Скудный багаж практических навыков
Я закончила лечебный факультет мединститута, т.е. врач широкого профиля. Но с какими практическими навыками выходит выпускник? А с чем он сталкивается в реальной жизни! Мало не покажется. Я довольно серьёзно относилась к учёбе в институте и всегда старалась получить повышенную стипендию. Но чтобы увлекаться какой-то специальностью, например, хирургией, у меня такой страсти не было. Это просто мне не под силу. Уже на 2 курсе скорее из-за особой обаятельности профессора кафедры гистологии Вячеслав Дмитриевича Зайцева, я заинтересовалась этим предметом… Его лекции – это монолог актёра, красочно, увлекательно описывающий строение клеток и тканей человеческого организма. Я пошла в кружок гистологии.
В лаборатории был запах горячего парафина. Мы с лаборанткой делали заливки материала в парафин, резки на микротоне, потом окраску. Заключительный этап – смотреть препарат, дифференцировать, какие клетки там обнаружены. Привлекал не сам предмет, а обаятельный голос, изысканные манеры профессора. Я и на экзамен шла как под гипнозом. Мне попался билет «развитие женских и мужских половых органов». Поверьте, оно всё начинается одинаково, потом дифференцируется каждый в свою сторону. Отвечая на билет, я там что-то напутала. Вячеслав Дмитриевич меня слегка поправил: «Это же Ваши органы». И я уже продолжила ответ «ваши, наши органы». Смотрю, вся комиссия давится от смеха. Осознав, что я лепечу, чуть было не рванула к двери. Меня остановили, задали ещё несколько вопросов, я получила 4 и больше на эту кафедру не пошла. Я представляла себе, что если бы я явилась, то все бы сразу вспомнили «ваши, наши органы».
На 4 курсе у нас был предмет «Организация Здравоохранения». Я не могу сказать, что я испытывала интерес к административной деятельности. Но и экзаменатор – преподаватель, переведённый с военной кафедры, – очевидно, не очень ориентировался в медицине. Спрашивает меня:
– Что такое: маленький не болеет, вырастет заболеет?
Оказывается, он имел в виду прививку БЦЖ от туберкулёза. Я с ходу не разгадала его вопрос-загадку. Забыв, что на экзамене, на этот юмор экзаменатора ответила в той же манере.
– Вопрос сформулирован в армянское радио, – выпалила я, не подумав, что передо мной какой-никакой экзаменатор. Он поставил мне 3. Это был приговор – следующий семестр «сосать лапу». Тогда были правила такие: если все 5, но хоть одна 3, стипендии нет.
Это – один из тех случаев, когда не было бы счастья, да несчастье помогло – благодаря этому я освоила навыки процедурной сестры. Оставшись без средств, я устроилась на работу в туберкулёзный госпиталь. Для меня всегда было наслаждением общаться с больными. Я никогда не подавала вида, что мне неприятно или что я боялась заразиться. Узнав мою сердобольность, когда я дежурила, больные, даже из одиночных палат, где доживали последние дни, часто звонили, чтобы я зашла к ним. И я часами просиживала у кровати больного, слушая его исповедь. Когда начиналось кровохаркание, нужно было вводить хлористый кальций внутривенно немедленно. Представьте себе, в этот драматичный момент нельзя было допустить ошибку – пустить хоть каплю под кожу, потому что хлористый кальций вне вены вызывал некроз. Чтобы руки не дрожали, я выпивала перед каждой такой процедурой успокоительное – бром. Если за ночь несколько таких эпизодов, ты уже выходишь «хорош», можешь и в вытрезвитель попасть. Однажды я, возвращаясь после дежурства домой, уснула в трамвае. По совпадению это случилось на Пасху, я проделала несколько кругов, пока кондуктор меня не растормошил.
Обычно дежурства были по субботам. Но один раз я дежурила среди недели, и после дежурства я спешила на кафедру госпитальной хирургии, т.к. была назначена ассистентом на операцию. Вся группа сидела на галёрке и через стекло наблюдала за операцией, а я стояла за операционным столом и держала какой-то крючок. Через какое-то время меня кто-то взял за плечо и вывел из операционной, потому что я чуть было не упала в операционную рану. Это был доцент и заместитель декана Михаил Максимович Пахно. Он спросил:
– Что с тобой?
– Я дежурила в туберкулёзном госпитале ночью.
У него глаза округлились от удивления.
– Почему?! Что тебя заставило пойти работать в туберкулёзный госпиталь?!
– Я получила 3 по организации здравоохранения и осталась без стипендии. Другого места я не нашла.
– Зайди сегодня же в деканат.
В тот же день мне выдали стипендию. Мои хирургические навыки на этом и закончились. Всё остальное по мере необходимости пришлось самостоятельно осваивать на рабочем месте с дипломом врача…
Что касается работы акушера-гинеколога, в институте я и не видела, как и откуда появляется ребёнок. А на практике пришлось столкнуться ох с каким случаем! Но об этом – в следующем рассказе.
Когда мы проходили практику по оториноларингологии, мы каждый осматривали друг друга, мои миндалины были как помпушки, ещё и с гноем. Доцент посоветовала мне их удалить, назначила время. Через неделю меня положили в клинику. На следующий день мне нужно было готовиться к операции. Проходя по коридору, я увидела, что в мужской палате юноша задыхался. Он был весь буквально высохший. Лицо выражало невыносимые страдания. Он стонал, звал на помощь. Я с ним поговорила, открыла окно и ушла в свою палату. Через какое-то время его из палаты вынесли в коридор. Он стонал и обращался к каждому.
– Позовите девушку, которая подходила ко мне в палате. Прошу Вас, быстрее!
Я подошла. Лучи заходящего солнца осветили его. Улыбка блаженства озарила его красивое лицо, голубые глаза, правильные черты лица. Он попросил:
– Дай мне руку.
Он взял мою руку и крепко её держал.
– Где ты была, почему ты не пришла раньше? Я так тебя ждал.
Пришла доцент, мы вместе сидели с ним до полуночи. Он не отпускал мою руку. Потом я освободила её, и он с блаженной улыбкой оставил этот мир. Так я впервые встретилась со смертью. У мальчика была миастения гравис – неизлечимое заболевание – нарушение связи между нервными окончаниями и мышцами – и удаление миндалин было последней каплей, которая прекратила его мучения.
А на следующий день эта же доцент удаляла мне миндалины. Из моих миндалин фонтаном била кровь. Я облила всю её – и лицо, и фартук. Благодаря этой операции я наконец избавилась от ангин и осложнений. Этот эпизод остался в моей памяти навсегда.
Перед распределением на курсе был ажиотаж. Каждый старался выбрать себе тёплое местечко. Многие стремились правдами и неправдами остаться в Одессе. После удачного доклада по РЭГ профессор Коровицкий предложил мне остаться на кафедре. Я ходила на кружок, присматривалась, что это такое делать науку. Меня уже поздравляли, что я стану одесситкой. И вдруг в последний момент меня осенило: «Поеду-ка я подальше, потому что вряд ли смогу что-либо полезного предложить другим, не попробовав, что же я сама смыслю в этой очень ответственной профессии». На распределении неожиданно для всех я заявила: «Хочу поехать на целину».
На курсе из 250 человек только троих оставляли при институте. Но я думаю, что поступила правильно. Хотя бы потому, что поработав несколько лет рентгенологом, я нашла какие-то очень нужные моменты в практике. Навыки по конкретной специальности врач получает во время специализации. А первое время полагается на волю божью.
Начало врачебной карьеры Навластвовалась всласть
Глава 1.
1965 год. Окончена учёба в Одесском Мединституте. Чему научились и чему научит жизнь – едем познавать за тридевять земель в Северный Казахстан. В Кустанайской области мы с Евгенией Ивановной Козлик были год назад со строительным отрядом. Просторы для будущей деятельности манили нас. Чтобы не было скучно, я купила магнитофон «Аидас», а мой друг-сокурсник Володя Решетняк записал самую большую кассету песен в своём исполнении и ещё в придачу 8 кассет итальянской, испанской, немецкой, английской, японской, танцевальной латино-американской музыки. Слушай и наслаждайся! Для работы захватили книг сколько могли.
В Целинограде меня с Женей направили в распоряжение Кустанайского облздравотдела. Завоблздравотделом – женщина внушительных габаритов, блондинка приятной наружности – без всяких сантиментов приступила к деловой беседе.
Сравнительно с заведующей Женя и особенно я выглядели, мягко выражаясь, мелковато. Не знаю, почему ей пришла в голову мысль предложить нам работу в первой типовой больнице Кустанайской области. Она обратилась ко мне:
– Анна Дмитриевна, у нас есть замечательное вакантное место главврача в Московском зерносовхозе. Скоро мы сдадим в эксплуатацию первую в области типовую больницу. Я Вам предлагаю должность главного врача.
Я смутилась.
– Это большое доверие, но по Сеньке ли шапка?
– Не волнуйтесь, Вы мал золотник, да дорог.
Мне деваться было некуда, как говорится, взялся за гуж, не говори, что не дюж. И вот мы в зерносовхозе Московский. Вокруг – степь да степь кругом, где-то подальше -частные строения, в центре – двухэтажные казённые дома, сарайки, и везде – кучи навоза. Приступили работать мы в старой больнице. Середина августа – время, когда мух особенно много. Когда мы вошли внутрь стационара, мух – как пчёл в улье, я нигде больше столько не видела. Первый приказ главного врача звучал так:
– Всех нужно вооружить мухобойками, развесить липучки и любыми способами избавиться от мух. Больные и сотрудники с большим усердием выполняли мой приказ, и мы как-то от этих мух освободились дня за три.
Вечером я пошла в правление совхоза. Директор явно был не в духе. Я, сделав вдох-выдох, вошла в кабинет, представившись соответственно этикету, обратилась:
– Борис Петрович, в посёлке – полная антисанитария. Возле каждого дома – кучи навоза, в больнице – рой мух. Это же просто рассадник заразы. Выделите машины, и я сама готова завтра же выйти, погрузить этот навоз и вывезти его куда-нибудь на поля.
Моё рвение было воспринято как причуды. На общей фотографии директор совхоза сидит рядом со мной. Как вы видите, это настоящий шкаф против меня. Сверкнул своими орлиными глазами.
– Вы – молодой врач. Разбирайтесь со своим хозяйством как врач, а не грузчик навоза.
– Если не уберут навоз, я вызову санэпидстанцию.
– Не кипятитесь, что-нибудь придумаем. У меня сейчас уборка горит!
Мне оставалось не терять бдительность и вместе с фонендоскопом рядом держать хлопушку для мух. Все следовали моему примеру. Заведовал больницей фельдшер Борисовский Виталий Павлович. Он считал себя мастером на все руки, вплоть до того, что даже зубы готов был рвать и сложные переломы вправлять без всякого рентгена, и чувствовал себя как универсальный профессор. Смотрел на меня, как на неотёсанную милюзгу. Мне приходилось его останавливать. Несмотря на его любезное обращение ко мне, было ясно: глядит лисой, а пахнет волком.
Через пару недель нашей работы поступила беременная на последнем месяце с большим флюсом. Борисовский хотел было вырвать зуб, я не разрешила, и сама сопровождала больную в областную больницу. Ей вырвали зуб, оказали необходимую стоматологическую помощь, и тут же в кабинете стоматолога начались схватки. Её перевели в родильное отделение… Через пару дней заехал к нам её супруг и сообщил:
– Роды были тяжёлые, но всё обошлось благополучно.
Несмотря не явный ляпсус, Виталий Павлович ходил гоголем. Я поддерживала учтивое обращение к старшему товарищу до определённого момента. Однажды после аварии поступил председатель совхоза Карла Маркса со сложным переломом обеих костей голени со смещением (территориально ещё несколько посёлков были прикреплены к нашей больнице). Виталий Павлович, видно, хорошо знал потерпевшего и заливался перед ним соловьём.
– Сейчас мы Вам сделаем обезболивание, вправим Ваши переломчики, и всё будет как прежде.
Меня как Бог направил. Я стояла у порога и слушала сладкие трели Борисовского. Он сделал укол промедола и хотел уже начать вправлять.
– Стоп! – говорю. – Наложите иммобилизационную шину и отправляйте в областную больницу.
Здесь наш мастер на все руки из глаз пустил на меня огненные стрелы и сквозь зубы процедил:
– И чему их учат в институте?! Ничего не умеют.
Фыркнул и вышел.
Я сделала нормальную иммобилизацию, проследила, чтобы больного бережно положили в машину и пригласила Борисовского в ординаторскую.
– Виталий Павлович, любая манипуляция с переломом со смещением опасна. Это может вызвать повреждение сосудов или тромбоз. Даже в травматологических отделениях такие переломы вправляют вытяжением. Без моего разрешения за такие вправления не беритесь.
После этого разговора он как-то отстранился от всякой работы.
На поликлинический приём шли больные до самого вечера. Мы с Женей чередовались. Как-то вечером я отпустила её домой, а сама пошла в стационар. Там было две палаты по 6 человек в каждой и ординаторская. Шкаф с инструментами и медикаментами. Стемнело, я включила свет. Маленькая лампочка 40 Ватт тускло освещала комнату. Я стала заполнять истории болезни. В ординаторскую вошла женщина с ребёнком на руках. Девочка годиков двух не плакала, а крепко держалась ручонками за маму. Мама с тревогой обратилась ко мне:
– Помогите! Она час назад выпила уксус! Вначале плакала, а потом успокоилась.
Внешне никаких проявлений ожога губ не было видно. Да и при том освещении просто нельзя было увидеть. И всё же я направила их срочно в областную больницу. Через два дня девочка умерла в областной больнице.
Мне стало так страшно, хотелось оставить этот диплом врача и пойти лучше дороги строить. Главврач района меня успокаивал. Невероятный страх особенно за детскую жизнь не покидал меня.
Единственный выходной, который мы позволяли себе, был воскресенье, и то, когда мы шли в кино, мы в дверях оставляли записку «Пошли в кино!».
Часто наш отдых прерывали. Открывалась дверь:
– Врачей на выход.
Я Женю оставляла, а сама выходила. Вспоминаю случай. Возле кинотеатра стоял газик. Вышла женщина с годовалым ребёночком.
– Доктор, помогите пожалуйста, два дня болеет, а не узнать.
Посмотрела – личико у ребёночка сморщенное, как у старичка, и такое страдальческое выражение, хоть плачь.
– Что случилось? Когда и как заболел?
– Два дня температура, какает жидко как водичкой, и что ни выпьет, всё обратно вырвет. Живём мы 10 км от Московского. Не могла машину найти. Доктор, помогите!
Налицо обезвоживание от диспепсии. Требуются срочные меры. Я сама сопровождала ребёнка в областную больницу. Понимая, что главное в таких случаях – капельница внутривенно раствора Рингера, как это делается у детей я не знала. Время терять нельзя. Как быстро детки умирают от обезвоживания у меня был горький опыт во время студенческой целины. Но на этот раз Бог миловал испытать смерть ребёнка.
В посёлке в казённых домах жило много ссыльных за какой-то криминал. Что творили девицы-красавицы?! Это я вам скажу, мама не горюй! К нам поступали они после криминальных абортов, часто в состоянии сепсиса. Поди знай, отчего она жёлтая!? Первый вопрос, конечно, был:
– Не предпринимали ли Вы попытку прервать беременность?
Часто признавались, и мы направляли их в район. Деваться некуда. Мне пришлось отсылать Женю на специализацию по гинекологии с середины сентября на 2,5 месяца в областную больницу.
Глава
2
В октябре мы начали переезд в новую больницу. Борисовского оставили в старой, там вскоре открылся тубдиспансер. Мне явно не хватало медицинской литературы. Я в Одессу написала Володе моему верному другу-сокурснику (о нём рассказ «Хирург от Бога»)
– Я здесь всякий разный врач и мне катастрофически не хватает литературы.
Он откликнулся довольно быстро и прислал мне 15 книг по разным предметам.
Одолевали не только заботы врача, но и хозяйственника. Нужно было на зиму заготовить картофель, свёклу, капусту, морковь. Овощехранилище было большим, с вентиляцией, и мне хотелось, чтобы традиционный борщ был почаще в меню нашей больницы. Повар у нас была замечательная женщина, и обеды всегда готовила вкусные, как домашние. Признаюсь, в овощехранилище сама не полезла, как всё сложили не проверила. За это по весне и ответила.
В день сдачи объекта понаехало с области и района разных специалистов: строители, санэпидстанция, пожарник, главврач районной больницы, совхозное начальство и т.д. И непонятно, по какому поводу в центре среди солидных людей девочка подросток. А, это и есть главврач!? Неужели? Непохожа! Но это факт, я – главврачишка. И спрос был на всю катушку, без снисхождения. В верхнем ряду второй напротив двери – санитарный фельдшер Мухин Иван Иванович. Он всегда меня поддерживал, рисовал санбюллетни, так что коридор был в картинках как галерея.
Большинство из этих молодцев я видела только во время сдачи-приёма здания больницы. А вот главврач районной больницы Четыркин (на фото крайний в белой рубашке при галстуке) любезно взвалил на меня столько, что сейчас я просто удивляюсь своему терпению. Рядом с ним – начальник строительства Китаев. Ещё тот гусь. Ну и возле меня в светлом свитере – директор совхоза Юдаков. Перед всеми обещал по-отечески всегда помогать. К нему-то я бегала через день. Непросто было что-то выпросить.
В день новоселья мы устроили настоящий праздник с танцами. Я как хозяйка дома уделила всем внимание и протанцевала с каждым из тех, кого вы видите на историческом фото. Не напрасно я на 6 курсе купила магнитофон, а Володя дал мне несколько кассет прекрасной музыки. Мы с девчонками в общежитии в своей комнате сдвигали кровати и танцевали. И на этом празднике я отвела душу с главным архитектором (жгучий брюнет за спиной пожарника) – танцевала до часу ночи. Больше его никогда не видела. Имени не помню.
На утро началась новая жизнь. Неведомо откуда налетели корреспонденты из Москвы и Целинограда. Я всем отвечала:
– Никаких прогнозов не строю. Поживём – увидим.
Четыркин сказал мне:
– Анна Дмитриевна, поторопитесь прислать бухгалтера, оформить документы на получение мягкого инвентаря и кое-какого оборудования.
Желание ничего не упустить было абсолютно не подвластно мудрой пословице «тише едешь дальше будешь». Добрый разум наживёшь не сразу. Может быть лучше было бы быть похитрее. Исподволь и сырые дрова загораются. Это я теперь понимаю. А тогда я тут же вызвала бухгалтера.
– Валентина Петровна, завтра поезжайте в Затоболовку и оформите документы на мягкий инвентарь и оборудование.
Валентина Петровна – дама весьма элегантная, себе на уме. Ответила мне свысока.
– Не только завтра, я вообще на этой неделе не смогу поехать.
Меня это просто взорвало, я настояла на своём. Она поехала, оформила документы и больше в Московский не вернулась. Но остались её друзья! Уж они попили мою кровушку!
Вскоре мы получили мягкий инвентарь, рентген аппарат РУМ-4 и специальную крытую машину санэпидстанции. На эту большую машину я приняла парня, отслужившего армию, Гришу. Воинскую дисциплину он всегда соблюдал и на службе, и в больнице. Небольшого росточка, худенький, а настоящий орёл. Всегда безотказный, всегда как на посту.
На первом этаже разместилась поликлиника, на втором – стационар минимум на 30 больных. Мне 24 часа в сутки не хватало, чтобы всё успеть. Я затрудняюсь сказать, сколько приходилось принимать больных. Всегда было полно. В поликлинике положено, чтобы на приёме с врачом сидела медсестра. Со мной сидела Зиночка – очень хороша собой, кроткая, услужливая, да ещё с каллиграфическим почерком. Все амбулаторные карточки заполняла она под диктовку. Поэтому я имела возможность внимательно осматривать каждого больного. С какими бы жалобами он ни пришёл, я и лёгкие послушаю, и давление измерю, и горлышко осмотрю. Иногда совершенно случайно обнаружу какое-нибудь редкое заболевание. Например, коортацию аорты. Сам такой осмотр доставляет удовольствие и больному, и врачу. И амбулаторные карточки образцово-показательные.
В стационаре все истории болезни приходилось ежедневно заполнять самой. Чтобы запомнить всех иногда делала обход по два раза. На мне была и вся административная документация: записи в трудовых книжках, приказы и т.д. От этой писанины я задыхалась. Может это нужно было поручить кому-то другому также как и вызовы на дому. Что теперь скажешь? На свою глупость жалобу не подашь.
Домой приходила поздно. Готовила ужин и слушала прекрасную музыку, вспоминала Володю. А как его забыть? Немного отдохнув, я принималась за чтение медицинских книг. Вот и получалось: слушаю музыку – вспоминаю, читаю – тоже вспоминаю.
В наследство от старой больницы мне досталась старая Волга. Нужен был шофёр. Где-то в середине октября пришёл демобилизованный солдат Владимир Горст. Настоящего богатырского сложения. Многие помнят артиста Столярова. Он играл в кинофильме "Цирк". Так Владимир Горст – точная его копия: светлая роскошная шевелюра, правильные черты лица. Приняла я его на работу. Машина старенькая, требовала ремонта. Какие-то детали нужно было доставать. Я не автомобилист, но благодаря моей работе до сих пор помню запчасти: какие-то стаканы, втулки, карбюратор, передний мост, задний мост. Мне пришлось ездить с ним по ремонтным мастерским и выпрашивать. Авторитет среди населения у меня был, и многие детали мне отдавали в благодарность за моё усердие. Кое-как машину поставив на колёса, мой шофёр предложил мне опробовать, как она поедет. Объяснил на что нажимать, как рулить, и мы поехали на вызова по посёлку.
Как мне это понравилось! На вызова мы большей частью пешком ходили, а тут на машине, да ещё сама веду! Здорово! Со временем я так осмелела, что однажды согласилась вести машину по просёлочной дороге в район с пассажирами – сотрудницами. Впереди ехала бортовушка. И вдруг её внезапно развернуло поперёк дороги. Я вовремя успела нажать на тормоз, и наша машина в нескольких сантиметрах остановилась перед бортовушкой. Никто ничего особенно не понял, но я с тех пор никогда не садилась за руль. Вечером Владимир зашёл ко мне как утешитель и похвалил меня за быструю реакцию. Мы ведь оба были на мгновение от аварии и довольно крупных неприятностей. После этого случая он стал захаживать ко мне по субботам, а иногда и среди недели. И эти посиделки как-то незаметно приобрели форму свиданий.
Вернулась Женя после специализации акушером-гинекологом. К ней сразу потянулись желающие избавиться от бремени. Эту брешь закрыли, другая явно стала на очереди. Пошлёшь больного на рентген желудка в Затоболовку. Он промается туда-сюда по 70км и приедет с запиской: «Больной к исследованию не подготовлен, в желудке много жидкости». А как этой жидкости не быть, если он целый день голодный.
Вот и решила я освоить специальность рентгенолога. Аппарат РУМ-4 у нас бездействовал! Обратилась к Четыркину. Он приветствовал мою инициативу. У него в кабинете такой же РУМ-4. Дал мне кучу литературы, и мы договорились, что я буду два раза в неделю приезжать, когда у него приём, и практиковаться. Ночами я штудировала книги по рентгенологии. Экран у РУМ-4 хороший, всё видно чётко. Через месяц я возомнила себя рентгенологом. И Четыркин как главврач районной больницы благословил меня проводить рентген обследование. Только забыл дать хоть полставки за этот как всем известно вредный труд.
Два раза в неделю я принимала больных в рентген кабинете. После того как диагностировала у двух кавернозный туберкулёз, Четыркин был от меня в восторге. И решил посылать на профосмотры механизаторов, животноводов, допризывников и т.д. из других посёлков. Тогда Р-скопия заменяла флюорографию. Иногда на скопию приходило по 40-50 человек. Отчёт принимали, но штаты так и не добавили. И ни у кого – ни у санитарок, ни у медсестричек не было желания загорать под рентген лучами. Всё делала сама. Закроешься один в тёмном кабинете, глаза адаптируются, и вызываешь по одному. Сама должна и записать в журнал, и провести за экран и т.д. Словом, сам пью, сам гуляю! Ну и дура, уверена, скажет кто-то из читателей. Действительно, пословица как про меня: «Тот дурак, кто сам себе враг». А я радовалась, что и эта служба у нас есть.
Вскоре нам прислали зубного врача. Теперь хоть не будут с меня спрашивать зубы рвать. На тот момент в совхозе не было свободной квартиры, и я пригласила Лиду жить с нами. Лида была настоящая русская красавица. Статная, высокая, правильные черты лица, бровки стрелочкой, губки бантиком – словом картинка. Мы жили дружно. По выходным иногда слушали магнитофонные записи. А вскоре Лида по вечерам стала уходить на свидание к "Боре," а мы с Женей варились в своём водовороте.
Если Вы думаете, что я, позавтракав, бежала к больным, Вы ошибаетесь! В 7 утра я бежала проверить как дела в кочегарке. И это не просто так! Батареи в больнице едва теплились, а если проворонить, то и разморозятся. Пару раз я застала кочегара в «негляже». Ему то тепло, а в печах огонь погас и батареи совсем остыли. Так после этого я день и ночь глаз держала востро. И к директору совхоза часто просьбы были. Теперь я задним умом крепок. Все эти заботы нужно было поручить завхозу: заказать машину, чтобы откачали септик, или клянчить что-то сделать по хозяйству, вызвать электрика, плотника или слесаря. А я всё это взяла на себя. Наверняка директора можно было застать в правлении очень рано утром. С ним натощак сговориться непросто, когда за услуги он просил плату иногда непомерную. А медицина во все времена нищая.
Правление – в центре посёлка, а больница – на окраине. В зависимости от направления ветра я шла к своим больным, преодолевая его порывы, или неслась как на крыльях, едва успевая перебирать ногами. Вообще, погода в тех краях – особая тема для разговора. Здесь и зимой и летом может быть буран. Летом – пыльные бури: и в глазах песок, и на зубах аж скрипит. А зимой как наметёт выше метра сугробы, пока дойдёшь до больницы – весь мокрый. Как будто целый день на тебе пахали. Но расслабляться некогда. Обход по хозяйственной части, пятиминутка, обход больных в одном корпусе, в другом, приём поликлинических больных и т.д…