– Нет.
– Ты сказала, что мои проблемы тебя не волнуют. И вообще суров закон, но он закон, а если что-то не нравится, избирайся в Госдуму и напиши свой. Ты, циничная тварь без капли эмпатии, зазубрившая наизусть законы, но забывшая, что значит быть человеком! Так ты мне сказала?!
Глаза Овчинниковой сверкнули ярким пламенем. Внезапно ноги Люды ощутили невыносимую боль. Она упала на колени.
– Я клянусь, что не знала о вашей ситуации…
– Это ты сейчас говоришь в надежде на прощение?! – нахмурилась Овчинникова. Я же просила тебя войти в положение, изучить вопрос, взглянуть на мои доходы в этот период и убедиться, что я ничего от этого проклятого Дзена не получала в период, пока стояла на учёте! Ты даже ухом не пошевелила, ведь не твои проблемы, да?! – боль Люды усилилась, – зато премию квартальную ты наверняка получила, молодец. И сколько? Пять тысяч рублей вроде бы, да? Ради квартальной премии в пять тысяч ты решила, что на мои слова можно наплевать, что меня можно обвинить в мошенничестве, что с меня легко взять и содрать 63 тысячи, потому что я всё равно в силу отсутствия юридической грамотности не смогу без адвоката отстоять свои права?! Я всё правильно сказала?!
– Я правда прошу прощения… – взмолила Люда жалобным голосом, полным невыносимых страданий.
– Я задала вопрос! – воскликнула Овчинникова, и боль её жертвы стала ещё более невыносимой.
– Да!
– Мне пришлось от безысходности убить двоих своих детей ради того, чтобы тебе выписали премию в пять тысяч рублей?!
– Я не хотела!!!
– И на что ты их потратила? Говори!
– Я купила мужу коньяк на день рождения…
– Ах ты тварь… И всё ради бутылки коньяка?! Или просто выслужилась ради карьеры?! Вернула в бюджет 63 тысячи за мой счёт, на доску почёта попала наверное… У вас там есть такие?
– Прошу вас… – жалобно проскулила Люда, – я просто выполняла свою работу! Не я писала эти правила! Если бы мы сделали исключение для вас, то…
– Заткнись! – воскликнула Овчинникова, – и слышать ничего не хочу. Нацисты, охранявшие концлагеря, так же оправдывались! У нас правила, у нас приказ, у нас законы… Вы как роботы! Вам писана команда – выполняете! А войти в положение как люди не в состоянии. Из-за вас, уродов же, страдают люди, а вы всё равно не виноваты, потому что обязаны выполнять свою работу. Жалкие отговорки никчёмных ничтожеств, получивших в свои руки власть вершить судьбы простых людей! Из-за тебя и тебе подобных мне от безысходности пришлось убить своих детей, – Овчинникова в ярости закричала, – да ты хоть понимаешь, каково это?! Ты, тварь, когда-нибудь ревела всю ночь перед тем, как наложить руки на себя и детей, осознавая, что другого выхода нет?! Ты знаешь, каково это – будить их, сажать рядом с собой и целовать в последний раз, понимая, что никакой жизни им уже не будет?! Или думаешь, если бы я себя убила, а их отправят в детский дом, им лучше станет?! Лучше – это жить в нищете и без родной мамы?! Ничего ты не понимаешь и не поймёшь, пока не загоришь сама!
Овчинникова взмахнула рукой, и Люда взлетела над землёй беспомощная и послушная, будто марионетка.
– Я вас умоляю… Сжальтесь надо мной. Клянусь, я помогу исправить то, что произошло, помогу тем, кто оказался в аналогичной ситуации! Только отпустите. Пожалуйста…
– Что?! – протянула возмущённая Овчинникова, – то есть ты, после того как не оставила ни единого шанса мне, просишь дать его… Тебе?!
– Правда… Я очень виновата. Клянусь, что исправлю…
– Да как ты исправишь, если я и мои дети уже мертвы, дура?! Какая разница мне уже до мира живых?! Я пришла сюда в это чистилище из мира мёртвых только для одного – забрать тебя следом! И я это сделаю!
– Нет!!! – закричала Люда, – пожалуйста, не надо!!!
– А знаешь, какая месть будет для меня самой сладкой?
– Прошу…
Глаза Овчинниковой сверкнули от упоительного ощущения предвкушения удовольствия.
– Я действительно сожгу тебя заживо.
– Нет… Нет…
– Почему нет? Что тебя смущает? Считаешь, это мучительная смерть? Нет. Мучительно ожидание, мучительно осознание, что это неизбежно. Сам огонь, наоборот, исцелит тебя и твою грешную душу. С того самого момента, как ты пошла учиться на юриста, ты забыла, что такое гуманизм, человечность, эмпатия. Ты с того момента жила только сводом правил, забывая о милосердии, и это ненормально. Но я обещаю, что огонь излечит тебя. Он научит тебя чувствовать. Ты окажешься на чужом месте и поймёшь, что это такое. Но прежде… – Овчинникова подняла вверх палец, – прежде всего, ты обязана почувствовать безысходность происходящего. Ты должна смириться с судьбой и почувствовать неизбежность того, что происходит. А потому, – Овчинникова щёлкнула пальцами, – я отпускаю тебя.
Изумлённая Люда сначала не поняла, что произошло, да и не могла даже подняться, настолько была истощена. Но только силы вернулись к ней, и она резко побежала прочь.
– Беги, Люда! Беги! Только не споткнись по дороге! – захохотала Овчинникова.
И Люда бежала. Сил не было, и она это делала на пределе возможностей. В ином случае уже бы давно упала, но сейчас инстинкт самосохранения и бесконечное желание видеть белый свет, радоваться каждому новому дню гнали её, обезумевшую от ужаса, да хоть куда-нибудь, лишь бы не находиться здесь, лишь бы не встретить Овчинникову вновь. Пока бежала, она не задумывалась о её словах, не думала о причинах того, почему её отпустили. Просто бежала без оглядки в отчаянной надежде спастись и выжить.
Внезапно, резко споткнулась и упала. Испуганная посмотрела на ногу и увидела, как её за ногу схватила кисть руки облезлого скелета. Схватила крепко: сколько Люда ни пыталась высвободиться, у неё ничего не получалось.
Вскоре из-под земли вылезла и голова скелета. Люда истошно закричала, пытаясь свободной ногой сломать схватившие её кости. Но всё было тщетно. Взору её предстал череп, щёлкавший челюстями, весь потемневший, подгнивший, где-то выглядел так, будто подпалили.
Внезапно скелет заговорил, и в том голосе Люда, с трудом осознавая всё безумие происходящего, услышала да более знакомые нотки. Это был судья Панкратов, что председательствовал в деле Овчинниковой.
– Люда! Смирись со своей судьбой! Ты не убежишь от смерти! Не убежали мы, не сможешь и ты! Сдайся и прими участь!
В этот момент Люда таки сумела отбиться и побежала дальше. Впереди видела лишь лес. В иной ситуации в полной тьме, да ещё и под дождём, она бы ни за что туда не побежала, но был ли сейчас у неё выбор? Только она забежала в заросли, как вдруг напоролась на изгородь, непонятно каким образом оказавшуюся здесь. Решила обойти.
Только развернулась, как увидела позади Овчинникову. Та зловеще захохотала и спросила Люду.
– И что ты будешь делать теперь?
Она думала всего мгновение. В следующее пошла напролом через кусты.
– Плохая идея, солнышко. Плохая идея… – рассмеялась Овчинникова.
Люда это поняла только тогда, когда почувствовала, как ветви и лоза начали обвивать части её тела всё сильнее и крепче. И чем больше она сопротивлялась, тем тяжелее ей было дышать. Вскоре она почувствовала, как силы начинают её покидать: тело слабело, в глазах темнело. Люда отрубилась.
И тут же проснулась в своей квартире на своей постели. На улице светало, солнечные лучи били ей прямо в лицо. С кухни доносился аромат жареной яичницы с копчёной колбасой и помидорами. Оттуда же доносился голос судьи из программы «Дела судебные» по телеканалу «Мир». Люду раздражала эта передача на пару со всеми этими «Судебными Страстями», «Часами Суда» и прочей околоюридической ересью, вообще не отражающей реальную судебную практику: ну не будет ни один судья никогда терпеть всякую ругань подобную тем, что происходит в передаче, в реальном судебном заседании. Зато программу эту очень любила Настя. Все мозги Люде прожужжала, мол, вот был бы такой же честный и справедливый судья, как Агрис, и у нас бы в России восторжествовала справедливость. А ещё любила разговаривать с телевизором, обсуждая то, какие моральные уроды порою судятся друг с другом.
И тут Люда поняла: «Неужели это был сон?» Быстро встала с кровати и побежала на кухню.
– Настя?
Та обернулась и улыбнулась.
– Почувствовала запах и проснулась?
– Ну, да… – нахмурившись, отвечала Люда, – и это тоже.
– Садись есть.
– Хорошо. Только скажи мне, ты вчера ночью ничего странного не слышала?
– Нет. Вполне себе крепко спала. А что?
– Ничего. Просто плохой сон приснился… – отмахнулась Люда.
– Про Овчинникову?
– Да. Не даёт покоя.
– Это и не мудрено! Так облажаться…
– Ты о чём? – удивлённо спросила Люда.
– О тебе. Ты же убила невиновного человека…
– Я не убивала! Ты что такое говоришь?! – удивлению Люды не было предела, – мы же неоднократно с тобой это обсуждали!
– Да ты что? – усмехнулась Настя, – а она говорит иначе.
– Кто?
– А вот, – она кивнула Люде за спину. Та обернулась и вскрикнула, испугавшись. Перед ней стояло обгоревшее, тлеющее тело Овчинниковой. Оно схватило её за шею и прижало к стене.
– Вот видишь? Теперь даже твоя подруга говорит, что я права. А когда свою ошибку признаешь ты?!
– Люда, она права. Не спорь с ней!
– Пожалуйста, отпусти… – прохрипела Люда.
– Нет… – улыбнулась Овчинникова, – смирись со своей судьбой!
И вновь то же самое чувство удушья и слабости, а потом вновь потеря сознания.
Люда очнулась лежащей на тускло освещённой аллее, огороженной с обеих сторон забором. Впереди только длинная асфальтовая дорога и фонари. Люда откашлялась и медленно встала на ноги, устало вздыхая. Внезапно услышала позади какой-то странный шум. Обернувшись, увидела огромное и ужасающее существо, внешне похожее на богомола с чёрной кожей, покрытой блестящей на свету слизью, а также с уродливой мордой, множеством глаз и жуткими клыками во рту. Внезапно оно побежало прямо на Люду. Она ринулась прочь.
Пока бежала, пред ней представала Овчинникова в образе призрака и приговаривала:
– Смирение будет признанием вины. Смирись, и всё закончится!
Люда старалась ничего не слушать, но продолжала бежать, иногда оглядываясь назад. Чудовище следовало по пятам. Уйти от него так и не удалось. Оно двигалось слишком быстро. Правда, не настолько, чтобы упустить Люду. Пришлось попытаться перелезть через ограду. Она была довольно высокой, но не сильно: около трёх метров в высоту, что позволяло надеяться, что через неё получится быстро перелезть.
Только Люда попыталась, как почувствовала, что прутья становятся длиннее. Посмотрев вниз, увидела, что поднялась достаточно высоко, но не сумела добраться до вершины. Чем дальше поднималась, тем ещё выше уходили вверх прутья.
Рядом с Людой вновь возник призрак Овчинниковой.
– Смирись со своей судьбой! Ты виновата и поэтому умрёшь! Раскайся!
– Я выполняла свою работу! Закон един для всех! Если бы я простила тебя, не став обращать внимание или простив твой долг, то надо так всех прощать, а закон…
– Правильно! Закон писан чокнутыми придурками и олухами в Государственной Думе, которые обворовывают народ вместе с другими чиновниками, которым вечно не хватает! Они преступники! И ты выполняла преступный приказ. Но так как изменить в этом мире мы ничего не можем, то поэтому и надо проявлять человечность к тем, в отношении кого творился беспредел!
– Так и нужно предъявлять тем, кто в Госдуме сидит! – воскликнула Люда, – а ты решила наказать меня! Это по-твоему справедливо наказывать только одного человека из сотен виновных, кто сидит там?!
– Справедливо? Ты – юристка, защищавшая несправедливый закон, но следовавшая его букве, будешь что-то говорить мне про справедливость?! В России нет понятия справедливости! Единственное место, где её можно добиться, это загробный мир, ибо только там есть справедливость. И в отличие от вас, мы – простые люди, каждый день сталкивающиеся с преступностью системы только и ждём смерти, потому что только там сверхъестественные силы, неважно христианский Бог это или богиня Фортуна, но только они и поступают справедливо. И моё право тебе и остальным виновным отомстить – воля этих сил. А ты, наконец-то, познаешь на своей шкуре, что такое несправедливость! Да и кто тебе сказал, что очередь не дойдёт до чиновников и депутатов? – усмехнулась Овчинникова. Я их накажу. Несомненно! Они пойдут следом за тобой. Я тоже сожгу их всех до единого! Я пока ещё не придумала как. Возможно, они сгорят все вместе прямо на рабочем месте. А, может, сгорят по одному во сне в своих постелях. Но они тоже ответят за то, что натворили! Не сомневайся…