Когда в конце концов Питу надоели все эти замыслы его близкого родственника, то он хотел было прыгнуть под колёса первой попавшейся машины, но ему не повезло, ведь за рулём того самого автомобиля оказался Патрик Рейнольдс. Неделю спустя Пит сбежал из дому и отправился в путешествие длиною в жизнь. В дневнике сохранились некоторые записи времён того путешествия. Подумать только, ведь получается, что Пит был таким же сломанным подростком, каким относительно недавно был и я, а его попытки вознестись в моих глазах объясняются не чем иным, как недостатком внимания родителей в тяжёлый период по причине их отсутствия.
Сохранились и записи более поздних времён, в частности, его знакомство с президентом, восемнадцатилетие и путешествия Европой. Теперь понятно, откуда в нём интеллект и красноречивость. Когда ты можешь бесконечно узнавать что-то новое и не зависеть ни от кого. Чтобы полностью быть в ответе за свою жизнь, то ты по-настоящему счастливый человек. После того, как Пит сбежал из дому, обучение в школе для него также закончилось, поэтому все его знания черпались из личного опыта или же из книг, на чтение которых теперь было предостаточно времени. В конце концов, важны лишь те истины, которые ты познал сам.
Но любил ли он когда-нибудь и был ли любим кем-то, кроме родителей? В отличие от прошлого, на которое дневник пролил немало света, с этим всё было очень запутано. Нет никакого сомнения, что любовь всегда окружала его: в детстве это была любовь родителей, затем любовь родственников и друзей, а позже он имел возможность наблюдать за отношениями других людей, как вот история любви Стива и Дженни или же моё сердце, разбитое Нэнси. Однако, в его мемуарах я не нашёл какого-либо упоминания о симпатии к девушка и уж тем более об отношениях, выходящих за рамки дружбы. Пожалуй, это единственное, чего я не знал о своём друге, не считая, конечно, его внутреннего мира и характера. Что ещё можно добавить? Человек-тайна всё ещё был верен себе: я знал почти всё о его прошлом, но никогда не имел ни малейшего представления о его мыслях и чувствах.
II
Как только я со всей ясностью осознал, что скучаю по Питу и по нашим с ним приключениям, Вселенная услышала меня. С момента начала нашего путешествия прошло ровно шесть лет и несколько дней. К тому времени мне удалось смириться с тем фактом, что прошлая любовь бесследно исчезла и пора двигаться дальше. В дневниках Пита однажды я прочёл следующую фразу: «Нет смысла гнаться за чем-то: если ты куда-то торопишься – иди медленно. Вскоре то, за чем ты так бежишь, само начнёт бежать тебе навстречу». Этот человек был старше меня всего на пять лет, но почему-то я доверял ему и его философии. По этой-то причине, когда моё сердце отпустило несбыточную мечту о счастливой школьной любви, я не искал новых приключений в этом плане, чтобы не сделать ещё хуже. Я твёрдо верил: если мне суждено любить, то любовь сама найдёт меня.
Данное утверждение оказалось верным, и спустя несколько недель после моего знакомства с Франко, я совершенно случайно познакомился с одной девушкой, которая временно работала у него. Нет, табачные, а, порой, и наркотические средства, которыми Франко приторговывал в так называемой «конторе», находящейся не иначе, как у него дома, её не интересовали. Холли, а именно так её звали, нужны были какие-нибудь деньги, чтобы содержать семью, ведь её мать была тяжело больна, а братья ещё не выросли, чтобы устроиться на какую-нибудь работу. Отца в их семье не было: испугавшись ответственности за троих детей, он скоропостижно собрал вещи и уехал прочь. Поэтому мать вынуждена была на своих хрупких плечах поднимать и как-то содержать детей. До определённого времени ей это неплохо удавалось: Холли и двое её братьев никогда не голодали, но и достатка, как такового, тоже не знали. Вскоре оказалось, что мать имеет тяжелую болезнь, на лечение которой нужны немалые деньги. Даже если у Холли не хватило бы сил денег и времени на то, чтобы спасти самого родного ей человека в мире, она всё равно делала доброе дело, заботясь о своих маленьких братьях.
Ведь об этом написано в Библии: «Во всём я показал вам, что, так трудясь, вы должны помогать слабым и помнить слова Господа Иисуса, ведь он сам сказал: «Большее счастье – давать, чем получать»». Нет, я не решил стать на путь истинный, ведь кому как, а себе я оставался верен всегда. А вот мои родители на моё утверждение о том, что отчасти я являюсь атеистом, не только ответили, что в молодости все являемся ими, но и сочли необходимым учить меня Божьему слову. Мне это чертовски не нравилось, но иного выхода у меня не было.
Каждый раз мысленно возвращаясь к своей девушке, которой она теперь по праву могла считаться, я поймал себя на мысли, что и сам хочу помочь этой семье со столь нелёгкой судьбой. Но каким образом и насколько далеко я готов зайти мне ещё было неизвестно. Я мог бы пожертвовать всеми деньгами, которые остались от миллиона, если бы был точно уверен в верности своего решения. Да и любил ли я её по-настоящему? Увы, ответа на этот вопрос я пока не знал.
Тем не менее я не посмел прекратить наши свидания, пока не буду точно уверен либо в верности своих чувств, либо же в их отсутствии. К тому же, разбивать своё сердце во второй раз, а вместе с тем и ещё чьё-то, я не был готов. В неведении я оставался не много ни мало – несколько недель – ровно до того момента, пока не уехал вновь. Конечно, в том, что она была более чем симпатична мне, сомнений не возникало. Но мой разум, всё ещё недоверчиво настроенный к чему-либо новому, постоянно искал подвох, причём делал он это повсюду.
Мне было далеко до Патрика Рейнольдса, количество девушек которого было больше пяти сотен ещё шесть лет назад, а сейчас, наверное, это число уже равно нескольким тысячам. Но я и не хотел быть похож на него. На него, кто в свои почти что тридцать лет так и не любил никогда по-настоящему настолько сильно, чтобы никогда не расставаться с объектом своей любви. Быть может, он просто не готов к этому? Ведь он иной, один из тех, кого осталось так мало на нашей планете, и кто нашёл своё счастье. В конце концов, я вновь и вновь возвращаюсь к фразе Пита, которую он тогда сказал в Майами: «Мы не вправе судить человека по его выбор, ведь у каждого из нас своё представление о счастье. Если он хочет так жить – пускай делает, как знает».
Однажды вечером, когда на улице почти что стемнело, я нашёл дом Холли. Романтик, преувеличивший с количеством любовных пьес и историй. Глупец, начитавшийся сказок. Лицемер, считающий свои действия единственно верными и думающий, что знает, что именно необходимо девушкам. В тот момент всё это прекрасно описывало меня. Тогда я собрал свои силы и намерения воедино и взял небольшой камешек, который долетел бы до второго этажа и ударил бы по окну, не разбив стекла. После того, как мой «сигнал» благополучно подействовал, из окна мне показалось лицо Холли, которая затем открыла окно и с недоумением спросила, что я здесь делаю. В ответ я ничего не сказал, а лишь начал читать стихи, которые написал сам. Мне это, кстати, довольно дорого обошлось, ведь нет ничего дороже времени. На то, чтобы написать эту поэзию, у меня ушли несколько дней. Плох тот творец, который не хочет сделать своё творение лучше.
Ради улыбки на её измученном лице я отдал бы многое, поэтому никакие жертвы меня не страшили. Даже время. Любой иной человек с лёгкостью диагностировал бы у меня влюблённость, но я же, как всегда, ужасно разбирался в своих чувствах, особенно теперь.
Через несколько минут она спустилась ко мне и сказала:
– Прекрасные стихи. Кто их написал?
– Тот, кто тебе их прочитал.
– Продолжай в том же духе, у тебя неплохо получается. Куда ты хочешь меня отвести?
– Знаешь, здесь есть одно прекрасное место, и я верю, что тебе там понравится.
За всё это время, за те шесть с лишним лет, которые прошли с момента моей первой, и, надеюсь, последней попытки самоубийства, озеро ничуть не изменилось. Даже бревно, на котором мы тогда сидели с Питом, всё ещё лежало в точности на своём месте, хоть время и не пощадило его. Незадолго до того я сделал для себя открытие: на этом озере прекрасно не только днём, но ещё и ночью. Вот и сейчас, когда небо было ясным и ни одно облако не прятало от нашего взора звёзды, а луна отражалась в глади озера, мы сидели на бревне, с которым у меня связаны немалые воспоминания, и наслаждались моментом действительности.
Наш разговор длился довольно долго, и в нём больше преобладали весёлые ноты, но внезапно мы допустили неосторожность: разговор зашёл о её матери. Я, сам того не ожидая, спросил:
– Как она?
Холли жутко помрачнела, побледнела, казалось, что эта хрупкая девушка вот-вот потеряет сознание. Но она всё же ответила:
– Всё плохо, Том. Ей становится хуже и я не знаю, смогу ли спасти её, а если нет, то смогу ли пережить такую утрату, содержать и воспитывать братьев. Я не знаю, что делать, Том, просто не знаю. Ты же знаешь, что я работаю едва ли не до упада сил, но и этих денег всё равно недостаточно. Как мне быть?
– Не бойся, я обязательно что-нибудь придумаю.
И на этом моменте, именно на этой фразе, мой внутренний филантроп напомнил о себе. Пришло время действовать, ведь больше ждать я не мог. Той ночью мы были вынуждены довольно скоро разлучиться, но не спроста: на рассвете мы должны были встретиться на том же месте. Странную особенность моего организма мне довелось узнать тогда: если в течение ночи из мира сновидений я возвращался в мир реальный, то больше не мог уснуть. Вот и получилось, что той ночью я проспал лишь три с лишним часа.
Покоя мне не давали мысли о дальнейших действиях. Как поступить, что сказать – эти вопросы словно грозовая туча, от которой некуда деться, нависли надо мной. Так пришёл конец моей последней свече, что её я всегда оставлял до лучших времён. Видимо, времена настали. Помимо этого, мне каким-то образом нужно было написать письмо. На бумаге всегда легче изъясняться, чем рассказать о своих чувствах словами.
На озеро я пришёл задолго до рассвета лишь по одной причине: до обусловленной встречи всё должно было быть готово. Моим выбором было оставить все те деньги, которые у меня остались, а вместе с тем и письмо, которое вышло из-под моего пера той ночью. Сам же я был твёрдо намерен избежать встречи с девушкой. Всё, что я мог бы сказать, я уже изложил в письме, а для меня пришло время вновь покинуть родные земли, как это я сделал шесть лет назад.
Мой рюкзак всегда был готов – уроки, полученные с энтузиазмом, всегда запоминаются в первую очередь. Важно лишь то, что помещается в рюкзак, с которым можно очень быстро уехать – этот урок я запомнил надолго, если не на всю жизнь. Я вовсе не испугался серьёзных отношений, как и не стыдился своего поступка. И всё же, когда совершаешь добрые дела, нужно быть готовым к благодарности, что явно было не для меня: очень часто люди, которым я помогал, благодарили меня в материальном эквиваленте, даже не подозревая, что гораздо важнее для меня теперь были духовные ценности. Чего можно ожидать от девушки, чьей матери ты только что фактически спас жизнь? По правде говоря, всё, что угодно. Я же чувствовал необходимость и непреодолимое желание поразмыслить над всем этим ещё раз, только где-то вдалеке от дома: сейчас мой разум должен был не зависеть от обстановки и обстоятельств, в которых я нынче находился.
Что же касается письма, то в нём я попросил Холли потратить эти деньги с умом и ждать меня, если между нами что-то было. На мой взгляд, я предельно точно указал причину, по которой уезжал теперь, а, возможно, на самом деле, зависимость от дороги, что её я подхватил несколько лет назад, взяла надо мной верх.
Взяв книгу по психологии человека, первым дело, когда я двинулся в путь, счёл необходимым отправиться в Вегас. Всё было вполне логично: чтобы оказаться где-то за океаном, нужны деньги, которых у меня теперь не было, а ничего другого, кроме карточных игр и игровых автоматов, которые к тому же приносили быстрый заработок, я ничего не умел. Да у меня и денег-то не осталось: только и того, чтобы на автобусе уехать куда-нибудь и ещё пара центов сверху.
Раз уж мой бюджет был настолько мал, то иного выхода не было, как добираться с водителями, готовыми взять попутчика вроде меня. Долго ждать мне не пришлось: я уехал на первом же автомобиле, который появился на горизонте. Перемещаясь таким образом из города в город, вскоре я оказался в столь желанном мной теперь Лас-Вегасе.
Город был большим, и расстояние между казино едва ли составляло десяток футов. Совсем иной, и, судя по его истории, таким он является ещё с 1950-х годов. Так где же мы были шесть лет назад? Куда тогда привёз меня Пит, если настоящий Лас-Вегас, в котором я теперь находился слишком сильно отличался от того, сто я видел в прошлый раз? Как бы там ни было, важнее сейчас было другое. Первое попавшееся в поле зрения казино не оставило меня равнодушным. Мне показалось, что прошёл лишь час, максимум – полтора, но никак не четыре, которые, как оказалось, я провёл внутри. Вот что делает с человеком понятие времени, а точнее – его отсутствие.
Но всё это оказалось напрасным, ведь я не только ничего не выиграл, но и проиграл свои последние деньги. Так где же мы были? Действительно ли выиграли два миллиона? Было ли это явью, или это было заранее подстроено? Эти вопросы не желали оставлять в покое мой разум, и без того находящийся вместе со мной в отчаянии. У меня не было даже денег на еду, что уж тут говорить о ночлеге. К тому же желание продолжить игру пропало. Возможно, я совершил огромную и глупую ошибку, но поймав попутчика, вернулся домой.
Время приближалось к следующему рассвету. Я и сам удивился, как это я потерял так много времени на дорогу. А ещё от голода у меня сводило желудок, поэтому первое, что я сделал с огромным удовольствием – наелся настолько, насколько это было возможно. Затем о себе напомнила другая потребность человека – во сне. Раз уж у меня ничего не вышло с азартными играми, я радовался хотя бы тому, что могу вернуться домой, где всегда тепло и уютно.
Больше всего я терпеть не мог людей, чьи слова слишком расходятся с действиями, но в итоге сам оказался одним из них. Как я теперь посмотрю в глаза Холли, что скажу й, если внезапно встречу её на улице? Вернуться домой было не большей ошибкой, чем самовольно отправиться в город казино и открыто написать о своих планах в письме. Но а следующий день я получил весть от своего друга.
Всё было как обычно: он путешествует по миру, но вскоре планирует вернуться домой, в Америку. Моё внимание привлекла фраза, что он хочет навестить меня. Но навестит ли? Я так и не избавился от пристрастия к табаку, а потому слегка побаивался, хоть и понимал, что ту строчку Пит написал шутя. Было бы любопытно взглянуть на него теперь, когда мы пережили возраст авантюризма и, согласно стереотипу, должны стать гораздо серьезнее, да ещё и подумать о семье. Однако, я понимал, что он, как и я, остался верен себе, а потому не бросит то, к чему привык. Во всяком случае, сейчас мне хотелось в это верить.
Когда конкретно он соизволит меня проведать, указано не было, а потому всё это время я с нетерпением выглядывал в окно, по несколько сотен раз за день проверял почтовый ящик, с надеждой содрогался при каждом звуке, который издаёт автомобиль и первым добегал до двери, когда в неё кто-то стучал. И всё же дождался.
Неделю спустя в дверь постучались. Ожидая, что это снова назойливые и чрезмерно дружелюбные соседи, которые относительно недавно купили дом на нашей улице, особого внимания так называемым «очередным посетителям дома» я не придал. Но человек, который уж очень хотел войти внутрь, не собирался так легко сдаваться, а потому стук раздавался вновь и вновь ровно до тех пор, пока моё терпение в конце концов не лопнуло. Злой из-за прерванной нелёгкой работы, которая заключалась в ничегонеделании, я пошёл отворять дверь. Моему удивлению, как и радости, не было предела, когда оказалось, что гостем является мой старый друг Пит.
III
Кажется, он был рад видеть меня не меньше, ведь как только дверь открылась, лицо его сразу расплылось в широчайшей улыбке. Затем прозвучала фраза, которую я с нетерпением ждал всю эту неделю с лишним.
– Здравствуй, Том. Давно не виделись.
У меня же дар речи отняло. В один момент мне вспомнилось всё то, что когда-либо связывало нас. Вспомнилась первая встреча, шестьдесят один день, проведённый в дороге, нелёгкое прощание… да и вообще, вся жизнь словно пролетела у меня перед глазами. Но немая пауза длилась недолго, и уже через минуту мой товарищ вытащил меня из грёз:
– Позволишь войти? Не хотелось бы после длительного перелёта и поездки стоять на улице.
– Конечно, проходи, – едва удалось сказать мне несколько слов в ответ.
Эта встреча значила для меня очень много. И всё же я побаивался Пита даже не потому, что из-за моих пагубных привычек он мог навсегда меня покинуть, но потому, что он совсем не изменился. Тогда я подумал, что, возможно, никакого Пита и вовсе не существует, а мой разум лишь сыграл со мной злую шутку. Иного объяснения, почему за шесть с лишним лет мой друг совершенно не изменился, у меня не было. Так уж устроен человеческий организм, что с каждым годом он либо растёт, либо стареет, чего совершенно нельзя было сказать о нём. Каким уехал, таким он и вернулся. Неужели он – лишь моя иллюзия?
Тем временем наш разговор имел продолжение:
– Что же, рассказывай, как живёшь.
– Рассказывать по большому счёту и нечего. Всё это время я пытался свыкнуться с новой жизнью и, надеюсь, что у меня это получилось. Школа закончилась, и теперь я получаю профессию. Как видишь, всё так же живу с родителями, в надежде когда-то выбраться отсюда. Давно уже пора распустить свои крылья, вот только почему-то всё ещё не тороплюсь с этим делом.
– Мне показалось, или прозвучало слово профессия?
– Да, старина Том решил обрести работу. Рано или поздно мне придётся зарабатывать деньги, чтобы содержать семью. Мне изначально было понятно, что этот авантюризм, который заставлял нас ехать, не сможет длиться вечно.
– Почему же эта проблема обошла стороной меня?
– У тебя и семьи-то нет, но инстинкт самосохранения прекрасно обеспечивает тебе как беззаботную жизнь, так и путешествия. Ты иной, твоя жизнь такая же. Вот тебе и ответ. Знаешь, кажется, я знаю причину, по которой мы встретились впервые. Ведь любовь, разбитое сердце, ложь – всё это не так уж и важно, всё это можно было пережить, в отличие от моей депрессии, возникшей раньше, чем я потерпел фиаско на личном фронте. Задолго до того я осознал, что просто существую, мне не к чему стремиться и некуда идти. История о школьной любви лишь стала последней каплей, так как все проблемы и чувства больше не скрывались и не умалчивались моим сознанием. С тех пор не очень многое изменилось: мне всё ещё не к чему стремиться, я не знаю, кем и как быть, и всё же считаю, что профессия, которую я осваиваю, принесёт мне деньги. А там и до счастья недалеко.
– Кто бы ты ни был, уходи прочь и верни мне старого доброго Томаса, который радуется жизни и не боится чего-то нового, непредсказуемого. Неужели всё это было напрасным? Неужели ты забыл всё то, что я говорил тебе о деньгах, о жертвах общества и стереотипов?
– Нет, почему же… Всё это я прекрасно помню, и всё же не вижу выхода из своего положения. Когда пришло время выбирать будущую профессию, то ни одна из них меня не заинтересовала, ничто из списка мне не нравилось. Поэтому я пошёл на поводу у престижа и денег. Да брось, разве тебя не впечатляет моё будущее? Я получу профессию, буду каждое утро вставать на ненавистную работу, которая, теме не менее, будет приносить стабильный доход, моя душа постоянно будет тосковать по несбывшейся мечте, а я же стану одним из миллионов жертв рутины. В конце концов я буду жить как все, но на самом же деле скачусь до низов общества, что особо ярко будет видно в духовном плане. Как тебе такой сценарий?
– Довольно впечатляюще. Только я одного понять не могу: зачем тебе лишние проблемы в виде работы и семьи?
– А как иначе? Работа приносит средства для выживания, а семья способствует счастливой жизни. Во всяком случае, мне хотелось бы в это верить. Впрочем, довольно обо мне. Лучше расскажи о себе.
– Как я писал в письмах, моими следующими объектами путешествий стали Европа и Азия. Эх, дружище, как жаль, что тебя там не было! Только представь: я видел миллионы прекрасных девушек, и, что самое прелестное, ни одна из них меня не знает. Разве это не чудо? Хоть бери и сейчас же женись!
– И куда ты планируешь отправиться теперь?
– Для начала мне хотелось бы вернуться домой, а затем – в Австралию. Сейчас лето, а, значит, там очень хорошо. Только представь: пустыня, палящее солнце и лишь один единственный автомобиль движется по дороге.
– Было бы любопытно увидеть это. И, кстати, у тебя вроде бы нет дома?
После этого вопроса я подумал о его доме в Денвере. Я надеялся услышать, что он раскаивается и хочет наладить отношения со своим отчимом, что фраза касательно того, что Пит больше никогда не вернётся туда, была лишь очередной ложью. Неужели эти годы настолько изменили его? Спустя несколько секунд он пролил свет на эту пока что неизвестную для меня тему:
– Том, прошло как-никак шесть лет! За это время не только побывал в разных странах, но и несколько раз возвращался в этот городок. Возможно, покажется странным, что я ни разу не навестил тебя, но у меня либо не было причины, либо желания. Когда при нашем знакомстве ты «предложил» пожить у тебя, я задумался. Я знаю, что стал неким учителем в твоей жизни, но и ты сделал то же самое. Каждому учителю есть чему поучиться у своего ученика. Так вот, я подумал, что, пожалуй, хорошо, когда тебе есть куда вернуться, что где бы ты ни был и что бы не случилось, тебя будет тянуть в родное местечко. Поэтому, видя огромную важность и чувствуя потребность, я приобрёл дом.
– Дом? Где?
– На окраине соседнего города. Если ехать на автомобиле, то понадобится не более десяти минут. Как ты, надеюсь, помнишь, я умею читать людей. На этот раз Вегас встретил меня ещё более приветливо, нежели это было в прошлый раз, и, получив необходимое количество денег, я нашёл человека, который и продал мне дом.
– Кстати, раз уж ты сам заговорил об этом, то, быть может, скажешь, где мы были на самом деле?
– Что конкретно имеется ввиду? То, как мы слегка «ограбили» одно казино Лас-Вегаса?
– Брось, я прекрасно знаю, что в городе мы не были. Немного больше, чем неделю назад, мне были нужны деньги, поэтому я собственной персоной отправился попытать счастья в казино. Города не могут изменяться быстро. Конечно, шесть лет – не так уж и мало, но я видел фотографии. Вегас выглядит так уже гораздо более десятка лет. То, что я видел, слишком отличается от того, где мы были несколько лет назад. Так куда же ты привёз меня тогда?
– Ты был в Вегасе из-за денег? Почему же ты ничего не сказал мне?
– Кажется, я задал вопрос. К тому же, сейчас мы говорим не об этом.
– Так уж и быть. Я знаю, что поступил неправильно и, пожалуй, очень глупо, обманув тебя. Но у меня не было иного выбора. Знаю, что это прозвучит очень и очень странно, но всегда важно удивлять и удивляться самому. Поэтому мне столь важно было впечатлить тебя. От того, какое впечатление ты производишь на человека, от того, о чём ты заставляешь его задуматься и во что вынуждаешь верить, зависят твои дальнейшие с ним отношения. По этой причине я привёз тебя в город-сосед Лас-Вегаса, который тоже не беден на казино.
– Я надеюсь, что история о твоей филантропии, как и нелюбовь казино к тебе не была ложью? И как насчёт нашего выигрыша?
– Нет, всё из того, что ты перечислил – чистейшая правда. Эти заведения не пускают меня даже на порог, не говоря уже о допуске к азартным играм. А вот в соседнем городке никаких запретов нет и быть не может, ведь почти все казино, которые ты там видел – подпольные. Вот так мы с тобой и выиграли два с половиной миллион, да и автомобиль в придачу.
После столь искреннего признания я и сам не на шутку был переполнен эмоций, как это было заметно у Пита. Был ли я взволнован или восхищён – сейчас уже не важно, но в тот момент это стало главной причиной, почему я закурил очередную сигарету. Я видел, как мой приятель пытался сдержать себя, чтобы ничего мне не сказать, однако, сколько помню, рассудок всегда проигрывал в схватке с голосом его сердца. Быть может, именно поэтому, а, может, из-за того, что он был противником вредных привычек, мой друг сказал:
– Ты помнишь, что я говорил тебе о пристрастии к табаку? Пожалуй, нам лучше встретиться, когда с твоей зависимостью будет покончено.
– Я правда пытался, но… Видимо то, чего я так сильно боялся, действительно произойдёт. Раз уж нам не суждено продолжить жизненный путь вместе, значит, пришло время прощаться.
– И ты вот так с лёгкостью говоришь об этом? Возьмёшь и позволишь мне просто уйти?
– Мне довольно трудно говорить о подобных вещах, но если хочешь – дверь открыта. Первые два года я пытался понять, почему вопреки моим проблемам, порокам, страхам, недостаткам и ограниченности ты не бросил меня. Ведь нет в мире больших мучений, чем осознавать, что ты являешься бременем и лишь впустую тратишь чьё-то время. Но затем, когда я начал читать восточных мудрецов, понял, что можно любить сильно, как только можешь, но ни в коем случае нельзя привязываться, иначе при разлуке ты просто будешь сходить с ума из-за отсутствия «столь важного» человека рядом. Поэтому теперь я не считаю необходимым указывать кому-то, что делать, ведь это их жизнь. Если хотят уйти – пусть уходят. Выбор лишь за тобой. Конечно, мне будет больно, но, так уж и быть, как-нибудь переживу.
Не знаю, был ли Пит поражён или же обижен – его чувства всегда оставались для меня тайной. Выслушав сидевшего перед ним несовершеннолетнего философа с сигаретой до конца, он развернулся и ушёл, громко хлопнув входной дверью. Странно, но, кажется, я никогда раньше не видел, чтобы последнее слово было за кем-то кроме него, а сам Пит, не сказав ни слова, уходил. Психология – сложная вещь. Почему-то мне сразу вспомнились годы, когда я ещё учился в школе. Тогда я часто ссорился с людьми, которые были старше меня. Во многом происходило это потому, что они пытались навязать мне свою точку зрения. Разве не глупой кажется ситуация, когда меня попросили высказать своё мнение, а затем сказали, что оно является ошибочным?
Примерно так общество и воспитывает своих рабов, навязывая «единственно верный» стандарт. Так мы вскоре забудем, что такое собственное мнение. Я с любопытством побывал бы в будущем. Мне кажется, что процесс мышления людей, если, конечно, таковы ещё будут существовать, сведётся к минимуму, а все наши мысли будут «написаны» по одному и тому же шаблону.
Это была вторая причина, почему я часто ссорился с людьми. Часто у меня возникал вопрос о том, что я сделал не так. Сейчас же я думал лишь о произошедшем. Почему так случилось? Да и что, собственно говоря, это было?
Однажды мне попалось понятие, к которому и относилась эта ситуация. Меня смело можно было назвать снобистом, ведь разве я был неправ? Мои суждения были верны, а, значит, всё лишь из-за непринятия моего мнения?
Много мыслей побывали в моей голове, пока сигарета наконец не погасла. Затем я услышал шум заводящегося мотора и автомобиль, а вместе с тем и Пит, уехал. Весёлая выдалась встреча, не правда ли? Вскоре я воспользовался информацией, вспомнив наш разговор. Он собирался домой, значит, поехал не иначе, как в соседний город. Здесь мне и пригодились полученные в школе знания. Помнится, хоть отец и был учителем музыки, но отыскать карту штата и окрестностей нашего города в его кабинете не составило мне никакого труда. Учитывая, что средняя скорость автомобиля законопослушного гражданина примерно равна сорокам милям в час, то ближайший населённый пункт мне следовало бы искать в радиусе шести-семи миль. Такой город был лишь один. С моей скоростью ходьбы мне понадобилось около получаса, чтоб добраться туда, где, как мне казалось, должен находиться Пит.
Хорошо, что удача не отвернулась от меня, и спустя ещё пять минут поисков я обнаружил тот самый автомобиль, который мы когда-то выиграли в покер у одного и посетителей нелегального казино соседнего с Лас-Вегасом города. Сказать, что дом отличался роскошью или размерами можно было с огромным трудом. Скорее, напротив: это строение напоминало малую комнатушку с крышей, окнами и входной дверью.
Вот только я с трудом представлял то, что скажу, не говоря уже о причине, по которой я был здесь, и которой фактически не было. Я не хотел извиняться, ведь, по сути, было не за что. Я лишь не любил портить отношения с людьми. Мне было нелегко думать о том, что есть человек, обидевшийся или ненавидящий меня. Можно легко построить отношения и так же легко их можно прекратить. Но лучше жить в мире со всеми, нежели знать, что по своей вине ты обрёл врагов. Возможно, во многом я не прав, но у меня никогда не было желания убеждать окружающих в своей правоте: выбор лишь за человеком, поэтому не мне решать, разделит он мои мнения и взгляды, или нет.
Поднявшись над землёй на высоту четырёх ступенек, я нерешительно постучал в дверь. Я не на шутку удивился и испугался одновременно настолько, что даже слышал биение собственного сердца, когда мне отворила молодая девушка. Думаю, моё удивление не стоит объяснять, чего нельзя сказать о страхе. На самом же деле дозу адреналина мой организм получил из-за мысли, что, возможно, я ошибся, и мои расчёты не были столь верны, какими они мне показались.
– Я могу вам чем-то помочь? – она первой нарушила тишину.
– Да…пожалуй…Пит Рейд здесь живёт? – попытался я дать конструктивный ответ и ничем не уступающий ему вопрос.
– В зависимости от того, кто его спрашивает. Вы из полиции? – в её голосе появились ноты недоверия.
– Нет, я его друг… был когда-то. Надеюсь, что всё ещё являюсь им.
– А, ты Том? Пит много рассказывал о тебе.
– Неужели? Могу ли я поговорить с ним?
– Нет… Он сказал послать тебя к чёрту, когда ты явишься к нему домой, – с ехидной улыбкой ответила она.
– Элис, кто там ещё? – раздался голо Пита из комнаты.
– Никто. Этот человек ошибся адресом и уже уходит, – ответила девушка.
Дверь дома передо мной захлопнулась. Ещё недавно я думал о том, любил ли Пит когда-нибудь по-настоящему. Теперь же мне открыла красивая девушка. Она не была похожа на девушек лёгкого поведения, а, скорее, даже наоборот – на высокообразованного человека. Странно, что мой друг, каким я его считал, ничего не говорил мне об этом в своих письмах. Но, с другой стороны, чему я удивляюсь? Ведь я с трудом вспоминаю, чтобы Пит рассказывал мне что-либо о своей личной жизни или же о чувствах. Всё, что он когда-либо выставлял напоказ – его мысли, то есть мировоззрение, и то, что происходило в его физической жизни, то есть приключения.