Тульские олимпийцы. От Хельсинки до Рио

Евгений Гришин. Уникум без справки

На самом деле он должен был дебютировать на Олимпиаде четырьмя годами раньше, в Хельсинки. Туляк Евгений Гришин одинаково сильно выступал и в конькобежном спорте, и в велоспорте на треке – в начале 50-х он стал одним из лучших гонщиков СССР. Подвела прямота. Хотя нет – как она могла подвести, если эта самая прямота была сутью Гришина: иди он на компромиссы на каждом шагу – не добрался бы до таких вершин.

Когда до отъезда на Олимпиаду-52 оставалось совсем немного, вдруг пришло указание – советские спортсмены должны выступать только на советских велосипедах. К тому времени Гришин гонялся на треке на итальянском «Доницетти», который год назад ему вручил командующий ВВС Московского военного округа, большой поклонник спорта Василий Сталин, сын вождя.

– Это была лёгкая, изящная, какого-то немыслимого канареечного цвета машина с никелированной отделкой. Я влюбился в нее с первого взгляда, – вспоминал Гришин. – Когда садился на этот красавец велосипед, представить себе не мог, как можно проиграть. И никому не проигрывал. Выигрывал абсолютно все соревнования: внутренние, международные – все! И после серии отборочных был включен в состав советской команды для участия в Олимпийских играх 1952 года в Хельсинки.

Но первому секретарю ЦК комсомола Николаю Михайлову вздумалось заявить, что советские спортсмены должны пропагандировать советскую технику. Поневоле пришлось пересаживаться на наш велосипед, изготовленный в Харькове, из-за которого Гришин едва не погиб. На одной из тренировок он сделал максимальное ускорение, разогнавшись с верха трекового виража. И когда пик скорости был достигнут, лопнула цепь, сломалась педаль – и Гришин грянулся о бетонное полотно головой, затем несколько раз перевернулся, ободрал кожу со спины, рук, бёдер, повредил мышцы… До отъезда в Хельсинки оставалось десять дней.

Первое время после падения Евгений мог спать только сидя, но на Олимпиаду всё же поехал. Уже в Финляндии, пересев на «Доницетти», несмотря на травмы, стал показывать ещё более высокие результаты. Казалось бы, всё хорошо – остаётся только дождаться старта. Но Гришина вновь решили упрекнуть в отсутствии патриотизма.

Евгений Гришин с братом Михаилом на тульском стадионе «Зенит» в кремле, 1947 год © Из книги Е. Гришина «Годы триумфальных побед»

– Незадолго до старта меня вызвали к руководителю советской делегации Романову, – вспоминал он. – С ним в кабинете находился работник ЦК партии – важный, надутый. Разговор свёлся к тому, что я не выполняю указаний ЦК, обязывающих спортсменов демонстрировать советскую технику. Я сказал в ответ, что её, советскую технику, и дома-то стыдно показывать, зачем же на весь мир позориться? А потом снял рубашку и штаны, повернулся к ним задом и показал результаты тренировки на «советской чудо-технике». Предложил им самим сесть на этот велосипед и продемонстрировать его миру, хлопнул дверью и ушёл. Через несколько минут пришёл посланец Романова и сказал, чтобы я срочно собирался домой. Вот так закончилась моя первая и последняя летняя Олимпиада.

Правда, домой Гришин так и не поехал – досмотрел Игры в качестве зрителя…

Евгений родился в Туле 23 марта 1931 года. Жил в доме №20 по улице Металлистов, и жизнь эта вполне могла оборваться в военном 1942-м. Вместе с другом они попали на улице под немецкую бомбёжку. Ребята ринулись в укрытие, но тут позади них ударила бомба. Бежавшего следом друга изрешетило осколками. Двенадцать смертоносных брызг зацепили и Гришина. Два дня он провалялся в переполненной больнице, а затем ему попросту улыбнулась судьба: Женю и ещё нескольких ребят отправили в военный госпиталь, где хирург без наркоза вытащил все осколки. А потом сказал: ещё бы чуть промедлили – и ногу пришлось бы ампутировать.

И эта улыбка судьбы была не единственной. В конце 40-х, когда Гришин уже нашёл своё место в спорте, он, вернувшись домой со сборов, повстречался в Туле со старыми дружками с улицы Металлистов. Ребята эти промышляли кражами. Завязался разговор, и один из них сказал: есть, мол, наводка на фабрично-заводское училище, но проникнуть туда трудно, под силу только спортсмену. И Гришин решил уважить дружков: взял фомку, полез на чердак, сбил замок и… напоролся на сторожа. На следующий день будущего олимпийского чемпиона привели в милицию на очную ставку. Но сторож в нём взломщика каким-то чудом не опознал. Иначе отправился бы Евгений вместо очередных соревнований валить лес…

В целом же детство Гришина было обычным для тульских ребят той поры – катались на коньках, зацепившись крюком за едущую машину или повозку, дрались… И, конечно, занимались спортом. Благо стадион «Зенит» был под боком, в кремле. Здесь Гришин и начал заниматься в секции, которой руководил Яков Яковлев – терпеливый и всегда корректный. Здесь в 15 лет Евгений стал на коньки.

– Яков Иванович рассказывал, что повёз его в Ленинград на всесоюзные соревнования по лёгкой атлетике, – вспоминает глава Тульской федерации конькобежного спорта Валерий Прусов. – Гришин бежал стометровку: с листа, не изучая технику бега, в каких-то тапочках – и победил! Конечно, это был уникальный спортсмен, и он таким родился. В Государственном институте физкультуры нам читали отдельные лекции о Гришине как о редкостном феномене спортивного мира. Даже сердце его по структуре отличалось от обычного. Когда Гришин проходил медосмотр перед соревнованиями, врачи порой отказывались подписывать ему разрешение – боялись брать на себя ответственность, приходилось вмешиваться Политбюро.

Конечно, нельзя объяснять успехи Гришина лишь физиологией. Он отличался неимоверным упорством, огромной волей. А ещё Гришин был максималистом.

В 1947-м Евгений с ходу, в первом же забеге обновил юниорский рекорд СССР на 500-метровке. Летом того года 15-летний Гришин поехал на сборы сильнейших конькобежцев страны в Ригу.

«В Риге я впервые узнал, что такое вкусно есть. Раньше я ел только картошку в мундире и манную кашу, сваренную на воде. А здесь можно было выпить… две чашки компота, съесть настоящий кусок мяса!» – писал Гришин.

В 16 лет он попал в сборную Советского Союза, и профком ТОЗа выкупил для него купленные тульским конькобежцем Николаем Вяловым в Норвегии коньки «Хаген Осло». Вялов одолжил их Гришину, и они так понравились Евгению, что расставаться не хотелось. Эти коньки служили ему на протяжении всей карьеры.

Вскоре Гришин увлёкся лёгкой атлетикой – бегал стометровку за 11,1 секунды: по тем временам второй в СССР результат среди юношей. А на велосипед он сел лишь в 16 лет, но уже в 17 был чемпионом страны среди юношей. И через год его заприметил Василий Сталин, первый человек в нашей стране, которого можно назвать спортивным менеджером. Его детище – звёздный клуб ВВС, успешно выступавший и в футболе, и в хоккее, и в баскетболе, и в велоспорте. Да, у сына вождя был непростой нрав – но отличить спортивный талант от пустышки он умел безошибочно. Юного Евгения Гришина Сталин приметил, приехав в Тулу на матч велосипедистов СССР и Франции. Когда Гришину исполнилось 18, его призвали в армию – разумеется, в ВВС. Отслужив положенный срок, Евгений отказался писать рапорт о присвоении офицерского звания – решил вернуться домой, в Тулу. Сталин вызвал Гришина, но не стал давить – наоборот, похвалил за патриотизм, а после объяснил разницу в условиях для занятий велоспортом в Туле и ВВС. Доводы генерала оказались убедительными – с тех пор Гришин стал армейцем: и на треке, и на ледовой дорожке.

И всё же к Олимпиаде-56 Евгений уже оставил велоспорт. Правда, не по своей воле. Ходит легенда, что в 1953 году перед стартом спринта он сказал своему сопернику по финалу спринта – москвичу Станиславу Варгашкину: не выиграю у тебя – уйду в коньки. Красиво и по-гришински резко, но неправда: Евгений, в чьём активе было серебро чемпионата СССР и трекового турнира Всемирных студенческих игр 1953 года, очень хотел выступить на летней Олимпиаде-56 в гонке на тандемах. Пришлось конькобежному тренеру Гришина Константину Кудрявцеву пробиваться к главе Спорткомитета СССР Николаю Романову с просьбой не разрешать ему выступать в Мельбурне. Высокий чиновник просьбе внял – к большому неудовольствию Гришина. Но деваться было некуда. Да и сложно всё-таки было выступать на высшем уровне в двух индивидуальных видах спорта.

К зимним Играм-56 Гришин уже был обладателем двух мировых рекордов на дистанциях 1000 и 1500 метров, чемпионом мира на 500-метровке и трёхкратным чемпионом СССР. А за месяц до старта Олимпиады стал абсолютным чемпионом Европы. Местом подготовки советских скороходов к Играм стала Мальта – но не средиземноморский остров для изнеженных курортников, а суровая сибирская деревня в Иркутской области. На местном озере и тренировалась наша сборная.

Соревнования конькобежцев в Кортина д'Ампеццо проходили на озере Мизурина – в последний раз олимпийский турнир проводили на естественном льду: огромную глыбу, на которой находилась беговая дорожка, выпилили из основной массы льда. Для того чтобы опробовать альпийский лёд, Гришин 22 января, за четыре дня до старта Олимпиады, выступил на открытом чемпионате Италии и финишировал на 500-метровке с мировым рекордом – 40,2 секунды. А ровно через неделю, 29-го, стартовал на той же дистанции уже олимпийского турнира.

Гришину выпало открывать турнир в первом забеге вместе с британцем Джоном Кроншеем. Позже Евгений заявил, что недоволен тем, как пробежал – слишком уж скованными были его движения. Но, несмотря на это, он вновь финишировал с результатом 40,2 и привёз британцу 2,7 секунды преимущества.

– Мне повезло, что стартовал первым, ориентироваться мог только на мировой рекорд. Бить его во что бы то ни стало! – такую ставил цель. Только новый рекорд мог стать гарантией победы, – рассказывал Гришин. – Я смотрел на своих соперников и говорил себе: «Всё отлично. Пробежишь – и нечего волноваться. Важно ошеломить конкурентов – пусть они гадают, волнуются, сопоставляют. Им ведь ещё стартовать… А ты переодевайся в цивильный костюм и жди награды…

В следующих забегах результат Гришина не превзошёл никто. Ближе остальных к нему оказался другой советский спринтер Рафаэль Грач, но и он отстал на шесть десятых. Бронза досталась шведу Альву Гьествангу (41,0). Победа Евгения примечательна ещё и тем, что с 1924 до 1952 год никто на Олимпиадах не достигал мирового рекорда в коньках – и Гришин эту традицию прекратил. А кроме того, Евгений стал первым отечественным олимпийским чемпионом в коньках.

Евгений Гришин – олимпийский чемпион и рекордсмен на 500-метровке. Вместе с серебряным и бронзовым призёрами Рафаэлем Грачом и Альвом Гьествангом © Из книги Е. Гришина «Годы триумфальных побед»

Уже на следующий день, 30 января, были назначены соревнования на дистанции 1500 метров. И вновь первый забег принёс рекорд – на этот раз, правда, только олимпийский: финн Тойво Салонен пробежал дистанцию за 2 минуты 9,4 секунды. Результат продержался недолго: Гришин, стартовав в 11-й паре, побил и олимпийское достижение Салонена, и мировой рекорд, который 20 января обновил товарищ по команде Юрий Михайлов. Но Михайлов, стартовав в 12-й паре, остановил секундомер на той же отметке – 2 минуты 8,6 секунды. На высшую ступень пьедестала поднялись оба советских конькобежца, а Салонен довольствовался бронзой.

«Ждём на родине. Туляки», – такую телеграмму получил Гришин после того, как получил четыре золотых медали – две олимпийских и две от Международного союза конькобежцев за мировые рекорды.

1956. Мельбурн

До 1956 года Олимпиады ни разу не проводили в Южном полушарии, да и после – только дважды, в 2000-м в Сиднее и в 2016-м в Рио-де-Жанейро. Известная шутка о том, что в Австралии люди ходят вверх ногами, шутка лишь отчасти. Во всяком случае, когда в Северном полушарии зима – в Южном лето, и наоборот. Поэтому такими необычными были сроки проведения Олимпиады в Мельбурне, стартовавшей 22 ноября, за восемь дней до конца австралийской весны.

Из Советского Союза на Зелёный континент наших спортсменов отправляли партиями. Перед отъездом приглашали в ЦК комсомола, напутствовали. А затем начинался долгий путь. Тульский участник Олимпиады, велосипедист Эдуард Гусев рассказывал, что партия, в которую попал он, летела на правительственном Ту-104 по маршруту Москва – Ташкент – Дели – Рангун (столица Бирмы, сейчас государство называется Мьянма, а город Янгон).

– Запомнилось, что в Бирме было очень влажно – ночью простыни и подушки приходилось буквально выжимать, – рассказывал Гусев. – Потом был Сингапур, Дарвин и, наконец, Мельбурн. В столицу Олимпиады мы прибыли уже когда темнело – и увидели зарево огней над городом. В Союзе такой иллюминации тогда не было, и зрелище, конечно, поразило. А ещё удивило то, что нас встречали очень много русских. «Есть кто из Уфы? А из Рязани?» – слышали мы в аэропорту. Кстати, русские эмигранты относились к нам очень хорошо, вручали какие-то маленькие подарки, открытки. И никто нам не запрещал с ними общаться. Когда жили в олимпийской деревне, из штаба команды звонили: «К вам гости». Вот мы и сопровождали бывших соотечественников, беседовали с ними. Одна семья, которая к нам ходила, была очень интересная: он работал грузчиком в порту, она занималась редактурой. Глава семьи был настроен просоветски, выписывал целую тележку наших газет и журналов, собирался вернуться в СССР и осваивать целину. Вообще не только русские, но и австралийцы к нам были настроены очень дружелюбно – когда мы ехали по городу или гуляли, со всех сторон улыбались, приветствовали, посылали воздушные поцелуи.

Между тем далеко не все были настроены к советским атлетам дружелюбно. Дело в том, что осенью 1956 года СССР ввёл войска в Венгрию, чтобы подавить антикоммунистический мятеж.

– Вот с кем были напряженные отношения, так это с венграми. Даже подкладывали нам провокационную литературу. Помню журнал: на обложке Хрущёв в танке, а Венгрия изображена в виде женщины, на которую он нападает, – вспоминал Гусев.

Кульминацией противостояния стал полуфинал ватерпольного турнира, который вошёл в историю под названием «Кровь в бассейне». Матч сборных СССР и Венгрии изобиловал грубостью и стычками, а после того как мадьяру Эрвину Задору рассекли бровь и из раны полилась кровь, зрители выбежали к бассейну, начали плевать в воду и кричать антисоветские лозунги. Пришлось вмешаться полиции, но матч всё равно остановили и засчитали сборной СССР техническое поражение. Кстати, Испания, Швейцария, Нидерланды и Камбоджа бойкотировали Игры в знак протеста против действий Советского Союза в Венгрии.

В Олимпиаде участвовали представители 67 государств – всего 3184 спортсмена. Любопытно, что медали в конном спорте разыграли ещё в июне в Стокгольме: дело в том, что из-за карантина на ввоз животных доставить в Австралию лошадей было невозможно.

Церемония открытия Игр состоялась на крикетном стадионе «Мельбурн Крикет Граунд». Знамя СССР на параде вновь нёс тяжелоатлет – на этот раз Алексей Медведев. Всего в соревнованиях участвовали 283 советских спортсмена – во всех видах, кроме хоккея на траве.

– Со сборной США у нас на церемонии открытия оказались одинаковые костюмы: голубые брюки и белые пиджаки, – вспоминал Гусев. – Только мы носили шерстяную одежду, а они – из лёгкого материала. Две команды располагались на открытии бок о бок, как раз по алфавиту – USA и USSR. Рядом со мной стоял огромный штангист-тяжеловес Пол Андерсон. Помню, солнце клонилось к закату, было жарко – даже наша дискоболка упала в обморок…

Олимпиада завершилась триумфом сборной СССР. Выиграв 37 золотых, 29 серебряных и 32 бронзовых медали, она впервые на летних Играх заняла первое место в командном зачёте, оставив позади атлетов США (32-25-17) и Австралии (13-8-14). Соревнования по спортивной гимнастике стали апофеозом советского превосходства: в течение часа гимн СССР звучал одиннадцать раз – столько золотых наград выиграли наши спортсмены. Блестяще выступили в Мельбурне легкоатлеты Бетти Катберт из Австралии и Бобби Морроу из США, а также австралийский пловец Маррей Роуз. На их счету по три золотых медали.

Борис Разинский. Вратарь, который любил атаку

После провала сборной СССР по футболу на Олимпиаде-52 в Хельсинки по указу Иосифа Сталина распустили московский ЦДСА, знаменитую «команду лейтенантов». Вождь не мог простить поражения в четвертьфинале от Югославии – эту страну тогда возглавлял своенравный Иосип Броз Тито, с которым у СССР сложились плохие отношения. Но к Играм в Мельбурне и Сталин умер, и армейский клуб восстановили, и сборная Советского Союза была готова взять реванш.

Отборочный этап футбольного турнира Олимпиады-56 был скоротечным: на четыре путёвки от Европы претендовали всего восемь сборных. Советской команде выпало соперничать с израильтянами. 11 июля 1956-го подопечные Гавриила Качалина разгромили соперников на московском стадионе «Динамо» – 5:0. Счёт открыл будущий старший тренер новомосковского «Химика», а тогда нападающий столичного «Спартака» Борис Татушин, затем по дублю сделали Валентин Иванов и Никита Симонян. 31 июля в Тель-Авиве пришлось потруднее: на 59-й минуте Анатолий Ильин открыл счёт, через пять минут хозяева сравняли его, а победу на 79-й принёс Татушин – 2:1.

В состав сборной СССР на Олимпиаду, в который вошли двадцать игроков, попал и вратарь ЦДСА Борис Разинский, делавший первые футбольные шаги в Туле. Он родился 12 июля 1933 года в подмосковных Люберцах. Поскольку отец Бориса Давид Михайлович был полковником авиации, семья часто переезжала. Годы войны Разинский провёл в эвакуации в Новосибирской области, где обрёл первый футбольный опыт, укрощая вместе с другими ребятами тряпичный мяч. После окончания Великой Отечественной семья перебралась в Тулу. Давид Михайлович стал чемпионом области по бильярду – первенство разыгрывали в подвале Дома офицеров (раньше и теперь Дворянское собрание). А Борис начал заниматься футболом.

– О Туле у меня хорошая память, – вспоминал Разинский. – Я приехал в пятый класс. В 1945 году. Гоняли мяч мальчишками. Был набор в команду «Пищевик», куда я и попал. Играли со сверстниками. Я в нападении. На месте вашего центрального стадиона было небольшое поле нашего «Пищевика». Велотрек уже был! Тюрьма напротив. Помню, форму выдали настоящую: майку, бутсы, гетры. Мы в этой детской команде начали играть. Ещё в Туле, помню, стадион был прямо в кремле. Сражались у вас два «Зенита» 535-го и 536-го заводов. Запомнил я у вас и игроков некоторых. Нападающий у меня был любимый. Играл за команду 536-го завода, Карпов. Плотный такой, коренастый. Карпуша его звали!

Разинский вполне мог стать не футболистом, а волейболистом или легкоатлетом – в этих видах спорта с его реакцией и прыгучестью Борис смотрелся выгодно. Но всё решил случай. В 1952 году Разинский поступил в Московский институт физкультуры и отправился в Сокольники – посмотреть на тренировку ЦДСА, на Боброва и Федотова.

– Мы стояли за воротами. Смотрели, как тренируются вратари Никаноров и Чанов. Никаноров мне нравился больше. Когда оба вратаря закончили тренировку, в ворота становились мы, чтобы побыть хоть какое-то время там, где стояли кумиры. Тренер Лясковский пробил несколько раз. Я среагировал. Так и стал армейцем, – рассказывал Разинский.

Правда, сыграть за тот ЦДСА так и не удалось – «команду лейтенантов» в августе 52-го разогнали.

– Если бы нас тогда не убили, всё бы в советском футболе было по-другому, – уверен Разинский. – Молодым было попроще. А на ветеранов, которые заканчивали карьеру, было жалко смотреть. После того, как в 54-м нас возродили, я встал в ворота. Но это была уже не совсем та команда.

Тем не менее с 1954 года Разинский стал основным вратарём ЦДСА. Гибкий и артистичный, но надёжный, он полюбился армейским болельщикам и вошёл в число лучших голкиперов СССР. Однако первый номер железно оставался за Львом Яшиным. Хотя в Советском Союзе никогда не было дефицита сильных вратарей.

– С Яшиным не было у нас враждебной конкуренции-ажиотажа. Мы были друзья. У него «Динамо», у меня ЦСКА. В сборной мы играли вместе, и все играли хорошо. Но в основном играл Яшин. Володя Маслаченко, ещё один известный вратарь, писал, что у нас героев назначали. Сколько талантливых парней за спиной сидели? Володя Беляев, Анзор Кавазашвили… – вспоминал Борис Давидович.

В армейском клубе Борис Разинский играл вместе с другими звёздами советского футбола 50-х

К Олимпиаде-56 у 23-летнего Разинского были две бронзы чемпионата СССР и победа в Кубке страны 1955 года. Дважды он попадал в число 33 лучших футболистов чемпионата – оба раза под номером два, после Яшина. Сыграл два матча за сборную – с французами в 55-м (2:2) и с датчанами в 56-м (5:1). Так что выбор старшего тренера сборной Гавриила Качалина, включившего в олимпийский состав именно Разинского, был полностью оправдан.

Но на предолимпийских сборах Борис едва не лишился места в сборной. Поругался на базе в Тарасовке с врачом Олегом Белаковским, который запретил игрокам есть грибы, собранные ими в лесу и уже пожаренные поваром.

– Со временем-то я осознал, что он был прав, – говорил Разинский. – Не дай Бог отравились бы – как на следующий день в Мельбурн лететь? Да и команда отреагировала спокойно. Молчат Симонян, Нетто, Яшин. А меня дёрнул же чёрт за язык. Вступил в полемику с доктором, слово за слово. Крикнул в сердцах: «Не поеду ни на какую Олимпиаду!» Схватил сумку и двинул на электричку. Кто-то из администраторов побежал вдогонку. Но это не потому, что я такой ценный игрок. Вылет был утром, и оформить вместо меня уже никого не могли. Хотя, пока до платформы дошёл, остыл. Понял, что ерунду сморозил.

Футбольный турнир в Мельбурне получился курьёзным. Матчи первой стадии – 1/8 финала – вообще не состоялись: в результате Индия, Индонезия и Болгария, которые должны были сыграть соответственно с Венгрией, Южным Вьетнамом и Египтом, прошли в следующий раунд без борьбы. А поединок Китай – Турция остался не сыгранным из-за того, что в Австралию не приехали оба соперника. Стремясь сделать полноценным хотя бы четвертьфинал, игру сборных США и Югославии перенесли в эту стадию. В результате открывать программу футбольного турнира в жаркий, но ветреный день 24 ноября выпало сборным СССР и Объединённой германской команды. На 23-й минуте двенадцать тысяч зрителей на стадионе «Олимпик Парк» увидели, как Анатолий Исаев открыл счёт, дальним ударом всадив мяч под перекладину. На 86-й минуте Эдуард Стрельцов, продравшись сквозь немецкую защиту, удвоил преимущество советской сборной, но вскоре Эрнст-Гюнтер Хабиг отквитал один мяч. На большее сборной ОГК не хватило: оборонительная тактика, приправленная грубостью, немцев не спасла. Разинский этот матч провёл в запасе.

26 ноября сборная Великобритании растерзала Таиланд – 9:0, а на следующий день Австралия победила Японию – 2:0. 28 ноября югославы уже в рамках четвертьфинала и камня на камне не оставили от американцев – 9:1. Учитывая разницу в классе соперников, на следующий день чего-то подобного стоило ожидать и от матча сборных СССР и Индонезии. Но случилась сенсация. Советские футболисты 56 раз били по воротам соперников, подали 27 угловых – но так и не открыли счёт. Весь матч проскучал Яшин, и потеря концентрации едва не аукнулась ему в концовке, когда индонезиец Ашари Дану оказался с ним один на один за пределами штрафной, но, к счастью, пробил мимо. А если бы попал?.. Впрочем, и нулевую ничью воспринимали как позор и советская пресса, и старший тренер Качалин. Понятно, что соперник весь матч вдесятером оборонялся, оставив впереди одного нападающего, но всё же…

Поскольку серий пенальти тогда ещё не проводили, на 1 декабря назначили переигровку. Место Яшина в воротах занял Разинский. Индонезийцы, воодушевлённые вчерашней ничьей, решили не обороняться снова так же плотно. И скоро за это поплатились: на 17-й минуте Анатолий Ильин точно пробил головой, на 19-й мощным ударом удвоил преимущество Иванов, а на 43-й отличился Игорь Нетто. Индонезийцы смекнули, что дела плохи, и после перерыва опять выстроили стену у штрафной, но всё равно пропустили четвёртый гол – на 89-й минуте головой забил Сергей Сальников. В концовке матча Разинский получил травму: кто-то из соперников ударил его по лопатке, да так, что на следующий день он и руку не мог поднять. В строю остался только Яшин.

Ещё двумя полуфиналистами стали Болгария, разгромившая Великобританию – 6:1, и Индия, победившая Австралию – 4:2.

Полуфинал с болгарами, состоявшийся 5 декабря, получился тяжелейшим – особенно если учесть, что он был третьим матчем советской сборной за неделю. Невзирая на жару, соперники начали игру в хорошем темпе, и до перерыва преимущество было за южанами. Во втором тайме советские футболисты инициативу перехватили, но превосходство использовать не смогли. Когда основное время близилось к концу, в столкновении сломал ключицу защитник Николай Тищенко. Замен в футболе тогда ещё не было, и, несмотря на боль при каждом движении, он остался в игре, хотя и передвинулся на левый край. Вскоре травму получил ещё и Иванов. А на 95-й минуте, уже в дополнительное время, счёт был открыт: Иван Колев вдруг в сутолоке пробил, а Яшин, которому солнце светило в глаза, не разглядел удар. Казалось, отыграться, будучи фактически вдевятером, уже невозможно. Да вот только болгары вдруг заиграли на удержание, а сборной СССР терять уже было нечего. На 112-й минуте Стрельцов отозвался на передачу поломанного Тищенко, обманул караулившего соперника, потом замахнулся, и хотя пробил плохо, ковырнул носком землю – но мяч закатился в угол. Пропущенный гол отрезвил болгар, они пошли вперёд и поплатились: на 116-й минуте вторую голевую атаку вновь начал Тищенко, а Татушин опередил едва не накрывшего мяч вратаря.

В финальном матче сборная СССР играла против югославов, которые не испытали проблем с индусами – 4:1. В решающих матчах Яшин доказал, почему он номер один. Во многом благодаря его игре удалось победить болгар: по советским воротам они били 24 раза. От югославов Лев и вовсе не пропустил, а гол Анатолия Ильина на 48-й минуте принёс советской сборной золото. За игрой на «Мельбурн Крикет Граунд» наблюдали почти 87 тысяч зрителей.

Став олимпийским чемпионом, золотой медали Разинский не получил – их вручали только участникам финального матча. Не дали ему и звание заслуженного мастера спорта – припомнили конфликт в Тарасовке: мол, он в сборной самый молодой – и так себя ведёт, а если ещё и заслуженного дать? Звание Борис Давидович получил только в 90-е при содействии Качалина, а золотую медаль – в нулевые, вместе с другими футболистами, не участвовавшими в финале.

Борис Разинский (справа) в составе московского ЦДСА, 1955 год © ПФК ЦСКА

Впереди у Разинского была долгая и весьма оригинальная карьера. До 1961 года он продолжал выступать за армейцев, потом перешёл в московский «Спартак», а на следующий год – в киевское «Динамо». Разинский играл до 40 лет и завершил карьеру в 1973-м в дальнегорском «Граните», который играл в первенстве РСФСР среди коллективов физкультуры. Интересно, что в 1963 году в одесском «Черноморце» и в 1967—68 годах в липецком «Металлурге» он, будучи играющим тренером, действовал на позиции нападающего – будто бы вспомнив тульский опыт. Это было не в новинку: ещё в 61-м в составе ЦСК МО он забил два мяча в высшей лиге. В составе одесситов он отличился трижды, а в Липецке в сезоне-67 наколотил 22 гола. Футболистам, которые завершают карьеру, такие чудачества вроде бы свойственны, и можно было бы отнестись к ним снисходительно, но Разинский играл всерьёз: в 1970 году он вдруг вернулся в высшую лигу, где защищал ворота ереванского «Арарата». К сожалению, в сборную с 1956-го его так и не вызывали.

Уйдя с поля, Разинский не очень вписался в футбольную жизнь: поработал начальником команды в витебской «Двине», недолго потренировал вратарей в ЦСКА. А потом трудился таксистом, мастером комбината автообслуживания, параллельно играя за ветеранов, с которыми объездил суть ли не весь Союз. Потом всё же вернулся в футбол: руководил командой ветеранов «Спартака», работал в ветеранском комитете РФС, инспектировал матчи. Успел на склоне лет и потренировать вратарей в новороссийском «Черноморце», «Химках», астраханском «Волгаре-Газпром» и даже южнокорейском «Сувон Самсунг Блюуингз».

Зрелые годы Разинского, как и юность, вновь были связаны с тульской землёй: по приглашению тульского нападающего ЦСКА Владимира Дорофеева он купил в Белёвском районе старенький дом. Борис Давидович прожил тут с женой семь лет. И, кстати, именно в Белёве сыграл последний матч – в 2008 году, когда ему уже исполнилось 75. Потом домик продали – здоровье не позволяло.

– Удалось абсолютно всё. Лучше не надо. И в футболе, и в жизни, – сказал он в одном из своих последних интервью. Бориса Разинского не стало в Москве 6 августа 2012 года.