Долг

Глава 3

Богдан стремительно шёл вперёд по узкому, сумрачному коридору больницы, с тревогой отмечая полное отсутствие людей. Даже пост дежурной медсестры был пуст.

Непривычный холод заставил поёжиться, поселив в душе предчувствие беды.

Почему в больнице нет отопления? Это странно, ведь он поместил мать в одну из лучших клиник города.

Где весь персонал?

Остановившись у нужной палаты, Богдан осторожно толкнул белую входную дверь. Сделал два шага внутрь и потрясённо замер.

Какого чёрта?

Это не палата, это морг.

Адски холодно.

На высоких столах лежат несколько тел, накрытых простынями. В самом конце прохода, между столами, спиной к нему стоит женщина в длинной ночной сорочке. Босая. Редкие тёмные волосы с проседью падают на худые плечи.

– Мама? – тихо позвал Богдан, его горячий выдох превратился в облачко пара.

Он решительно двинулся к ней, на ходу снимая с себя пиджак: «Что ты здесь делаешь? Простудишься!».

Она повернулась к нему. Он удивился, как она похорошела. Лицо разгладилось от морщин, исчезло выражение боли и страдания, кожа словно светилась изнутри. При виде него она тепло улыбнулась.

Богдан накинул свой пиджак ей на плечи и взял за руку: «Пойдём отсюда, я отведу тебя обратно в палату».

– Сынок. – Решительно остановила его она.

Он замер и посмотрел ей в глаза.

Всё понял.

Ей не холодно. И больше не больно.

Сжал губы, изо всех сил стараясь не заплакать. Отчаянно замотал головой:

– Нет! Ничего не говори! Врач сказал, что терапия поможет. Что ещё есть время…

«Сынок», – мягко повторила она, дотронувшись ладонью до его щеки, покрытой грубой щетиной.

На удивление, её рука была тёплой и такой нежной:

– Ты ещё такой юный. Но уже такой мужественный и сильный. Спасибо тебе за всё. За заботу обо мне и о Лейле. Но пора подумать и о себе. Ты должен найти отца. Поезжай к нему, примирись с ним.

– Никогда! Это он во всём виноват! Во всём, что случилось с нами! Если я и найду его, то только чтобы уничтожить!

– Не мсти никому, прошу тебя. Это не принесёт счастья.

– Мама, вы с Лейлой – это всё, что у меня есть! Не бросай меня. Мам.

Красивое женское лицо расцвело улыбкой: «Богдан. Я люблю тебя, сынок. Но пришло время расставаться. Ты должен отпустить нас».

Богдан схватил её за плечи и стал трясти изо всех сил, крича во весь голос: «Нет! Ты не посмеешь уйти! Я не позволю!». Слёзы градом лились по мужским щекам, капая под ноги на кафельный пол.

Рослый юноша вновь стал маленьким, беззащитным мальчиком перед лицом смерти.

Внезапно раздался звук телефонного звонка его сотового, настолько резкий и оглушительный, что Богдан дёрнулся в испуге и… проснулся.

Ошеломлённо огляделся по сторонам, машинально вытер мокрые щёки.

Он полулежал на диване в гостиной своего загородного дома, в широких домашних штанах, с голым торсом. Он всегда ходит так дома. За панорамным окном размеренно покачиваются чёрные тени деревьев его сада.

Нет мёртвых тел вокруг. Нет мамы. Но на щеке ещё осталось тепло от поглаживания её ладони.

В камине пляшут языки пламени, бросая отблески на острые клинки мечей из его коллекции, висящие на стене. Тут же – статуэтки и кубки за победы в турецких парусных регатах.

Ощутимо скучает по Родине. И по маме. Наверно, отсюда эти кошмары. Прошлое никогда не отпустит его.

Нынешняя реальность – это строгое соблюдение режима дня, приём таблеток по расписанию, тренировки три раза в неделю, разовый трах с девочками из элитного эскорт агентства. Вот и все радости.

Одиночество и бесконечная борьба за удержание власти. Власти, которая позволит ему раздробить на атомы ублюдка, так неосмотрительно давшего ему жизнь.

Богдан глубоко вздохнул, окончательно придя в себя.

Заметив движение, посмотрел вниз.

На полу у его ног распластался огромный чёрный алабай, удовлетворённо жмурясь от распространяющегося по комнате тепла. Пошевелился хозяин – пошевелился и он. Единственный, кому было позволено находиться рядом в редкие минуты отдыха – это его пёс.

Успокаиваясь, Богдан устало провёл ладонями по лицу. Вытянул затёкшие ноги, раздражённо мазнув взглядом по танцующему на столешнице айфону.

Прочистил горло и взял гаджет в руки, нажав на зелёную трубку на экране:

– Да!

– Наконец-то! Привет. – Сладко замурлыкал довольный женский голос.

– Скопировала?

– Как грубо. Хоть бы поинтересовался, как прошёл мой день! Я, между прочим, рискую своей должностью.

– Какой именно? Секретутки моего отца или любовницы его шестёрки Игната?

– Богдан! Ты же знаешь, я всё это делаю только ради тебя.

– Да ладно? А я думал, ради шести тысяч евро, – усмехнулся Богдан.

Трахнув её несколько раз, он не мог предполагать, что в её крашеную голову закрадутся мысли о фривольной манере общения с ним. Реально рассчитывает на что-то большее, чем его член?

Или же платы в шесть тысяч евро за информацию с жёсткого диска отцовского компьютера ей мало?

Что ж, он может найти другого исполнителя среди отцовского офисного планктона, – только свистни.

Словно прочитав его мысли, Оля быстро проговорила: «Приезжай ко мне, я всё отдам».

– Договорились.

– Богдан…

Не дождавшись окончания ответной реплики, повесил трубку. Наклонился и потрепал собаку за ухо. Настроение после тревожного сна немного выровнялось.

Если на диске будет достаточно доказательств об отмывании денег и других финансовых махинациях отца – налоговая живо прикроет кормушку папаши. Каха, безусловно, поможет. Без него Богдан бы не справился.

Кахабер Беридзе. Каха. Человек, заменивший отца, наставника, друга.

Для кого-то это имя вызывает смиренный ужас, ассоциируется с реками крови, пролитыми в 90-е, когда Каха только создавал свою криминальную империю.

Но для Богдана – это тот, кто научил законам выживания в этом волчьем мире, направил его ярость в нужное русло, помог завоевать авторитет и укрепить свой бизнес. Человек, обладавший невероятными возможностями, связями, властью. Единственный, кому Богдан доверяет.

Вместе они уничтожат ублюдка.

– Падать будет больно, Аркадий Борисович, «папа». – Тихо произнёс Богдан, глядя в пустоту мрачным взглядом.

Он притронулся к подвеске в виде двух сплетённых рук, висевшей на серебряной цепочке на широкой смуглой шее. Одно из двух украшений, которые он носил всегда и которые имели для него особый смысл. Подвеска и часы, – подарок матери и подарок Кахи.

Скоро он получит свой сладкий приз, свою порцию удовлетворения, запредельного кайфа, когда увидит, как рушится весь мир Сибирских, как его отец мечется в предсмертной агонии, умоляя о прощении!

Как гласит надпись, набитая краской под кожей на его руке: «bazen affetmek en acimasiz intikamdir» (турец.).

Цитата принадлежит генерал-полковнику советского времени Виктору Абакумову, – Богдан изучал русскую историю и эти слова врезались ему в память, найдя горячий отклик в душе.

«Иногда прощение есть самая жестокая месть».

Глава 4

Спустя несколько дней следователь привёз в больницу мою сумку. Кто-то нашёл её недалеко от остановки в Одинцово и сдал в отделение полиции.

На мобильном высвечивались многочисленные пропущенные от отца и с работы. Надо придумать, как объяснить всем своё длительное молчание. Врачи сообщили, что я здесь ещё минимум на неделю. Зато нет беременности или букета заболеваний, чего я так боялась.

Думаю, беременность мне в принципе не грозит. Вряд ли я ещё когда-нибудь смогу даже подумать о близости с мужчиной.

Собравшись с духом, я позвонила на работу, сказала, что попала в аварию и сажусь на больничный. То же самое наврала отцу, сообщив, что пока не смогу отправлять ему деньги, как раньше.

Стыдно так, будто это я виновата во всём.

Жизнь будто поделили пополам: на до и после этого события. Понимаю, что что-то безвозвратно изменилось. Пока не могу определить, что именно. Но это уже совсем другая Полина.

Дико раздражали визиты к штатному психологу в больнице. Я хотела одного – чтобы меня просто оставили в покое, но она настойчиво ковырялась в моей душе, в моём детстве, заставляла снова и снова озвучивать и переживать то, что произошло.

Когда я мылась в душе, то тёрла тело жёсткой мочалкой до боли, до зудящей красноты. Но ложась спать, мне казалось, что я до сих пор ощущаю этот тошнотворный сладкий запах его парфюма на своей коже.

Еда не лезла, в горле стоял ком.

Сегодня впервые решилась поесть больничного супа. Истощённый организм в ультимативной форме потребовал съесть этот куриный бульон с плавающей луковицей посреди тарелки. Изысканное блюдо за счёт налогоплательщиков.

Пробуждению моего аппетита несказанно обрадовалась соседка по палате. Маринка. Смешная…

Полненькая, добродушная, с непослушными светло-русыми кудрявыми волосами и живыми серо-голубыми глазами, лет 40 на вид.

Как узнала от медсестёр, что со мной случилось, стала по-матерински опекать.

Видя, что меня никто не навещает, подарила мне свой комплект белья, чистый, великоват мне, но это неважно.

От кого-то другого я не приняла бы. Но она так искренне хотела помочь, что я не смогла отказать.

Сама она попала сюда после того, как по пьянке избил супруг. Заявление писать не стала, – пожалела.

Отвлекала меня, болтала о всякой ерунде, например, что работает парикмахером, рассказывала смешные истории с работы. Настаивала, чтобы я покрасилась в темно-каштановый цвет. Мол, подойдёт к глазам и подчеркнёт черты лица.

Заставляла кушать.

Как сейчас…

– Марин, пюре я уже не буду, не лезет. Забери себе.

– Ещё чего, ешь живо! У меня тут домашнее лечо есть, свекровь привезла. В качестве извинения за своего сына! Погоди… – Запахнув больничный халат потуже, она неуклюже наклонилась и полезла в свою тумбочку в поисках лечо.

– Полина Алексеевна?

Низкий мужской голос застал нас врасплох, заставив меня резко обернуться и едва не опрокинуть тарелку с жидким порошковым пюре.

Лысый, идеально выбрит, в отглаженных брюках и тёмно-синей рубашке, поверх которой накинут белый халат. Прокаченное мощное тело. Красивое. Но лицо…

Стоило один раз взглянуть на его бандитскую рожу и надменный взгляд, чтобы понять, что он явно не из полиции.

– Да? – я напряглась, настороженно глядя на букет белых роз в его руках и внушительный бумажный пакет, из которого торчала зелёная верхушка ананаса.

Снова розы. Отныне это самые ненавистные для меня цветы.

Под кожей разлилось неприятное, тянущее чувство тревоги.

Он вежливо улыбнулся, но глаза остались безучастны: «Меня зовут Игнат, я с небольшим презентом. Это вам».

Приблизился и поставил у моих ног пакет, а розы положил рядом на постель. Повеяло дорогим ароматом мужской туалетной воды, также я заметила толстый браслет из белого золота и кожи на его руке.

Такой браслет стоит больше, чем моя зарплата за год. Значит, этот тип априори не из моего окружения.

Тревога усилилась троекратно, я сухо произнесла: «Я вас не знаю. Вы с работы?»

Он сдержанно кивнул : «С вашим начальником мы знакомы. Но я не от него. Мы не могли бы поговорить пару минут наедине?».

Марина тут же подала голос, так и стоя с банкой лечо в руках: «Я никуда не уйду. И вообще, у нас часы посещений больных с трёх до…»

– …Полина Алексеевна, я настаиваю. Это важно для вас. – Перебил мужчина, неотрывно глядя мне в глаза. Его голос стал жёстче, он сделал особый нажим на последнем слове.

Глаза страшные, без намёка на человеческие ценности или совесть. Машина, выполняющая чьи-то приказы. Начинаю догадываться, чьи.

С другой стороны, что он может сделать мне в больнице, где полно людей?

С минуту раздумывала, затем просительно посмотрела на Марину.

Та всем видом показала, что не одобряет этого. Выходя, многозначительно произнесла: «Я буду рядом – в коридоре, за дверью».

– Спасибо.

Оставшись с ним один на один, я напряжённо сцепила руки в замок, чтобы он не видел, как они дрожат: «Слушаю вас».

Игнат вальяжно расположился напротив меня, вперился наглым взглядом: «Я сочувствую тому, что произошло с вами. Отец Кирилла жестоко его накажет, не сомневайтесь. Он готов полностью компенсировать вам нанесённый ущерб».

Всё ясно. Купить молчание. В лучших бандитских традициях.

Сделал паузу, ловя мою реакцию. Она была незамедлительной: «А взамен я должна забрать заявление, таков посыл?!».

Игнат продолжает смотреть на меня с невозмутимым видом. Мне кажется, даже с насмешкой. Я же едва сдерживаю эмоции, закипая от негодования и обиды.

Он склонил голову набок: «Вы проницательны. Но не стоит сразу так эмоционально реагировать. Мы предлагаем решить всё мирным путём. Вы забираете заявление, и в благодарность получаете шестизначную сумму. При этом Кирилл Аркадьевич более вас не потревожит, мы даём гарантию».

При упоминании имени насильника тело прошило разрядом. Каждый нерв натянулся, как тугая тетива. За то, что он сделал со мной, вовек не рассчитаться никакими деньгами!

Заставила себя сделать глубокий вдох, прикрыв глаза на пару секунд, чтобы успокоиться.

Продаться за деньги и окончательно растерять остатки самоуважения? Этого они хотят? Потом Кириллу захочется поиметь ещё кого-нибудь, кто ему откажет, и папочка вновь с радостью прикроет зад любимого сына?

Я решительно поднялась с кровати, сжав кулаки так, что отросшие ногти впились в кожу: «Уходите».

Игнат не сдвинулся с места. Цокнув языком, покачал головой. Фальшивая улыбка сошла, во взгляде появился тот же металл, что и в голосе. Уставившись на меня, тихо произнёс, внезапно перейдя на ты: «Не будь дурой. Такой возможности больше не будет».

Я стремительно направилась к двери, крича на ходу: «Марина, позови кого-нибудь!».

– Не стоит. Я ухожу. – Игнат поднялся. Он подчёркнуто неторопливо достал визитку и положил на мою тумбочку. – Подумайте, Полина Алексеевна. Иначе мы будем договариваться с вами другим способом.

Я побледнела, когда до меня дошёл смысл этих слов:

– Вы мне угрожаете?

Игнат неопределённо качнул головой, мол, понимай, как хочешь.

Вбежала Марина, едва не налетев на качка. Тот лаконично обошёл её и покинул палату.

Я вернулась к своей постели, села и только сейчас позволила себе проявить слабость и расплакаться.

– Что он тебе сказал? Кто это вообще?? Поля, он ударил тебя?? – Марина села рядом, крепко обняла.

Я покачала головой, не в силах что-либо вымолвить. Тело трясёт, как в лихорадке. Внутри кипит злость на собственное бессилие, проступая на коже мелкими мурашками.

Дотянувшись до тумбочки, молча взяла визитку и порвала её в клочья.

Да, деньги мне нужны позарез. Да, живу скромно, еле сводя концы с концами, но я САМА зарабатываю себе на жизнь.

Чувство собственного достоинства – это всё, что у меня осталось.

Пусть его папаша хоть в асфальт меня закатает – заявление не заберу!

– Заявление не заберёт. Гордая и упёртая. Честно говоря, внешность тихони оказалась обманчива. – Проговорил Игнат в трубку, садясь в лексус, припаркованный через улицу от больницы. – Эта девочка может создать проблемы.

Шёл тёплый летний дождь. Игнат недовольно поджал губы, увидев, что намочил и испачкал дорогую, светлую обивку салона.

Стряхивая влагу с брюк, выслушал ответ и с готовностью отрапортовал: «Понял вас, Аркадий Борисович. Начнём с её работы, затем наведаемся домой. Сейчас еду за Кирой, парни нашли его».

Глава 5

Спустя пару недель я перестала вздрагивать от звонков в дверь, просто игнорируя их.

Это снова курьер с очередной охапкой красных роз от Кирилла.

Не так давно он даже осмелился позвонить мне. Извинялся, плакал, признавался в любви. Оправдывался, что был под кайфом, что вовсе не хотел причинять мне боль. Поклялся, что больше никогда не сделает ничего подобного, лишь бы я простила его.

Тогда я молча его выслушала, повесила трубку и заблокировала контакт с многоговорящим наименованием «ЧМО».

Надеюсь, он сгниёт в тюрьме, где зеки будут ежедневно делать с ним то, что он сделал со мной.

На дворе прохладный и влажный июль, пахнущий грозой и цветами. Щебетание птиц по утрам, смех подростков по вечерам, рёв мотоциклов до глубокой ночи. А я словно выпала из мира, замкнулась в своём одиночестве. Больничный подходит к концу, скоро выходить на работу.

Нужно собраться и начать жить. Только как это сделать? Как перестать бояться выйти на улицу, когда темнеет? Как в каждой проезжающей мимо иномарке перестать видеть его лицо?

Пора что-то менять.

Говорят, если женщина решила сменить причёску – она решила изменить жизнь.

Моё решение подстричься и перекрасить волосы было связано не только с желанием начать всё заново. Также оно было связано с настойчивым давлением Марины, которая после выписки доставала меня телефонными звонками, буквально требуя, чтобы я явилась к ней в салон на переделку!

Теперь я сижу в этом самом салоне, болтаю ножкой на высоком кресле, смотрю на себя в зеркало и признаю, что она права.

Действительно, так лучше…

Тёмно-каштановый цвет волос освежил лицо, сделал синие глаза ещё более выразительными и яркими, а кожу – будто светящейся изнутри. Модная стрижка с градуировкой придала длинным волосам пышности, а образу дерзости. Отличная броня, чтобы скрыть то, что творится внутри.

– Мне нравится. – Подытожила я, улыбаясь симпатичной девушке в зеркале.

– Я балдею! Какая ты красоточка! – Взвизгнула подруга, более чем довольная своей работой. – Вон какие глазища синие стали! Я же говорила, что этот цвет волос тебя преобразит! Ну расскажи, какие планы? Уже была на работе?

– Нет, завтра. Сегодня утром только закрыла больничный.

– Здорово! Шокируешь всех новой причёской!

Но в итоге шокировали меня…

На следующий день я приехала в бар на работу. Свежая, в новой блузке, с отрепетированной историей для коллег и решительным желанием всё забыть, погрузившись в работу.

Начальник поймал меня прямо у входа и пригласил в свой кабинет, где, неубедительно изображая сочувствие, сообщил, что я уволена.

– Но по закону вы не можете уволить человека из-за больничного, – пробормотала я, не совсем понимая, что происходит.

Может, это шутка какая? Розыгрыш в честь возвращения?

– Это не из-за больничного. Полина Алексеевна, я уволил тебя задним числом. Пришлось по статье, к сожалению. Ты прогуляла смену без объяснения причин. О больничном сообщила лишь через пару дней после прогула… И вообще, мне не нужны проблемы, сама понимаешь. – Начальник и без того был скользким типом, но сейчас прямо обозначил, что он ещё и трус.

– Сибирский надавил? – наконец догадавшись, хмыкнула я.

Ведь тот лысый, что приходил в больницу, сказал, что знаком с моим начальником. Решили таким образом достать меня?! Увольнение по статье – это крест на нормальной работе. Теперь возьмут разве что уборщицей, и то не факт!

– Передайте вашему кукловоду, что я всё равно посажу его сына.

Мужчина напротив меня неопределённо передёрнул плечами. Вроде как не понимает, о чём речь.

Боится за свой жалкий бизнес, что притон его прикроют?

Когда просил выйти в доп.смену или приказывал бодяжить элитный алкоголь сладкой водой, я была «Полиночка». А теперь, значит, «Полина Алексеевна».

Собрав остатки гордости, вздёрнула подбородок, хотя на самом деле хотелось разреветься и разбить тут всё на хрен: «Когда я могу приехать за трудовой книжкой и расчётом?».

– Можешь всё получить прямо сейчас, у главного бухгалтера в кабинете. – Начальник расслабился, явно довольный тем, что всё прошло так быстро и без лишних истерик.

Я вышла из его кабинета, не прощаясь. Вместо жалости к себе во мне просыпались совсем другие чувства. Неправильные, аморальные, чуждые мне ранее, но такие сильные сейчас.

Ненависть и жажда мести, неистовая, кровожадная!

Борясь со слезами, не желая обнажать свою слабость, молча забрала свои документы. Уходя, заметила косые взгляды бывших коллег, услышала шепоток за спиной.

Надо отдать себе должное, с достоинством прошествовала мимо них, демонстративно хлопнув дверью напоследок.

Гаденькое чувство. Не передать.

В полной мере прочувствовала, что я совсем одна. Никто не поможет мне, кроме меня самой. Такое же чувство у меня было, когда умерла мама и отец запил. Словно земля шатается под ногами, и ты вот-вот упадёшь, а ухватиться не за кого.

Решительно направилась к автобусной остановке.

Я еду к следователю! Он сказал, что идёт следствие и надо ждать, мол, меня вызовут. Но никто и никуда не вызовет, теперь это очевидно. Найдут тысячу причин замять это дело.

По пути зашла в строительный магазин и купила самый дешёвый монтажный нож с выдвигающимся лезвием. Кинула в сумку. Так спокойнее.

Через час меня ждал очередной сюрприз.

Сидя в душном кабинете у следователя по моему делу – Захарова Виталия Дмитриевича, того самого, что некогда строил мне глазки, – я оказалась на грани нервного срыва, когда услышала:

– Мы пока не можем передать дело в суд, ввиду новых обстоятельств. Идёт доследование.

Побледнев, я едва шевелила губами: «Каких обстоятельств?».

И сюда успели влезть?!

– Экспертиза показала, что вы были сильно пьяны в день нападения. К тому же, нашёлся свидетель, который видел, что вы садились в машину Кирилла Сибирского добровольно. Это ваш начальник. Он утверждает, что у вас был роман с Кириллом, и в тот вечер вы просто поссорились. Из-за чего и напились, опоздав в итоге на служебную развозку. После этого он вас уволил по статье, о чем есть соответствующий приказ.

– Но это наглая ложь!! – заорала я, вскакивая с места и едва не уронив графин с водой со стола.

Очевидно, что следователь сам не верит в то, что говорит. Оттого моя реакция ничуть не удивила его. Он ведь своими глазами видел, в каком состоянии я была, когда попала в больницу! Разве так выглядят влюблённые девушки после ссоры?!

Ловко поймав пошатнувшийся графин, он спокойно произнёс заученную фразу, заготовленную для таких случаев: «Пожалуйста, успокойтесь. Мы во всём разберёмся».

Я и не собиралась успокаиваться: «Вы что, не понимаете?? Этот ваш свидетель – купленный! Человек Сибирского приходил ко мне в больницу, его зовут Игнат! Он пытался запугать меня!! Они самые настоящие преступники!!».

Мужчина поднял ладонь, призывая меня к спокойствию и заговорил как с ребёнком, что бесило ещё больше: «Мы обязательно проверим новую информацию. Сядьте, пожалуйста».

– Давайте устроим очную ставку! Пусть скажет, глядя мне в глаза, добровольно я села в машину или нет!! Или посадите меня на детектор лжи. У вас же есть разные способы выяснить правду?!

Виталий Дмитриевич бесстрастно смотрел на меня, всем своим видом демонстрируя, что истерикой я ничего не добьюсь. Пришлось сесть обратно на стул и сделать пару глубоких вдохов.

Он налил мне воды и пододвинул стакан на край стола. Я отрицательно качнула головой, отвернувшись.

Обвела взглядом кабинет, пытаясь восстановить душевное равновесие.

Старые часы. Портрет президента. Стеклянный стеллаж с кучей бумаг внутри. Окно со старой оконной рамой. За окном – пасмурное летнее небо. Душно. Будет гроза.

Я повернулась, в отчаянии заглянула ему в глаза. Прозрачно голубые глаза, в которых мелькнуло сдержанное сочувствие, как если бы он сказал: «Всё понимаю, но сделать ничего не могу».

– Это расследование будет длиться вечно, пока у Сибирского деньги не закончатся! Так? Ещё и меня выставят виноватой!

– Полина…

– …Вы понимаете, что у меня теперь панические атаки? Я задыхаюсь, я не выдерживаю случайное соприкосновение с мужчиной, чтобы не покрыться при этом мурашками от отвращения! Я совсем одна в этом городе! А если бы в такой же ситуации оказалась ваша девушка или сестра??

Но всё это бессмысленное сотрясение воздуха. Все решения уже давно приняты за моей спиной. Следователь – просто пешка, что он может?

Понимаю это и поднимаюсь со стула, уже не слушая его очередное «мы во всём разберёмся». Не прощаясь, перекинула свою сумку через плечо и стремительно вышла, покинув кабинет.

Хочется выть от бессилия! Воронка разочарований и отчаяния засасывает меня всё глубже, убивая внутри веру в справедливость. Стремление начать всё сначала, мирно дожидаясь суда, разбилось о горький привкус осознания продажности нашей системы правосудия.

Как оказалась, это ещё не все беды, свалившиеся на мою голову.

Последней каплей стал пожар…

Несколько дней спустя, возвращаясь вечером с очередного неудачного собеседования по устройству на работу, я увидела, как у моего дома стоят две пожарные машины.

С четвёртого этажа валит чёрный дым, а внизу стоят зеваки, снимая это на телефоны. Мне потребовалась пара минут, чтобы сообразить, что это моё окно. Горит моя комната. Точнее, не моя, – арендованная. Что в разы хуже.

Даже не удивилась. Не стала плакать, причитать, или бежать туда в попытке что-то спасти. Хорошо хоть, все документы при мне – брала на собеседование.

Только платье жалко.

Шифоновое платье в пол с открытыми плечами, яркое, летнее, дорогое. Ни разу не надела. Оно висело в шкафу, как маяк, освещающий путь в новую жизнь.

И теперь оно сгорело, вместе с надеждой на счастливый финал.

Молча сажусь на железное ограждение у тротуара, смотрю, как тушат огонь.

Вибрирует телефон. Разблокировав экран, читаю сообщение с незнакомого номера: «Это последнее предупреждение».

Нервно усмехаюсь, но по спине всё же пробегает мерзкий холодок.

Отыскала и набрала телефон Марины. Стараясь говорить спокойно, попросилась переночевать. Знаю, что обременяю – она живёт в маленькой хрущёвке с мужем-алкоголиком и малолетним сыном. Но больше мне не к кому обратиться.

– Конечно, приезжай, что за вопросы! – воскликнула подруга. – А что случилось? Голос какой-то странный!

– Всё в порядке. Скоро буду. – Если сейчас не отключу вызов, разревусь прямо в трубку.

По дороге к метро зашла в мобильный банк и посмотрела остаток средств на счёте своей дебетовой карты… На бутылку коньяка хватит. Без «анестезии» уже не обойтись.