– Марь, привет! Да, я выхожу. Где? Хорошо, пока, – бросила трубку, развернулась и натолкнулась на тетю Женю. Та хитро улыбалась.
– Не просто гулять идешь, да?
– Ну, да… – замялась Динка. – Нас пригласили на день рождения.
– На день рождения? И без подарка? – всплеснула руками тетя Женя.
Она помогла доскакать Динке обратно до двери, дождалась, пока та наденет сапог, а после этого с заговорщицким видом протянула ей крошечную сумочку – черную, обтянутую тканью, с откидной крышкой на магнитном замочке и двумя ремешками – одним совсем коротким, а вторым – длинным, как раз хватит повесить через плечо. Дина хотела радостно завизжать, но тетя Женя приложила палец к губам, потом достала из кошелька деньги и со словами: «Это на подарок», положила деньги в сумочку.
Девочка с благодарностью обняла тетку, переложила из карманов куртки в новенькую сумочку носовой платок, старенькое, без футляра, зеркальце, расческу и ключи. А тетя Женя, как добрая фея, продолжала колдовать. Из своей сумки достала помаду и, воровато озираясь, накрасила Динке губы. Потом брызнула на нее духами из маленького стеклянного флакона, повязала на шею свой яркий шелковый платок – синий с белыми розами. Наконец, когда сюрпризы кончились, и приготовления подошли к концу, тетя Женя обняла Динку и прошептала:
– Ты самая красивая девочка на свете. А теперь беги, но будь очень осторожна.
***
Шагая по улице, Динка то и дело поглядывала на часы, боясь опоздать. Но еще чаще она поглядывала на свое отражение в витринах магазинов, лужах и окнах машин. Она действительно чувствовала себя очень красивой, и от этого ей казалось, что все прохожие смотрят на нее и восхищаются ею.
Уже подходя к хлебному, Динка вспомнила, что не купила подарок. Времени было в обрез, поэтому было решено подарить деньги. Покупая красивый конверт, она пересчитала купюры, которые дала тетя Женя, и решила, что этого будет слишком много для Саньки. Часть денег Динка положила в конверт, а остаток бережно спрятала в сумочку, на потом. Но вдруг решила, что ей хочется настоящего праздника. Она зашла в соседний магазин и купила две банки газировки и упаковку жевательной резинки. Продавщица взяла деньги, отсчитала сдачу и так обыденно поставила перед Динкой банки, как будто это была не заграничная газировка, да еще в непривычных банках, а две булки хлеба. Девочка положила жвачку в карман, а банки, уже изрядно запотевшие, взяла в руки. Металл приятно холодил кожу. Потоптавшись на углу хлебного примерно две минуты, она увидела Маринку. Предвкушая, как будет удивлена подруга, Динка бросилась ей навстречу.
Маринка, в отличие от подруги, оделась проще: бордовые лосины, пальто и сапоги. Шапку она сняла, а длинные волосы заплела в косу и уложила баранкой на затылке.
– Вот это да! – в восторге протянула Маринка, разглядывая подругу. Ни джинсы, ни сумочка, ни шарф, ни помада не укрылись от ее взгляда. Внезапная Динкина красота не испортила ей настроения. – Какая ты красивая!
– Спасибо, – улыбнулась Динка и протянула Марине банку с газировкой, – это тебе.
Весело щебеча, подруги дошли до школы и, выбирая места посуше, двинулись к трибунам школьного стадиона – именно там сидела кучка подростков, от которой исходил гитарный бой, нестройное пение и смех. Динка немного оробела от вида мальчишеской компании.
– Эй, ты чего встала! – нетерпеливо подтолкнула в спину подруга.
Динка глубоко вдохнула и пошла вперед. Последние несколько метров она мысленно репетировала приветствие, поздравление именинника, темы для разговора. Но, едва подойдя к ребятам, напрочь позабыла все, что хотела сказать. Смутило ее два обстоятельства. Во-первых, Никита – он посмотрел на подруг с интересом, мгновенно сменившимся небрежностью. Во-вторых, на лавочке сидела Катька в окружении своей свиты. Динка стояла как вкопанная, в то время как Марина, опередив ее, поздравила Саньку, пообещав, что подарок ему передаст мама, и тут же плюхнулась на лавочку рядом с Игорем и начала подпевать ему.
На ватных ногах Динка подошла к Сашке, промямлила поздравления и села рядом с подругой. Потом вспомнила, что забыла отдать конверт. Вставая, споткнулась, толкнула Никиту, который сидел ниже. Катька засмеялась, свита угодливо вторила ей. Сгорая от стыда, вручила Саньке конверт и, расстроенная, вернулась на место.
– Марин, Марина, давай пойдем домой, – шептала она подруге, но та не обращала на нее внимания, так как была полностью сосредоточена на Игоре.
Тут Катька демонстративно откашлялась и жеманным голосом протянула:
– Ой, Саша, я совсем забыла тебя поздравить и подарить подарок, – с этими словами она достала из сумки кассету в черной коробке и протянула ее Саньке.
– Ого! – воскликнул тот. – Это же «Черный альбом» «Кино»!
Ребята восхищенно загомонили, Игорь ударил по струнам и, стараясь подражать Цою, запел «Кукушку». Мальчишки принялись подпевать, но пение перебил очередной Санькин крик.
– Динка! Вот это подарок! – он едва не светился от счастья.
Всем стало интересно, что же такого подарила Динка, поэтому Сашка помахал в воздухе купюрами, и все с уважением поглядели на девочку.
– Наверное, почку продала, лишь бы выпендриться, – громким полушепотом сообщила Стаханова своей подруге.
– Или на обедах экономила, – в тон ей ответила подруга.
– Да какие обеды, у них денег нет на обеды. Нищенка, – с омерзением выплюнула Катька и окатила Динку презрительным взглядом.
– Завидуй молча, Стаханова, – сказал кто-то из ребят, но та в ответ только фыркнула.
– А что, – вдруг подал голос Никита, – деньги есть, пусть именинник проставляется. Я знаю, где портвейн даже нам продадут. Проставишься, Санька?
– Почему бы и нет, – ответил тот, и ребята радостно загалдели.
Никита, Санька и еще какой-то мальчишка ушли в сгущающиеся сумерки. Стаханова шушукалась с подругами, Маринка о чем-то говорила с Игорем. Динка осталась одна. Уже ничто не радовало ее – ни джинсы, ни сумочка. И помада дурацкая – она незаметно стерла ее с губ тыльной стороной ладони. Поглядела на часы – ребят не было уже двадцать минут. Динка хотела было пойти домой, но тут из кустов с громкими криками вывалились портвейные гонцы.
Звеня бутылками и похрустывая пластиковыми стаканчиками, компания расселась на лавочках. Первая бутылка была открыта с боем – пробка не хотела поддаваться. Наконец, совладав с ней при помощи ключа от подъезда, разлили портвейн. Наливали полные, почти с горкой, поэтому стаканчики были мокрые.
Динка, до этого никогда не пробовавшая даже пива, настороженно поднесла стакан к носу и ощутила резкий, свербящий запах спирта и какой-то приторной сладости.
– Динка, не торопись, – крикнул Саня. – Сначала тост!
Она хотела сказать, что не собиралась пить вообще, но слово уже взяла Катька.
– Дорогой Саша, – снова растягивая слова и стреляя глазками, начала она, – хочу поздравить тебя с днем рождения и пожелать тебе…
– Завязывай, Стаханова! Уже трубы горят! – крикнул кто-то из ребят.
– Да пошел ты! – огрызнулась та и хотела продолжить тост, но все вокруг снова засмеялись. В глазах ребят светился какой-то голодный блеск – все смотрели на стаканы. Поэтому, когда Сашка бросил короткое «Спасибо» и стукнул своим стаканчиком о Катькин, все дружно зашумели, потянулись к имениннику, чтобы чокнуться с ним.
Динка, радуясь тому, что хоть кому-то удалось сбить с Катьки спесь, тоже решила выпить. Сделав слишком большой глоток, она подавилась. Половина портвейна пошла носом, другая же провалилась в пустоту желудка, обжигая по пути рот и горло. Закашлявшись, Динка выронила стакан на землю и стала жадно глотать воздух. На глаза выступили слезы, в носу свербело.
– Что же ты, дура, разлила все, – засмеялся Никита.
– Да она поди первый раз пьет, – усмехнулась Стаханова. – Святая ромашка-недотрога.
Кто-то всунул Динке новый стаканчик, налил вино – в этот раз половинку. Игорь начала наигрывать обожаемую всеми «Гражданскую оборону» и напевать, что все идет по плану.
Уже зажглись фонари, а ребята все сидели, пели, цедили вино и не собирались расходиться. Все Динкины надежды на то, что Никита обратит на нее внимание, пошли прахом – тот не замечал никого, только о чем-то негромко разговаривал с Катькой. Та похихикивала, легонько ударяла его по плечу и пищала: «Ну ты извращенец».
Динка собиралась попрощаться со всей компанией и пойти домой – к тете Жене, пельменям и краскам, но вдруг Никита сел рядом с ней и подлил портвейна в пустой стаканчик.
– Скучаешь, а?
– Ну, немного, – пролепетала Динка.
– А ты выпей, веселее станет. Верно я говорю, ребята?
– Да… Верно… До дна, – закричали отовсюду, и тут Катька завела:
– Пей до дна! Пей до дна! Пей до дна!
И через пару секунд уже все подхватили и скандировали: пей до дна, пей до дна, пейдодна, пейдодна. Динке стало страшно. Она глянула на Маринку, но та со всеми в унисон повторяла противное «пей до дна», а глаза ее пьяно блестели. Вскоре кругом не осталось ничего, кроме хоровода бледных, подсвеченных фонарем лиц с темными провалами глаз, повторяющих «пей до дна». И Динка выпила. Снова задохнулась, но уже не так сильно.
– Выдыхай ртом, – подсказал ей на ухо Никита.
Динка выдохнула – коротко и резко, как делали взрослые на праздниках. Это произвело неожиданный эффект – мальчишки рассмеялась и зааплодировали. Динка неловко улыбнулась, засунула руки в карманы и поежилась.
– Замерзла? – не унимался Никита. – Давай еще, чтобы согреться.
Динка отнекивалась, но как-то вяло. В ногах и руках появилась незнакомая шарнирная легкость. В голове легко затуманилось, но она продолжала держать оборону.
– А ведь ты художница, да? – зашел Никита с другой стороны.
– Ну да, рисую вот. Только…
– Так и я художник! Я тоже рисую! Получается, что мы коллеги, а коллегам грех не выпить за общее дело.
– Да ладно, Динка! Жвачкой зажуешь, – крикнула ей Маринка, вовсю обнимавшаяся с Игорем.
Динка исподлобья посмотрела вокруг – все разбились на небольшие группки и говорили о чем-то своем. И она с отчаянием поняла, что выпить «за коллег» и поговорить о художке – последний шанс заинтересовать Никиту. С невероятной скоростью, чтобы не передумать, она выпила вино.
В голове помутилось совсем, язык стал заплетаться. А Никита – вот он, такой красивый, сидел рядом и расспрашивал ее о каких-то художниках. Она начала было рассказывать ему о своей любимой акварели, но заметила, что Никита перемигивается с Катькой, вопросительно глядя на нее. Та молча покачала головой и вернулась к разговору. Вдруг тишину нарушил голоса Саньки:
– Слышь, Игорь, – пьяненько заикаясь, начал он. – Ты руки-то от Марьки убери. Я хоть и пригласил ее потому, что ты просил, а все-таки не тронь ее. Она же сестра моя, пусть и двоюродная.
– Братан, да ты что! Я ж просто учу ее играть на гитаре. Я ж ничего такого…
– Да я вижу твое «ничего». Руки убрал от нее, козел!
– Ты кого козлом назвал, а? – вскочил Игорь.
– Тебя!
– Кажется, сейчас будет драка, – прошептал Никита Динке. – Пойдем прогуляемся.
Они ушли в темноту, оставив позади шум потасовки, девчоночьи визги и матерные выкрики.
Динка плохо соображала, куда Никита ведет ее. Иногда ей казалось, что она слышит еще чьи-то шаги – то за спиной, то сбоку. Через некоторое время с удивлением поняла, что сидит на грязном матрасе в какой-то обветшалой комнате без оконных рам и с полуразрушенными стенами. «Заброшка», – подумала Динка, но, как ни старалась, не могла вспомнить, как они добрались сюда и зачем.
Никита, меж тем, сел рядом и зашептал ей на ухо что-то о любви с первого взгляда и о том, какая она красивая. Потом резко повернул ее голову к себе и попытался поцеловать. Губы у него были мягкие, липкие и холодные. «Как дождевые черви», – подумала Динка, и от этой мысли ее затошнило.