Последний замысел Хэа

Быстрорукая верила, что отец с отрядом вернётся. Вернётся, чтобы защищать свою землю. Иначе и быть не может, самая главная обязанность воинов – защищать дом от врага.

А кто этот враг, девушка знала.

Кто пришёл на их землю, чтобы наполнить болью.

Кто спалил их дома, сжёг их деревья.

И кто не появится здесь никогда.

Не появится, пока жива Быстрорукая.

Не появится и потом. Потому что она уничтожит всю эту банду, в том числе главаря – Его Святейшество стража-заступника.

Она верила в то, что сказала ей Синеокая, бывшая пассия бывшего жениха. Человек с того света не врет. Не строит предположений. Человек с того света знает.

Девушка прошла нетронутый Лес и вступила в гарь.

Здесь суетились люди, десятки людей. Находили то, что огонь не спалил, наводили порядок, собирали и вывозили мусор.

Погорельцы. Их можно поселить у себя, в Военном. Тех, кто еще не нашёл себе места.

Отец поймет.

Военный затронуло слабо. Сгорели постройки, в которых жили животные. Погиб топтун-однодневка, пара свиней, коз, овец, опалил свои крылья ангел.

И всё.

Огонь прекратил свою жатву и дальше уже не пошёл.

Что это за странный пожар, как этот пожар начался и почему так резко закончился, оставалось загадкой. Говорят, скоро приедут озёрники, может, они что-то знают. У озёрников всюду глаза, всюду уши, иначе бы им не выжить. Люди Озёрного Края бросили вызов гильдии, которая долгое время держала равнину. В своих цепких лапах.

Работы шли у самой границы селения. Фонари не горели, а света от окружавших деревьев здесь не хватало.

И всё-таки Быстрорукая разглядела.

Того, кого хотела найти.

Чтобы помочь, чтобы принять, чтобы вместе одолеть всё то зло, что проникло в их дом.

Он сидел на большом плоском камне и что-то держал. Она подошла, ладони раскрылись, и то, что было в руках, упало. Скатилось по камню.

Мужчина встал и постарался вытянуться. При этом поднявшись на цыпочки.

Девушка усмехнулась.

Она подошла и посмотрела в глаза. Как тогда – сверху вниз. Быстрорукая никак не могла понять, чего же больше в этих глазах – страха или обожания? А может быть, восхищения?

"Второй раз в жизни я захотела открыть своё сердце, и второй раз на меня так смотрят" – подумала девушка.

И сказала:

– Привет. Дел очень много. Давай делать вместе.

– Мы собрались, чтобы ещё раз подумать – что же случилось.

Председатель вздохнул. За столом было тихо. Никто не хотел быть первым, в кого полетят камни.

– Человечество далеко от идеалов Белой Россыпи, – продолжил он тихим, слегка виноватым голосом, – мы продолжаем терзать своё тело вместо того, чтобы сплотиться. Если возникнет угроза, мы не ответим.

– Угроза возникнет, – сказали справа, – сезоны короче, межсезонья длиннее. Что-то случится.

– Поддерживаю, – раздался голос напротив, – Это чем-то закочится, и точно ничем хорошим.

– Проблема есть, и мы эту проблему обсудим, – кивнул председатель, – но нужно понять, что случилось. Как мы превратились в убийц.

Собравшиеся закашляли.

– Не надо сгущать, – сказал Средний, – действовали не мы. Орден пошёл навстречу. Но, как оказалось, нас обманули. Такая формулировка будет достаточно точной.

– Я, кажется, предупреждал, какие это мерзавцы, – последнее слово Холёный сказал сквозь зубы.

– Обвинениям тут не место, – председатель блеснул своим глазом, сделанным из стекла, – решение поддержали все, здесь сидящие.

– Да, мы давали шары, но только и исключительно для разведки, – продолжил Средний, сделав ударение на слове "исключительно".

– И всё-таки снова, – Холёный нагнулся к столу, открыв присутствующим круглое гладковыбритое лицо, – впредь, принимая решения, давайте не забывать, с кем мы имеем дело. Это кучка жадных до денег негодяев, которая не остановится ни перед чем, чтобы остаться у власти. Потому что пока эта кучка у власти, у них будут деньги.

– Шестой – не самый плохой заступник, – ответил Хриплый, всё тем же слегка виноватым голосом, – я думаю, на него надавили. А может, даже действовали за спиной. Тот же Серый или Застывший.

– Застывший – экзекутор, – возразил председателю Средний.

– Но что же это как не экзекуция, – усмехнулся Холёный, – а Серый… он, конечно, исполнитель хороший, но с воображением у него туговато. На такое безумие мог отважиться только Шестой, – Холёный сказал это твёрдо, видимо, ожидая обоснованных возражений. В основном со стороны председателя. Тот знал заступника лично, и потому постоянно его защищал.

Но Хриплый молчал.

Случившееся потрясло его больше других. Он понимал, что без одобрения стража-заступника никто ничего бы не сделал. Понимал, но отказывался верить.

– Вопрос ребром, – сказал наконец председатель, – поддерживаем мы стражей или нет. После того, что случилось.

– У нас другого выхода даже и нет, – ответили справа, – в любом деле надо быть последовательными. Метания – путь к разложению. Так говорит Белая Россыпь… Поддерживаю.

– Поддерживаю.

– Поддерживаю.

– Поддерживаю.

– Поддерживаю, – сказал Холёный, – однако… – он выдержал паузу и продолжил, – нужен ли нам такой заступник?

Сидевшие смотрели на председателя. Тот должен был что-то сказать.

– Я понял Вас, – да, Хриплый понял, что отмолчаться уже не получится, – то, что сделали стражи, ужасно. Но… Давайте пока подождем.

– Подождем. Хорошо. Вы полагаете, это такая многоходовочка, – Холёный вздохнул, – что-то дальше произойдет, что-то случится в Длиннолесье, и это что-то будет на руку стражам. Но… многоходовку не начинают столь глупо. Зачем было действовать в пылающие, если тебя могут увидеть? С того же Поста.

– Может, они спешили? – предположили справа.

– Я полагаю, стражи боялись, что воины Длиннолесья, которые стоят в том же Прихолмье, уйдут. Как только получат вести, – ответил спокойный чуть слышимый голос.

– Ага. Как будто сейчас, как только закончился сезон, они не уйдут.

– За это время можно было многое сделать. Например, убедить их остаться. Вы сами знаете, как стражи бывают порой убедительны. Потом, Военный Поселок практически не задет.

– Хмм, – Холёный задумался, – возможно, это аргумент.

За столом стало тихо.

– Теперь, – сказал председатель, и повернулся к Среднему, – ваш информатор и кандидат в сопричастные, как его…

– Невинный.

– Невинный… оказался не в курсе намерений стражей. Не сделал ничего, чтобы предотвратить трагедию.

Средний улыбнулся.

Свалить всё на одного человека – не в стиле председателя, как, собственно, и самого Ордена Карты. Коллективное принятие решений и коллективная ответственность – краеугольный камень дисциплины. Это идеал Белой Россыпи, к которому они так стремятся.

– Об операции было известно немногим, – ответил мужчина спокойным и рассудительным голосом, – думаю, её планировало двое – заступник и его исполнитель. Возможно, Серый. А в этом случае любая утечка исключена. Что-то узнать от Первого Служника невозможно.

– Первого служника Его Святейшества избегают многие, – добавил тихий вкрадчивый голос, – из страха заразиться рыбьей болезнью.

– Обычно болезнь смертельная, – ответили справа, – и заразная. Но когда выживаешь, зараза уходит, потому как уходит болезнь. Остаются последствия. Не опасные. Жаль, что многие это не знают.

– Кандидат, – сказал Хриплый, и тут же закашлял, – он здесь?

– Он на лестнице. Как и положено кандидату, – ответил Средний, вставая.

– Наверное, убивается, этот ваш кандидат, – Холёный попытался подняться со стула, – думает, замуровали. Помню, как сам чуть не обделался.

Он все-таки поднял своё грузное тело, отчего стул, на котором сидел, с облегчением скрипнул. Сам же Холёный засопел и задышал часто-часто, словно бежавший саммака. При этом он не терял присутствия духа и задорно оглядывал окружающих.

– А я, помнится, встал в дальний угол и молился Обиженному, – сказал тот, что справа и тоже поднялся.

– А я не молился. Я стучал и просился наружу, – ответил голос, больше похожий на свист раздуваемых мехов, – пока меня не освободили. Правда, разбил костяшки.

Собравшиеся прошли к дальней стене помещения и встали полукругом. Председатель надавил на камень, который чуть заметно выпирал из стены. Камень сдвинулся вбок, вместе с ним сдвинулись и другие, оставив проём, за которым члены Узкого Круга думали найти отчаявшегося молодого человека.

– Зажгите фонарь, я ничего не вижу, – сказал председатель. Губы его скривились в ожидании неизвестного.

Когда фонарь наконец зажгли, и Хриплый вступил в небольшое тёмное помещение, он чуть не упал, споткнувшись о что-то мягкое, лежащее на полу.

– А вот и он.

Невинный спал, подложив под голову руку и пускал беззаботные слюни.

ГЛАВА 6. ОБИТЕЛЬ

Важным представляется следующее.

Делать вывод о причинах заражения, основываясь только на его размерах, нельзя. Необходимо тщательно изучить феномен. Мелкие, кажущиеся незначительными детали могут оказаться существенными.

В то же время заниматься подготовкой обновления в новых условиях не представляется возможным. Прошу дать разрешение на приостановку работ в этом направлении.

По поводу причин случившегося.

В настоящее время прорабатываются две гипотезы:

1. Вмешательство удалённых (которые называют себя едиными):

В этом случае заражение не может быть злокачественным. Источник энергии находится внутри этого мира. Однако сам факт произошедшего вызывает недоумение. Развитие удалённых происходило не с опережением, а с отставанием от нашего собственного. Мы же, в свою очередь, не обладаем даже ничтожной долей возможностей осуществить нечто подобное.

Отдельное мнение Черного Шэа:

Сам характер развития нашего общества не предполагает экспериментов, в основе которых лежит включение чего-то инородного, т. е. заражения. Поэтому сравнивать развитие двух систем некорректно.

В случае, если достоверность гипотезы достигнет трёх величин, необходимо признать ее рабочей. В этом случае заражение считается потенциально неопасным. По достижении правдоподобности в четыре величины работы по обновлению можно возобновить.

2. Беспрецедентное вмешательство Демиурга (Создателя, который после первого своего воплощения (Хэа) отвернулся от избранных):

Исходя из истории взаимодействия Демиурга с созданным миром событие представляется маловероятным.

Отдельное мнение Черного Шэа 1:

Исходя из характера заражения гипотеза вмешательства должна считаться приоритетной.

Отдельное мнение Черного Шэа 2:

Легенды Крылатых позволяют провести параллель между их Создателем (последнее воплощение которого т. н. Ээф) и нашим Демиургом. Если это так, последняя локация Демиурга ещё одно доказательство его вмешательства. В этом случае правдоподобность гипотезы сразу достигает двух величин.

В случае, если правдоподобность гипотезы 2 достигнет трёх величин, заражение следует считать чрезвычайно опасным и, возможно, злокачественным. Диагноз зависит от причин вмешательства, которые в этом случае необходимо установить.

Архивация приостановлена.

Старый Хенши,

объяснительная записка Собранию

Прочитав представленные объяснения, Собрание учло следующее:

1. Явление не имеет прецедента в истории.

2. Явление не может считаться вытекающим из логики развития мира.

Собрание постановило:

Явление изучить, используя самые мягкие и самые осторожные инструменты.

Не предпринимать никаких дополнительных действий.

Работы по подготовке обновления (эксперимента) остановить, вплоть до выяснения причин случившегося, работы по архивации тоже.

Последнюю архивную версию считать окончательной.

Решение Собрания Избранных

– Вы, наверное, облазили всё, – Любящая внимательно посмотрела по сторонам.

– В этом районе мы тоже были, – Первая сжала руку Мутного так, что она побелела.

– Я и не сомневалась.

Девушка фыркнула.

– Странное место, – сказала она, – никто не живёт.

– Этот район стал опасным. Как только здесь расплодились пещерные монстры… Пошли, – в руке у Любящей что-то блеснуло.

– Потеряшка?

– Подарок от Терпеливого, – женщина покрутила предмет, – хорошая вещь. Когда обходишь район. У горожан нет такого оружия. Есть маломощные электрошокеры. И арбалеты. Да, арбалеты вещь, но слишком громоздкая.

– Что за монстры? – спросила девушка, ускоряя шаг, и при этом прислушиваясь, не отстали ли провожатые. Нет, Висмут и Кобальт всё так же шагали сзади, невозмутимые, как и раньше, и их присутствие успокаивало, даже больше, чем потеряшка в руках у Любящей.

– Эти существа пришли вместе с хранителями, – ответила та, – давно, тогда ещё не было ни Острова, ни людей. Обиженный знает, что за твари. Может, что-то подобное крысам. А может, свинки, тех же хранителей. Хранители – они кушают то же, что кушаем мы, пища всяких там шестилапов им не подходит.

– Теперь понимаю, – сказала девушка, вспомнив, чем угощали её пестрокрылые.

– Может, монстров они разводят. Может, их развелось слишком много, они разбежались, хотя правильнее было бы сказать – расползлись. А есть то им хочется. Монстрам. Всякие брумы, остролапы или крушинки – это они не едят. И вот заползли они к людям и поняли, что люди съедобны. А люди поняли, что съедобны монстры. Когда терялись в пещерах и есть было нечего, только монстры и выручали. Но тут либо ты, либо он. Замкнутая пищевая цепочка – сказал бы ваш Терпеливый, – женщина посмотрела на Мутного.

– Незримые души, – Первая выдохнула. Они шли быстро, почти бежали, и девушка запыхалась.

– Нет. Я видела, как они подыхали. Сползала такая душа, очень плотная. Как молоко.

– Любопытно, – заметила Первая, – мы скоро придём?

– Уже, – Любящая замедлила шаг, – нам туда – она указала на высокую арку у последнего дома.

– Почему мы не сели в повозку? – спросила девушка.

– Пещерные слышат не хуже сов. И видят получше лесных острокрылов. Мы и без того слишком громко идём. И слишком громко разговариваем.

Первая вздрогнула. “Надо же, а мы здесь гуляли, и даже не думали об опасности. А нас могли съесть.”

Любящая остановилась, приложила палец к губам, и прислушалась.

– Пошли, – сказала она наконец.

Путники приблизились к арке. За аркой темнел проём, возможно, тоннель, темнел пугающе, потому что его темнота была абсолютной.

– С фонарём тут опасно, но без фонаря тут никак, – женщина спрятала потеряшку и достала небольшой плоский предмет. Белый свет осветил тоннель, с потолка которого свисали какие-то сопли. И эти сопли имели крылья. Что это крылья, Первая поняла сразу – по тому, как сопли этими самыми крыльями двигали, то расправляя, то прижимая к себе. Медленно, но постоянно.

“Склизняки, только с крыльями. А может, и выделения. Вдруг эта пещера живая? Вот Листик однажды шёл, шёл, и шёл со своим отрядом. А потом оказалось, что они попали в пасть огромного существа и ходили по пищеводу…"

– Летульки, – ответила женщина, увидев её удивление, – так мы зовём эту пакость, – типа летучих мышей, но только без глаз, ушей и конечностей. Как будто поиздевались над мышкой и измазали в гадости. Короче, мерзость.

– Пакость, мерзость, гадость, – повторила за Любящей Первая, – здесь все такие?

Женщина не ответила.

– Идём, – кивнула она головой и нажала какую-то кнопку. Свет стал рассеянным, теперь он светил как лампа. И оказалось, что мерзость, пакость и гадость существует не только на потолке, эта гадость ползёт по стенам, и даже по полу.

– Бррр, – вздрогнула девушка.

"Ладно тебе, успокойся, – шептала она про себя, – здесь не так уж и страшно. Впереди Любящая, позади провожатые. И Мутный. Он тоже. Здесь. Рядом".

Она вспомнила, как входила в пещеру, тогда, с пестрокрылыми. Да, ей было страшно. Но присутствие тех, что были с ней рядом – спереди, сзади, её успокаивало, казалось, случись что плохое, они подхватят, и понесут её прочь. И ещё ей казалось, а может, оно так и было, а может быть, члены Стаи делали всё, чтобы она так и думала, но, находясь на холмах, Первую не покидало ощущение безопасности.

Теперь этого ощущения не было.

Быть может, из-за летулек. А может, из-за того, что у них был фонарь, и казалось, что там, впереди, он высветит что-то, что их остановит. И заставит бежать.

Хотя Любящая и уверяла, что они ценней некуда, что миссия важная, а путь у команды знакомый, но почему-то казалось, что, случись какая опасность, и каждый будет сам за себя. Даже Висмут и Кобальт. А если судить по рассказам – опасности были.

– Да, поход не из легких, – женщина словно читала мысли, – преодолеем тоннель, и вступим в предгорья. Холодные, но красивые. Только бы небеса не погасли.

"А что, они могут погаснуть?" – спросила бы Первая. Раньше. Сейчас же она понимала, что погаснуть они могут, и даже, скорее всего, погаснут, и мысль, что такое может случиться, добавила ей беспокойства.

Одно беспокойство, второе. А путь только начался.

Вначале казалось, что путь этот выдолблен, словно забой рудокопов. Но своды тоннеля расширились, потолок ушёл вверх, вместе с пакостью-мерзостью-гадостью, на правой стене появились наросты, а левая вообще куда-то пропала – и девушка вдруг поняла, что команда идёт вдоль огромного грота.

– А-а, – почти закричала она и услышала, как звук отразился под сводами.

– А вот это ты зря, – ответила Любящая, – лучше нам не шуметь. Я, кажется, предупреждала про монстров.

"Как глупая девочка" – подумала Первая и прикусила губу.

Она аккуратно дотронулась до наростов на правой стене, вдоль которой они продвигались. Это оказалось что-то упругое, но податливое, и всё-таки склизкое.

“Вот ты и вляпалась в мерзость, – подумала девушка, проходя мимо очередного нароста. И из-за свойственного ей с рождения любопытства и стремления доводить только что начатое до конца, она не удержалась и запустила пальцы чуть глубже.

Но тут же отдернула. Холодный ужас пополз по руке и дошёл до запястья, наткнувшись на плотно сидящий костюм. Вещество охватило руку, словно перчатка, повторяя её изгибы. Первая почувствовала давление чего-то чуждого и живого, чего-то, что хотело сжать её руку и раздробить. Пальцы начали скручиваться, запястье сжиматься, в ладони что-то кололо. Девушка сжала зубы, чтобы не крикнуть, и со всего размаху налетела на женщину.

Та обернулась.

– Тебя, моя милая, не переделать, – сказала она вполголоса и направила потеряшку в ладонь. Разряд сильной боли прошёл по руке и затерялся где-то в предплечье. Девушка сжала челюсти так, что хрустнули зубы. Вещество сползло, как сползает склизняк, если взять его в руки, и вязкой желеобразной массой плюхнулось вниз.

– Молодец, даже не пискнула, – похвалила Любящая. А может, не похвалила – поиздевалась, – ну вот и всё. Рука поболит, поболит, а после пройдет, – она улыбнулась, как улыбается мать, вынимая занозу, – Только, пожалуйста, поменьше движений. Здесь, кроме схватов, хватает и других неприятностей.

Предплечье горело, словно по нему ударили молотком, рука затекла и висела как плеть. Первая вспомнила бабушку. "Ты, девушка, засунешь пальцы в любое тесто", говорила та вместо нравоучения. "Не только в тесто, бабушка, я засуну пальцы в любую гадость", – подумала проводница и решила, что постарается измениться. Хотя это трудно, но постарается.

Мутный взял её за руку. Первая вспомнила, что точно так же держал и отец, чтобы она была рядом. Время прошло, девушка повзрослела, но осталась всё той же девочкой.

– Схваты – создания мерзкие, – добавила Любящая, – с ними надо поосторожнее. Людей они не едят, но руки ты могла лишиться.

Она сказала что-то ещё, но Первая не расслышала. Рука оживала, а вместе с тем появлялась и боль – всё ниже и ниже. “Ммм” – девушка сжала зубы.

Тоннель не кончался.

Казалось, они так и будут идти, вдоль длинной высокой стены, пока не уткнутся. В тупик. Где-то в сторонке горел огонёк, что-то чуть слышно капало, раздавался далёкий и непонятный скрип.

Пару раз она на что-то наткнулась, и это был вовсе не камень. Быть может, летулька, быть может, зверёк.

– Здесь много пещерных брум – объяснила ей женщина.

– Чем эти брумы питаются?

– Они не питаются. Они прячутся. В предгорьях живут остролапы, их много. Если наткнулись на брум, значит, скоро и выход.

После очередного поворота пришёл ветерок. Стало заметно свежее, и в то же время прохладнее. Холодок лишь легонько коснулся лица, тело, согретое тёплым костюмом, его не почувствовало.

Наконец показался и свет. Вначале маленький, тусклый, он разрастался, становился всё ярче, и превратился в пятно, которое играло всеми цветами пылающих.

“Небеса, – подумала девушка, – небеса не погасли”.

И улыбнулась. Довольная, пьяная после всего, что случилось, она повернулась к Любящей.

– Поздравляю, – сказала та, – мы вышли не там.

– Как такое могло случиться? – задумалась женщина и посмотрела на провожатых, – ведь мы всё время держались право.

– Понятия не имею, – Кобальт сбросил мешок. Висмут снял свой, но снял аккуратно, как будто в нём самое ценное и молча смотрел наружу.

Горы. Величественные и недоступные. Как великаны, которые смотрят вперёд, и не видят, что под ногами. Ты превращался в песчинку, твои проблемы казались ничтожными – и становилось легче. Ведь вот оно – то величие, выше которого нет.

Первая сделала шаг.

Земля не везде была мягкой. Небольшая прослойка тёмно-коричневой почвы покрывала её лишь частично. Кое-где обнажались скалы.

Растительность скудная. Всё те же растения сине-зелёного цвета – одни с длинными, закрученными на кончиках усиками, другие с разрезанными надвое листиками, прижатые к земле и будто ползущие. Крушинок немного, все они мелкие, полуоткрытые, тянучек не видно совсем. Как и незримых.

Какие-то фиолетовые, а кое-где синие, красные шарики. Такие она не видела. Они кучковались возле камней, вплотную, а если камни были высокие, то находились под ними. Может, скрывались от глаз, а может, от ветра, который в этих краях дул порывами, и, казалось, хотел раскидать всё живое.

Девушка сделала шаг, чтобы взять в руки шарик. Но то, что случилось в пещере, остановило.

– Жданки, – сказала Любящая, проследив направление взгляда, – пища пещерных брум. А почему жданки? Да потому что ждут, когда ты появишься. И прячутся. А брумы – те едут тихо и отгрызают.

Она подобрала камушек и бросила в кучку. Мимо.

Метнула другой.

Шарик качнулся и спрятался. Но не один – исчезла вся кучка.

– Чуть кто-то подходит – и исчезает.

– Быстро.

Первая услышала запах, резкий и неприятный, как будто компания стриклов решила опорожнить кишечник.

– Это они?

– Да. Жданки не любят компанию. Хотя правильно говорить – ОН, это один организм, – Любящая покопалась в мешке, оставленном Висмутом, и достала коробочку.

– Компас, – сказала она, – только более точный. Показывает не одно только направление, но и расстояние до Магнитной горы.

На экране забегали цифры.

– Так. Мы чуть дальше, чем нужно. Что это даст? – женщина села на камень.

– Придётся вернуться, – сказала она, чуть подумав, – не могу узнать это место.

– Я в этой части пещер не бывал, – Кобальт пожал плечами, – хотя и догадываюсь, где мы ошиблись.

И посмотрел на девушку.

– Точно, – за ним посмотрела и Любящая.

Мутный поймал её взгляд и тоже уставился.

– Вы, дорогие, дыру протрёте, – Первой стало неловко, настолько явно её разглядывали.

– Как рука?

– Ничего. Немного болит.

– Я виновата, – сказала женщина, и поглядела на Кобальта, – когда она вскрикнула, я уронила фонарь. Потом подобрала, но мы пошли прямо, и пропустили развилку. Вернёмся?

Кобальт кивнул.

– Но вначале покушаем.

– Точно. А то упадём, без сил.

– Мы найдём это место? – спросила у Любящей Первая.

– Не знаю, – ответила та, – скорее всего, найдём. Но, если что, пройдём заново, только назад.

Кобальт открыл мешок и стал вынимать продукты.

"Как-то всё буднично, – подумала девушка, – как будто речь о прогулке. Вернёмся, покушаем."

– Ну что же, – сказала она, – я не против.

Возвращаться назад всегда неприятно. Это как переделать работу, которую сделал неправильно. А возвращаться туда, где сыро, темно и опасно, не хочется вообще.

Старались держаться левее.

– Теперь внимательно, – предупредила Любящая, – скоро пройдём это место.

Сверху кто-то вспорхнул, за ним ещё и ещё.

– Летульки? – вздрогнула Первая.

– Нет, – женщина посветила. Сверху глядела мордочка с ороговевшим ртом, похожим на клюв, и толстым квадратным носом. Глаз у животного не было, – это местные острокрылы. Питаются всякой мелочью, которую вынимают из трещин.

– Летулек не ловят?

– Нет. Летульки – их молодь. Только живёт не в кармашках.

– Вот как? – Первая фыркнула, – а где же их мамы?

– Они однополы, – ответила женщина.

“Странно, – подумала девушка, – или они в своём городе не знают загадку шестилапов, точнее, разгадку, или в пещерах и правда всё по-другому”.

Мимо пролетел огонёк.

"Как в Лесу, – подумала девушка, – там тоже летают светящиеся твердотелки. Только в пещере их меньше".

– Вот и оно, – женщина наклонилась. Под ногами застыла лужа, – тот самый схват, что начал душить твою руку, – она посветила вокруг, прошла чуть вперёд, чуть назад.

– То самое место, – Кобальт потрогал стену, – я помню эту отметину, – он показал на глубокий след, как будто бы кто-то прошёлся ножом, но острым и из хорошей стали. Говорят, в Девятом вытачивают такие – могут разрезать камень.

– Копатель точил свои когти.

– Что ещё за копатель? – поинтересовалась Первая.

– Типа шептуна, только пещерный и меньше. А когти копателя толще, и твёрдые, будто металл. Хороший металл, – объяснил Кобальт.

– Интересно у вас.

– Интересно то интересно, – сказала Любящая, ведя фонарём вдоль стены, – только я немного запуталась… В тот ли вход мы вошли?

Развилки не было.

Стена не поворачивала, а тянулась вперёд. Так же, как и назад.

– В том ли городе мы поселились? – съязвила Первая.

– Город Надежды один, – ответила женщина, как будто не замечая издёвки.

– Наверное, я совершила ошибку, – призналась она наконец, – если бы мы не сбежали и пошли верхним путем, всего бы этого не было. Что будем делать? – спросила она у Кобальта.

Тот подобрал фонарь и постарался пройти вдоль стены.

– Идти назад – это потеря времени, можно нарваться на неприятности.

– Даа. Телец – тот еще жук, – женщина посмотрела на спутников, – значит, пойдём к выходу. Надеюсь, мы не заблудимся.

– Если опоздаем… – Первая не закончила мысль.

– Лучше об этом не думать, – ответила рулевая, – плана Б у меня нет. Наверное, я плохо подготовилась.

Перчатки сидели как будто влитые. Тонкие и в то же время тёплые, сверху они были покрыты мягким, но плотным мехом, похожим на мех их одежды, но более нежным.

– Остролапы, – пожала плечами женщина, – их много. Есть большие, средние, маленькие. Последние чуть больше брумы. Первые едят вторых, вторые третьих, третьи твердотелок. Такая цепочка, – она коснулась своей потеряшки, – значит, к Магнитной горе. Немного левее. Так… Твои пестрокрылые вылизали Обитель, так её вылизали, что мы заметим. Должны заметить.

Рулевая смотрела на девушку.

И Первая впервые заметила неподдельную, настоящую тревогу в этих глазах, тревогу, которую женщина пыталась запрятать. На поход она поставила всё, всю свою жизнь, и теперь рисковала. Что будет, если они не дойдут, если всё это море тревоги прорвётся? Сможет она его успокоить? И будет ли успокаивать? Вряд ли…

Идти в горах тяжело, тем более подниматься. Где-то подъем был крутой, где-то не очень. Вокруг расстилался всё тот же бедный ландшафт – маленькие приземистые растения с небольшими включениями ждунов. И всё. Ни кустиков, ни деревьев, ни даже тянучек.

Над головой расстилалось небо, небо пылало, и добавляло свои, необычные краски. Где-то падали камни, заставляя тревожиться.

– Что за зверь? – спросила у Любящей девушка, взглянув на пятно, что гуляло по склону.

– Это и есть остролап, – ответила та.

– Который из?

– Средний. Тот, что ест мелких, и за которым охотятся крупные.

– На людей нападают?

– Зачем? Люди для них несъедобны.

Девушка фыркнула. Но в этот раз с удовольствием. Понимать, что ты несъедобна, прекрасно, когда путешествуешь в неизведанное.

– Но крупные нападали. Крупные, они немного другие. У этого лапы острые, как зацепы. Тело серое, – Любящая показала на склон, – а крупные… они такие. Как будто голубоватые, с синеватым отливом. И лапы у них высокие, как ходули. Сама я не видела, но говорят, на людей нападают. У нас же на лбу не написано, что мы незримые и потому не съедобны. Отведают кусочек, другой – и больше не трогают.

Первая съёжилась.

– Скоро река, – сказала женщина, – надо снять обувь и нести в руках. Но аккуратно, пожалуйста – камни здесь острые, можно пораниться. Как перейдем, ноги следует растереть, чтоб не замерзли. Вы к холоду не привычные, можете заболеть.

"Как добрая мама" – фыркнула девушка.

Она слышала, что рудокопы, работавшие в Заводье, часто болели. "Всему виною ветра, – объяснял ей отец, – холодные и порывистые, на равнине они не дуют".

Да она и сама чихала, и даже покашливала, пока гостила у пестрокрылых. А иногда, просыпаясь, не могла дышать носом. Так что придётся прислушаться. Иначе можно испортить очередное своё путешествие.

Очередное.

Своё.

Путешествие.

Ммм…

Река была бурная. Гораздо более бурная, чем, допустим, реки Долины. Быть может, в Заводье и есть что-то похожее, да, скорее всего, есть, но в Заводье она не бывала. Пока. Если её будет и дальше кидать по углам этого мира, глядишь – побывает и там.

Вода пенилась, рокотала. Ступить было боязно – казалось, ступишь, и тут же снесёт, прямо на камни, а может, и унесёт.

Но не снесло. Не унесло. Правда, вода оказалась холодная, в такую холодную воду она ещё не ступала.

Первая вышла на берег, растёрла затёкшие ступни и сунула в боты. Порезов было достаточно, но она ничего не чувствовала. Стало тепло. Ноги почти не болели, только кололи – там, где порезалась, но, впрочем, кололи недолго.

Чем выше они поднимались, тем труднее было дышать. Может, устали, может, зашли высоко. Первая помнила, как летала, и знала, что воздух предгорий тяжелый. Но сладкий.

– Почему горы белые? – спросил как-то Мутный.

До того момента казалось, что он не проронит ни слова.

– Это снег, – объяснил ему Кобальт, – вода замерзает, когда слишком холодно. Становится твердой и белой.

– Понятно, – парень глядел на вершины.

– Ты не читал "Приключений", – добавила Первая, – там Листик как раз видел снег. Он падал и падал. А на земле уже таял и становился водой.

– Интересно, знает ли это Пытливый?

– Я думаю, знает. Все, кто читал "Приключения", знают.

– Когда-нибудь я прочитаю.

– Уж прочитай.

Каждый шаг давался с трудом. Мутный спросил поклажу у Висмута, но вскоре выдохся так, что еле стоял на ногах. Поступок, конечно же, благородный, подумала Первая, но парень потом шатался и часто-часто дышал, прямо в спину, сбивая дыхание.

Только Любящая носилась по склону, то убегала вперёд на разведку, то возвращалась назад.

– Здесь узкий проход, – сказала она, когда команда спустилась меж скал, – а вот и ниша, можно поспать. Палаток нет, поэтому спим на земле.