***
Мы толкли воду в ступе часа полтора, Петр трижды варил кофе, но толку от этого не было никакого. Для него. Я же узнал, что кроме меня живут без ауры двое: один из служителей церкви, из-за которого Селиванов и ушел в мир, и девушка, приходившая к нему пару недель назад. Похоже, шерше ля фама мне избежать не удастся. Девушка, по словам экстрасенса, была симпатичной, обратилась к нему с жалобами на постоянные головные боли, хотя ни одно обследование в медицинских центрах не выявило у нее никаких проблем со здоровьем. Петр, как положено, начал свой сеанс, и… Ауры нет, а именно по ней целители «видят» проблемы. В общем, пришлось ему отступиться. Девушку, а Селиванов аккуратно вносил данные клиентов в ноутбук, звали Егорова Марина Ивановна. Двадцать один год. Номер телефона. Увы, ни адреса, ни фотографий, только симптомы недомогания, метод воздействия, результат, и сумма, заплаченная за сеанс. Это Петр мне рассказал сам. Теперь в его базе есть и я. Вернее, некий Бурцев Илья Михайлович, тридцати двух лет от роду. Адрес и имя совпадают с реальными, телефон – мой. Не думаю, что Петр начнет прояснять всю подноготную, зачем ему это? А вот мне придется все-таки посетить жилище экстрасенса в его отсутствие, плотно пообщаться с котом, и, пожалуй, взять номер этой Марины. Отсутствие привычной для Селиванова ауры может быть признаком того, что девушка из наших. А может и не быть. В любом случае следует расставить точки над I.
– Вельз. Вельз, это я, Шати. Если можешь, отзовись, появились данные по нашему вопросу.
Иногда я жалею, что у нас нет сотовых телефонов. Людям гораздо проще: потыкал по цифрам на экране, и разговаривай. Где бы ни был собеседник, если телефон при нем, то он откликнется. А мне, чтобы связаться с Вельзом, приходится активировать облик Двери, но для связи, а не для перехода. Я послал вызов, и Вельз, если он не в «полях», среди людей, а дома, этот вызов получит. После этого он должен найти поблизости такую-же Дверь, и вызвать меня…
Он ввалился ко мне, когда я кипятил чайник.
– Уф, Шати! Я уже не мальчик, таскаться туда-сюда! Ты опять завариваешь бурду из ароматизаторов, которую тут называют чаем? Налей и мне. Тем более, я был вынужден захватить тебе от родителей…
Вельз развел над столом руки, и там материализовалось приличных размеров блюдо с соблазнительно пахнущим, горячим пирогом. Потом, уже из кармана своей куртки, он вытащил и поставил рядом с блюдом бутылку с высоким горлышком, запечатанную сургучом.
– Я как раз был у твоих на даче, когда ты меня вызвал. Ну, а твоя мать немедленно решила, что тебе не помешает подкрепиться на ужин нормальной пищей. Ты же ее знаешь, сопротивляться бесполезно. Настойку на жимолости передал отец, так, чтобы Анджи не заметила. Она тебя все еще считает слишком юным для таких вещей, ну, ты знаешь…
Странная вещь эти родственные связи. Сколько себя помню, мать была ко мне строга, и, как мне казалось, почти равнодушна. А вот когда родилась СатИ , то с ней матушка носилась, как с писанной торбой. Я обижался, но это было бесполезно. Когда мне исполнилось четырнадцать, у нас в доме появился Вельз. Мой наставник и куратор. Совсем скоро и мне придется стать для кого-то учителем, провести обряд, и готовиться вступить в ряды Тактиков. Лет через тридцать – тридцать пять я оставлю работу среди людей своим воспитанникам, и буду появляться тут все реже… Так вот, тогда мать, в порыве откровенности, сказала: «Шати, твоя сестра вырастет, выйдет замуж за одного из моих бывших родственников, и покинет нас. Ты останешься тут. Я люблю вас обоих, но с Сати мы потом не увидимся, и я прекрасно знаю, что ее ждет. Пока это возможно, я стараюсь быть рядом с ней. Прости.» Ну да. Мужчина проводит весь цикл на своей стороне. Не важно, кем ты был до, кем будешь после. Важен лишь твой конкретный цикл, здесь и сейчас. А девушка переходит в стан врага. После свадьбы и первой брачной ночи у нее даже меняется ДНК, она во всем будет на стороне своего мужа, и его стороны. И ее сын тоже. А дочь выйдет замуж…
Глава 2.
– О служителе культа мы знаем. Больше того, пришлось изрядно помучиться, прежде чем он пришел к религии. Это очень талантливый полукровка. И опасный. Если бы мы не смогли направить его на клерикальный путь, то, боюсь, рано или поздно, но он дошел бы до сути. Не исключено, что он начал бы охоту за нами…
Вельз наполнил рюмки.
– Согласись, прерванный цикл сам по себе неприятен, долго ждать возрождения приходится, но самое плохое – ослабление наших позиций. Им, кстати, занимался твой отец, лично. Ну, и Матт, конечно, и Анджи помогала, и я… Крепкий попался орешек.
– Ладно. А что по остальным?
– Я попробую навести справки, может, Сандра сможет что-нибудь почувствовать. Тебя же интересует именно кот?
– Именно. Кот, которого Петр зовет Шкет. И еще. Мне надо обыскать квартиру этого Петра, вскрыть базу данных на его ноутбуке, и узнать номер телефона Егоровой Марины Ивановны.
– С компьютерами разбирайся сам. Я в них ни ухом ни рылом. – Вельз сдвинул брови. – Если нет другого пути, то я дам тебе разрешение. Откроешь Дверь прямо туда. Хозяина смогу убрать на… – Вельз задумался. – Три-четыре часа, не больше. Скажем, дня через четыре. Там будет удачное расположение планет. Луна войдет…
– Избавь меня от своей любимой астрологии! Все равно я в ней ничего не понимаю. – Если Вельз садился на своего любимого конька, то мог говорить часами. Ему проще, он уже перешел за половину цикла, и всё чаще видит сны о своем прошлом. Обо всех предыдущих циклах. В нескольких из них он был астрологом, ему это нравится, и он продолжает развивать свой дар. Но к несчастью для него в этом цикле астрология не в почете.
Когда ты начинаешь цикл, рождаешься, ты помнишь всю свою предыдущую жизнь. Но воспоминания стремительно бледнеют, ведь важнее всего то, что происходит сейчас. Годам к трем-четырем настоящее полностью вытесняет собой прошлое. А потом появляются сны. Смутные, обрывочные, но постепенно они становятся всё более ясными и яркими. К концу цикла, перед новым перерождением, ты вспоминаешь все знаковые события предыдущих циклов. Ты понимаешь, что сейчас борешься с тем, что строил и создавал в прошлой жизни, потому, что полярность меняется, и возрождение происходит на противоположной стороне. Цикл там, цикл тут. Не всегда, конечно. Бывает и по два, и по три цикла на одной стороне. Зачем, почему так? Мы этого не знаем. Наша цель – прогресс человечества, под нашим контролем, разумеется. Именно мы толкаем людей к той или иной форме, доктрине, политическому или экономическому строю. Мы стараемся быть не на троне а за ним. Иногда случается так, что кто-то из нас становится правителем, но это плохая штука. Антагонисты обязательно ищут способы прервать цикл, и помешать такому. И обычно находят. Вспомните хотя-бы Кеннеди. Хотя Кеннеди – это не они, а мы. Но какая разница? А за троном, или, как я сейчас, в маленьком, неприметном городе, мы подталкиваем тех или иных людей, и ускоряем события. Или замедляем процесс. Прогресс прогрессом, но некоторые вещи надо останавливать. Нельзя давать ребенку управлять авиалайнером, он может погубить сотни жизней. Это не всегда получается, из-за антиков, и из-за полукровок.
Полукровки – наша гордость, и наша боль. Случайный секс без обязательств, и на свет может появиться как Ломоносов, так и Гитлер. С одной стороны полукровка, умный, умнее чем большинство людей, может двигать науку и развитие человечества. С другой, он может встать на путь разрушения. И таких примеров – множество. Гениальные ученые, политики, писатели, кровавые маньяки, садисты… Торквемада был полукровкой. Эйнштейн, Бор, Хемингуэй, Атилла, Хокинг, Ирод, Пол Пот… Список бесконечен. По их милости одна из конференций, где присутствовало огромное количество Стратегов и Тактиков превратилась в наш локальный апокалипсис. Чертов Трумен! После ядерного взрыва наступает конец. Не прерванный цикл, после которого начнется следующий, а конец. Тебя больше нет, и никогда не будет. От тебя осталась лишь тень на расплавленных камнях. А ведь тогда все собрались в Нагасаки именно для того, чтобы решить, как завершить войну, и каким образом изменить мироустройство. Там были представители обеих сторон. После этого, в следующем цикле, наступил почти неуправляемый хаос. Нам пришлось восполнять потери. Обычно, цикл – это сто один год. У каждой нашей пары рождается двое детей, мальчик и девочка. Это – только что завершившие свой цикл. А тогда, в сорок пятом, нас стало очень мало. И почти не осталось Стратегов, сократилось число Тактиков… Два цикла наши женщины рожали вместо пары четверых. Появились полностью новые. Они не знали прошлого, они были как чистый лист. Мы справились, природа дала нам эту возможность.
Прощаясь, Вельз напомнил, чтобы я не волынил, а продолжал начатое. Флаконы с «зельями» Де Колона он забрал, пообещал оставить сообщение, когда будет готов отвлечь Селиванова, разрешил, в разумных пределах, использовать для разговора по душам с котом и вскрытия ноутбука Дар, и, махнув на прощанье рукой, нырнул в Дверь. Дверь поглотила его, подернувшись рябью, и вновь застыла большим, в человеческий рост, зеркалом в моей прихожей. Я зевнул, и снова открыл папку. С фотографии на меня смотрела дама неопределенного возраста, одетая в какую-то накидку темного цвета, волосы покрыты платком. Целительница Лидия Бользен-Макарова. Стандартный список услуг, от снятия порчи, приворота-отворота, до гадания на картах Таро. Да, к такой дамочке я, пожалуй, не должен идти в своем реальном облике. Во первых, молодые мужчины оккультизмом и божественными откровениями увлекаются редко. Во вторых, диалог легче вести, когда возраст примерно одинаков. В третьих я уже ходил к Колоньеву и Селиванову, а шут их знает, вдруг у них всех есть связь и контакт? Если да, то мой визит к третьему экстрасенсу подряд их точно насторожит. Нет, подберем что-нибудь другое… Итак. Пожалуй, через пару дней на прием к целительнице придет… Пожилой вдовец. Да, вдовец. Он тоскует по своей умершей супруге, и хочет попробовать пообщаться с ней посредством спиритического сеанса. Возраст. Пятьдесят-шестьдесят. Невысокий, полненький, но в меру, лысинка…
Я детально прорисовывал в уме того, в кого мне придется превратиться на время. Нельзя пропустить ни одной детали. Скажем, очень легкую небритость. Или морщину на лбу. Нет, две. Одна еле видная. Очки. Близорукость? Пожалуй… Да. Он – преподаватель. Начисто разочаровавшийся вдолбить в пустые головы школьников светлое, доброе и вечное, поскольку эти головы заняты совсем другим: как-бы побыстрее вырасти, свалить из этой до чертиков надоевшей школы, из этого надоевшего… Поселка! Да, сельский учитель. В городе по делам, по личным. Заметил объявление, в какой-то местной газетенке, и решил… Да, всё верно. Бойко Семен Иванович. Пятьдесят восемь. Может, помоложе?.. Нет. Жена, увы, умерла. Года два назад. Бойко… Ну, пусть Светлана Алексеевна. А поскольку наш преподаватель… Историк? Нет. Не то. Физкультуру или трудовое обучение отметаем, как и математику с физикой. Химия идет туда-же: я могу заговориться, а рассказывать о алхимии людям нет резона. Остается русский и литература. Надо стараться обходить тему, насколько возможно, но если что, я смогу сказать пару-тройку фраз о роли Достоевского в литературе, или о судьбе Болконского. Но не больше. Потому, что Семен Иванович занимается некогда любимой профессией чисто механически. И очень хочет дотянуться до души умершей супруги, чтобы… Извиниться, покаяться, сказать, как он ее любил и любит. И что хочет побыстрее соединиться с ней на небесах. Да. Да! Романтика+литература! Идеально! Бинго, Шати! С мужчинами не надо таких ухищрений, а вот женщины… Они поймут, потому, что это – их натура, их тема. Романтика. Любовь. У Лидии Бользен-Макаровой все мои мелкие огрехи и оговорки затмит именно ситуация, история сельского учителя, все еще тоскующего по жене. Она постарается помочь, к гадалке не ходи!.. Я сначала захихикал, потом – заржал в полный голос. Ага, не ходи к гадалке! Куда ты, Шати, по твоему, собираешься?
Создать фантома – дело пары минут, но фантомы глупы. Что в него вложил, то он и делает. И реагировать как человек на изменившиеся обстоятельства не в состоянии. А себя переделывать приходится гораздо дольше. Вода, огонь, неизменная структура зеркала… Зато после этого я становлюсь наблюдателем. Семен Иванович все делает сам. Сам идет, сам ищет адрес, сам разговаривает с ведуньей. Да, в рамках того, что я в него заложил. А я просто наблюдаю, и корректирую, если что-то пойдет не так. Это мое тело, но это тело преподавателя Бойко. Такой вот парадокс.
***
Бойко, отдуваясь, посмотрел вверх. Мало того, что дом целительницы находился на приличном расстоянии от остановки общественного транспорта, так теперь еще предстояло подниматься на восьмой этаж. Правда, когда он договаривался о встрече, гадалка ни слова не сказала о неисправном лифте, но мало-ли…Обратиться к экстрасенсу ему подсказала Альбина, математичка. И даже притащила откуда-то выкопанную дешевую местную газету, с рекламой на последней странице. Впрочем, Семен Иванович прекрасно понимал ее мотивы: с тех пор, как умерла Света, Альбина постоянно пыталась его «подцепить». Глядишь, после спиритического сеанса, или что там будет делать эта Бользен-Макарова, он оттает, начнет жить настоящим… Господи, все-таки фамилия прямо из романов века эдак девятнадцатого, Бользен-Макарова, ну прямо как княжна какая-то или герцогиня! Спрашивается, зачем? Написала бы в рекламе просто: Макарова. Нет, надо двойную фамилию, да еще и с намеком на Францию или Германию…Ребячество какое-то!..
Его поразила обстановка. Квартира была просторной, но явно съемной. И, кроме висящей на стене картины, написанной явно не Сальвадором Дали, изображающей пляски чертей вокруг костра, абсолютно ничто не говорило о том, что хозяйка занимается оккультными делами. Большой диван, журнальный столик, пара кресел, шкаф-купе, обои цвета слоновой кости с бежевым узором, пара горшков с цветами на подоконнике, и никакой мистики, никаких черных свечей, африканских масок ужасающего вида на стенах… Хозяйка тоже слегка шокировала. Тем, что усадив его на диван, села рядом, и сразу перешла к делу, причем отбросив любой мало-мальский этикет.
– Руку свою дай, я посмотрю, что там у тебя с линией судьбы.
Семен Иванович протянул левую ладонь. Лидия Бользен-Макарова, с такой фамилией, с такой претензией на высший свет, изъяснялась на уровне цыганки с рынка.
– Так. Ага. Вот, смотри! Видишь, вот эта линия расходится… Видишь?.. Вот. Надо было тебе лет на десять раньше ко мне прийти.
– И что бы случилось?
– Ну, ты бы знал, что тебя будет ждать разлука с любимой.
Она вдруг замерла. Бойко даже почувствовал, как у нее задрожали пальцы, держащие его ладонь.
– Что-то не так?
– Всё не так. – Лидия взглянула ему прямо в глаза, в упор. – Мне кажется, тебе лучше уйти. Прямо сейчас.
– Но…
– Может, ты решил, что я дура? Проваливай.
Я лихорадочно пытался понять, что происходит. Она не могла меня раскрыть. Это невозможно, это не получится ни у человека, ни у…
– Ты же почти нищий! Я не настолько тупа, чтобы провести сеанс, а потом остаться на бобах!
– Но я принес деньги…
– Деньги?! Ха, я же тебе сказала по телефону, сеанс стоит двадцать тысяч! А у тебя с собой только пять!
– Да вот же они… – Бойко полез в карман, вытащил оттуда потертый бумажник-раскладушку, раскрыл…
Зажим для денег удерживал одну единственную купюру в пять тысяч рублей. Та-ак…
Вот тебе и экстрасенсорика. Вот тебе и оккультизм… Я спрятал Семена Ивановича в подсознание, хотя пока оставался в его теле. Купил себе бутылку водки, и сидел теперь на кухне, раз за разом прокручивая всё, что происходило у Бользен-Макаровой. Вот мы с Бойко садимся на диван, вот она садится рядом, вот берет ладонь, вглядывается, левая рука пропадает из поля зрения… Ничего. Ни-че-го! Никакого прикосновения к карману с бумажником, даже намека на то, что в карман кто-то залез. Теоретически, из бумажника, из зажима, деньги вытащить можно. Но насколько должны быть ловкими пальцы! Ну и «целительница», ай да профессионал! Одной рукой держит ладонь, отвлекает внимание, заговаривает зубы… Нет, я ничего тогда не почувствовал. Всё внимание было сосредоточено на ней. Сфинкс с ними, с деньгами, но какова актриса! И ведь оставила одну купюру, не пожадничала, чтобы показать свои способности! А может, все-таки… Нет. Этого просто не может быть. Человек не мог увидеть меня в Семене Ивановиче. Люди о нас не знают. Полукровки могут о чем-то догадываться, но и им о нас неизвестно. Распознать может равный, и то – с трудом. Нескольких минут явно не хватит, надо очень пристально приглядываться, причем еще и третьим глазом. Необходимо настроиться на другого, а настройка занимает минут пятнадцать. Открыть глаз. Медленно, так, чтобы никто ничего не почувствовал. Хотя это как раз – секунды три-четыре. При условии, что ты настроен. Уже. Но настройки быть не могло, Лидия держала мою руку от силы минуту-две.