил глаза, и с удвоенным усердием засосал мундштук.

– Да, они из этих, – подтвердила подозрения Сажа девушка, не очень удачно сдерживая смех.

– Ладно, посмотрим, что да как, – тоже не смог скрыть смешок эльф и поднялся из-за стола.

Выдвинув подставку с хрустальным шаром, развел под ним огонь, а потом, враз посерьезнев, взмахнул в волшебном пассе руками и забормотал слова заклинания.

Но долго действо не продлилось – он вдруг резко повернулся, напугав этим замершую в ожидание Льнянку, в три прыжка добрался до кресла с развалившимся фавном и выхватил у того кальян:

– Хватит дымить, ты мне мешаешь! – и с этими словами направился к двери.

Сложив благостно руки на животе, сатир, было, собрался не возражать – дело, есть дело. Но услышав с лестницы хрустальное звонкое дзинь, взвился с кресла:

– Ты его разбил длинноухий ублюдок!!! – и резво подскочив с кресла, понесся вслед за эльфом.

– Да цел твой графин с варевом, козлоногий! Успокойся! Вон стоит, – ответив в том же тоне, завернул его от двери отец. Возвращаясь в комнату, он уже в открытую смеялся.

Льнянка тоже от души хохотала – это ж надо было так сатира напугать, что тот самое обидное для эльфов прозвище вспомнил – времен войны меж их народами. А это когда было-то? Не один десяток тысячезимий, чей поди, прошел с тех пор!

Успокоившийся фавн тоже присоединился к ним и громко заржал, тряся острой бородкой.

Смех благотворно повлиял на всю их компанию, разрядив напряженную серьезной Льняниной темой обстановку в комнате.

– Ты все-таки решила уехать от нас, малышка? Аль мне послышалось? – спросил немного протрезвевший Саж, опять умащиваясь в своем кресле.

– Да… наверное. Сейчас подождем, что там отец насмотрит, и решим, – ответила ему Льнянка.

– Я понимаю, конечно, Судьба-а. Но и Судьбу ведь можно изменить – если действовать решительно. Вот, в твоем случае – никуда вообще не ездить! Осталась бы здесь, вышла за меня, к примеру, замуж и жила бы с нами в Лесу – на радость отцу с матерью!

– Э, дружище, а не староват ли ты для моей дочери! – усмехнулся на эту высказанную приятелем сомнительную сентенцию отец.

– Знаешь ли, достойного мужчину не по возрасту меряют! – возмущенно возразил на это фавн. Но углядев на лице эльфа еще и вздернутую бровь, которая не только насмешку выражала, но… и как бы что-то не совсем доброжелательное, он ударился в многословные уточнения: – Да я ж сказал « к примеру» – не хочет за меня, пусть идет за кого другого: за эльфа, за тритона, за фавна помоложе! Да твою дочь любой в нашем Лесу с удовольствием за себя возьмет – вон какая красавица да умница выросла! – польстил отцу сатир, при этом подмигнув Льнянке хитрым глазом. Типа – он, конечно, шутит, но не надо забывать, что в каждой шутке козлоногого всегда есть доля правды: и если она, Льнянка, будет не против, то уж за ним-то, за Сажем, точно не заржавеет!

Девушка на это утомленно подкатила глаза, как делала всегда, реагируя на подобные выходки фавна, но того уже понесло как обычно, когда он по поводу женщин высказывался:

– Да и жена у тебя красавица! А уж Масляна, вообще – огонь женщина! А уж тело-то какое – добротное, гладкое, не у каждой нимфы в возрасте такое-то бывает! – при этом он на себе показал, что значит добротно и гладко в его понимании, округлив руками высокий бюст и полные бедра.

– Да уймись ты, наконец, сластолюбец старый! Постеснялся бы чуток – ты ж не далее, как минуту назад к внучке ее подкатывал! – засмеялся эльф.

– Да я че – я не че! Так только… Маслянка еще по молодости зим своих двум фавнам по рогам-то надавала! А потом же, за какого-то отставного вояку замуж вышла да дочь от него родила – жену твою. Ну, ты в курсе… – уже видно не знал, как остановиться фавн. – И прожила с ним долго – по людским меркам, конечно. Он и помер от старости – еще до твоего рождения, – кивнул он Льнянке.

– Я знаю про деда… – недовольно ответила та. Ну не любила она, когда об отличиях их женской половины семьи от других людей упоминали. Жила то она, в основном, в их мире.

Отец, тем не менее, купился на лесть приятеля своим женщинам, и заулыбавшись, попытался развить удобную для него тему:

– А что, может правда, дочь – ну ее, эту предсказанную тебе дорогу! Выйдешь замуж, внуков нам с матерью нарожаешь… – мечтательно протянул он.

– Папа! – строго прервала отцовские мечтания Льнянка. – Давай, посмотри уже в шар! – и выразительно кинула взгляд на окно, где солнце к этому моменту давно уж перевалило свой полуденный предел.

Пока отец вновь раздувал потухший было огонь под шаром, делал пассы и бормотал заклинания, а потом долго-долго вглядывался в него, на Льняну накатила какая-то отрешенно-грустная задумчивость и второй раз, с того момента как она решилась на пробу своей Судьбы, пришло осознание тех потерь, которыми ей грозило будущее.

« – А может быть, правда – ну его это предначертание! Выйти замуж за того же Сажа, зажить спокойной, полной неги и развлечений жизнью. А что? Она хорошо его знает. Мужчина он интересный. Конечно, не так как отец, с его строгой и утонченной эльфийской красотой, но по-своему тоже очень даже хорош», – она перевела свой взгляд на фавна, который в отсутствии кальяна и вынужденный молчать пока его приятель занимается серьезным делом, стащил со стола какой-то старый фолиант и был занят чтением.

Конечно, какая-нибудь крестьянка, узрев рогатого с козлиными копытами здоровенного мужика, с воплями бы кинулась наутек. Но для нее, Льнянки, проводившей в Дриадовом Лесу с самого раннего детства много времени, и местные зеленоволосые эльфы, и сатиры, и тритоны с их странной и даже пугающей для человеческого глаза внешностью, были родными и привычными.

Так что, разглядывая сидящего напротив нее сатира, она видела не чудовище, а очень даже симпатичного мужчину – смуглого, с четкими лепными чертами лица, с красивыми раскосыми глазами, темный блеск которых подчеркивала искрящаяся рубиновая слеза – серьга, спускающаяся с левого уха.

Ее совершенно не шокировали его рога и копыта. Она видела только изысканной формы холеные руки, длинные пальцы которых унизаны золотыми кольцами, и рельефный торс вполне себе по-человечески только слегка заросший волосами.

А уж отношение к своим женщинам у мужской части обитателей Леса вообще не шло ни в какое сравнение с людским. Своих жен они холили и лелеяли, нежно оберегая и гордясь ими. Они, конечно, вступали в борьбу, если находился соперник – на рогах и кулаках выясняя отношения, но это в большей степени был ритуал, чем настоящая битва, ведь все равно, в итоге выбор делала дама, облюбованная соперниками.

Вон у того же Сажа, как с детства наблюдала Льнянка, все шесть жен: три дриады, две русалки и даже утонченная эльфийка Амирель, жили в довольстве и радости, развлекаясь на свой вкус и занимаясь любимым делом, если таковое было – и на всех у него хватало любви и внимания. Ведь за те годы, что девушка знала приятеля отца и его домашних, пусть это по местным меркам и недолгий срок, но семейство это своего состава так и не изменило. И ни одна из дам другого мужчину мужу так и не предпочла.

И она бы могла жить себе такой же спокойной и неприхотливой, полной удовольствий жизнью – стоило только согласиться с отцом и выбрать себе мужа из обитателей Леса.

Она смогла бы заняться вплотную эльфийской магией, как всегда мечтала, и отец помог бы ей.

Могла бы резвиться в озерах и реках целыми днями со своими подружками–русалками – это ж только неграмотные крестьяне считают, что те всю жизнь так и живут с рыбьими хвостами, не выходя на берег. Да плевое дело – чуть пошептать и вот они – две стройные сильные ножки, готовые нести тебя в лес танцевать под луной с дриадами! Да и обратный процесс, из ножек – в хвост, даже для той же Льнянки проблемы не составлял.

Можно будет еще и музыкой вплотную заняться. Голосок, какой–никакой у нее есть, но вот арфы и лютни она так и не освоила, только на сиринге и сподобилась научиться играть.

Времени впереди будет много…

От мысли о том, что времени у нее будет ой как много, если она останется дома, размышления ее привели вот куда: а как долго она, Льняна, с ее нетерпеливостью и стремлением бежать вперед, сможет прожить в этой спокойной, неспешной, томной атмосфере Дриадова Леса?

Как долго ее будет забавлять, и удовлетворять эта полная удовольствий, неги и плотских радостей жизнь? Как скоро она «закиснет» в этом «сладком болоте», наплясавшись, напевшись и наплетясь кос с цветами? Как скоро ей все надоест и от недовольства собой и своей жизнью она закинет подальше магические манускрипты и разругается со своими легкомысленными подружками, которые, в отличие от нее, другой-то жизни и не знали. Да что греха таить – никогда и не были предназначены к ней.

А вот ей, Льнянке, и характер дан неугомонный, с тягой к бурной, неспокойной, расцвеченной событиями жизни. И сила дана магическая необыкновенная, замешанная и на людском, и на эльфийском, и на дриадовом волшебстве.

Недаром, еще, когда она была ребенком, отец наглядел в своем хрустальном шаре, что впереди ее ждут разные события: и опасные, и интересные, и великие… стоит только отойти подальше от Леса. И условие было одно – подходящие ей для этой дороги попутчики…

Тут отец, утомленно отвернувшись от шара, произнес, прерывая ее мечущиеся мысли:

– Они.

– Что-то еще увидел? – заинтересованно спросила Льняна.

– Да нет, ничего нового… как всегда, чуть вперед глянешь – там все многокрасочно и бурно, но как через стекло, по которому дождь лупит – не разглядеть четко, – и с тоскливой озабоченностью посмотрел на дочь, – все никак осознать не могу, что время пришло – ты ж такая молоденькая еще!

– Пап, наверное, нам пора идти… – тихо напомнила Льняна, жалея отца, но сама уже готовая к новым свершениям.

– Да, ты права. Сейчас покушаем и пойдем. Праздничная прощальная трапеза! – щелкнув пальцами, с деланной бодростью провозгласил отец, вставая с кресла.

Сатир, одернув набедренную повязку, изобразил на лице сочувственное выражение и двинулся следом за приятелем. Спускаясь по крутой лестнице, он похлопывал эльфа по плечу и, утешая, приговаривал:

– Не тоскуй, дружище, дети они ведь все такие – выросли и пфф – выпорхнули из родительского гнездышка…

« – Ага, умный больно! У самого-то сыновья хоть и своими дом-древами, но тут же, в Лесу живут. Да и куда, скажите на милость, еще могут податься рогатые и козлоногие чудища? А она уедет и Многоликий только знает, свидятся ли они с папой еще…», – плетясь за мужчинами, злилась Льнянка на Сажа с его неловкими жаленьями… и на себя, за свое радостное предвкушение будущего.

« – Что-то еще мама с бабулей скажут…»

Стоило им усесться за уже накрытый по-праздничному стол, как в столовую впорхнули цветочные феечки, неся блюда с едой.