Ее глаза бегали по табличкам, в панике ища что-то знакомое. Но все, о чем она могла думать, – это то, что ее сейчас схватят ни за что.
– Таня, бежим! – откуда-то выскочил Ваня и, схватив ее за руку, поволок за собой.
Она перебирала ножками так быстро, насколько могла. Но Ваня тянул ее за руку, заставляя еще ускориться.
– Я не могу больше бежать. Кажется, ногу подвернула, – она была готова заплакать, но парень не унимался и продолжал ее тащить. – Стой же! Больно!
Ваня, наконец, остановился. Он злобно взглянул на подругу, а затем посмотрел за нее, чтобы убедиться в преследовании.
Повеяло холодом. Парень посмотрел на пути и увидел приближающийся поезд.
– Слушай, сейчас ты сядешь в вагон, проедешь две остановки и перейдешь на кольцевую, а оттуда на серую ветку. Разберешься? Они за тобой не сядут, честно. Гирзанов и Оля тоже сели до кольцевой, возможно, пересечетесь. Только не паникуй.
Она не успела ничего ответить, потому что поезд уже подошел, и Ваня толкнул ее внутрь вагона, а сам побежал прочь.
«Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Кропоткинская».
Ей нельзя погружаться так глубоко в воспоминания. Ни в коем случае. Еще совсем немного, и она будет в своем номере в отеле. Только бы продержаться. Совсем чуть-чуть.
Откуда вообще пошел этот страх? С чего все началось? Она была такой маленькой, беззащитной в большом городе, всего боялась. Но страх потеряться в метро был первостепенный. Быть здесь с кем-то ей было всегда комфортно. Но вот одной ей становилось не по себе, и черти, спящие внутри, вдруг пробуждались. Лезли наружу все воспоминания, страхи, переживания.
После того случая в метро много лет назад она больше не летала в самолетах, избегала лифтов, предпочитала машину или такси любому общественному транспорту. Столько лет она бежала от этого страха, от этих чувств, что теперь, вновь столкнувшись с этим, она ощущала себя девочкой девятнадцати лет, которой жутко боязно среди незнакомых людей в закрытом вагоне.
Она точно помнит, как ей заложило уши, как стук сердца отдавался ударами в голове. Ее дыхание стало учащенным, а в глазах помутнело. Все плыло, и она не могла стоять на месте. Кто-то невидимый схватил ее за горло и перекрыл весь кислород. Дрожащими руками она ухватилась за поручень. Всем своим видом она пыталась показать окружающим, что все с ней в порядке. Но это было не так. По щелчку пальцев ей будто выключили звук, и теперь она не слышала даже ударов сердца. Руки покрылись маленькими иголочками, и она, отпустив поручень, села прямо на пол. Нет, просить помощи она не хотела. Никто не должен знать, что ей плохо, страшно, невыносимо боязно. Струйка холодного пота покатилась по спине, и она вновь услышала топот. Топ-топ. Топ-топ. Так громко, что ей хотелось закрыть руками уши.
Кто-то коснулся ее плеча, но она замахала руками, прося отойти от нее. Нет. Ей не нужна была помощь. Это пройдет. Просто страх. Она справится.
Но по всем признакам ситуация только выходила из-под контроля. Она мотала голой из стороны в сторону, глотала ртом воздух, но не чувствовала кислородного насыщения. А топот все звучал в ее голове. И в какой-то момент она даже почти поверила, что все еще посреди коридора перед указателями, и Ваня не сажал ее в вагон.
Две остановки тогда длились целую вечность. И когда двери открылись, и чьи-то руки буквально вынесли ее из вагона, она была почти без сознания. В голове она стояла посреди коридора и смотрела на указатели, будучи не в силах пошевелиться. А где-то вдалеке слышался топот тяжелых ботинок.
Больше такого с ней не было никогда за тридцать лет. Но страх повторения той ситуации жил в ней по сей день. Она вспомнила о нем пару лет назад, когда попала в больницу с гипертонией. Тогда в кабинете на работе она впервые за столько лет потеряла контроль и почувствовала себя беспомощной. В тот день и вспомнился главный страх молодости вновь.