На пороге Тьмы

Попробовал притормозить и вновь испугался – вбок машину немного потащило, хоть и удержал. Затем разогнал мотоцикл опять и опять притормозил. Ничего, можно приноровиться, нетрудно.

А ну-ка попробуем еще раз направо повернуть, только скорость побольше подержим. Выбрал переулочек, свернул в него, заранее готовый к тому, что коляска попытается задраться. Ощущение такое появилось, хотя колесо катилось по земле не отрываясь.

– Ну как? – спросил пассажир.

– Да нормально, денек покататься здесь кругами – и хоть куда можно катить, – ответил я уверенно. – Привыкнуть главное. Гонять тут все равно не придется, а так машина тяговитая. В грязи бы еще попробовать.

– А вон туда поверни – там пустырь на месте сквера и грязи сколько хочешь, – оживился от такой перспективы Василь Иваныч.

– Как скажете, – согласился я.

Насчет грязи он не обманул: было ее хоть и не по уши, но хватало с запасом. Я даже притормозил, испугавшись в нее лезть. Подумал, затем все же плюнул на страхи, сказал сам себе: «Вытолкаем случ чего» – и врубил первую.

Привод на коляску не обманул: «харлей» поехал по раскисшей под дождем земле легко, как квадроцикл, при этом даже не стараясь развернуться в сторону правого колеса. Если бы не привод, то оно бы как тормоз сейчас работало, а так – только в путь. Правда, вот не знаю: если долго так ехать, движок не перегреется? Что я о «немцах» читал, помнится, так это то, что там специально с этим боролись.

– Нормалек, Василь Иваныч! – проинформировал я его.

– Это ежу понятно, – кивнул он. – Для того привод и переделывали – нашелся сообразительный. Давай обратно, умеешь, вижу. Сдал экзамен. А в остальном правила движения здесь такие же, как и по ту сторону, так что проблем не будет.

– Понял, – кивнул я, резко свернул и все же умудрился задрать люльку вместе с седоком, хотя на этот раз уже умышленно, из чистого хулиганства.

– Карабин пристрелян по центру, пристреливал сам, лично. Дистанция примерно сто метров, то есть детская, – сказал усатый замбой, после того как мы на «харлее» выехали аж за КПП.

Норматив по стрельбе из нагана я сдал в тире, что в подвале учреждения, там же и разборку со сборкой, а вот для стрельбы из американского М1 выехали аж за городской периметр, пристроившись прямо на полосе отчуждения. Стрельбище оказалось очень уж импровизированным, но я решил не роптать. Тем более что мы были под присмотром из дота КПП, так что я заподозрил, что замбой выбрал это место из соображений безопасности: прикроют в случае чего.

– Окно на первом этаже видишь? – указал он толстым пальцем. – Ты мне пять из пяти попади в раму. Слева, не выше перемычки. Видишь?

– Темновато уже, – пробормотал я, затем спросил: – С упора?

– Эти пять с упора, – сказал замбой.

За упор отлично выступило заднее сиденье мотоцикла. Карабин был нетяжелый, в руках ухватистый, для диоптра света все же пока хватало, так что первые пять отстрелял без проблем, совершенно разломав сухую деревяшку.

– Нормально, – кивнул тот. – Давай еще пять с колена в соседнее окно.

С этим тоже проблем не возникло, насчет хорошей пристрелки он не наврал, да и рама была широкой. И стрелок я неплохой. Не снайпер далеко, но вполне на уровне – охотник все же, да и в армии стрелял хорошо. В общем, раму тоже доломал. Как и ожидал, последним упражнением была стрельба из положения стоя, но и норматив был попроще, щадящий, так что и его сдал.

В доверешение всего из укрытия метнул гранату, немецкую «толкушку» на длинной деревянной ручке, чем окончательно исчерпал список предъявленных ко мне требований.

Усевшись в коляску, замбой заявил:

– Документ готов?

– Должен быть готов: фотографии еще в обед сдал, – сказал я.

– Как получишь, сразу ко мне. Оружие запишу, боекомплект выдам.

Мотоцикл проехал через ворота накопителя, мы покатили дальше по грязной улице. Не удержавшись, спросил:

– А как-то просто у вас с оружием, а?

– В смысле?

– Ну пришел человек только вчера, никакой проверки – и сразу ствол выдали.

– Чудак-человек, – засмеялся усатый. – Стволов здесь и так пруд пруди, так что тут вопрос доверия не стоит, разве что ты его, казенный, на базаре продашь. Проверка тут только на умение, что ты соседа случайно не подстрелишь и себе пулю в ногу не закатаешь.

– А вообще проверка?

– Вообще? – покачал он головой. – За это ты не волнуйся, будет она еще. За тобой сейчас все время приглядывают. Важно то, что ты не под воздействием, к Тьме не склонился, если только в пользу какого дальнего города шпионить можешь. Но чего в Горсвете шпионить? Такие везде есть, и у всех одно и то же. Так что все нормально, не боись.

Я прибавил газу, разогнав машину. К вечеру я уже владел «харлеем» вполне нормально – все оказалось не так уж сложно. И к правым поворотам приноровился, и к вялому тормозу, а в остальном даже нравилось. И вроде уже при деле был.

Вообще, день был суетной. Пока добыл руководство на мотоцикл, пока инструмент получил, который запасливый Василь Иваныч выдавал под учет, пока мне шкаф выделили, где я все мотожелезо сложил, – время так и шло. Попутно раздобыл мотоциклетные очки и синий рабочий комбинезон, который был куда как нужен. Техника по надежности до современной не дотягивала, в том же мотоцикле что-то постоянно требовало регулировки, а уж с машинами побольше возились постоянно, это мне механики сразу объяснили.

Обедал бесплатно, за талоны, в столовой, куда тоже сгонял на мотоцикле, да еще попутно двух мужиков с работы туда подвез.

Кормили неплохо, хоть и без изысков, вроде как в обычной рабочей столовой. Пюре жидковато, котлета суховата, суп терпимый, компот вроде ничего, но в принципе все съедобно. Фанатом такой жратвы не станешь, но и отплевываться до вечера потом не придется.

Замбой не обманул, и, когда я приперся к нему с документом, больше всего напоминающим не паспорт, а военный билет, он тщательно вписал туда тушью номера карабина и револьвера, после чего я получил оружие на руки, а заодно и боекомплект – тридцать патронов к револьверу и двести к карабину, а заодно четыре двадцатизарядных магазина к нему. Еще выдали кустарного вида брезентовую подвесную, скорее даже разгрузку. Не ах, но нормально, будет куда магазины и прочее рассовать – даже рюкзак небольшой имеется.

Гранат никаких не дали, замбой сказал:

– Гранаты, каски и прочее – в оружейке, выдают дежурным мотомангруппам. А это забирай.

– А как потом со всем, когда домой пора? – чуть растерялся от неясности.

– Можешь на склад сдавать, можешь с собой уносить, – пожал он плечами равнодушно. – Оно на тебе числится – ты за него и в ответе. Большинство карабины с автоматами сдает, а короткоствол с собой уносит: с ним в общественные места ходить не запрещается.

– Так…– кивнул я, выслушав его. – А теперь мне куда?

– В ПБУ иди, к Антонову, тебя еще к группе прикрепить должны. А дальше уже сам все поймешь.

– Понял, спасибо.

Дальше я как по рельсам покатился. На ПБУ было все так же суетно, да еще и накурено – даже открытые окна не справлялись с оттоком табачного дыма. Кто-то ругался по телефону, двое переставляли флажки по карте, а один громко читал им какой-то список с адресами, Антонов же изучал бумаги в папке. Увидев меня, лишь спросил, получил ли документы и оружие, а затем отправил меня вниз, на первый этаж.

– Караулка дежурной мотомангруппы, с караулом Горсвета не перепутай. Командира зовут Серегой Власовым, ему представишься. А остальное уже объяснят. Да, к слову, ты сегодня никуда не уходишь – так с группой на сутки и остаешься. Понял?

– Так точно.

– Тогда подгоняй мотоцикл к их сектору: там покажут, где машины дежурной группы, – и дуй к ним.

– Есть.

На первом этаже обнаружилось аж две караулки, находившиеся рядом. Я вошел в ту, в которой на двери были написаны буквы «ММГ», и наткнулся на Федора Мальцева.

– О! Вован! – поприветствовал он меня. – К нам определили, что ли?

– Похоже на то: с вами на сутки остаюсь.

– Нормалек! – обрадовался он. – Я к Антонову бегал, просил, чтобы с нами поставили.

– А Власов здесь кто? – спросил я. – Мне бы доложиться надо.

– Я Власов, – сказал среднего роста круглолицый мужик, подходя к нам и протягивая руку. – Мотоциклист?

– Ага.

– Отлично, ввели в штат, значит. Пойдем, покажу где что и с пулеметчиком познакомлю.

Караулка, как оказалось, состояла аж из трех комнат. В первой, в которую вошел, народ отдыхал и книжки читал, во второй спали, хоть бодрствующей смены здесь не было, на вызов кидались всей толпой, оставляя одного дежурного на телефонах, а третья комната была тесной, закрывалась решеткой и была оружейкой.

– Карабин при себе держи – он твой постоянный, – объяснял Власов, – а вот гранаты, очки, шлемы, пулеметы – это все здесь хранится и переходит от дежурной группы к сменяющей.

Он обвел рукой целый ряд незапертых оружейных пирамид, затем открыл одну из них.

– Видал? Тут гранаты к карабинам…– Он указал на плоские ящики. – А, у тебя «американец», гранат не предусмотрено, – бери ручные. В той пирамиде пулеметы, очки из шкафа берешь… а, у тебя свои есть, хорошо. Без очков на выезд нельзя: можно нарваться. Подвесную получил?

– Ага.

– Три «лимонки» и три немецких «толкушки» берешь и вот так их распределяешь, – показал он на себе. – Загружайся, потом пойдем и пулеметчика покажу.

Пулеметчиком оказался Паша – тот самый, что ехал вчера со мной в «пепелаце». Обрадовался, поздоровались.

– Мобильную огневую точку решили добавить, а то иной раз не хватает поддержки с фланга, например, – объяснил он суть нашей совместной службы. – Все пулеметы на грузовиках, а если кто серьезный полезет или сразу кучей, то прикрыть некому. Ну и разведка по маршруту.

– Какой из меня разведчик, если города ни хрена не знаю? – поразился я.

– Я знаю – буду подсказывать. А вообще, надо учить где что: в нашем деле чуть не самое важное. Чай будешь?

Я покосился на внесенный откуда-то самовар и решил не отказываться.

– На будущее ты обзаводись теперь своей кружкой, вилкой-ложкой и прочим, мы с дежурства не отлучаемся – тут едим. Ты с сахаром пьешь?

– Две ложки.

Паша кивнул, сыпанул в алюминиевую кружку пару ложек сахара, плеснул заварки, залил все кипятком из самовара:

– Держи.

– Ага, спасибо.

– Вон диваны, вон полка с книгами – в общем, располагайся. Сухари к чаю вон, в вазе. Нам до десяти утра дежурить.

– А вызовы часто?

– Часто, так что не расслабляйся. А чем ближе зима, тем больше вызовов.

– За периметр? – спросил я, усаживаясь на большой диван из неизменного бурого дерматина и отхлебывая из кружки.

– Смеешься? – удивился он вопросу. – За периметром все дела днем делаются, там только плановые. А ночью мы по экстренным вызовам, то есть внутри периметра.

– Так вы же здесь все светите вроде? – удивился я.

– Все не просветишь. А бывает так, что за сутки пробой в какой-нибудь подвал. То может месяц простоять без проблем, разве что травка пойдет, а то сутки – и какая-нибудь страхолюда лезет.

– Народу много гибнет? Ну в городе, в смысле гражданских.

– Не очень, – ответил Паша, присаживаясь на диван напротив. – Тут к такой жизни привыкли, так что не нарываются. Бывают уж совсем дураки – из новичков чаще всего, – что могут ночью гулять пойти, такие долго не живут. Дома везде как крепости, подвалы даже просвеченные все равно запирают хорошо, так что мало гибнет. Мало. Ну и мы реагируем быстро.

– В частном секторе никто не живет?

– Почему же, живут. Колхозники, например. Жратва-то откуда? Но они же тоже знают, что к чему. Каждый день обход с фонарями по всем закоулкам, деревни строят тесно, огородами наружу, а между домами – заборы с колючкой, вроде как замыкают периметр. Привыкли. Кстати, пробоев никогда в трюмах не случается.

– В трюмах? Каких трюмах? – не понял я.

– В обычных, судовых. Если судно на воде стоит, правда, и к пристани не вплотную. Хоть метр промежутка – и можешь про фонари забыть, ни одна тварь не заводится и даже травка не растет. И чтобы дна не касалось: если на сваях – то уже не работает.

– А чего не живут? – удивился я.

– А на кой ляд? Переселись на реку – про город забудешь, а тут тогда такое разведется, что хоть не возвращайся: будет как в пустых городах – на каждом шагу дрожишь. На реке ведь всю жизнь не проживешь. Ну а пока здесь живем, то вынуждены чистить, ну и какой-то порядок поддерживается. Расслабляться просто не надо.

– Правильно, наверное, – согласился я с ним.

И верно, начнешь от опасности уходить все время – в привычку войдет. Это правило всего касается, не только местной ситуации.

В комнату вошел Федя, спросил:

– Чего, знакомы уже?

– Вчера познакомились, – кивнул Паша.

Федя хотел еще что-то сказать, но тут под потолком заливисто заголосил школьный звонок и замигала красная лампа. А вбежавший в комнату Власов, крикнул:

– Тревога! По машинам, в подвале «Победы» пробой, кто-то вылез. Предположительно «пионеры»!

Тут все замельтешило, загрохотали сапоги по полу. Побежал вместе со всеми по коридору, на ходу закидывая карабин за спину и надевая шлем. Двор встретил нас холодом и темнотой, разгоняемой к забору светом электрических фонарей и мелким дождиком, видимым только в их свете, и машины влажно блестели. Не обращая ни на кого внимания, я щелкнул тумблером зажигания, топтанул рычаг стартера. «Харлей» послушно завибрировал, готовый нестись куда угодно. Подбежал Паша с пулеметом в руках и большим рюкзаком за спиной, сам на себя не похожий в больших летных очках.

– Эй, Володь, определяй боекомплект, – сказал он, сваливая тяжелый рюкзак на коляску.

– За запаску тяни – там багажник.

Пулемет у него был знакомый – самый обычный РПД, какой у нас появился сразу после войны, только вместо круглого барабана с лентой под ним висела квадратная сумка из толстого брезента с обитой металлом горловиной. Патронов на двести, не меньше, если прикинуть. Сошки с лязгом водрузились на вертлюг, Паша уселся в тесную коляску, выругавшись.

– А чего ты хочешь? – удивился я. – Тогда народ поменьше был: средний рост метр семьдесят. А ты вон вымахал.

– И теперь мучайся. Хреновая была идея меня с тобой посадить – надо кого поменьше.

Взревели моторы грузовиков, распахнулись ворота из парка на Советскую.

– Давай вперед – и сразу налево, – сказал Паша.

Мотоцикл утробно рыкнул движком и дернул с места, проскочив в ворота. Следом покатил испятнанный камуфляжем «мерседес», переделанный под перевозку личного состава. Он был словно очень большой легковой кабриолет с несколькими рядами сидений – высокий, длинный и массивный. В нем сидело человек восемь, а сверху над ним возвышалась турель с трофейным МГ-42. Замыкал маленькую колонну второй грузовик, со странной угловатой кабиной, где лобовое стекло словно было завалено вперед – то ли чтобы бликов не давать, то ли зачем-то еще, я так и не понял. В кузове у него пристроился еще один пулемет – на этот раз старичок «максим» на треноге, способный тарахтеть часами, лишь бы воду меняли, а на прицепе за грузовиком болтался передвижной генератор.

– Это что за машина замыкающей? – спросил я у Паши.

– Осветительной называют, – крикнул он.

– Не, это я понял. Марка какая?

– «Шевроле» канадский какой-то, забыл индекс.

– А че колесной брони у вас нет?

– Мало ее, все гусеничная больше, а сам понимаешь: начнешь на ней по городу гонять – и хана всем улицам. Да ничего, так обходимся, броня нужна, больше чтобы с людьми воевать. Вон там направо сворачивай.

Улица была совершенно пустынна, разве что из отдельных зарешеченных окон в домах наружу пробивался тусклый свет. Светило там явно не электричество, а, как и везде, керосинки.

– А что за «Победа» такая, куда мы едем?

– Кинотеатр. Там работников мало, а подвалы под ним здоровенные. То ли ленятся ежедневно с фонарем обходить, то ли страшно там кому-то, такое тоже часто бывает. Вот и заводится у них. А потом ночной сторож в панике трезвонит.

– А что за «пионеры»?

– Да твари какие-то мелкие, с десятилетнего ребенка. Их впервые на территории Дворца пионеров увидели, вот и прозвали.

– Опасные?

– Естественно, – усмехнулся он. – Все, что из Тьмы приходит, для человека опасно по-любому. У него, собственно, иной цели и нет, кроме как на людей нападать.

– А животные?

– Редко. Бывают какие-то твари, что сожрать могут и корову, например, но редко и не в городе. Они же людьми не питаются, там что-то другое.

– Что? – не понял я.

– Да пес его знает – похоже, что просто война у них с нами, – сквозь зубы сказал Паша. – Некоторые говорят, что питаются они вообще душами, от этого не жрут, а просто рвут в клочья. Вон там, за кафешкой, опять направо. Тут близко уже, минута от силы.

Свет от двух фар – на коляску за сегодня смонтировали еще одну, на поворотном кронштейне – выхватил из темноты надпись «Кафе», решетчатый забор, деревья какого-то скверика, затем в пятне света опять запрыгала грязная дорога.

– Вон там, четырехэтажный дом, видишь? Он и есть «Победа», вплотную не подъезжай. И про очки не забывай – вообще их не снимай.

Сам Паша при этом выглядел очень настороженным, руки от пулемета далеко не убирал. На «мерседесе» за спиной включили сразу два прожектора, пошарив лезвиями их лучей сначала вокруг, потом направив на здание. Я заметил, что один из прожекторов спарен с пулеметом. Тоже разумно: как заметил что – так и жми на спуск.

Грузовик с генератором объехал их слева, остановился, два бойца замерли у «максима», тоже с подсветкой, еще четверо спрыгнули, настороженно оглядываясь, и начали быстро устанавливать легкие треноги с лампами. Затарахтел генератор, вспыхнул свет, осветив все подступы к нашей стоянке.

– И что, оно на свет не лезет? – задал я очередной наивный вопрос.

– Свет им уже по хрен, ну разве что неудобство малое, – ответил Паша. – Просто мы их заметим, если кинутся.

– А я думал, что фонарщики только светом воюют.

– Светом профилактику делают, Тьму не пускают. А если прорвало, то уже простыми средствами. Так что, уважаемый, будь готов к ведению огня, понял?

– Как скажешь, – сказал я, глуша двигатель и перетаскивая карабин из-за спины.

Растерянным выглядел один я, остальные действовали четко, как будто дирижер всеми командовал. Две машины образовали настоящее укрепление, уставив в стороны стволы пулеметов, три пары автоматчиков выстроились перед ними. Я обратил внимание, что у каждого под стволом было по довольно серьезному фонарю, скорее даже мини-прожектору, кабель от которого тянулся за спину, в ранец каждому.

– Паш, а че у них за кабели от фонарей?

– Батарейки у нас паршивые – кустарщина, садятся быстро, так народ большие носит, в рюкзаках – аккумуляторы настоящие, чтобы надолго хватало и луч был сильный.

– Паш, а «пионеры» эти самые точно здесь? Чего им по городу не разбежаться?

– Если утра дождутся, то разбегутся точно, а поначалу твари чаще всего у места входа крутятся, – ответил он, продолжая осматриваться по сторонам. – Но вот поблизости засаду устроить уже могут вполне. Увидишь что темное и двигающееся, и не со стороны кинотеатра, – стреляй сразу, людей в это время на улицах нет и быть не может. Одни патрули, но они на машинах и со светом. От «Победы» кто-то из наших подойти может, так что сперва разгляди.

– Понял, – кивнул я, преисполнившись серьезности момента.

Пары стрелков-фонарщиков двинулись в сторону кинотеатра. В головной топал Федя Мальцев. Власов, как я заметил, с ними не пошел – стоял в «опеле» возле пулеметчика.

– Паш, а мне такой фонарь не нужен?

– А хрен его знает, потом у Сереги Власова спросишь. Нужен, наверное. Мне вот фары пока хватает – я на прикрытии, вперед не рвусь.

Он ухватил фару-искатель за маленькую круглую рукоятку на корпусе, пошевелил из стороны в сторону.

С грохотом распахнулись большие входные двери в кинотеатр, группа вошла внутрь. Сразу же еще два бойца потащили в ту сторону треноги с фонарями, за которыми разматывались с катушек линии кабелей. Установили их сразу же за дверями, осветив вестибюль. Меня окликнул Власов:

– Бирюков, слезай с коня, двигай к тем двоим, что с фонарями, – поможешь, случись чего.

– Есть, – сказал я, поняв, что отсидеться в тылу не получится.

Первый фонарь освещал небольшой зал, где были окошки билетных касс. Из этих самых окошек тоже светило, и в одном я увидел испуганное лицо средних лет мужика. Он, видать, и был местным сторожем, помещение у него вполне безопасное – в окошко человек не протиснется, да и оно в решетки взято.

Дальше был зал посерьезней – длинный, мощности установленных фонарей хватало, чтобы осветить его примерно до середины, дальше уже начиналась настоящая мешанина теней, в которой было уже ничего не разглядеть. Один из бойцов у фонарей обернулся ко мне, сказал:

– От осветительной прожектор сюда еще притащи, будь другом, а то не хватает. Хотя нет, стой за меня, я сам.

Я встал на его место прямо за фонарем, рассудив, что он прав, а то хрен его знает, где этот прожектор брать и куда тащить. Вообще, меня несколько удивляла такая манера обучения нового сотрудника. Понятно, что лучший способ научить плавать – бросить в воду, но это при условии, что утонет сам, а не потопит кого-то еще. Если я склонен к панике, например, то могу открыть пальбу куда не надо и попасть по своим. Или это из-за того, что меня водилой взяли и воевать я вроде и не должен? А Власов решил меня обкатать немного, а заодно и присмотреться. Место тут все же не на острие главного удара, попроще.

Боевая группа стояла у дверей в зал, явно чего-то ожидая – словно сигнала какого-то. Вернулся отошедший «осветитель» с прожектором на треноге, установил его. Мощный луч света осветил зал ожидания до самого конца, где был буфет, – судя по всему, тени метнулись в стороны. Боевики засуетились, двери в зал распахнулись, и их группа быстро и бесшумно вошла внутрь. Было тихо.

– Точно ведь в подвал лезть придется, – вздохнул один из осветителей – молодой парень с модной бородкой «готи». – А не хочется…

– Это наверняка, подвал здесь хоть куда – на все здание, – кивнул второй. – А на хрена кинотеатру такой подвал? Что они там хранить будут – коробки с фильмами?

– Старое здание, сначала для чего-то другого его строили, – сказал я, оглядевшись по сторонам. – Подвал в наследство остался.

– Может быть.

– Кстати, а электричества тут почему нет? – спросил я. – Они кино как показывают, свечку в проектор вставляют?

Мужики переглянулись, тот, что постарше, ответил:

– Этот, – ствол его карабина указал на окошко билетной, – этот сказал, что генератор позавчера на ремонт увезли, кино два дня не крутили. И фонарь, с которым подвал обходили, у них тоже от генератора. Вот и забоялись вниз лезть. А электричество сюда пока не дотянули.

– А вызвать фонарщиков их жаба задавила? – хмыкнул молодой.

– Это деньги платить надо, – пожал плечами старший.

– Деньги? – удивился я. – У нас тут что, платная операция?

– Не, мы на халяву работаем. Платное тогда, когда ты сам можешь сделать, а не делаешь – вызываешь. От других, важных работ отвлекаешь, и все такое. Тогда плати.

– А наверху что? Туда эти самые «пионеры» убежать не могли?

– Там люди живут, – значит, решетки, и тревоги никто не поднимал. Вахта на месте сидит, докладывает, что там никто не пробегал. В наши дома так просто не прорвешься.

Это точно, я уже по общаге своей убедился. Заходишь через накопитель, вестибюль решеткой отделен, которую с темнотой запирают. На случай тревоги можно еще каждый этаж отдельно заблокировать. Не пошалишь особо.

Мирная беседа оборвалась резко: из зала затрещали автоматные очереди, раздался чей-то длинный и пронзительный визг, явно нечеловеческий, от которого меня, непривычного, мороз по коже подрал. Кто-то закричал, командуя, затем грохнула граната, судя по несильному взрыву – германская «толкушка». Потом стрельба затихла, вспыхнула вновь – и опять заткнулась.

– Хана киношке, все разнесут, – сказал молодой, подняв приклад к плечу и настороженно оглядываясь.

– Похоже на то, – согласился с ним старший, после чего обернулся ко мне: – Новый, смотри в вестибюль: если какая тварь выскочит, то это уже наша работа.

Чтобы не перекрывать сектора, я опустился на одно колено, взяв карабин на изготовку, напряженно вглядываясь в зал. Спросил, не выдержав:

– А из наших сюда никто выскочить не может?

– Не должны, – с неким оттенком сомнения сказал старший. – Знают, что пальнуть можем.

– А в подвал вход где?

– За сценой, прямо в зале, – указал оружием старший. – Было бы все как у людей – было бы проще, а тут не пойми как построено.

– Да точно это не кинотеатром было, вот и получилась такая фигня, – сказал я. – Подвал-то для всего дома, а первый этаж под киношку потом выделили. Ну вход и переехал куда не надо.

– Эй, мужики! – послышался из кинозала голос Федьки. – Слышите?

– Чего? – насторожился старший.

– Мы в подвал полезли. Двух «пионеров» мы грохнули, но еще несколько вниз ушло, дверь открыта почему-то! Так что вы там повнимательней, ага?

– В зале кто остается?

– Некого оставлять, иначе в подвале не справимся. Выход оттуда только перекроем и на противоходе вдругорядь зачистим, ага?

– Ясно, – ответил старший осветитель, помрачнев.

Затем он обернулся к выглядывающему из окошка билетной сторожу и спросил злобно:

– Какого хрена дверь не заперта, а?

– Да запирал я, на засов! – обиженно заголосил тот. – Там засов в конский хрен толщиной, никак они оттуда выбраться не могли!

– А выбрались как? – с ехидством уточнил осветитель.

– Да откуда я знаю! Я перед заступлением специально дверь проверял, все на месте было – и засов, и замок!

Молодой толкнул слегка старшего, сказал:

– Чуешь, Федулыч? Опять такая же фигня. Что у первой группы месяц назад, когда на вещевом складе, что на Крылова, задняя дверь открытой оказалась, какую уже лет десять никто не открывал, что у Тимохи, помнишь?

– Точно, что-то новенькое…– подумав, ответил старший. – Двери сами открываться стали, если сторож нам не врет. А не брешешь, харя? – крикнул он сторожу.

– Да пошел ты! В жизни не врал, – сбившись на фальцет, закричал из окошка оскорбленный хранитель кинотеатра.

– Ну это ты гонишь, – усмехнулся Федулыч. – Святой нашелся. С вами еще разберутся, с генераторами вашими, с обходами помещений, с тем, как вы на фонарщиках экономите…

Сторож надулся и скрылся в своей билетной, не желая продолжать так обидно поворачивающийся для него разговор. Мы тоже замолчали, продолжая вглядываться в вестибюль, в котором все равно оставалось множество непросматриваемых мест. Вскоре до нас донеслась активная, но приглушенная стрельба, вскоре затихшая.

– Еще кого-то накрыли, – пробормотал молодой с бородкой.

– Накрыли, – кивнул старший с чуть преувеличенным оптимизмом, явно старательно избегая продолжения в виде «или кто сам накрылся».

– Я, может, глупость спрошу, но у меня образование, сами понимаете, из фильмов ужасов, – заговорил я шепотом. – Эти самые «пионеры» – они от пуль нормально дохнут? Не надо там только в определенное место или еще как?

– Нормально, только не так нормально, как люди, – ответил старший. – Где тебе пуля нужна, им не меньше трех. Но если в башку изловчишься, то и одной хватит, это уже как у всех. И еще момент такой: пока он не свалился и не сдох – он опасен.

– А чем нападает? Ну зубами там в смысле или топором каким?

– А хрен его разберет, если честно, – подумав, ответил собеседник. – Когтями вцепляется так, что мало точно не покажется, и полосует как кот, но по ходу че-то еще делает, прямо жизнь тянет. Кое-кому доводилось с такими в рукопашной сойтись: говорят, что в глазах сразу темнеет, начинаешь сознание терять, – в общем, если сразу не отбился, то секунд через пять ты уже не боец.

Мне показалось, что я увидел какое-то движение. Вдали, у самого буфета, но такое смутное, что даже не был уверен, показалось на самом деле или я просто подумал, что мне что-то показалось. Огляделся на соседей, но они ничего не заметили.

Нет… вроде как движется. Наверху. Я не движение вижу, а край тени, скользящий по торцевой стене. Что-то перемещается прямо по потолку, скрытое от нас перекрытием прямоугольной арки, какие рассекали гладкий потолок вестибюля в нескольких местах.

До этой секунды я воспринимал все отстраненно, словно меня здесь и нет, мозг пока не свыкся с реальностью происходящего вокруг, но вот это малозаметное движение словно какую-то заслонку в голове открыло. Я почувствовал, что все это на самом деле. Дыхание зачастило, спина похолодела, даже руки задрожали слегка. Просто страшно стало. Банально страшно, без всяких примесей – чистый, сильный и давящий страх.

– Че-то есть там, – сказал я негромко, переведя дыхание.

Федулыч с молодым молчали минуты две, всматриваясь, но так ничего и не увидели. То, что двигалось, – а я уже был уверен, что так и было, – замерло.

– Не, нет ничего, – сказал молодой тихо.

– На потолке, – уточнил я. – Эти самые «пионеры» по потолкам умеют лазить?

– Никто не умеет, – решительно сказал старший. – Они как люди, некоторые – как обезьяны. Если есть за что зацепиться, то могут залезть куда хочешь, но по гладкому потолку – без вариантов.

– Семин говорил, что вроде видел, как мартыхай по стене на потолок забрался, помнишь? – спросил молодой.

– Семину верить – себя не уважать, – отмахнулся старший. – Второго такого трепача на весь Отстойник не найдешь.

– Это верно, – не слишком уверенно согласился младший.

А я задумался. С одной стороны, со мной люди опытные, знают, что говорят. Если бы была вероятность того, что там что-то есть, то сходили бы проверить. Или еще что сделали. Но тут такой момент: если что-то сидит на потолке, а все уверены, что так быть не может, то… ну пойдет Федя со своими обратно, а что-то им свалится прямо на голову. Или что другое. Или оно затаится, а потом сбежит в город.

– Может, проверим все же? – спросил я.

– Мы от фонарей отходить не имеем права, – сразу отговорился старший. – Ни на шаг. Бывало уже, что твари старались нас без света оставить, а если так выйдет, то у нас шансов ноль.

Чувствуя, что совершаю глупость, но не в силах удержаться, я сказал:

– Я бы сходил, если прикроете.

Так вот, правильно, борьба со страхом путем парадного марша ему навстречу. Идиотизм в чистом виде – решение, принятое воспаленным мозгом, в котором все смешалось в кучу, а потом переварилось в кашу. И теперь я вдруг вызываюсь добровольцем. Молодец. Медаль мне и орден Сутулого, с закруткой на спине. Инициатива поимела инициатора.

– Прикроем, – с готовностью сказал старший, поудобней укладывая прямо на фонарную треногу свой карабин. – Шагай. Не боись.

В его голосе послышалось заметное облегчение, и я заподозрил, что от фонарей им отходить все же можно. И, возможно, даже нужно – просто они не очень хотят это делать.