Czytaj książkę: «Колокольное дерево. Книга стихов»

Иллюстратор Алексей Ожиганов

© Андрей Земсков, 2019

© Алексей Ожиганов, иллюстрации, 2019

ISBN 978-5-0050-2611-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Слушай времени счёт…»

Я совсем недавно познакомилась со стихами Андрея Земскова, да и с ним самим. Ветер перемен занёс его с Дальнего Востока в Харьков, и мы возрадовались: в кругу поэтов прибавление, да ещё поэт, исполняющий свои стихи под гитару. Но оказалось, что Харьков – это лишь остановка в его пути. Уже из Иерусалима Андрей обратился ко мне с просьбой написать предисловие к этой книге. Думаю, что здесь сыграла роль моя причастность к поэту Борису Чичибабину, к которому он относится с большим пиететом. Книга мне понравилась поэтическим кругозором автора, нравственной нотой, звучащей в стихах, литературными пристрастиями. Самые пронзительные стихи посвящены дальневосточной тематике, городам, где прошли его детство и юность, где он состоялся как поэт и бард. Так и хочется побродить с ним по берегу океана, по таинственным улочкам Владивостока, вдохнуть морского воздуха. У Андрея есть такое напутствие: «Слушай времени счёт…». Вот он слушает и воплощает в стихах. У меня такое ощущение, что если бы Андрей неожиданно появился в наших застольях 80-90-х годов, он был бы очень уместен. Хочу пожелать ему дальнейших творческих успехов.

Лилия Карась-Чичибабина

Из переписки

Андрей, я рад знакомству с твоими стихами и песнями. Ещё раз повторюсь, ты талантлив. Да ты и сам это знаешь, ведь не сдаёшься же, продолжаешь петь и писать. Потому что чувствуешь: есть ради чего биться и что людям показать. Замечательный стих и песня «Колокольное дерево».

Игорь Царёв

Колокольное дерево

Всё-то мнится – сердце сквозь даль и лёд

Колокольным деревом прорастёт…

Бахыт Кенжеев

 
Как отрежется всё то, что отмерено,
Припаркуется машина к обочине.
Там растёт на склоне старое дерево,
Вместо листьев у него – колокольчики.
 
 
Забредёт ли в те края чудо-облако,
Дунет ветер, – не беда, мол, что листьев нет.
На вершине закачается колокол,
Что постарше остальных, побасистее.
 
 
Загудит-заговорит медь зелёная,
Золотые колокольца ответят ей —
И взовьётся к небу песнь перелётная,
Словно стая певчих птиц, из густых ветвей.
 
 
Бродит осень по дорогам растерянно,
Тучи тянутся по небу тяжёлые,
Задевают колокольное дерево,
Обрывают колокольчики жёлтые.
 
 
И летят они с ветвей, словно с глаз долой.
Но идущий по дождю, аки посуху,
Подберёт их пешеход, оботрёт полой
Да приладит к почерневшему посоху.
 
 
А когда устанет по свету Божьему
Ковылять да с ветром силами меряться,
Он поставит посох в пыль придорожную.
Может, пустит корни новое деревце?
 

Июль 1999

Забытая речь

 
Далеко до царя и до Бога
В неприкаянной этой стране.
Мы – затопленный город Молога.
Мы лежим, словно рыбы, на дне.
 
 
Наши улицы скользки, покаты,
Зарастают лиловой травой,
А по крышам шумят перекаты,
Словно грозы, волна за волной.
 
 
Воды тёмные в церковке волглой
Говорят на немом языке.
Лишь одна колокольня над Волгой
Ржавый крест поднимает в руке.
 
 
Кто мы были? Какими ветрами
Мы дышали на кручах своих,
И с какими молитвами в храме
Мы роднили языческий стих?
 
 
Стали вязкой бессмысленной глиной
Невесомые прежде слова,
Пыль дорожная – грязью и тиной,
Серым илом – степная трава.
 
 
Что ж, прощайте. Гудит пароходик.
Может статься, до будущих встреч
Мы уходим, уходим, уходим —
Зыбь речная, забытая речь…
 

Сентябрь 2014

Крылья

 
Понимай, как хочешь, – а было так:
Много лет назад (а верней – веков)
Влез на колокольню один чудак,
Крылья привязал да и был таков.
 
 
Чудакам не писан земной закон,
Притяженье неба всегда сильней.
Он расправил крылья и вышел вон.
Радуга над полем, звезда над ней.
 
 
Колокол качался, гудел набат,
Кулаками било в лицо Добро,
Шёл войной-изменой на брата брат,
Медяки меняя на серебро.
 
 
Ставни мироточили на ветру,
Хлопали по стёклам, что было сил,
Пили, пели, плакали поутру.
Много было всякого на Руси…
 
 
…Осень, тучи серые, тёмный лес.
Ворон подустал, на осину сел.
Кажется, не будет уже чудес…
Кажется, и не было их совсем…
 
 
Только ты уже смастерил крыла,
Влез на колокольню и сделал шаг.
Высоту набрать – вот и все дела.
А что дальше – вспомнит твоя душа.
 

Ноябрь 2011

Странник

 
Развесёлые нынче песни.
Отчего же я сам не весел?
Я тащу на себе груз «двести» —
Двести грустных и разных песен.
 
 
Для эстрады они негожи,
Для богемы они безвестны.
И живу я вот так – без кожи,
И на рёбрах таскаю песни.
 
 
Вдох – кольнуло осколком ржавым,
Что с войны ветерана мучит.
Выдох – общий разгул державы,
Где мой крик – только частный случай.
 
 
Вдох – шаламовский серый стланик
Да моряцкий солёный тельник.
Выдох – путь, на который странник
Вышел без посошка, без денег.
 
 
Он шагает себе тихонько,
Он бормочет себе чего-то.
И возможно, лишь в этом только
Вся его – и моя – работа.
 

Август 2012

«Постигая азы…»

 
Постигая азы
Векового молчанья,
Слушай времени счёт ну хотя бы вполуха.
Если вырван язык
У поэта – печально.
Хуже, если вокруг все лишаются слуха,
 
 
Между злом и добром
Размывают границы
И возводят шутов под небесные своды.
Зря старинным пером
Ты мараешь страницы:
Снова средневековье – ни книг, ни свободы…
 
 
Только ты никаких
Гастролёров не слушай,
Похвалу и хулу пропускай без оглядки.
Если жжётся твой стих,
Если рвёт чью-то душу
Твоя песня, – то значит, ты в полном порядке.
 
 
Пой для Бога, вари ты
Шаманское зелье
И живи голышом, раз родился в исподнем.
Суеты фавориты
Уходят под землю,
Только вечности слуги на небо восходят.
 

Сентябрь 2013

«Погостили – и в путь обратный…»

 
Погостили – и в путь обратный.
В жизни всё до предела просто:
Вход свободный, а выход платный.
Дело только в цене вопроса.
 
 
Сколько света ты в песню вложишь,
Столько ей и бродить по свету.
Если выпало жить без кожи,
Не надейся скопить монету.
 
 
Дело в шляпе – и не иначе.
Больше этого – не по чину.
Верь судьбе, доверяй удаче
И ни в чём не ищи причину
 
 
Уклониться, не удержаться,
Отступить за пределы ринга.
Если нет на победу шанса,
Не сворачивай поединка.
 
 
На канатах на миг провисни —
И вперёд, будь они неладны,
Все невзгоды! Ведь в этой жизни
Вход свободный, а выход – платный.
 

Сентябрь 2013

За облака

Что же будет с песней? Ветер допоёт…

Юрий Лорес

 
Что бы ни пел и что б ни говорил я —
Ответа нет, ветра со всех сторон.
За облака уходит эскадрилья,
За горизонт уходит эскадрон.
 
 
Там всё не так, там нет ни тьмы, ни смерти,
Там живы все, кого любили мы.
А здесь – обратный адрес на конверте
Да на столе настой из белены.
 
 
Что будет завтра, если будет завтра?
Какой мажорный прозвучит аккорд?
За океан ушла моя эскадра,
За ней умчался чаячий эскорт.
 
 
Герои в бронзе, руки их в железе.
Уходит жизнь с листа черновика.
И если здесь не слышат наших песен,
Есть выход: петь туда – за облака.
 
 
Когда-нибудь умолкнет говорильня,
Фальшивый блеск уже не ослепит.
И вот тогда вернётся эскадрилья
И эскадрон проскачет по степи.
 
 
Как мы шумели, как звала дорога,
Как не умели говорить «прости»…
А песен было, в сущности, немного:
Если собрать – уместятся в горсти.
 

Март 2013

Синица

 
В стране, где пахнет краденым рыжьём
И машут кулаками после драки,
Где пять мужчин, танцующих сиртаки,
И одинокий человек с ружьём
Скульптурной группой около ДК
Застыли в гипсе, крашенном под бронзу,
Стихи внезапно вытесняют прозу.
Вот парадокс родного языка!
 
 
Парадоксальна станция Семхоз.
Выходишь из московской электрички
И сразу слышишь пение синички
Отважное – в отчаянный мороз.
Дорогою на Сергиев Посад
Бредут неспешно в Лавру богомольцы.
И тройка золотые колокольцы
На полтысячелетия назад
Со звоном рассыпает. На пруду
У полыньи – три зябнущие утки.
Оглянешься всего на полминутки
И не поймёшь – в каком теперь году.
И в храм зайдёшь. Какая это блажь?
Блажен, кто изгнан горькой правды ради.
Подумаешь о прожитом некстати
И трижды прочитаешь «Отче наш».
 
 
А, выйдя, вновь увидишь вдалеке
Постройки современные, а справа —
Культурный центр с названием «Дубрава»
И Галича с гитарою в руке,
Идущего по лёгкому снежку
Туда, где в прошлом будущее снится.
Пой веселей, отважная синица,
Пока на небе звёзды не зажгут.
 

Ноябрь 2016

Донской монастырь

Спит в Донском монастыре

русское дворянство…

Александр Городницкий

 
Голос, живущий во мне, —
         это белое братство снегов,
Песни метелей над Вяткой,
         Сибирью и над Магаданом.
Голос, живущий во мне, —
         это несколько капель стихов,
С неба сорвавшихся
         над многогласных речей океаном.
 
 
Голос, живущий во мне, —
         это больше, чем звук, но притом
Тише, чем эхо шаманского бубна
         и медного горна.
Так ли скрипят половицы,
         когда входит странник в твой дом?
Так ли над храмом соборным
         ветра затихают покорно?
 
 
Слышишь – над полем осенним
         басами гудят провода.
Видишь – вдали паровозный дымок
         уходящего детства.
Веришь ли в то, что открыла тебе
         ключевая вода?
Примешь ли горькую память,
         как лучшее в мире наследство?
 
 
Красный кленовый октябрь
         и зелёные мхи на камнях.
Нет никого под камнями —
         давно всё смешалось с землёю.
Склепы, распятия,
        всадники на легкокрылых конях,
Мраморный Дмитрий Донской,
        колесница с Пророком Ильёю.
 

 
Белая гвардия – каждому
       собственный крест. А за стеной
Бедная гвардия – общая участь,
       один общий камень…
Холод времён пробирает,
       когда притулишься спиной
К старой часовне, закуришь
       и в предка упрёшься ногами.
 
 
Голос, живущий во мне,
       не утихни, строку не сломай.
Нужно ли это кому-то?
       Себя убедить не пытайся.
Где-то вдали за Даниловским кладбищем
       звякнул трамвай.
Колокол охнул, как сердце,
       на крик воронёнка – останься!..
 
 
Голос, живущий во мне…
 

Октябрь 2008

Пражский рыцарь

Бледнолицый страж над плеском века.

Рыцарь, рыцарь, стерегущий реку…

М. И. Цветаева¹

 
Прислонясь к пятнадцатому веку,
Мы, туристы, выглядим нелепо.
Пражский рыцарь, стерегущий реку, —
Брат Марины, улетевшей в небо, —
 
 
Обнаживший меч не ради битвы —
Ради мира в этом старом граде,
Подскажите нам слова молитвы,
Бога ради.
 
 
Покажите, где живая рана
Горячит под мёртвою водою.
Зла в себе не держит Злата Прага
И врачует строгой красотою.
 
 
Мы спешим послушною оравой
Вслед за гидом. Промедленье – роскошь.
И гудит над медленною Влтавой
Карлов мост Ваш.
 
 
Рыцарь Брунсвик – одинокий воин
В стороне от мира и от Праги, —
Он свободен, светел и спокоен,
Как Марина над листком бумаги.
 
 
Может быть, в осенней круговерти
Не сберечь и этого листочка.
Может быть, всей жизни после смерти —
Только строчка…
 

 
Объектив освобождён от кофра,
Субъективен к цвету чёрный камень,
Увлечённо щёлкает фотограф,
А у нас – как бездна под ногами.
 
 
К Староместской площади мы вышли
Чуть другими – странная картина.
А с небес на нас глядел Всевышний —
И Марина.
 

Февраль 2016

Игорю Царёву

Всё по часам – и плачешь, и пророчишь,

Но, временем отмеченный с пелёнок,

Чураешься и ролексов, и прочих

Сосредоточий хитрых шестерёнок.

Они не лечат – бьют и изнуряют.

И точностью, как бесом, одержимы,

Хотя не время жизни измеряют,

А только степень сжатия пружины.

И ты не споришь с ними, ты боишься —

И без того отпущенное скудно.

Торопишься, витийствуешь и длишься,

Изрубленный судьбою посекундно.

Спешишь сорить словами-семенами —

Наивный, близорукий, узкоплечий,

Пока часы иными временами

И вовсе не лишили дара речи.

Игорь Царёв²

 
Весь апрель никому не верь,
Да не верится в ту примету.
За поэтом закрылась дверь.
Светлым был – и ушёл по свету.
 
 
Несусветная наша жизнь,
Суета, маета, работа…
Вспоминаем опять кого-то,
Лишь споткнувшись о край межи.
 
 
В сотый раз – тот же самый ход,
Не убавить и не прибавить.
Верный рыцарству Дон Кихот
Был всегда равнодушен к славе.
 

 
И – взаимно. Она к нему
Тоже нежности не питала,
Потому что ничтожно мало
Её блеска – рассеять тьму.
 
 
Нужен свет – не слепящий, нет:
Мы и так, как щенки, слепые.
Нужен тихий, спокойный свет, —
Отряхнуть от чердачной пыли
 
 
Наши души, заштопать их,
Сердцу певчему дать свободу
И, как будто живую воду,
Пить пригоршнями чистый стих.
 
 
Но часы на стене – тик-так,
Волос бел и спина сутула.
Позабытый его пиджак
Остаётся на спинке стула.
 
 
Стали светлыми небеса,
Принимая легко поэта.
В этот день было столько света,
Что слезились у всех глаза.
 

Апрель 2013

Борису Чичибабину

Поэт – что малое дитя.

Он верит женщинам и соснам,

И стих, написанный шутя,

Как жизнь, священ и неосознан.

То громыхает, как пророк,

А то дурачится, как клоун,

Бог весть, зачем и для кого он,

Пойдёт ли будущему впрок.

Как сон, от быта отрешён,

И кто прочтёт и чем навеян?

У древней тайны вдохновенья

Напрасно спрашивать резон.

Но перед тем как сесть за стол

И прежде чем стихам начаться,

Я твердо ведаю, за что

Меня не жалует начальство.

Я б не сложил и пары слов,

Когда б судьбы мирской горнило

Моих висков не опалило,

Души моей не потрясло.

Борис Чичибабин³

 
По ранней позёмке, по лужам
Шагает, одетый тепло,
Борис Алексеич Полушин —
Бухгалтер в трамвайном депо.
 
 
Рукой прикрывая зевоту,
Сморкаясь в линялый платок,
Торопится он на работу.
Скользит под ногами ледок.
 

 
Друг друга толкают плечами,
Штурмуя трамвайный вагон,
Его земляки-харьковчане,
Такие же с виду, как он.
 
 
И общей толкучке послушен,
Сжимает казённый билет
Борис Алексеич Полушин —
Без права на Слово поэт.
 
 
«На ты» с нелюдимой судьбою,
Он права достиг одного:
Жить в мире с людьми и с собою —
И быть не от мира сего.
 
 
Заветные строки до срока
Под спудом тяжёлым лежат.
Терниста к свободе дорога,
Непреодолима межа.
 
 
И всё же, и всё же, и всё же
Не выпита чаша до дна.
Ударит морозом по коже
Звенящая строчка одна,
 
 
Заставит рыдать и смеяться,
Зажжётся свечой на окне, —
И мысли о том, чтобы сдаться,
Сгорят в её чистом огне.
 
 
Взойдёт, говорят, что посеешь.
Захочешь свернуть – да нельзя.
Не Вам ли, Борис Алексеич,
Дарована эта стезя?
 

Октябрь 2013

Александру Шарову

 
В узелок положи мне на счастье
То, что в трудной дороге поможет:
Уголёк, который не гаснет,
Ключик, ножик да медный грошик.
 
 
Помаши мне рукой в оконце, —
И пойду Простаком⁴ я босым
Прочь из дома – туда, где солнце
Отражается в каплях росы.
 

Июнь 1994

Месяц

Снова месяц висит ятаганом…

Павел Коган

 
Месяц взвился в небо ятаганом,
Как его клинок остёр!
То ли светят звёзды над курганом,
То ль вдали горит костёр.
 
 
Путь наш никогда не будет близким,
Хоть вовсю гони коней
Степью – по камням, по обелискам
Да по волнам ковылей.
 
 
Думы, как сухарики в котомке,
Переломаны, черны.
Воля – а мы всё рыщем, словно волки,
Всё бежим, как от чумы.
 
 
Долго слышно, как тоскует песня,
Уплывая за курган.
Только всё грозит из поднебесья
Нашим душам ятаган.
 

Апрель 1994

Время

1

 
Время всё чаще приносит печальные вести,
Не прибавляя ни песен, ни встреч, ни улыбок.
Кружку по кругу не пустишь: собравшимся вместе
Не за что выпить. И круг этот зябок и зыбок.
 
 
Выйдешь из дома за хлебом – вернёшься не скоро.
Хлеб нынче горек – а сладким он, в сущности, не был.
Выйдешь – с холма обернись и запомни свой город.
Просто запомни, что вышел ты просто за хлебом.
 
 
Нет, не бывает разлук на минуту, на вечер.
Если разлука – навечно. И даже при встрече,
Руку пожав, ощущаешь – расстались навечно,
Встретились поздно, другими, остались далече.
 
 
Время подкинет козырные новые карты.
Время обманет, но честно, – ты знал, что обманет.
Что ж ты стремился в поэты, в художники, в барды?
Все эти песни, картины растают в тумане.
 
 
Вот и стоишь ты на старой разбитой дороге,
Вот и не в силах шагнуть. Где найти эти силы?
Надо идти. Подгоняют пропетые строки,
Гонят мазки на холсте: будь уверенней, милый.
 
 
Ты же так смело писал о любви и о смерти,
Ты же всё знал о расплате за смелость такую.
Что же – иди и не бойся земной круговерти.
Время подарит тебе круговерть неземную.
 

2

 
Всё меньше нас на этом берегу,
Всё крепче держат нити Гулливера.
Подчинена иным понятьям вера.
Я ничего поделать не могу.
 
 
Писать и петь бессмысленно уже,
Кричать или шептать нет смысла тоже.
Дешевле стала жизнь, а смерть дороже,
И мира нет ни в мире, ни в душе.
 
 
Повремени, мой ангел, посиди
Вдвоём со мной на старой доброй кухне.
Пока над головой снаряд не ухнет,
Свети, моя коптилочка, свети.
 
 
Всё горше человеческий исход.
Во сне тревожно вздрагивают дети.
Блокадная зима на всей планете,
Стремительно стареет Новый год.
 
 
Всё меньше нас. И всё же – не грусти,
И всё же улыбнись, взмахни крылами,
Мой ангел, – ты всегда был между нами
Посредником и светом на пути.
 
 
Стикс подо льдом. А где-то в глубине
Горит свеча упавшею звездою.
Когда я стану дымом над водою,
Лишь ты, быть может, вспомнишь обо мне.
 

Январь-февраль 2015

«Слишком остро, конечно же…»

 
Слишком остро, конечно же,
      всё это слишком остро —
Белизна снеговых широт,
      синева высот.
Мы с тобой полетим
      на какой-нибудь дальний остров,
Где нет сотовой связи,
      где вязью пчелиных сот
 
 
Разукрашено солнце
      смешнючее, в конопушках,
Где подёрнута влагой
      старинных дубов кора,
Где из форта над гаванью
      в полдень стреляет пушка,
А к полуночи входит в гавань
      большой корабль.
 
 
Это лето, конечно же,
      всё это наше лето.
Это мы предъявляем
      разлукам закрытый счёт.
Слишком много зелёных листьев,
      тепла и света
Никогда не бывает.
      Всё время – ещё, ещё!
 
 
Ночь в окошках небесных
      уже зажигает свечи.
Ни о чём не жалеть —
      это всё для себя решить.
Слишком просто шагнуть
      синеве и ветрам навстречу
И остаться на краешке мира,
      и просто жить.
 

Февраль 2012

Островок

 
Вот и стало хорошо, где нас нет.
Стёрли память в порошок жернова.
Сколько зим, ты говоришь, сколько лет?
Между строчек проросла трын-трава.
 
 
Ни проехать, ни пройти… Что с того,
Что нам выпало летать между звёзд?
В океане есть один островок,
На который путь один – звёздный мост.
 
 
Там, на острове зима – не зима.
Там в ночи всё те же песни звучат.
Там шиповник, резеда, бузина,
И рассветом край земли не почат.
 
 
Там тропа тебя ведёт, как сестра,
Крепко за руку держа, – не споткнись.
Там ушедшие друзья у костра
Вечерами пьют, как прежде, за жизнь.
 
 
С ними холодно-тепло-горячо
Нам на этом берегу тишины.
Но внезапно тронет ночь за плечо:
Там, где нет нас, – хорошо. Где же мы?
 
 
Всё пройдёт, ты говоришь, всё пройдёт,
И рассвет перехлестнёт через край.
Мост качнётся – и звезда упадёт.
Загадай вернуться в срок, загадай.
 

Июнь 2015

Колыбельная маяка

Марии Маховой

 
Шторма утихают.
        Она закрывает глаза.
Из рук её, выскользнув, падает на пол тетрадь.
Ведь должен же быть кто-то «против»,
        где все – только «за».
Ведь должен же кто-то огонь маяка зажигать.
 
 
В портовой таверне гуляет фартовый народ.
Всевышний беспечно следит
         за вращеньем планет.
А рында рыдает в ночи и на помощь зовёт.
На помощь зовёт —
         и как будто спасения нет.
 
 
Зажала в тиски нашу Землю холодная тьма,
И колет шипами штурвальная роза ветров.
Но должен быть кто-то
         ещё не сошедший с ума
В тоске сумасшедшей,
         в безумии шумных пиров.
 
 
Она открывает глаза.
         Здесь никто никому
Не должен, конечно.
         Но кто-то стоит у руля.
И тоненький луч прорезает кромешную тьму,
И радостный крик раздаётся:
        «По курсу – земля!»
 
 
Всё верно, всё правильно.
        Делай, что должно, – и пусть
Рассвет будет ярким, а море – спокойным. Пока
Она видит сны, тот корабль отправляется в путь,
На крыльях своих унося свет её маяка.
 

Март 2015

Птица

Елене Касьян⁵

 
Парящей над бездной,
       живущей у самого края,
Не спящей в ночи
       от внезапно возникшей тревоги
Господь зажигает свечу.
       И она, догорая,
Сияет звездой путеводной тому, кто в дороге.
 
 
Тому, кто, как лист,
       оторвался от ветки однажды
И, ветром гонимый,
       летит над землёю осенней,
Тому, кто, упав у ручья,
       умирает от жажды,
Небесной свечи маячок дарит веру в спасенье.
 
 
Не сложно пройти по черте,
        нарисованной мелом.
Не просто понять за чертой,
        как мы все одиноки.
Летящая птица не властна
        над собственным телом,
Когда оперение рвут вихревые потоки.
 
 
И падает птица —
        но, кажется, будто взлетает.
И пламя всё ярче,
        и небо всё ближе и ближе.
И тьма отступает,
        и над горизонтом светает.
И ветер, стихая, полынные волны колышет.
 

Декабрь 2018

На красных скалах

 
На красных скалах, брат мой «Пересвет»⁶,
Мы посидим – две раненые птицы —
Там, где размыты времени границы:
Ни прошлого, ни будущего нет.
 
 
Там только море, небо и ещё
В закатный цвет окрашенные камни.
И может быть, я поживу, пока мне
Ты подставляешь ржавое плечо.
 
 
Десятки ран в твоей стальной груди:
Ты был мишенью для морских орудий.
Тебя на отмель выбросили люди,
В тумане сбившись с верного пути.
 
 
Теперь мы оба, брат мой, на мели.
Наш порт приписки – адмиральский остров,
Где якоря крестами над погостом
И траверсом над морем – край земли.
 
 
На красных скалах, брат мой «Пересвет»,
Вся наша жизнь – кочующее лето.
По золотым полянам первоцвета,
По радуге давно минувших лет
 
 
Я к силуэту твоему бегу.
Стать ветром и волной – судьба такая.
И может быть, ты поживёшь, пока я
Ещё пою на этом берегу.
 

Сентябрь 2018

О белом ирисе

 
Утренний остров Рейнеке, кофе на костерке.
Если во что и верится – в здешнюю тишину.
Если о чём и помнится – только о пустяке,
Только о белом ирисе и о тропе к нему.
 
 
Мы поспешили с возрастом резко уйти вперёд
К лучшему или к худшему – выяснится в конце.
Крылья даются каждому – важно начать полёт,
Выстроить ноты правильно и отыграть концерт.
 
 
Важно понять мелодию, строчку не упустить,
Важно вернуться вовремя и перестроить шаг.
Жизнь на запястье фенечкой вяжет простую нить,
Память о белом ирисе вечно хранит душа.
 
 
Вечное лето острова, красных его камней,
Лодочка перевозчика через пролив Ликандр⁷.
Если однажды сбудется, мы поплывём на ней.
Остров, тропа, история, белый цветок, стоп-кадр…
 

Июль 2019