Шерше ля

– Да ты шо! – повторил его собеседник, с интересом разглядывая молодого мужчину в палате продолжавшего свое меланхоличное путешествие глазами вокруг «пятачка» розетки. – То-то его в люкс положили.

– Вот тебе и «да ты шо»! – зло сказал высокий, сминая остатки соломинки в кулаке. – Детей, значит, спасал.

– Ну?

– Что ты нукаешь? «Ну-ну!» Ты бы вот так смог? На джипе против КамАЗа?

– А джип какой марки?

– Тю, блин! Я тебе про детей, а ты мне про джип!

– Не… ну, я к тому, что джипы разные ведь бывают! – сказал короткий примирительным тоном. – Вот у соседа моего, например, джип как танк! Он когда садится в него, так ногу задирает, что я ему говорю: «Семеныч, пах порвешь!» А тот только ржет!

– «Семеееныч»! – перекривил его товарищ. – Эх ты!

– Не, ну, я это… Не знаю я, Яков. Дети, оно, конечно, хорошо… хорошо все это… Токо… Жизнь ведь своя дороже, наверное, – неуверенно промямлил он. – У меня ведь тоже дети… могут быть… когда-нибудь. Я о них должен беспокоиться, – добавил он уже увереннее. – В своем лице.

– Ммм, – Яков с отвращением посмотрел на коллегу и отвернулся, – судя по твоему лицу, детей у тебя никогда не будет, Миша, – убежденно сказал он. – Какая ж баба на такую рожу клюнет!

Миша обиженно задышал носом.

– Это мы с пацанами в детстве…

– Да знаю я! Рассказывал ты! С пацанами в детстве вы по кустам там каким-то бегали в своей деревне. И ты об иголки акации поцарапался!

На лице Миши, покрытом мелкими шрамами, проступили капельки пота.

– Скажи еще, что тебя комары с речки за лицо покусали, и ты его об асфальт чесал! Или о битое стекло. Скорее всего, пацаны эти тебя отлупили за что-то…

Миша засопел, всхлипнул и отвернулся.

– Ладно, – примирительно сказал Яков. – Извини меня. Вторую смену ж дежурю! Устал, как задница студента, – он похлопал коллегу по согнутой спине. – Акация так акация.

Оба помолчали.

– Я вот что думаю, – задумчиво сказал Яков. – Я бы… смог как он?

– «Как ооон!» Дурак он, а не герой! Если все будут добрыми и жертвовать собой ради других, так ни одного доброго в живых не останется! А ты, что же, героем хочешь быть? – ядовито поинтересовался все еще уязвленный тощий Миша.

Яков не обиделся.

– В том то и дело, что между героем и дураком разница только в знаке: плюс, минус. Поступаешь вопреки логике и здравому смыслу, иными словами делаешь глупость, но правильную с точки зрения морали. Вот тебе и подвиг! В нашем обществе две системы оценки: здравый смысл и мораль. И некоторые пункты в них противоречат друг другу.

– «Человеку свойственно ошибаться», – изрек Миша на латинском, – «но глупо есть в ошибке упорствовать».

– В том то и дело, что нас с детства учат сожалеть о своей глупости. А чтобы подвиг совершить, нужно на глупость решиться, понимаешь?

Помолчали.

– Ты бы, Яков, наверняка, подставился… ну, под КамАз то. Ты… смелый…

– Как раз наверняка я и не знаю. Человек истинное лицо свое показывает только в стрессе, страхе там, опасности. Говорить можно что угодно: подставлюсь, не подставлюсь. Это надо попасть в ситуацию соответствующую, понимаешь? Жизненную. Как вот он. Когда тебя жизнь к стенке прижимает и выбор заставляет делать. И на все про все – один миг! И вот там и тогда только и будет ясно, как бы ты действительно поступил. И что ты за человек. Кто ты: герой «на танке» или так только, ногу задираешь, боясь «пах порвать».

Яков хмыкнул.

– Вот ему повезло. Он знает кто он.

* * *

Красавица администраторша за белой пластмассовой стойкой как раз была в процессе зевка, когда в больницу ворвался очень грузный и очень высокий мужчина лет сорока.

Коротко остриженный, почти бритый, с черными, глубоко посаженными, маленькими глазками и толстыми губами, как будто намазанными маслом. Мужчина был одет в огромных размеров черный деловой костюм. Белая рубашка выворочена из брюк наружу огромным пузом. Всем своим видом он напоминал мафиози из фильмов об американской мафии 30х годов. Ну, или папу-медведя из мультфильма «Маугли».

Его взгляд пробежался по приемной и остановился на лице администраторши. Та приободрила себя, выпрямив спину.

– Где!? – густым басом вопросил толстяк, грузно приваливаясь к заскрипевшей стойке.

– Что?

От мужчины сильно пахло перегаром и еще чем-то шоколадно-ванильно-феромонным, напоминавшим женские духи.

– К вам привезли! Он, это… эээ, сидим, значит… подписываем, то есть, обмываем б… Раз, он! И в джип! 150 тыщ баксов! – заныл мужчина. – Черный лаковый! П… эээ, вот! Где? – дыхнул он на женщину зловонием.

– Что вы ищите, мужчина? – деловито-шаблонно-натянуто поинтересовалась администраторша.

Она была уверена, что вместо пауз и неоднозначных звуков должны были прозвучать неприличные слова, и она даже знала какие, и это ее оскорбило.

– Да говорю же! Непонятно, да? – лицо мужчины растянулось в глупой улыбке. – Рыбонька, извини, дорогая! Человека я ищу. Привезли, значит, его на скорой. Должны были. Мент сказал, сюда повезли. На-ско-рой! – по слогам, для пущей убедительности, произнес он.

– Как его фамилия?

– Фамилия? – мужчина подозрительно засверлил женщину глазами.

– Ну, да, зовут его как?

– Йэй, – осклабился мафиози-Балу, показав огромные белые зубы, – вот вы меня не поняли опять! Юрий его зовут. Друг он мой. Взял джип покататься, а тут КамАз… Такой джип был! Неделю всего на нем покатался! Убью его, паск…

Мужчина с чувством дерябнул огромным кулаком по пластмассовой стойке. Девушка напряглась.

– Не-не, рыбонька, не убью. Это я так… эээ, расстроился! Друг он мне!

И, перевесившись через стойку, насколько позволял ему его огромный живот, придвинув лицо как можно ближе к отпрянувшей администраторше, мужчина поинтересовался «задушевным» басом:

– Где тут у вас скорая?

Через несколько минут он уже несся ледоколом по просторам больничной «Арктики».

Раскидывая на своем пути стулья, сдвигая с места столы, задевая плечом на поворотах профилактически-информационные стенды, он заглядывал во все палаты у себя на пути и спрашивал:

– Это номер 6?

– Нет, – отвечали ему изнутри.

Он не извинялся, бежал дальше, открывал и снова спрашивал, полностью игнорируя золотистые номера на дверях палат.

– Вот ты где! – гаркнул он, забегая в очередную комнату. – Юра! Я тебя нашел!

Голос у него был как труба. Казалось, даже пластиковые окна в палате люкс задрожали, то ли от страха, то ли от возмущения.

Врач, стоящий у кровати больного и записывающий что-то в наподобие блокнотика с железной прищепкой, поднял голову и серьезно посмотрел на вошедшего.

– Кто вы? Как вы сюда попали? Вам сюда нельзя, – спокойно заявил он и снова углубился в блокнотик.

– Я Коля… эээ, – смущенно промямлил вошедший и попробовал натянуть штаны на живот.

Наверное, при виде врача в белом халате в нем проснулись детские воспоминания о школьном медпункте.

– Как вы сюда попали? – спокойно повторил врач.

– Вы не поверите, доктор… пришел по коридору! – Коля широко развел руками и по-детски улыбнулся.

Доктор поднял на него взгляд и оба рассмеялись.

Вообще то, доктор не собирался смеяться. Наоборот, он собирался сказать что-то язвительное. Но глядя на широкое улыбающееся лицо этого толстяка, на трясущиеся от смеха два с лишним подбородка и широко расставленные в стороны руки, как будто он собирался обнять все вокруг, доктор не смог удержаться. Было что-то подкупающе доброе и по-настоящему сильное в фигуре, нет, не в фигуре, в самой сути этого здоровяка. Когда рядом есть кто-то добрый и сильный, поневоле расслабляешься.

– Это ваш друг? – спросил врач, указывая на своего пациента.

Мужчина на кровати по-прежнему смотрел в противоположную стенку, изредка медленно и выразительно мигая.

– Да! – радостно заявил Коля. – Это Юра, мой друг! Мы, понимаете, доктор, – вдохновенно продолжал папа-медведь, тщательно подбирая слова и медленно комплектуя из них предложения, – подписывали сегодня контракт… эээ. Ну, и, как полагается… эээ… после этого дела…

Доктор понимающе кивнул.

– Так вот! Вдруг Юра вскакивает, хватает ключи и вон из ресторана! Никому ничего не сказал, будь он не ладен. Мы… эээ… перепугались, конечно, да. А тут, через полчаса примерно звонят из полиции и сообщают о том, что мой джип нашли… – Коля горестно скривил губы, вновь переживая недавние ощущения от полученной новости.

Нижняя губа у Коли затряслась, и он уничтожающим взглядом посмотрел на виновника своего горя.

– Так он что, пил? – подозрительно спросил доктор.

– Нет, что вы, доктор! Юра не пьет! Клянусь вам, – уверял он с недоверием взглянувшего на него эскулапа.

– Мы уже взяли у него анализы, – сказал врач. – Так что все равно узнаем точно. Случай серьезный. Полиции нужна вся возможная информация.

– У него что-нибудь серьезное? – спросил Коля. – Ну, со здоровьем?

– Нет, со здоровьем все вроде бы в порядке. Можно сказать, он в рубашке родился. Так, царапины.

Коля соглашался, кивая головой.

– Не беспокойтесь, доктор, – сказал он. – На нем все как на собаке заживает, даже лучше.

– Ну, он все-таки не собака, поэтому полежать в больнице ему все-таки придется, даже если анализы будут в порядке.

– Угу, – согласился друг Юры, глядя на лежащего в кровати приятеля. – А что это он такой, вроде бы как… пьяный? Или под кайфом.

– Под кайфом, – подтвердил доктор. – Ему дали лошадиную дозу успокоительного и обезболивающего. Рана на спине довольно болезненная.

– Угу…

– А вообще, можно сказать, он буквально с того света живым вернулся.

– Это он может, – пробормотал Коля.

От его хмеля не осталось и следа. Так же как от его неуклюжести. Он внимательно осматривал помещение палаты-люкс.

– Что вы сказали? – переспросил доктор.

– Я говорю, умереть он не может?

– Нет, что вы! Повреждения, в принципе-то пустяковые, я же говорю. Я только вот не пойму, почему он не спит, – врач прижал свой блокнот к груди и уставился на пациента. – От такой дозы успокоительного и обезболивающего он должен спать как убитый.

И принялся рассуждать сам с собой:

– Быть может его сознание продолжает переживать произошедшие с ним сегодня события, пытаясь осознать, квалифицировать и, что называется, убрать на сохранение в память. А так как события были не из ординарных, на это нужно время. Ну, или он чего-то подсознательно ждет. Что-то должно произойти и помочь ему во всем разобраться. Я, знаете ли, факультативно проходил в университете курс психотерапии, – признался он, поворачиваясь к своему собеседнику.

Коля очень внимательно слушал его, подавшись вперед.

– Кстати, у вашего Юры есть семья? Жена, родители? Им нужно сообщить. При нем не было никаких документов. Как его фамилия?

«Операционная система» Коли зависла. Он молча глядел на врача. В этот момент в палату вбежала молодая женщина.

– Юрочка! – и кинулась в объятия пациента.

Повисшее молчание, казалось, можно было пощупать рукой. Колины маленькие черные глазки впились в женщину колючим мафиозным взглядом.

– Кто это? – спросил доктор.

Коля молчал. Больной оторвал взгляд от стены и уставился на лежащую у него на груди светловолосую особу. Напряжение росло. Эскулап медленно выдвинул вперед челюсть.

– Я его жена! – всхлипнув, сообщила женщина, умиленно глядя мужу в лицо.

– Ты… – медленно сказал тот.

Женщина впилась ему в губы страстным поцелуем.

– Ах, ну очень кстати! – с облегчением сказал доктор. – Теперь ничего никому не нужно сообщать, – и с улыбкой посмотрел на Колю.

Тот с интересом наблюдал за целующимися.

Со звонким чмокающим звуком женщина завершила поцелуй и повернулась к мужчинам. Красивое лицо ее выражало скорбь и радость одновременно. На щеках горел румянец.

– Не могли бы вы нас оставить на некоторое время, господа? – звонко и с вызовом заявила она.

На такой призыв к уединению, нельзя было ответить отказом. «Господа» почтительно «звякнули шпорами» и двинулись к выходу.

– Как его… ваша фамилия, милая дама? – спросил доктор в дверях. – Мне нужно отметить у себя в записях.

– Громова, – быстро ответила дама. – Моя фамилия Громова.

– Вот видите, – с чувством сказал врач, – я же вам говорил! Ее он и ждал!

Коля молча кивнул и оба вышли.

– Эй, – жена Юрия Громова тормошила мужа, снова впавшего в транс. – Эй!

Наконец, ей это удалось.

– Ты… – снова сказал он, медленно моргая, – … кто?

– Моя фамилия Лютикова. Я журналист. Работаю в журнале «Эзонаука», пишу статьи на популярные темы, – затараторила женщина. – Меня… т. е наших читателей, интересует тема «героев нашего времени», ну, знаете, тех, что…

– … шныряют повсюду с фотоаппаратом в поисках остренького, проникают обманом в палату, бля, целуются с незнакомцами, чтобы получить от них автограф и интервью!

На пороге стоял Коля. Губы его скривила злая улыбка. Женщина выпрямилась.

– Мне не нужен автограф, – с вызовом заявила она. – А интервью… Да, я бы хотела взять у вас интервью! – она повернулась к лежащему. – А что здесь такого? Вы как раз тот, кто нам нужен!

– То есть тебе.

Коля, сузив глаза, сделал шаг вперед. Словно охотник, который выследил свою жертву, и теперь поднимал ружье для прицела.

– Хочешь выслужиться, чтобы шеф тебя заметил? На чаек к себе на дачу пригласил и премию из своих штанов подарил!

– Что? Что вы такое говорите! Да я… да мне только…

– Не угадал? Извини! – не унимался Коля. – Значит, ты хочешь быть лучшей, не замечают тебя в офисе, б… А статейку о герое напишешь, эксклюзивную, и опа! Заметили! Как эрекцию у подростка в бассейне.

Лютикова покраснела.

– Или нет! Я понял! Тебе нужна его слава! – Коля, казалось, даже увеличился в размерах, как будто его раздувало горячим воздухом. – Он же герой! А если ты о нем напишешь, то и тебе чего-нибудь от его славы перепадет…

– Коля… – тихо сказал лежащий на кровати мужчина.

Толстяк сник. Словно проколотый иголкой надутый полиэтиленовый мешочек.

Женщине понадобилось секунд пять, чтобы прийти в себя после агрессивного нападения «злобного хищника». Затем она, как курочка, отряхнулась и поднялась с постели.

– Я действительно ищу славы, – сказала она. – Только не себе и не ему, а тому, что он сделал, вернее мотиву его поступка. У каждой эпохи есть свои герои, понимаете? На них равняются, мечтают быть похожими.

Коля вздохнул, представив себя на митинге студенческой молодежи.

– За поступками героев, как и любого человека, стоят ценностные мотивы, что-то важное, для чего человек живет, и что реализует в результате своего поступка, – голос Лютиковой был высокий, но не визгливый. – Ну, кто герои у наших детей и подростков? У мальчиков – мачо с гранатометом, олигарх с полными карманами денег и политик хапуга! У девочек – жена или любовница этой современной «троицы».

Коля хмыкнул.

– Какие у них мотивы? Власть, статус, комфорт и деньги! Такие мотивы стоят ниже жизни. Без нее они бессмысленны. Зачем нужна власть, если ты мертв? Я хочу прославить героя, за которым стоят вечные ценности: справедливость, свобода, любовь, вера! Я хочу, чтобы мальчишки и девчонки мечтали о том, что останется после них потом, а не для них здесь и сейчас. Нам легче поверить в то, что мы видим своими глазами, так пусть они увидят…

– Я дам вам интервью, – Юра посмотрел на женщину.

Та перевела дыхание.

– Хорошо. Тогда я приду завтра.

– Нет, я… найду вас сам.

– Обещаете?

– Да.

– Договорились, – согласилась журналистка. – Вот моя карточка, – она положила карточку на край прикроватной тумбочки. – Я буду ждать.

Она с упреком посмотрела на Колю и вышла из комнаты.

– Коля, – тихо позвал больной.

Толстяк подошел к кровати.

– Вытащи меня отсюда.

В следующий миг он уже крепко спал.

* * *

Ему снился сон.

Он взбирался на гору. На нем был меховой плащ и боевые доспехи. От боли в спине и левой лодыжке сводило зубы. Сверху вниз дул холодный ветер. От мороза занемели руки и щеки.

Он посмотрел вверх. Там, на вершине, была его цель.

– Нэбо…

Прошлой ночью его армия разбила лагерь внизу, в долине. Когда он вышел на рассвете из своей палатки, то сразу узнал эту гору, потому что видел ее во сне.

«У подножия гор ютятся демоны, карлики и подобные им существа, а на вершинах пребывают боги и герои», – вспомнил он слова своего учителя.

Его вызвался сопровождать один из его верных генералов. Огромный и суровый, он молча шел за своим господином, поднимаясь на вершину горы-призрака.

Когда они дошли до самого верха, ветер внезапно утих, и стало светло. Небо было чистым. Холодным огнем горели звезды. Огромная луна освещала противоположный отвесный склон горы и ее вершину.

Боль в ноге утихала, пульсирующими ослабевающими волнами. Боль в спине никогда не покидала его. Он привык жить с болью. То, что не важно и мешает важному, можно игнорировать.

Рядом, молча и неподвижно, встал его спутник, будто превратившись в каменную глыбу. Луна осветила жесткие черты его лица.

– Мы на месте, Ата, – сказал он, повернувшись к генералу.

Тот едва заметно шевельнулся.

– Да, государь.

Он снова повернулся к луне и медленно моргнул. Словно смаргивая какую-то завесу.

Перед ним было огромное ущелье, залитое лунным светом. Он сидел на краю, на громадном валуне. За его спиной стоял генерал. Темная тишина поглотила его сознание.

В следующий миг перед ним было все то же ущелье, только залитое ярким холодным солнцем, а рваные кусочки белых перистых облаков медленно плыли внизу, отбрасывая на дно ущелья огромные тени. В ушах шумела тишина, затопляя мозг мягкой легкой пеной.

Какая-то незнакомая, совсем малюсенькая часть его пела тихо и заунывно, повторяя одно и то же: эу, эу, эу. Он слышал эти звуки всем своим телом, которое уже давно перестал чувствовать. И откуда-то он знал, что эти звуки были его болью в спине.

Он моргнул еще раз, и все изменилось.

Словно огромная «вертикальная пасть», открывшись, захлопнулась вокруг него. Он с поразительной ясностью вдруг осознал себя тем, на что так долго смотрел все это время, в миг ощутив, увидев и услышав себя каждым камешком, травинкой, каплей росы и кристаллом снега этого огромного ущелья. Он был частью и целым одновременно, непосредственно и без сомнений воспринимая то, что его окружало, и чем он не был.

Он не был тем, что было на самом верху, – маленьким неподвижным человеком в ярком шлеме и плаще, смотрящим на него застывшим взглядом.

И в этот миг осознания «вертикальная пасть» снова открылась и захлопнулась вокруг него. И он снова стал человеком, глядящим на ущелье. Когда человеческое осознание наполнило его, «пасть» снова разверзлась, и он вновь смотрел на человека в шлеме, сидящего на вершине горы.

Ущелье – человек – ущелье… Он становился то одним, то другим, каждый раз меняясь, как только осознавал себя не тем, кем был до этого.

Так продолжалось бесконечно. Пока не произошло то, что должно было произойти.

После всех этих долгих лет поиска, наполненных кровавыми сражениями, славными подвигами, смертельной отвагой, бесконечной болью и бессмертной славой, он, наконец, нашел то, что искал.

«Ты непобедим, сын мой!» – услышал он далекий голос пифии перед тем, как пробудиться. – «И это твой крест».

В тот же миг он осознал себя на краю пропасти и медленно поднялся с валуна, вздохнув полной грудью. Сзади его поддерживал генерал. Он чувствовал жар по всему телу. Трясущимися руками он снял с себя шлем и обернулся.

– Ата! – сказал он срывающимся голосом. – Теперь я знаю! – и, набрав в легкие воздух, закричал…

* * *

Антон.

– Ну, что, коллега, велкам ту ауэр тим, как говорят англичане, т. е, добро пожаловать в команду. Английский знаешь?

Сергей, начальник охраны, здоровый мужик с пистолетом подмышкой, с интересом рассматривал огромного, как гора, человека, сидевшего перед ним за кухонным столом.

Антон покачал головой. «Обложив» большую кружку с дымящимся кофе огромными ручищами, он устало глядел на босса.

– Федя говорил, ты просто класс! Сечешь опасность на раздватри. Правда, что ли?

Брови Антона лениво полезли вверх. Уголки губ опустились. Вышла довольно глупая мина, типа «не знаю, о чем ты говоришь».

– Поделись, – с алчностью голодного шакала блеснул глазами НачОх, – как ты это делаешь?

Антон вдохнул запах кофе, наклонившись над кружкой.

– Ну…

– Ага?

– Ээ…

– Так-так?

«Съехать» с темы не удавалось, и Антон нехотя ответил:

– Я… это… смерть чувствую…

– Не гони!

Антон отхлебнул кофе.

– Правда что ли? Так ты из этих…?

Антон громко сербнул.

– Ну, ты даешь! И… как ты это делаешь?

– Я не знаю, – пожал плечами здоровила. – Просто чувствую… что вот сейчас…

– И что?

– И реагирую.

– Клево. Не, ты не подумай, я тебе верю.

Антон искоса посмотрел на начальника.

– У меня куча друзей военных. Они говорят, что в боевых условиях, в сильном стрессе и с опытом чувства обосстряются до такой степени, что… Ну, в общем, сам понимаешь. У них был один парень, так противника слышал по биению сердца, представляешь? А другой, как кошка, в темноте видел, а третий на запах…

Антон поднял глаза и оскалился в улыбке. Получилось жутковато.

– Да, разное бывает.

– Ну, да ладно, разберемся, – начальник посерьезнел. – О деле. Ты будешь водить Софию, дочку Феликса. Объект особо важный. Хозяин не женат. Ребенок единственный и очень дорогой сердцу, – он внимательно посмотрел на подчиненного. – И, знаешь, что, Антоша? Готовь свое чутье. Потому что смерть ходит за ней по пятам.

* * *

– Добрый день, – худой высокий мужчина с «прилизанными» длинными темными волосами обращался к секретарше, глядя на визитку в руках. – Как мне повидаться с господином Растро… Растропо…

– Растропотоповым? – улыбнулась секретарь.

– Да, наверное, – и без того тонкие губы, растянувшись в слабую улыбку, превратились в узенькие розовые «ниточки».

Мужчина был очень бледен. Говорил тихо и мягко. Карие глаза были чуть прикрыты и смотрели с «поволокой», словно гипнотизировали собеседника.

Посетитель напоминал Гоголя на картинке из библиотечной книжки. Только намного более привлекательного. Было в его внешности и манере что-то уверенное, приятное, что-то, что притягивало женщин, как магнитом.

– Николай Леонидович у себя. Как вас представить?

– Торонин Владислав Васильевич.

– Вас ожидают?

– Не думаю, – спокойно сказал гость.

– Я сейчас узнаю, может ли он с вами встретиться.

– Спасибо, Мария, – мужчина пристально, «с надрывом», посмотрел на секретаршу.

– Откуда вы знаете, как меня зовут?

– Я учился с вашим братом Иваном в школе, – сказал Владислав Васильевич. – Только я был на два года старше.

– Аа, – девушка почему-то покраснела, – понятно.

– Вы меня не помните? – продолжал мужчина. – А я помню вас. Я как раз тогда из армии вернулся. Вы были подростком, – сказал он мягко. – Мария!

Секретарь совсем стушевалась.

– Подождите… эээ… минутку, пожалуйста, – и подняла трубку.

Торонин отошел в сторону, оглядывая офис.

– Скажите, пожалуйста, по какому вы делу к Николаю Леонидовичу? – снова обратилась она к мужчине, стараясь не смотреть на него.

Тот шагнул к ней и раскрыл перед ней маленькую книжечку.

– Я из полиции по поводу вчерашнего инцидента с его джипом. Капитан Торонин из полиции, – снова представился он, пряча книжечку во внутренний карман темного пиджака.

Секретарь кивнула и забормотала что-то в трубку.

– Проходите, пожалуйста, – сказала Мария подчеркнуто официальным тоном, указывая на коридор. – Третья дверь налево.

Капитан молча кивнул и двинулся в указанном направлении. Молодая женщина проводила его взглядом.

– Добрый день, – сказал полицейский, заходя в кабинет.

Хозяин кабинета как раз поднимался из-за стола. На нем был черный деловой костюм, сшитый, как видно, специально для него, потому что идеально сидел на высокой грузной фигуре, делая его скорее мощным и солидным, чем толстым и неуклюжим.

Белая рубашка, черный блестящий галстук, маленькие серебристые очки на носу. Сегодня он лишь отдаленно напоминал вчерашнего мультяшного медведя. Капитана Торонина приветствовал уважаемый и преуспевающий бизнесмен Николай Леонидович Растропотопов.

Посмотрев в раскрытую синюю «книжечку» в руках гостя, Коля протянул ему огромную, как весло, ладонь.

– Добрый день, капитан.

Торонин с любопытством оглядывался. Здесь было на что посмотреть.

Дизайн кабинета был монументальным. Схематически помещение можно было разделить на 4 равнобедренных треугольника, сходившихся вершинами в центре квадратной комнаты.

Потолок был куполообразным, каждая из 4 частей которого изображала небо в разные времена года.

В серую стеклянную поверхность осеннего «неба» стучали, стекая, капли дождя. На зимнюю часть мягко опускались снежинки, и, сдуваемые легким ветром, собирались в маленькие снежные завальчики в нижних углах. В светло-голубой весенней части купола плыли облака, из летнего «неба» ярко светило «солнце».

Двойной пол имитировал землю. Искусно скрытая подсветка давала возможность увидеть внутри под прозрачной поверхностью камни, покрытые пеплом, плавно переходящие в песок, затем в глину и, наконец, в чернозем.

Стены комнаты и дизайн прилегающих частей кабинета изображали стихии и формы жизни на земле.

Под «жарким» летним «небом», в стене, находился старинный камин из красного кирпича, в котором весело горел настоящий огонь. А рядом, из каменного «пола», в форме кресел и столика возвышались огромные каменные «бабы».

Осень «заливала дождем» множество кадок, наполненных землей, в которых росли разнообразные растения со всех уголков мира. В некоторых местах, прямо из песочного «пола» торчали огромные кактусы.

На красной глиняной «земле» под снежным «небом» стояли искусственные чучела представителей животного мира. Здоровенный, величиной во всю стену, жидкокристаллический экран изображал парящего в воздушных просторах Антарктиды белого королевского альбатроса.

Под бегущими весенними облаками, на фоне огромных аквариумов с тропическими рыбками стоял письменный стол с единственным разумным обитателем этой поистине потрясающей комнаты.

– А где же насекомые? – серьезно поинтересовался гость, оторвавшись от созерцания окружения. – И микроорганизмы?

– Они тоже здесь, – засмеялся Коля, указывая на кресло-бабу, – мы их просто не видим.

– Как ваших нано роботов, – спокойно сказал полицейский, присаживаясь.

«Каменная» баба оказалась мягкой и шершавой на ощупь.

– Именно так! – эмоционально объявил Николай Леонидович, присаживаясь напротив. – Именно так! – и засмеялся, радостно и громко. – Так что насчет моего джипа, Владислав Васильевич?

– Насколько я знаю, он в автомастерской, – карие глаза изучали бизнесмена, – но его нельзя восстановить.

– Ааа, – Коля покивал.

Помолчали.

– Вы пришли, чтобы сообщить мне это?

– Нет, – Торонин достал из кармана мобильный. – Я пришел по поводу вашего сотрудника, Юрия Громова.

Коля заинтересованно сдвинул брови, разглядывая фотографию на экране протянутого телефона.

– Громова?

– Да, – спокойно подтвердил полицейский, убирая мобильный назад в карман. – Того самого, что разбил вчера ваш джип за 150 тысяч долларов. А что, его не так зовут?

– Ммм, – неопределенно промычал Коля, игнорируя вопрос. – Что с ним? Вчера в больнице мне сообщили, что у него ничего серьезного.

– Он исчез из больницы.

– Да что вы? – удивился Коля. – Куда? Как?

– Никто не знает. Вечером, когда вы к нему приходили, он был, а утром пришел врач на осмотр, а его и след простыл.

– Да ну? – Коля разглядывал альбатроса. – Ага-ага…

– Вы заявление писать будете? – резко спросил капитан.

– Какое заявление?

– Он ведь ваш джип угнал, кажется. Разбил.

– А, нет-нет. Не буду. Он ведь герой. Детей спас.

– Он участник ДТП. Серьезного.

– Участник, но не виновник, – Коля поднял вверх указательный палец. – И вообще, насколько я понял, пострадал мой джип, столб и кабина КамАЗа? А если б не Юрий, то неизвестно, что бы было с теми детишками в автобусе. За свой КамАЗ и за столб пусть виновник отвечает. А по поводу джипа я заявление писать не буду.

– Почему вы его защищаете? – разозлился капитан. – Он вам друг?

– Он мой сотрудник. Он – часть имиджа компании.

– Расскажите про него!

Коля собрал в дудочку толстые губы и посмотрел куда-то в сторону.

– Один из участников одного из проектов.

– Все? – Торонин прищурился.

– Талантлив, нелюдим, но они тут все такие. В душу я к ним не лезу, главное, чтоб результат давали.

– У него есть семья?

Коля пожал плечами.

– Вчера в больницу к нему какая-то баба молодая прибежала, сказала, что жена.

– Где он живет?

– Понятия не имею.

– Дайте мне его личное дело!

– С какой стати? У вас есть ордер? Я же сказал, заявление писать не буду. Что вы к нему прицепились? Из больницы удрать – не преступление!

– Он – свидетель ДТП.

– Да у вас тех свидетелей – хоть пруд пруди. И все покажут, что он герой.

– Значит, дело давать не будете?

Коля молчал.

– Понятно, – полицейский встал. – Всего вам хорошего, Николай Леонидович.

– И вам того же и по тому же месту, – и увидев удивленное лицо капитана, добавил, – так мама моя в детстве говорила.

– Мама, – повторил Владислав Васильевич задумчиво.

Проходя мимо стойки секретаря, Торонин остановился.

– Мария, – обратился он к секретарю, которая тут же вся «расцвела» алым цветом. – Существует мнение, что ничто не случайно в этом мире, – он приблизился к стойке ресепшен. – Вы верите в это?

* * *

В маленькой коморке-чулане, среди швабр, ведер, каких-то заплесневелых стеклянных банок, пыльных тряпок и треснувших горшков стоит старое выцветшее кресло. В кресле сидит старая-престарая старушенция. Как и полагается в таком преклонном возрасте: нос крючком, глаза щелочки, губы впали в беззубый рот, лицо – как вымоченное яблоко. На голове – клок седых растрепанных волос, кое-как собранных на затылке в гульку. Синеватые из-за вздувшихся венок худые руки сжимают на груди края старинной шали.

Под потолком горит единственная лампочка без плафона («дуля»).

Старушка изредка шевелит ногами в поношенных шлепанцах, шаркая ими по полу коморки, и слеповатыми глазами следит за действиями своего внука.

Юра, расположив маленькую табуреточку у ее ног и присев рядом прямо на пол, держа руки в кусочках разноцветного пластилина кистями вверх, с интересом разглядывает только что вылепленную фигурку древнего рыцаря в плаще и шлеме.

Рыцарь установлен на деревянной дощечке рядом с огромным разноцветным шаром пластилина. Шар слеплен из пластилиновых кусков разных цветов. В основном темный, тон его содержит причудливые разводы красного, белого, синего, желтого и зеленого, делая его похожим на отполированный мраморный шарик. С одной его стороны выщипан значительный кусок материала, как видимо на вылепку того самого рыцаря.

– Вначале все было вместе, и все было едино. Как твой пластилин, – шамкает старуха, указывая на кусок. – Одно смешанное бытие. А когда все одно, то ничего и нет! А потому вначале была Великая пустота. Хаос. Когда еще ничего нет, но все может быть. И тогда Господь начал делить единое, чтобы что-то было. Сначала на небо и землю, потом на воду и сушу. Кусочек туда, кусочек сюда. Так и создал жизнь.