Фантасмагорические картины из жизни следователя

– Не плохо, – мечтательно сказала я. – Да, нет – мне он на рожу как-то не приглянулся. Знаешь, из серии: «А ещё я в неё ем!»

– Так тебе рожа-то – на что? Не рожа главное… Кстати, – Надька улыбнулась, прикрыв глаза, – на счет рожи… Он и языком классно может…

– Да? Ну, посмотрим… Не знаю – рожа меня все-таки смущает.

– Ну, смотри-смотри, – сказала она. – Какой-то завышенный у тебя… Как ты это говоришь?..

– Критерий подбора, – подсказала я.

– Да, вот он самый.

Тут оказалось, что время уже – обед.

– Ладно – хватит доказательства фальсифицировать, – сказала Надька, расписываясь на только что отпечатанном листе и вставляя его в дело.

– Это ты допросы набирала? – догадалась я.

– У-гу. Ты в столовку пойдешь сегодня?

– Да, мне вот только сейчас что-то есть захотелось.

– Пошли.

Мы вышли из здания, на улице было как-то по-сентябрьскому тепло, солнечно, лужи подсыхали. Перешли дорогу и минуты через три дошли до столовой, там уже были некоторые из наших, вообще многие из управления обедали здесь. Столовая сохранилась еще с советских времен почти не изменившись, но кормили там неплохо и не очень дорого. Мы с Надькой пообедали, вышли на улицу, времени до конца перерыва ещё оставалось полчаса. Я сказала, что пойду сразу в прокуратуру, за отказным – если будут искать.

– У них же обед позже заканчивается, – сказала Надька.

– Ну, прогуляюсь пока.

По дороге я вспомнила, что не подумала – как понесу материал обратно, а там был здоровый том, побольше многих уголовных дел. Пришлось вернуться в управление, взять в кабинете портфель, и тогда уже идти снова.

Иду себе, на солнце щурюсь, руки в карманы, портфель через плечо на ремне, лужи переступаю… Гуляю, в общем. На свои отражения в витринах гляжу – школьница такая примерная с занятий возвращается, как раз – с первой смены. Или барышня годов тридцатых – тоже забавно…

Хоть я и пошла вокруг, не по прямой дороге – но все равно в прокуратуре пришлось ждать, пока у них обед закончиться. Прошлась по коридору, читая таблички, повздыхала, что там моего имени не хватает, да и – делать нечего – вернулась к кабинету Архиповой, дожидаться. Когда щелкнул замок, я вздрогнула – оказывается, Архипова была у себя. «Дошираком» она, что-ли, обедает? – мелькнула мысль. Старший помощник прокурора, младший советник юстиции Архипова Наталья Антоновна мне нравилась. Не за то, что была она грамотным специалистом – мне кажется, не была, хотя я и мало ещё с ней общалась. Но люди, знавшие её по работе в районной прокуратуре, подтверждали – не была. И не за то, что человек хороший – стерва она порядочная, дай бог многим женщинам быть такими… Но вот за уверенность в своих взглядах, однажды и навсегда избранную, железобетонную и твердолобую упёртость – за это не уважать нельзя! За тупорылую непоколебимость в отставании этих своих взглядов! Тут я говорю, конечно, о взглядах по работе – с другими её взглядами я, слава богу, не знакома. Так вот – и это я даже не столько на своем опыте говорю – мало, наверное, есть людей, да ещё и женщин, которые бы ни при каких обстоятельствах не давали бы себя убедить в своей неправоте. Ни при каких обстоятельствах… Пусть ты ей разжуешь все, по полочкам разложишь, объясняя свою позицию по делу – правильную и единственно возможную, на твой взгляд, конечно – и докажешь всё сначала спокойно и аргументировано, а потом уже с пеной у рта, тряся кодексом, но нет, не сможешь ты даже поколебать этой её уверенности, если в самом начале рассмотрения вопроса она высказала другую точку зрения! Пусть и абсолютно идиотскую. У меня до кодекса не доходило. Я выслушивать-то её возражения до конца с трудом себя заставляла… Потом, заручившись поддержкой начальства, выносила решение, и просто не очень удивлялась, когда Антонова его отменяла. Но, все равно – молодец! Да ещё эти блядские колготки в огромную сетку, которые она постоянно надевает с красной мини-юбкой и демонстрирует посетителям ноги из-под стола! А еще, когда ей надо что-то взять из шкафа, и она, не вставая, отъезжает на стуле вбок, этими ногами отталкиваясь… Это «что-то с чем-то», как говорил один наш следователь. Бывший, правда. В общем, девки наши её стойко, но тихо ненавидели, а парни – ну, тоже приличных высказываний себе не позволяли…

Забрав отказной у Архиповой – она и вправду сделала отмену следующим понедельником, так что у меня появились лишних три дня – я пошла назад, в управление. Правда, по дороге попала под дождь, а зонтик-то я с собой не брала. Так что пришлось идти быстрым шагом, а то, как было бы приятно – прогуляться под зонтиком…

Вернувшись на работу, я поняла, что делать сегодня больше ничего не буду, работать – в смысле. До меня стало доходить происшедшее утром; всякие дурные мысли полезли, наконец, в голову. О том, чтобы это все значило, и какие будут продолжения. Так что я забросила отказной в сейф, подколола запросы, которые составляла утром, в дело, и собралась пройти по кабинетам поклянчить кофе, потому что у нас, оказывается, закончился. Ну и чтобы хоть как-то развлечься. Видимо, мне было сильно хреново, потому что, увидев в коридоре Владика, как он со своей самодовольной улыбочкой выходил из кабинета Насти и Ирки, я – в кои-то веки – решила сделать гадость. Я вернулась к себе, вытащила из сейфа, с самого низа дело, которое собралась приостанавливать на следующей неделе, и пошла в кабинет Владика. Вернее, кабинет-то это был следователя Зайцева, который до последнего времени занимал его один после того, как наши доблестные руководители – Макаренки недоделанные – отсадили от него пару лет назад молодого следователя, который раньше с ним работал. Ну, взбрело им в светлы головы, что Зайцев его плохому научит, то есть отобьет привычку рассматривать уголовные дела только и исключительно с обвинительной позиции и пытаться всеми правдами-неправдами запихнуть в суд любое дело. Но вот теперь посадили к нему стажера Владика. Просто больше девать некуда было, а так бы и оставался Зайцев в гордом одиночестве. Везде есть свои касты неприкасаемых…

– Добрый день, Михаил Владимирович, – как могла более чопорнее и светски произнесла я, входя в кабинет.

– Привет, Танюха! – как всегда бодро отозвался Зайцев, отодвигая лист бумаги, на котором он что-то чертил. Наверное, схему преступления, которое он сейчас раскрывал, или даже целой череды преступлений. – Как жизнь молодая?!

– Не надо! – почти выкрикнула я, подумав, что он имеет в виду утрешнее. – Не надо о грустном.

– Да я, вообще-то, тебя о личной жизни спрашиваю – как оно? Да, кстати: чай? Кофе? Водки? Жен… Мужчину?

– Да, вот, от женщины бы я не отказалась… – традиционно-мечтательно сказала я, поддерживая обычную нашу с ним игру.

– Когда-нибудь за такие слова и ответить придется, – встрял Владик как обычно серьезно и, что хуже, как обычно на самом деле серьезно. Нет, не зря я на гадость решилась…

– Вот так они только и грозятся, – сказала я тихо, заведя глаза к потолку.

– Кто они? – спросил Владик. Зайцев покатился со смеху.

– Я к вам, Михаил Владимирович… и вот по какому вопросу, – продолжила я, как ни в чем не бывало, тем же светским тоном.

– Слушаю вас, Татьяна батьковна!

– Не будет ли Михаил Владимирович так любезен, предоставив мне во временное пользование – исключительно в рабочем порядке – Владислава Альбертовича… Дело пронумеровать надо – не успеваю!

– Я рассмотрю вашу просьбу, Татьяна батьковна… Владька, тебе сейчас заняться нечем – выручай боевую подругу!

– Вот спасибо! – обрадовалась я. – Владислав… вас ведь не затруднит оказать мне любезность? – и положила перед ним дело, томик листов на триста. Его аж перекорежило всего, беднягу. Ну, невзлюбили мы друг друга. С первого взгляда.

– Пронумеровать и опись составить, – добавила я. – А подошью опись я сама – это святое. Ну, спасибо заранее! – и, кивнув, вышла из кабинета.

А ведь он кофе предлагал, – запоздало подумала я и решила искать дальше. Снова зашла к себе, взяла свою кружку, с которой не расставалась уже лет семь, с райотдела, и направилась к Насте, потому что, как я знала, у неё было. Интересно, чего это Владик сиял как новая копейка, выходя от неё? Да, семь лет – это много… Толкнула дверь, она не поддалась. Я по инерции толкнула сильнее, и дверь открылась. Шагнула в кабинет, почему-то разглядывая дно кружки в своей руке, а когда подняла глаза, то как-то даже смутилась. Дело в том, что за Настиным столом, на её месте сидел какой-то незнакомый мне парень. Больше никого в кабинете не было. Парень смотрел перед собой на стол, перед ним лежало раскрытое дело. Потом он посмотрел на меня. Ничего себе, кстати… Молоденький какой… В пиджачке, в галстучке, рубашка белая… И пялится на меня, как будто искренне не понимает, что это я тут делаю…

Я буркнула – скорее себе под нос – «Извините», и вышла в коридор, захлопнув за собой дверь. Вернее, даже не вышла – я и стояла-то на пороге. Интересно – кто такой? Может опер новенький – они там меняются с завидным постоянством. Да, скорее всего опер… Или следователь с райотдела – это его было одно из забранных дел, и Настя его уже выдернула косяки доделывать… Молодец! Потом у неё спрошу – приятная мордочка, интеллектом даже слегка обезображена…

Мои поиски кофе закончились в кабинете у Сашки, который предложил мне чай. У него и осталась – потрепаться.

– На счет того разговора, – как обычно без предисловий начал он, разлив мне и себе чай, который сам заваривал в веселеньком таком чайничке под гжель. – Почему Гитлер был не так уж и не прав?

– Потому что у него не было особо никакого выбора, он должен был проводить раз избранную и озвученную политику. Они выбрали расовый подход и уже не могли без ущерба для себя от него отступить, потому что какая-нибудь оттепель смела бы их самих в первую очередь. Это – власть, борьба за нее… – я развела руками, чувствуя, что мысль от меня ускользает. – Хороший чай, кстати.

– Спасибо, – Сашка заулыбался, как мне показалось, даже как-то смущенно. – И поэтому он был прав?

– Да никто никогда не был прав – ну, сколько можно говорить! Я же не оправдываю, а объясняю! У нас ведь было то же самое – только избрали классовый подход. И идея о том, что по мере построения социализма классовая борьба только обостряется – отсюда же. Необходимость закрепления своего положения у власти, а не какие-то там… – я покрутила пальцем у виска, – патологические нелюбови к евреям или помещикам с кулаками.

– С чем? – не понял Сашка.

– Ну, «кулаки» – крестьяне!

– А-а…

– Просто – где что лучше играло. Там лучшим объектом приложения ненависти народной оказались евреи, у нас – помещики, буржуазия. И обусловлено это было объективными историческим причинами.

– Ну, наверное… Но, все равно, и фашизм, и коммунизм – это преступники. Нет?

– И преступники – тоже. Но! Это не просто какая-то шайка забралась в Рейхстаг или Кремль и стала оттуда безобразия чинить, простой народ прессовать. Ведь не так. Народу только и надо было врага указать – не сами по себе эсэсовцы и энкавэдэшники террор творили, там такая истерия была, народ с таким энтузиазмом во все это впрягся… Охота на ведьм – все нормально. И в Штатах потом такое было, против коммунистов, да и вообще либералов. После войны. С поправкой на ихнюю демократию, но суть-то не меняется.

– Но в других-то странах такого террора не было.

– Да потому, что в других – более-менее лучше эволюционировали, к изменениям историческим приспосабливались, а не консервировали свои проблемы. В Англии революция была, и королю голову отрубили еще в – дай бог памяти – семнадцатом веке. Во Франции – в конце восемнадцатого, и с гораздо большей кровью, кстати. А у нас – «православие, самодержавие, народность»… Ну, и получили… Кстати, мы, хотя бы, всему миру показали, как не надо делать. «Новый курс» Рузвельта был, ведь, ответом на то… ну, чтобы не довести до революции, потому что там тоже серьезная ситуация была.

– Да? Я не знал, что-то…

– Была-была – поверь недоучившемуся историку.

– Может, ключевое слово – «недоучившемуся»? – улыбнулся Сашка.

– Да-да-да…

– А сколько ты, кстати, недоучилась?

– Да, я всего – один первый курс, и ушла.

– Почему?

– Дошло, что преподавательство – не для меня это. Как-то недолюбливаю я детей – ублюдки малолетние, да и сам процесс… Не мое это – у доски, перед классом.

– То есть? – Сашка как-то странно улыбнулся. Я подумала, что он понимает, что я хочу сказать, но хочет, чтобы я сама проговорила.

– Ну… стесняюсь я, – выдавила я из себя.

– Ага, а уголовные дела расследовать – не стесняешься? Преступников допрашивать? Этих всех директоров, которые у тебя по делам проходят?

– Ну, это все другое. И вообще, тебе преподавать, наверное, не приходилось.

– Тоже верно, – согласился он.

Тут в кабинет вошла Ирка.

– Саш, постановление на выемку есть? – выпалила она. – Бланк?

– Есть, сейчас поищу, – Сашка выдвинул нижний ящик стола и начал там рыться в ворохе бумаг.

– У меня в компьютере образец – сбросить? – спросила я.

– Не, мне так лучше – от руки. У меня человек там.

– А, кстати, Ир, что у вас за парень в кабинете сидел?

– Что?

– Ну, в вашем кабинете какой-то мальчик был – я заглядывала…

– Когда? – Ирка явно не въезжала.

– С полчаса назад.

– Не знаю, я из прокуратуры только пришла. Настя допрашивала?

– Он один в кабинете был. Писал что-то у нее за столом.

– Да? Ну, опер, наверное. У них там сейчас несколько новеньких появились. Как раз у неё материал – один из них направил.

– Ну, я так и подумала, – сказала я и отметила про себя, что с облегчением сказала. И ещё спросила: – А сама она где? Настя?

– Не знаю. На месте нет. Говорила… – Ирка задумалась, – на обыск она после беда должна была уехать.

– Вот, нашел, – сказал Сашка, протягивая Ирке заметно потрепанные серые бланки. – Три хватит?

– Хватит-хватит, спасибо! – она схватила бумаги и выскочила из кабинета.

– Ну, ладно, пойду я тоже, – сказала я, понимаясь.

– Приходи еще, – сказал Сашка.

Я зашла в туалет, помыла кружку, вернулась к себе. Надька болтала по телефону. Была половина четвертого. Еще час протянуть. А привыкла, ведь, за лето в три уходить. И то – не всегда… Я положила перед собой дело, разбудила компьютер, открыла там начатое несколько дней назад привлечение по Дроковой, сверху открыла «Косынку» и стала раскладывать. И вправду, может начать другую работу искать? – лениво думала я. Какую, где? Кому я нужна на гражданке в таком возрасте, без детей, без опыта, да ещё и сейчас? Да и не хочу я на гражданку, не думаю, что там чего-нибудь интересного есть… Чёрт, что же происходит-то? Где я что упустила? Минкины, по которым отказные? Долго уже всё это тянется, и конца не видно… Ну, запустила я эти отказные, ну тупо ничего по ним не делаю… Так там ничего и не сделаешь. Гражданско-правовые отношения в чистом виде. Ну, почти в чистом – все равно, умысел там никак не доказать. Неужели в этом дело? Бред какой-то… Ещё пасьянс не складывается, чёрт!

– …ну, я не знаю… Я так сразу не могу, – это я краем уха слушала Надькину болтовню, обычный ее развод. – Нет, сегодня у меня вечер уже занят… Ну, что значит – что? Мы с подружками встречаемся… Что? Ну, ты вообще!.. Мы не такие… Не знаю, если ты только с такими и проводишь время…

Дал же бог напарницу! – зло подумала я. Взрослая, вроде, девка – как ей это всё нравится?

– …нет – ты мне завтра звони, где-нибудь после обеда… Может, у меня время и будет… Может быть… Я, кажется, видела уже. Нет, этот – нет, можно и сходить. Ага… Нет, я мороженое люблю. Ванильное… да. Ну, ты заедешь за мной… ну, после того, как позвонишь, договоримся… а там посмотрим.

Да, сколько ж можно-то? – подумала я и поймала себя на мысли, что… не знаю даже… как будто ненавидеть начинаю ее. Впрочем, это тут же схлынуло, слава богу. Она еще поболтала минуты две, а я со злостью раскидывала виртуальные карты. Ну, ни одна раскладка не сходилась, хоть ты тресни! Если, на самом деле, попросить папку, чтобы провентилировал что-нибудь на счёт работы? – продолжала я рассуждать без особого энтузиазма. Так, на всякий случай. В конце концов, не думаю, что всё это, что произошло утром, сколь-нибудь серьезно. Просто, наверное, и впрямь моя очередь подошла… Надо же народу напоминать, кто в доме хозяин, и что чистеньких у нас не бывает. Ну, о тех, кого упоминал Костя, не говорим… Ну, преподавать-то я точно не пошла бы, даже если бы у меня было законченное образование. А ведь теперь мне и все остальные мои косячные дела вспомнят, раз началось… Надо будет подработать, что можно. И райотделовские поскорее скинуть. Или – наоборот не торопиться по ним? Нет, лучше побыстрее, а то опять начнется: «плевые делишки… расследовать не умеем… люди в райотделах пашут… разленились… никого не держим… » И снова кроссовки мои несчастные вспомнят: «что – спортсменка, что-ли?.. только в полшестого с работы бегать!.. так бы дела расследовала!..» И тому подобное.

– Ты пить сегодня будешь? – спросила Надька. – Тебе бы надо, по-моему.

– Да, нет, наверное…

– Великий русский язык – понимай, как знаешь!

Я рассмеялась.

– Ну, может, и буду, но я ещё не приняла волевое решение.

– А, ну – смотри… Мы с Настей пойдем, в кафешке посидим. Может, ещё кто пойдет.

– Там же?

– Ну, да. Смотри…

– С Настей?

– Ну, да. А что?

– Да, нет – ничего. У тебя люди в понедельник с утра будут?

– Нет. После обеда только. Мне там осмотры надо будет заканчивать… А ты вызывала кого?

У нас была договоренность: без крайней необходимости на одно и тоже время людей на допросы не вызывать, чтобы не мешать друг другу. А то бывало: у меня допрос с адвокатом, у неё – допрос с адвокатом. Допрашиваем, чуть не ругань, кабинет маленький, в общем – параллельный допрос какой-то. Не путать с перекрестным! Оба допрашиваемых говорят, адвокаты встревают; однажды у меня было, что я начала набирать слова Надькиного свидетеля, вместо своего. А ещё было, что у меня – допрос арестованного, и у нее – очная ставка. Это значит, что у меня – жулик, конвой, адвокат, а у нее – двое допрашиваемых и один из них ещё и со своим адвокатом! И все в одном кабинете. После того случая мы и договорились.

– Сейчас хочу вызвать.

– Сейчас? Ты на время смотрела, подруга? Собираться уже пора!

– Ну, до кого успею – дозвонюсь…

– Трудоголичка хренова! – беззлобно сказала Надька.

Я стала обзванивать те телефоны, которые были в райотделовском деле. На удивление дозвонилась до потерпевшего и вызвала его на девять утра понедельника. При этом ещё минут пять убила, чтобы объяснить ему, что дело теперь в управлении, у другого следователя – у меня, то есть – и что надо его – то есть, потерпевшего – передопросить. В разъяснения о том, для чего это надо – потому что первый допрос в деле никуда не годился – я пускаться не стала. Потом, опять на удивление, дозвонилась до следователя, чье это было дело, и узнала у неё номер опера, который, правда, хоть и сотовый, не отвечал. Остальные вызовы пришлось отложить на понедельник. Вернее, попытки организовать вызовы.

…А вот, что я сделаю, – подумала я, все решив секунды за три. Поеду-ка я к дяде Альберту – вот что! Позвонить! Обшарила себя в поисках сотового – безуспешно. А – в плаще! Подскочила, залезла в шкаф, выудила из кармана телефон, стала искать номер. Нашла.

– Дядя Алик! Это – Таня, здрасьте! … Как вы?.. Да, спасибо… Нет, пока никого еще… Ну, так у нас правовое же государство… Чтоб кого засадить, столько бумаг исписать надо… Да-да-да… Ага… Дядь Алик, я что звоню… Ну, да! Можно?.. Ой, спасибо!.. Да, к вечеру подгребусь… Ага, до скорого… Ага… Хорошо…

Вот! И пошло оно всё! Свалю в горы! На двое суток! И нет меня! Кошка сдохла, хвост облез! Нет меня! И не было никогда…

Мне значительно повеселело… Двое суток… Вечность практически. Все выходные… И что я сразу не додумалась? Ещё же собиралась, позавчера думала… И Минкины понедельником отменены – счастье!..

Я выключила компьютер, собрала бумажки со стола и скинула их в ящик, придвинула к себе раскрытое райотдельское дело, поставила на него локти, положила подбородок на скрещенные пальцы и стала ждать, тупо лыбясь.

– Чё лыбишься? – спросила Надька.

– Пятница…

– Дошло до утки!.. К концу дня – поздравляю!

– Ну, лучше поздно, чем… никому.

– Вот это – твой случай, это точно! Придумала что-нибудь?

– Ага…

– Что?

– Поеду к дяде, по горам похожу, по долам…

– И почему я не удивлена?..

В шестнадцать тридцать две, в соответствии с трудовым законодательством и даже заработавшись на две минуты, я вышла на улицу. Солнышко, тепло, и дождя как и не было… Подошла к машинке, открыла, забралась внутрь… Ну, давай, маленькая, заведись, плиз… Завелась, вот ты, радость моя! Спасибочки… Лапочка моя, зелененькая… Я дернула открывалку капота, вылезла наружу… Дура! Масла уровень собралась посмотреть! Открыла капот, захлопнула, вернулась за руль – ну, должно быть ещё нормально… Когда я там проверяла-то? Да недавно совсем… Вылезла снова, сняла плащ, бросила его на заднее сиденье, снова уселась за руль. Пусть погреется… Включила радио, выключила; включила кассету… Да… Фармер… Да… Почистила дворниками лобовик от воды и листьев, жду…

Минуты через три я медленно вырулила на проезжую часть и покатила домой. Поднялась к себе, переоделась. Вызволила из недр шкафа сумку – собирать вещи… Так, что взять-то? Ну, да – стринги, еще одни – тогда будет и палатка и спальник… Да, полотенце захватить – в баньке поваляться. И деньги… Деньги-деньги… Черт, что ж так мало-то осталось?.. Ладно, до зарплаты у папки перехвачусь… Ну, ладно, не скучай! – это я собачке, которая у меня в прихожей на полке сидит, дом охраняет. Почесала ее за ушком, вышла, закрыла все замки, стала спускаться вниз… «Я королева красоты, я родилась на свете…»

Хорошо все-таки осенью – машин на дороге мало, почти никто из города не выезжает. Никакого сравнения с летом… Вышла на трассу, качусь себе, по сторонам любуюсь… Красотища, все-таки! Листва ещё не вся опала, холмы, перелески – желтые, красные пятна, попадаются даже кое-где ещё зеленые… Небо чистое, надо же – распогодилось…

Чем дальше от города, тем места становились красивши, а воздух свежее. Начинались предгорья. Я сбросила скорость. Все-таки осень – это нечто! Красота неописуемая! Черт, ведь и осень-то почти уже заканчивается, а я даже из города не выбиралась! Вот так и жизнь вся пройдет, а что было?.. Всегда все на потом откладываешь… За город выбраться, в кино сходить, мужику перезвонить… А потом – смотришь: «Уж зима катит в глаза…» Ладно – молчи, грусть, молчи…

Совсем же забыла – отметиться же надо! «Алло, пап, это – я!.. Слушай, я к дяде Алику поехала… Да, ну да… До воскресенья… Ну, взбрело… Хорошо, конечно… Что?.. А, да-да… Передам. И это тоже!.. Пока, давай!» Отметилась. Все – теперь ни для кого нет меня! И телефон отключить, нах!

Через полтора часа я добралась до места моего назначения. Поставила машинку на обычном месте напротив ворот, вылезла, потянулась… Хорошо. Дом стоял на улице, которая изгибами взбиралась в горку, так что вниз открывался вид на часть поселка и окружавшие его желто-красные холмы. За холмами уже поднимались горы, поросшие темными елями. Даже только для этого стоило сюда приехать, чтобы вот так стоять, уперевшись руками в капот, глядеть вдаль, где тайга волнами уходит к горизонту, и дышать чистым осенним воздухом. Ну, а зимой стоит приезжать даже для того, чтобы не забывать, что настоящий цвет снега – белый.

Я достала сумку с заднего сиденья, при этом там с предвкушением звякнули бутылки – мы с дядей Аликом предпочитаем водочку. Тем более после сегодняшнего – мне сам бог велел напиться. Одну бутылку нам с дядей на сегодня-завтра, одну – ему в оплату за постой, такая традиция. Калитка в воротах были приоткрыта, и я вошла через неё. В гараже на том месте, где предполагалось стоять машине, размещался большой бильярдный стол. Шары ожидали, предупредительно уложенные в треугольник. Я разулась и по деревянной лестнице, ступеньки которой с моего последнего приезда успели обить ковролином, поднялась в дом. Внутри было уже темно, свет не включен, только видно, что на кухне горела подсветка над стойкой, и в полголоса бубнил телевизор.

– Эй! – позвала я. – Энибади хоум?

Ответа не было. Я аккуратно поставила сумку на пол, стянула куртку и повешала её на вешалку. Тут же висел дядин старинный неизвестного цвета, бесформенный плащ с капюшоном, который он таскал почти в любое время года. Значит – дядя был дома. Я прошла на кухню, определила одну из привезенных бутылок в морозильную камеру, а вторую – просто в холодильник. Осмотрелась. На плите что-то аппетитно шипело в большой закопченной чугунной сковороде с деревянной ручкой и ненормально большой полусферической крышкой. Я давно подозревала, что эта сковорода старше меня в несколько раз, и тайно мечтала выпросить её у Алика. Однажды я проговорилась, так он дал мне понять, что – только через его труп, мы чуть не поругались. Чем-то он был привязан к этой посудине, но чем – я даже примерно не догадывалась. Рядом на столе были следы недавней и интенсивной готовки: разделочная доска, какие-то кости, картофельные очистки, обрывки зелени, открытые банки со специями и надкусанный бутерброд с ветчиной и сыром посреди всего этого. Я приподняла крышку, в ушко которой была забита бутылочная пробка, так и есть – свинина с картошкой! Прелесть, почти готово! С приездом я угадала. Помешала варево – потому что это было именно варево, в жирном бульоне, кипящее – деревянной лопаткой, такой же старой, как и сковорода, и сделала огонь поменьше – пусть доходит.

– Привет, Танчо! – услышала я у себя за спиной и, вздрогнув, обернулась. Дядя Алик стоял в дверях кухни, потирая руки и улыбаясь. – Что там, готово уже? – он кивнул в сторону сковороды.

– Да, доходит… почти, – я поморщилась, потому что не любила, когда он меня так называл, хотя и не говорила ему этого никогда. – Здравствуйте, дядя Алик! Вам от папы привет, а то забуду…

– Спасибо! А то я смотрю – машина уже здесь… Думаю, не успел отойти – уже приехала.

– А я думала, вы где-то в доме.

– Да нет, я тут буквально на две минуты вышел… Привезла калым? – он хитро подмигнул.

– А-то! – сказала я, похлопав ладонью по дверце холодильника.

– Отлично! – как всегда сказал он, при этом получалось это слово у него на какой-то то ли кавказский, то ли азиатский манер и звучало как «а-чи-ча».

– Как работа? Преступность в панике? – тоже как всегда спросил дядя.

– А-то… – вздохнула я. – Расскажу под это дело, – я покосилась на холодильник.

– Ну, ладно… Что – настолько плохо? Ну, молчу-молчу, – замахал он руками, видя, как я на него взглянула. – Ты уже сейчас есть хочешь?

Я задумалась.

– Да нет, я пока переоденусь, полежу минут несколько…

– Вот и хорошо. А через полчаса где-нибудь сядем – нормально?.. Я пока всё тут… – он повел руками по кухне. – Так что ещё немного перекушу, с твоего позволения, – и он подошел к столу, взял с него тот недоеденный бутерброд и стал жевать.

– А что это там у вас перед воротами – стекло битое? – спросила я, вспомнив осколки, которые мне бросились в глаза, когда заходила в гараж.

– Где? Какое стекло? – дядя всплеснул руками. На такой счет он был очень… Трепетно, в общем, относился.

– Слева от ворот, в углу, – сказала я. – Как будто бутылочное…

– Вот уроды! Не убрали, да и я не заметил, – сказал он с набитым ртом. – Приезжали тут вчера… Кампания одна… Думал – дом разнесут. Горцы хреновы!

– Горцы? – я заинтересовалась.

– Ну, шотландцы! – пояснил дядя, проглатывая последний кусок бутерброда.

– Какие шотландцы? Настоящие?

– Ну, ясно, какие – наши, русские. Нажрались вискаря, до гола разделись, юбки нацепили и давай в них канкан плясать и песни горланить.

– Вау! – только и сказала я. – Жаль, меня тут не было…

– Да, нет – будь ты здесь, ты бы жалела как раз об этом, поверь…

Тут зазвонил телефон, который висел на стене рядом с холодильником – прямо у меня под ухом, поэтому я опять вздрогнула и машинально повернулась к нему. На трубке были жирные размазанные следы пальцев, как если бы ею жонглировали. Я сделала шаг в бок, кивая дяде на телефон.

– Ты вещи в машине оставила? – спросил он.

Я помотала головой и показала глазами на свою сумку, прислоненную к холодильнику. Телефон звонил. Я ещё раз сделала движение головой в сторону аппарата и пошла из кухни.

– Алло! – услышала я, уже поднимаясь на второй этаж, а потом – резкий удар, какие-то стуки и неразборчивые восклицания дяди. Похоже, что он уронил телефонную трубку.

Я поднялась на второй, а на самом деле – даже на третий этаж, где были четыре спальни и ванная. Зашла в «свою» комнатку, самую маленькую. Тут было как-то слишком уж прибрано: кровать заправлена ровно-ровно, без малейшей складочки, шторы на окне раздвинуты и висят совершенно симметрично, само окно приоткрыто, так что в комнате немного прохладно, пыли на тумбочке и на полках нет вообще. Короче говоря, необычно. В общем, я сама тут прибираюсь, когда уезжаю, и дядя старается не пускать сюда никого на постой, если не заняты остальные комнаты. Если же здесь кто-то и живет, то дядя, конечно, наводит потом порядок, но без такого вот фанатизма. Еще больше меня удивила стоящая на подоконнике массивная хрустальная пепельница – я не сразу заметила её за шторой – причем абсолютно чистая, скрипящая от чистоты, когда я взяла ее в руки. Никогда ее, кстати, у дяди не видела.

Я бросила сумку в угол, закрыла окно и повалилась на кровать. Хорошо… В комнате до сих пор пахло обструганным деревом от деревянных панелей, которыми были обделаны все стены и потолок, хотя дому было уже лет… ну, много лет.

…Хорошее, все-таки, место, думала я. Как мне нравиться сюда приезжать… Вроде бы ничего особенного, но так мне здесь хорошо, спокойно, что-ли… Выключаешься здесь в момент от всего-всего. Только что ведь была работа, дела, фигня эта утром, потом за рулем два часа, а как будто не со мной все это. Как будто я всегда тут валялась в этой кровати, на этом вот старом мохнатом шерстяном покрывале, которое я помню с детства, пялилась бесцельно в деревянный потолок… И за окном верхушки сосен покачиваются, и снизу из кухни доносится звяканье посуды и запах мяса…

Я вздрогнула отчего-то и поняла, что начала засыпать. За окном почти совсем уже стемнело. Я встала, не включая свет, вытащила из сумки «домашнюю» одежду – старые джинсы и джинсовую же рубаху, которые таскала ещё в школе. Потом увидела в сумке полотенце… Точно – надо под душ залезть, а то грязная, как не знаю что! Когда тянула полотенце из сумки, из него на пол грохнулась книга – совсем забыла, что прихватила её, когда собиралась. Франсуаза Саган, томик, перечитанный мною до дыр тоже ещё в школе. Всегда беру его в какие-нибудь поездки и читаю с первого попавшегося места. Не всегда, правда, руки доходят. Поставила книгу на полку, где и так уже обосновался мини-филиал моей библиотеки. Учебники ещё с института… Как я тут готовилась к экзаменам! Как обычно, когда оставались один-два дня и целая ночь, а потом ехала рано-рано утром на автобусе в город и всё сдавала… Первые мои книжки Стругацких, разных издательств, в мягких потрепанных обложках… Тоже таскала их раньше везде с собой, потом осели тут. Вот какой-то постперестроечный учебник по психологии. Кстати, покупала его где-то здесь, когда ещё книжные лотки стали появляться где-не-попадя, чуть не в овощных магазинах. Так тут и остался, кажется, и до середины я его не осилила. Забавно – мои книги уже стали частью интерьера, в общем-то, даже не моей комнаты… А вот составлены они на полке были совсем не в том порядке, в каком обычно. Кто-то терем прибирал, да хозяев поджидал… Да, уж – хозяев…