Люди, которые впервые оказывались в ее дачном доме, делились на две категории – осуждающих и восхищенных. Осуждающие сразу начинали указывать ей на требующие замены оконные рамы, стершуюся краску полов, кое-где отвалившуюся штукатурку на трехметровых потолках ее старого и такого любимого дома… Восхищенные же сразу видели в нем суть – память времен. Стулья начала прошлого века, Варин письменный стол, за которым она делала уроки в 80-х годах прошлого века, торшер, который стал первой совместной покупкой родителей, только что въехавших в свою нынешнюю квартиру за три года до рождения Вари, серебряные столовые приборы, доставшиеся от прабабушки по маминой линии, – вся эта эклектика была чрезвычайно дорога Варваре, поэтому люди, которые ее не принимали, сразу выпадали из круга близких. Олег же, глубоко вздохнув, с порога заявил: «Вот это да! Почти как у меня дома!» – и сразу стал еще ближе.
На даче у нее еды не было, а в магазин они не заезжали, но зато у него с собой были щи, которые, как он выразился, «не удалось забыть у мамы». Оказалось, что он, бедный, весь день таскал их с собой в портфеле – и в поликлинику, и в ресторан, и домой к Вариным родителям.
«Точно как папа», – пронеслось в ее голове и заставило задохнуться от радости встречи с такой родной и привычной рассеянностью – или даже робостью.
Он обошел дом, подробно рассматривая каждую милую ее сердцу деталь, вынимая из шкафа книги, поглаживая старую обивку дивана… За это время Варвара, как будто парящая в невесомости, накрыла на стол: разогрела мамины щи, нашла в морозильнике и отварила сосиски, нарезала хлеб, предусмотрительно хранившийся с прошлого ее приезда в холодильнике. Украшением всей этой нехитрой трапезы было шампанское, оставшееся у нее от каких-то давних гостей. Чтобы его охладить, они поставили бутылку в эмалированной ведро с ледяной колодезной водой. И ей не было стыдно за проржавевшую кое-где эмаль, и за то, что в XXI веке в доме нет водопровода и канализации, и что спать они будут на старом продавленном диване, ровеснике как минимум ее мамы…
А время ложиться спать неумолимо приближалось, хотя он вовсе не торопился, а она как могла оттягивала этот трепетный момент, как будто и правда была нетронутой невестой. Они долго сидели за столом, он показывал ей в своем телефоне фотографии дочки и племянницы, они смотрели какую-то лабуду по телевизору и вышучивали все, что им показывали, ели щи и сосиски, запивали их шампанским и чаем, и им было просто хорошо.
Так хорошо и спокойно, что Варвара даже не заметила, как они оказались в постели. Она не запомнила того неловкого момента, когда нужно раздеться и показать свое уже далеко не идеальное тело. И увидеть его, Олега, тоже без оболочки приличий. Она как будто погрузилась в легкое забытье и очнулась только уже под одеялом, когда нечего стесняться и можно просто плыть по течению ощущений, которые оказались еще живы. И все это было так непохоже на то, что она привыкла называть сексом! Это была любовь.
Ночью она несколько раз просыпалась от того, что он вставал и выходил на улицу, по дороге прихлебывая что-то со стола. «Наверно, сушняк: мы так много всего намешали», – подумала она и умилилась.
А еще один раз она проснулась от собственного голоса: «Больно-больно!» – причитала она сквозь сон, потому что оказалась в той позе, когда сильно ноет нога. Он погладил ее по плечу, еще крепче прижал к своему теплому сдобному животу, сказал строгим голосом: «Утром мы обсудим, что у тебя так болит», – и у нее сразу все прошло. И даже не накрыло волной жара, несмотря на присутствие рядом такого мощного источника тепла.
Встала она, как обычно, рано. Успела выпить кофе, сбегать в магазин за мукой и кефиром, нажарить оладий ему на завтрак и поговорить по телефону с подругой и родителями, а он все спал, тяжело ворочаясь на скрипучем диване. Когда время перевалило через полдень, она решилась его побеспокоить: он говорил, что в два собирался вести племянницу в кино. Встал он не сразу и в довольно мрачном настроении: видимо, сказывался поздний отбой и непривычное спальное место. В ответ на ее шутки относительно позднего времени только пробурчал что-то сложносочиненное и невразумительное (как ей показалось, насчет уже начинающихся супружеских упреков): она опять недопоняла, поэтому решила не уточнять для спокойствия их обоих. Правда, когда он увидел на столе гору оладий, сразу повеселел, и она тоже почувствовала себя спокойнее: все-таки она еще не знала, как с ним себя вести.
Она сварила ему кофе покрепче и даже с коньячком, как он попросил, села с ним за стол и смотрела, как он ест. За завтраком он как будто пришел в себя и разговорился: обсудил планы на день, расспросил подробно про ее ночные страдания и внимательно выслушал все, что она так долго держала в себе, не перебивая и лишь сочувственно поглаживая ее по руке.
– Мы все это вылечим! – в итоге припечатал он, и она поверила.
Ей казалось, что она знает его всю жизнь. Что они уже двадцать лет живут вот так вместе, и что каждый день она варит ему кофе, а он спешит к своей подопечной, а она смотрит на его желваки, гуляющие во время еды под небритой кожей, и умиляется.
Олег уехал, взяв с собой несколько кофейных зерен («чтобы не дышать перегаром на ребенка»), а Варвара осталась на даче до понедельника, чтобы, как обычно, отправиться оттуда прямо на работу. День прошел как в тумане: странное присутствие нового человека, занявшего в жизни как будто бы давно отведенное для него место (как вывихнутый сустав, который только что вправили, поэтому еще свежи воспоминания о боли, но уже чувствуется, что больше болеть не будет), беспокойная ночь и довольно большое количество выпитого накануне, делали все вокруг как будто немного нереальным.
Варвара, как обычно, попыталась заглянуть внутрь себя и проанализировать происходящее. «Ну не может человек быть настолько идеальным! – подумала она. – Как-то мы много пьем. Может быть, дело в этом?» Но почувствовав, как от этой мысли портится настроение, тут же загнала ее в дальний угол сознания. Зачем придумывать человеку недостатки, если их, возможно, действительно нет?
Варвара позвонила родителям и призналась им в любви к Олегу. Мама мелко заплевала (судя по звуку, даже не через плечо, а прямо в трубку), а папа закричал почти молодым голосом (и откуда что взялось!): «Лед тронулся, господа присяжные заседатели!» Варе даже показалось, что они оба на время забыли о своих болячках. И разговор с ними получился очень теплым, без обычного напряжения. Похоже, детские комплексы растворились в затопившем душу счастье.
Вечером Олег прислал в WhatsApp штук сто фотографий – своей племянницы во всех видах, себя с ней, ее на каких-то аттракционах, себя огромного за совершенно микроскопическим на его фоне детским столиком и даже себя в метро. От всего этого веяло теплом и уютом. И в этом тепличном микроклимате его приглашение в понедельник после работы приехать к нему в гости прозвучало еще милее. И сердце сжалось от нежности, почему-то болезненно.
Наступил понедельник. Уже с самого утра Варвара только и думала о том, как приедет вечером к Олегу. Было любопытно и немного страшно.
Он встретил ее у подъезда: в пакетах из супермаркета приятно шуршало и позвякивало. По дороге от почтовых ящиков до лифта, а потом от лифта до его квартиры они встретили, как ей показалось, всех его соседей. В ее доме давно никто ни с кем не здоровался, и она заставила себя привыкнуть к стеклянному взгляду встречаемых в подъезде и внешне знакомых людей, которые смотрят как будто сквозь тебя, или поверх, или мимо, чтобы только ни за что на свете не поймать твой взгляд и ни под каким предлогом не выдать из плотно сомкнутых губ засохшее и, наверно, царапающее горло слово «здравствуйте». Здесь же, в этом чужом подъезде, все встреченные ими люди произнесли приветственные слова не только ему, но и ей, и каждый улыбнулся, как будто был искренне рад их видеть. И это тоже показалось ей добрым знаком. Похоже, вагон ее жизни свернул на новую, более правильную ветку пути, на полном ходу плавно проскочив стрелку, вовремя переведенную кем-то свыше.
Варвара с трепетом переступила порог его квартиры. Как выглядит быт давно окопавшегося в своем одиночестве холостяка? Не будет ли ей противно при виде запущенного быта? Или, возможно, она почувствует неловкость за собственные пыльные углы, оказавшись в стерильной чистоте? Эти вопросы не то чтобы мучили ее, но все же приходили в голову. Однако уже в прихожей она поняла, что здесь нет ни грязи, ни идеального порядка. Тарелки, чашки и кастрюли, которые, очевидно, он использовал чаще всего, были вымыты и аккуратно сложены на расстеленное на столе кухонное полотенце – немного «заросшим» дном вверх. Пол был относительно чистым, но женским взглядом она разглядела давно не знавшие тряпки щели под мебелью. На журнальном столике рядом с современным плоским телевизором уютно пылились нелепые статуэтки, небольшая икона (подарок мамы) и даже несколько пластиковых индейцев, как выяснилось позже, оставшихся у него еще с тех пор, когда для советских мальчиков такие солдатики считались огромным богатством.
Даже в быту он сохранил для нее золотую середину и не позволил стрелке ее сомнений качнуться!
Она увидела накрытый к ужину стол: пицца и снова пиво. В душе второй раз потянуло тоскливым сквозняком подозрения.
– Может, сегодня сделаем перерыв в нашем алкомарафоне? – сделала Варвара шутливый заход, больше всего на свете боясь выдать ему свои обидные догадки.
– Ты ведь у меня впервые. Разве такое можно не отметить? – резонно возразил Олег, и она вынуждена была согласиться.
Перед тем как сесть за стол, он пошарил в своем бездонном портфеле и торжественно протянул ей связку ключей от своей квартиры.
– Завтра после работы приходи, пожалуйста… домой.
Это было так естественно и при этом так неожиданно! В тот момент, когда она взяла эти ключи, она физически, до головокружения, почувствовала, как снова качнулся вагон ее судьбы на крутом повороте.
Был вечер понедельника, эйфория выходных немного рассеялась, и она чувствовала себя уставшей даже от еще только предстоящих четырех рабочих дней, поэтому сама пить почти не стала, а лишь с некоторым удивлением наблюдала за тем, как на столе появляются одна за другой сначала вторая, потом третья, и четвертая, и пятая полные бутылки, и под столом исчезают пустые. «Похоже, все-таки пиво он любит несколько больше нормального», – утвердилась она в своих подозрениях, но постаралась не расстраиваться. Подумаешь – пиво! Как справедливо вопит знаменитый Велюров из любимых «Покровских ворот»: «А кто не пьет?!» В конце концов, что плохого в пристрастии мужчины к пиву? Тем более что Олег под все эти возлияния увлеченно, складно и невероятно увлекательно для совершенно далекой для нее темы рассказывал о своей работе и предстоящем завтра важном совещании. Оказалось, что в управе он совсем недавно: всего пару месяцев, и было видно, что работой он гордится.
«Это все стереотипы!» – решила Варвара, когда они счастливо засыпали на его ужасно продавленном раскладном диване и он уже привычным движением плотно прижал ее к себе, от чего она снова, как в молодости, показалась себе маленькой и хрупкой.
Она поискала в себе и тут же нашла подходящую теорию: понятие пивного алкоголизма придумали глупые закомплексованные женщины, которые ханжески считают алкоголь, мат и любовь к сексу одинаково неприемлемыми социальными явлениями. От него даже не пахнет перегаром! Так какая тогда разница, что он пьет за ужином – пиво или чай.
Утром ее будильник прозвучал, как обычно, в пять тридцать (вечное стремление обмануть дорожные пробки!), но подниматься ужасно не хотелось, и Варвара решила позволить себе встать чуть позже, вместе с Олегом. Ничего страшного не случится, если она раз в жизни застрянет где-нибудь на кольце и приедет на работу позже обычного. Зато у нее будет возможность покормить его завтраком и снова полюбоваться на его милое жующее лицо, и огромные любимые руки, в которых даже самая большая чашка кажется кукольной, и всклокоченные после сна мягкие волосы…
Когда прозвонил уже его будильник, она попыталась его растолкать, но он только буркнул в ответ что-то неразборчивое и даже грубое. Решив дать ему еще немного времени, она занялась собой и завтраком.
– Олежек, тебе ведь нужно в десять быть на совещании, – робко напомнила она, но он только отмахнулся в ответ.
– Не делай из мухи слона! На то мне и дан заместитель, чтобы ходить за меня на скучные совещания, – проворчал он сонным голосом, переворачиваясь с боку на бок. – А женщина дана затем, чтобы обеспечивать покой.
Это прозвучало немного обидно, но Варвара списала его раздраженность на недосып. Она как никто понимала, как это тяжело, когда ты не выспался! В тикающей тишине она сварила себе кофе и влила в себя сразу три чашки, свято веря в бодрящее чудо каждого густого горячего глотка. Чуда, правда, никогда еще не случалось, но вера почему-то жила. Кофеин больно ударил в виски, раскачал громоздкий маятник сердца, и под этот тяжелый ритм она вышла на улицу.
Уже с работы она несколько раз звонила ему по телефону и примерно с третьего раза ей удалось получить от него вразумительное заверение, что он уже собирается. А около четырех от него вдруг пришло совершенно дикое сообщение: «Привези нашатырь. Будешь выводить мужика из запоя».
«Это он шутит», – все еще пульсировало у нее в голове, пока она, спотыкаясь о каждую букву, набирала в поисковике запрос «вывод из запоя нашатырь».
И когда увидела результаты, последние сомнения рассеялись. Он алкоголик. Ну что ж, нашатырь так нашатырь. Изучив в теории, что и как нужно делать, Варвара с тяжелым сердцем зашла в аптеку за этим странным средством для борьбы с запоем и поехала к Олегу домой. Родителям она, конечно, решила пока ничего не говорить.
Что ей предстоит? Поить его раствором нашатырного спирта, а потом держать над унитазом, когда его будет тошнить? Гладить по голове, сочувствуя страданиям? А может быть, подтирать за ним, если он не успеет добежать до туалета? Все это казалось каким-то нереальным. Но мысленно она постаралась подготовиться к любым испытаниям.
Она подошла к подъезду, держа в руке заветную связку ключей, радость обладания которыми была теперь приглушена новыми обстоятельствами. Она решила, что пользоваться ими, когда хозяин квартиры точно дома, будет с ее стороны бестактно, поэтому позвонила в домофон. Олег не открыл. Она вошла в подъезд и уже на его этаже позвонила в общую дверь с соседями. Снова тишина. «Может быть, он вышел в магазин или ту же аптеку», – уговаривала она себя, пытаясь попасть незнакомым ключом в чужой замок трясущимися руками. Наконец обе двери, в том числе и квартирная, были преодолены, и она робко переступила порог уже знакомой квартиры.