Наверху столы стояли уже не так хаотично, как в главном зале, а строго вдоль стены. Дитрих шёл мимо и представлял, что перед ним расцепленные вагоны, ожидающие, что их вскоре соединят и они будут колесить по миру. Скоро. Но не сейчас. Над каждым из столов-вагонов красовались фразы знаменитого американца, чьё имя носил бар. Дитрих с Клаусом прошли мимо надписи «Человек не для того создан, чтобы терпеть поражения…» и остановились перед пустым столиком, стоявшим у зеркала во всю стену.

– Умно, да? – обратился к нему Клаус, подмигивая отражению. – Создаёт иллюзию дополнительного пространства, – он отодвинул стул и шумно уселся:

– Ну, Дитрих, что скажешь? – Клаус погладил бородку, довольно постукивая по столу. – Насколько это была бредовая идея с лотереей? А? Что молчишь? – Клаус рассмеялся. – Да я и сам сперва не мог собраться с мыслями!

Дитрих потёр ушибленное плечо. Он не чувствовал той же эйфории. Напротив, он внимательно посмотрел в зеркало, и ему показалось, что его полностью седые волосы обесцветились ещё больше, а морщины на лице стали ещё глубже.

К столику подошёл официант – молодой человек одетый точно так же, как и остальные работники. Когда он ставил бутылку и стопки на стол, Дитрих успел заметить татуировку – части надписи, которая показалась и тут же снова исчезла под рукавом, как бы дразня его. А выкрашенные чёрным лаком ногти нельзя было не заметить даже при всём желании. «Счастливчик! – подумал он. – Делает со своим телом всё, что пожелает, и никого не слушает».

Официант разлил выпивку по стопкам и удалился. Дитрих вспомнил, как родители запрещали ему посещать рок-концерты… А когда он им заявил, что собирается набить тату, и вовсе увезли в Вену на три недели. Там каждый день таскали по музеям и выставкам, чтобы напомнить, что такое настоящее искусство и что уродование тела очень и очень далеко от этого.

Вот и сейчас он сидел в баре при всём параде, потому что больше не представлял себе, как это – выйти из дома без пиджака и галстука. Дитрих снова посмотрел в зеркало – померещилось, как галстук обвил шею, словно детёныш удава. Дитрих готов был поклясться, что стало сложнее дышать, что удав, высунув язычок, прошипел прямо в ухо: «Задуш-ш-шу». Заставив себя вновь взглянуть в зеркало, Дитрих убедился, что это просто разыгралось воображение. Все же чувство сжатой в тисках шеи осталось, но Дитрих не решился развязать или хотя бы ослабить галстук.

– Ну что, друг, выпьем за удачу?

Дитрих кивнул Клаусу и поднял почти до краёв наполненную стопку.

Опустошив свою, Клаус сразу потянулся за бутылкой.

– Придумал, что будешь делать с выигрышем? – поинтересовался Дитрих, чтобы прервать давившую на него, несмотря на музыку и гул голосов, паузу.

– Даже не представляю. Столько мыслей. Столько возможностей! – Клаус захохотал и продолжил: – А ведь, признаться честно, я уже перестал в себя верить, думал, чёрт с ним уже, хватит, столько лет потратил. А оно вот как, – он снова рассмеялся, после чего влил в себя одним махом горячительную жидкость, посмотрел на друга и серьёзным тоном поинтересовался:

– Что за мина? Может, случилось что, а я тут треплюсь, радуюсь как мальчишка, ничего не замечаю.

– Всё нормально, – Дитрих покорно выпил свою порцию, как принимал назначенную врачом настойку.