* * *
Солнце клонилось к закату. Искупавшись второй раз за день, братья вернулись в лагерь, где Тейто засел за перевод. Артион вызвался помогать, но вскоре осознал, что толку от него мало: диалекта он не понимал, а словарём пользовался заметно медленнее Тейто. В итоге Артион забросил безнадёжное занятие, оставив брата одного, а сам отправился бродить по окрестным холмам.
«Интересно, что там написано?» – думал он. Артион не любил строить теорий и планов, предпочитая всегда действовать по обстоятельствам, но даже его занимала эта загадка. Кому-то же пришло в голову исписать листки тайными чернилами. Значит, был повод, и Артион хотел этот повод узнать. Его природное любопытство не давало покоя.
С такими мыслями он слонялся вокруг лагеря, пока вдруг не сообразил: Уилбер! Быть может, это его тетрадь? Она ведь лежала на одном чердаке с керосиновой лампой, пусть и совсем в другом месте.
На мгновение Артион почувствовал себя неловко, будто, активно пихаясь локтями, пролез туда, куда его не пускали – в чужую жизнь. Однако почти сразу любопытство взяло верх. В разговоре с Тейто об Уилбере Артион хоть и отмахнулся бритвой Оккама, но всё же подумал, что брат в чём-то прав. Уилбер и компания действительно казались несколько… странными. Не от мира сего. Потому возможность узнать о них побольше, пусть и не самым честным способом, заинтриговала Артиона.
Он вспомнил, что Уилбер приглашал его с братом приходить и этим вечером.
«Отлично! Тейто всё равно не пойдёт, пусть переводит, а я попробую что-нибудь сам узнать. И про тетрадь, и про друзу», – решил Артион и зашагал прочь от лагеря, в сгущающуюся вечернюю тьму.
* * *
Тейто любил делать переводы. Именно интерес к языкам склонял его пойти учиться на лингвиста в будущем. Неизвестный текст писали от руки, перьевой ручкой (Тейто понял это по изменяющейся толщине линий), крупными буквами и довольно небрежно, но это лишь добавляло азарта. Слово за словом, строчка за строчкой, абзац за абзацем скопления малопонятных слов превращались в осмысленный текст.
Исходная мысль оказалась верной. Текст был написан на старом диалекте, но в ранней, докатастрофной орфографии. Кроме того, в тексте встречались ошибки – похоже, автор был не особо грамотен. Тем не менее, суть дела понятна. Когда Тейто нашёл в словаре нужный исторический модуль, перевод стал раскручиваться как брошенный на пол клубок.
Тетрадь оказалась дневником, куда неизвестный автор делал записи, чаще короткие, чем длинные. Они отделялись друг от друга пустыми промежутками в несколько строк. Дат не было, полных имён – тоже; последние скрывались за сокращениями. Судя по записям, этот дневник продолжал другой, начатый ранее. Похоже, Тейто досталась вторая из двух тетрадей.
– «Погода ясная. Расспрашивал МсС, никто ничего не слышал»
– «Погода ясная. Расспрашивал МсВ, ничего»
– «Погода переменчивая. Ничего подозрительного»
– «Погода переменчивая. Ничего подозрительного. Намечается праздник»
– «Умер старый Джейкоб. Долго болел. Погода ясная»
– «Ездил в город. При выезде и при приезде погода ясная. Смотрел в библиотеке ботанический справочник – подобных цветков не нашёл»
– «Погода переменчивая. Ничего подозрительного»
– «Погода испортилась. Долгожданная гроза. До и после – ничего»
Тейто потянулся и сменил позу – он слишком долго сидел на корточках, и ноги затекли. Перевод первых восьми записей, с учётом состояния бумаги и текста, занял у него более получаса, но мальчик так и не понял, что они означают и зачем их потребовалось скрывать за невидимыми чернилами. Больше всего озадачивало, почему везде упоминается погода. Записывать в дневник ситуацию вокруг нормально, но делать явные указания о погоде в каждой записи, даже если она состоит из одной строчки… Зачем? Какой смысл? Автор – начинающий метеоролог?
– «Погода ясная. Удалось поговорить с родителями МД, они вернулись. Ничего»
– «Погода переменчивая. Напросился в помощники к МрК, удалось поговорить. Ничего»
– «Поговорил с МрП. Ничего. Это последний взрослый. Никто ничего не слышал и не знает»
«Родителями? Взрослый? – подумал Тейто. – Автор дневника – ребёнок? Вполне возможно. Текст с ошибками, хотя неграмотно писать может любой. Или диалект не имел норм правописания. Мс – миссис, Мр – мистер, большая буква за ними – несомненно, фамилия».
Шуршание бумаги, щелчки кнопок коммуникатора. Перевод двинулся дальше.
– «Погода переменчивая. Почти готов поверить, что это – всего лишь древняя сказка»
– «Решено. Ночью схожу в рудник. И погода портится…»
Последняя запись особо бросилась в глаза. Недавние сомнения вновь нахлынули на Тейто. Он – не единственный, кого интересовал покинутый рудник.
Стоп! Полёт мыслей мгновенно остановился, будто впечатавшись в стену.
«Покинутый ли? А насколько стар этот дневник?»
Тейто внимательнее присмотрелся к бумаге. Потом – к оставшимся в переплёте листкам, не попадавшим под воздействие костра, а затем и к самому переплёту. Бумага не выглядит новой, но навскидку возраст не определишь. Переплёт, кажется, из натуральной кожи. Тейто не поленился потянуться за спичками, отковырнуть кусочек и поджечь. Горит, но не плавится. Действительно, натуральная. Швы на торце неровные – листы переплели вручную.
Тейто вертел тетрадь и так и этак, рассматривая со всех сторон, пока не нашёл то, что наконец-то выдало возраст. Текстура бумаги! Грубая, неровная, с лёгкими хаотичными поверхностными разводами. Проще говоря, плохая. Листы изготовили либо сразу после Катастрофы, либо сильно до неё – но в обоих вариантах получается, что их с братом находка очень старая.
«Антиквариат…»
Тем не менее, возраст тетради не давал зацепок относительно года, который указывался в базе данных как последний год работы рудника. Тетрадь могла быть как новее, так и старее.
Тейто вновь углубился в текст, написанный неизвестно кем и неизвестно когда. «Погода портится» – это были не просто слова на старой бумаге. По мере того, как Тейто двигался дальше, они всё сильнее давили на мальчика. Будто бы где-то впереди и автора, и читателя ожидало что-то нехорошее.
– «Погода портится. На небе тучи. Идти боюсь. Хочу отложить на хорошую погоду. Боюсь оказаться как прав, так и не прав. МД ничего не сказали, боюсь за них»
– «Начинается гроза, вдалеке слышны удары грома. Всё будто бы подтверждается. Идти страшно, но быть трусом – ещё страшнее. Иду»
– «Вернулся. Сжёг почти весь керосин. Не случилось ничего. Гроза была всю ночь, на обратном пути промок насквозь»
– «Всё это – сказка для детей. Рассказал всё МД, они смеялись, особенно про подземный голос. Спрашивали, как я мог в это всё поверить. Предложили как-нибудь сходить под землю вместе. Не хочется возвращаться, но пришлось согласиться»
– «МД всё-таки правы. Поход в рудник ночью развеял страхи. Не понимаю, как я мог поверить в Ритуал»
При переводе последнего слова Тейто обожгло невидимой искрой. Мальчик остановился и перечитал запись ещё раз. Приблизил листок к глазам, рассмотрел буро-оранжевые строки поближе. Да, последнее слово было написано с большой буквы. Не просто с увеличенной, которая могла бы пониматься двояко, а однозначно с большой. С прописной.
«Уилби, расскажи им про ритуал!» – сама-собой прозвучала в голове фраза младшего из компании Уилбера. Прозвучала, будто магнитофонная запись.
Следующим этапом стал продвинутый словарь. Тейто нашёл в нём слово из диалекта, полагая, что основное значение при переводе – неточное. Однако ни мальчик, ни коммуникатор не ошиблись. «Ритуал», «обряд», «церемония», «таинство», «действо» – выдал словарь, причём перевод «ритуал» значился как основной. Смысл переведён верно.
«Странно, – поневоле подумал Тейто. – Быть может, это всё же совпадение?»
Убедить себя получилось не особо. Тейто продолжил перевод. Уже переведённую и ещё не переведённую части разделял самый большой промежуток бумаги, не менее десятка строк.
Следующая же запись вновь обожгла – не так внезапно, как первая, но более остро.
– «Почувствовал, что должен вернуться к хронике. Что-то меняется вокруг меня»
– «Проснулся среди ночи. Снился кошмар. Меня тянуло под землю, а голос шептал что-то страшное. От крика проснулась сестрёнка, успокаивал»
– «Погода ясная. Снова слежу за погодой, не знаю почему. Чувствую, что не могу перестать»
– «Погода ясная. Солнце светит слишком ярко. Чувствую странную усталость»
– «Кажется, я простыл. Слабость. Хочется спать. Солнце слишком жаркое»
– «Заболел. Родители переживают, сёстрёнка не отходит от кровати. Давно не болел, боюсь её расстраивать»
– «Жар. Лекарство не помогают. Я чем-то заразился там?»
– «Не могу терпеть… тянет к холоду, где никогда нет солнца… я не хочу туда возвращаться, но он шепчет мне идти… я горю… помогите…»
На этом дневник обрывался. Последние записи писались нетвёрдой рукой – строки виляли по бумаге, буквы то жались ближе, то разбегались врассыпную. Похоже, что автору и правда было плохо.
Тейто ещё раз перебрал листы – теперь над каждой строчкой имелся надстрочный перевод. Перечитал записи от начала до конца. Рудник, цветок, Ритуал, подземный голос. Какая-то бессмыслица.
«Либо это оригинальная шутка, либо автор не дружит с головой», – попытался убедить себя Тейто.
«Либо в руднике когда-то случилось что-то ужасное», – сама собой втиснулась в голову неприятная мысль.
Почему-то рациональный Тейто в глубине души догадывался, какая из версий верная. И это знание не добавляло спокойствия. Они ведь тоже ходили на рудник.
«Они бежали», – очень некстати вспомнилась фраза Уилбера, сказанная в ту ночь.
Могла ли быть тайной рудника неизвестная смертельная болезнь?
«Мы тоже ходили на рудник…»
Тейто поёжился.
Глава 9. На берегу
Когда Артион добрался до посёлка, солнце окончательно опустилось за горизонт. Сумерки сменились ночью, однако это ничуть не мешало. Артион любил ночные вылазки. Будучи полной противоположностью брату, он делил время не по часам, а по делам. Если интересное дело затянулось – это не повод остановиться лишь потому, что вокруг стало немножко темнее, верно? Тем более, в кармане лежит фонарик, прихваченный по пути из лагеря.
«Когда Тейто поймёт, что я ушёл, он снова зашипит. Неженка. Надо будет и его вытащить в ночь!»
Ни Уилбера, ни его друзей в посёлке не ещё было. На это указывали чернеющие окна домика, где прошлой ночью Уилбер рассказывал страшные истории. Кажется, придётся ждать. Возможно – долго.
Артион приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Шагнув в комнату, он извлек фонарик из кармана и включил его, разрезав лучом света темноту. Он ожидал увидеть огарки свечей, которые они жгли прошлой ночью, но пол был пуст. Свечи испарились, словно никогда и не существовали, хотя Артион помнил, что именно он и Тейто покинули домик последними в прошлую ночь.
Мальчик медленно прошёлся по комнате. Одна из половиц скрипнула под ногой – единственный звук, нарушивший тишину. Артион невольно скользнул лучом по скрипнувшей доске, и тут кое-что привлекло его внимание. С пола не только исчезли следы свечей и воска – его покрывал изрядный слой пыли, будто в дом уже давно никто не входил.
Пятно света пробежалось по центру комнаты, по месту, где все они сидели кружком в прошлый раз. Всё так же – равномерно покрытый пылью пол, на котором прослеживалась лишь одна цепочка следов – его собственная.
«Как так…? – подумал Артион. – А где…»
– Приветствую тебя, – вдруг раздалось со-стороны. Внезапно, как в прошлый раз.
Артион вздрогнул. Луч света метнулся на дверной проём. Там стоял Уилбер.
– О… эмм… привет. Давно ты здесь?
«Чёрт, когда он успел? И так синхронно, сразу как я пришёл…»
– Не очень давно. Только что.
Уилбер заглянул внутрь.
– Где же твой брат?
– Он занят, – ответил Артион. Про тетрадь и тайнопись он предпочёл пока не говорить. – Сегодня не придёт.
– Это печально, – задумчиво сказал Уилбер, глядя куда-то в сторону. – Мне он понравился. Он очень умный.
– Это да, – согласился Артион; растерянность от внезапного появления Уилбера постепенно развеивалась, – хотя иногда он зануда.
– Часто встречаемая обратная грань высокого ума, – произнёс Уилбер, будто бы соединив два первых слова в одно.
«Сам-то говоришь похлеще его», – подумал Артион, но вслух ничего не сказал.
Тут он вспомнил о своих шутках с братом. «Надо было их потрогать, вдруг они холодные или неосязаемые были…». Да ну, глупость какая… Хотя, а если? Было бы забавно.
Артион шагнул к Уилберу и положил ему руки на плечи. Тот будто бы легонько вздрогнул. Или нет?
«Осязаемый. Тёплый. Живой».
Ничего неожиданного – и всё-таки тень безумного сомнения отлегла от сердца. Оставалось уточнить ещё кое-что.
– Слушай, а где свечи? Вы их унесли?
– Да. Майкл забрал их утром.
– А откуда пыль в доме?
Уилбер ответил не сразу.
– С пустошей летит. Дверь приоткрыта, наметает, – наконец проговорил он.
Ответ звучал логично. Артион вспомнил, как в первый день он, не закрыв палатку, убежал гулять всего лишь на пару часов, – и потом долго выметал микроскопический песок, успевший скопиться на полу. И как он сам не догадался?
Артион досадливо дёрнулся. Несколько прядей не удержались и упали на лицо.
– Куда сегодня идём? – спросил он, убирая появившуюся чёлку обратно.
Уилбер качнул головой, и на миг они пересеклись взглядами. Вот это глаза! Красивые… но пустые.
– Есть одно место. Тебе понравится.
– Идём!
Они вышли наружу. Уилбер выскользнул первым, да так быстро, что Артиону пришлось пробежать пару шагов, чтобы поравняться с ним.
– А твои друзья там будут? – спросил он.
– Нет, сегодня нет. Только ты и я. Не возражаешь?
Артион не возражал, а в глубине души даже чуток обрадовался. Ему хотелось познакомиться с Уилбером поближе.
– Уилбер, а ты с детства тут живёшь? – начал расспрашивать он.
– Именно так. Здесь прошла вся моя жизнь.
– Скучно поди жить за городом?
Уилбер будто бы на мгновение задумался.
– Вероятно, да. Особенно текущий… период.
Последнее слово он отделил едва заметной паузой, но Артион её уловил.
– Период?
– Можно и так сказать.
– А что за период? – насел Артион. Когда он чем-то заинтересовывался, то становился весьма настойчив.
Пауза. Уилбер повернул голову на бок, их глаза вновь пересеклись: живые голубые и неподвижные серые.
– Последние… годы. Довольно скучно. Ничего не происходит.
– Почему не уедешь в город? Мне вот было скучно, я уехал в Итаншталь.
– Не имею такой возможности.
– Почему? Школа? Семья?
– Иная причина.
– Какая? – настаивал Артион. Ему никогда не нравились уклончивые ответы.
Уилбер едва заметно улыбнулся.
– Скоро узнаешь. Можешь мне верить.
– Не люблю загадки. Они всегда скрывают какую-то дичь!
Вновь улыбка, на этот раз более явная.
– Возможно, что и так. Потерпи немного. Кстати, мы почти пришли. Там, за деревьями.
Мальчики шли по едва заметной тропинке, которая извивалась в редеющем перелеске. Конец перелеска был близок – между кронами уже мелькала луна. Тропинка постепенно сужалась. Уилбер шёл первым; Артион следовал за ним, стараясь поглядывать вперёд, но мешали темнота и берет спутника.
Вдруг Уилбер остановился и отошёл в сторону.
– Раздвинь ветки и смотри. Только будь осторожен – тут обрыв.
Уговаривать Артиона не пришлось. Ухватившись одной рукой за ближайшее дерево, другой отодвинул он верхушку куста – и замер.
Смотреть было на что. По дороге Артион увлёкся разговором и не уловил момент, когда они стали подниматься в гору. И вдруг – такой вид!
Он стоял на вершине обрыва. Далеко внизу распростёрлось тёмное ночное море. Лицо мальчика легонько тронул морской бриз. Основание берегового склона отделялось от воды лишь узкой полоской песка, куда с рокотом накатывали волны прибоя. С высоты море казалось несоизмеримо громаднее, чем днём с пляжа. Одинокая луна замерла прямо перед ним и тихо чертила на воде узкую серебристую полосу, настоящую лунную дорогу, поверхность которой искрилась от ряби.
Артион смотрел, не моргая. Вид захватывал дух.
– Тебе нравится, да?
Уилбер появился рядом.
– Не то слово… – прошептал Артион. Море с детства тянуло его к себе. Потому годом ранее он без колебаний сменил столицу на прибрежный Итаншталь. Потому поступил в морской лицей. Из-за тайной любви к морю, про которую он никому не рассказывал.
– Как я и обещал. Пойдём, спустимся к воде. Тут на склоне тропинка.
– Погоди, дай насмотреться…
– Как пожелаешь.
Артион любовался морем ещё с минуту. Потом отпустил дерево и отступил от обрыва.
– Давай вниз.
Уилбер снова шёл первым. Тропинка осталась позади, но каким-то непостижимым образом он безошибочно ориентировался в темноте. Вскоре он вывел Артиона к более пологому склону, который, хоть и менее крутой, всё же не казался совсем уж безопасным для спуска. Тейто, будь он здесь, наверняка отказался бы лезть. Но Уилбер спокойно двинулся вниз, а Артион был не Тейто и без колебаний отправился следом. Булыжники под ногами предательски шатались, мелкие камешки срывались с места и летели вниз – но всё обошлось. Через пару минут мальчики стояли на берегу.
Море уже не казалось таким огромным, как с обрыва, но не потеряло ночной красоты. Шум прибоя стал гораздо громче. Лунная дорога простиралась от горизонта до самого берега. Артион не раз бывал ночью на набережной Итаншталя, но рукотворный прибрежный променад и освещавшие его фонари придавали морю совсем иной, цивилизованный вид. А вот на ночном берегу дикого моря мальчик был впервые. Всё вокруг – свет, звук, запах волн – смешались в голове. Ощущение безграничного восторга наполнило тело и вскоре потребовало выхода. Сейчас же!
Артион сорвал рубашку, сбросил кеды и ринулся вперёд. Рассекая волны, вихрем вбежал в прибой. Остановился. Обернулся.
– Уилбер! Раздевайся! Иди сюда!
Тот помедлил, но потом всё же стянул с головы берет, а затем и рубашку. Неторопливо снял обувь, закатал брюки до колен и направился к волнам.
«Какой-то он заторможенный, – поневоле подумал Артион. – А если…»
– Лови! – и, ударив ладонью по воде, запустил в Уилбера водяной шлейф, так же, как днём в Тейто.
Однако на этом сходство кончилось. Уилбер невероятно ловко уклонился от атакующего залпа. Кажется, даже мелкие брызги пролетели мимо него.
«Ого реакция! – опешил Артион. – Ничего себе заторможенный!»
Он снова ударил по воде, теперь с двух рук, одновременно пытаясь предугадать уклон и послать второй заряд на перехват. Уилбер уклонился от обоих, проскользнув между ними.
«Фантастика…»
Уилбер склонил голову на бок и вдруг подмигнул Артиону.
– Всё равно не попадёшь, как ни старайся, – сказал он.
«Ах, так! Ну, держись!!»
Артион метнулся к Уилберу, бросаясь водой так быстро, как только мог. На короткое время мальчик скрылся за пенной пеленой, превратившись в маленький яростный тайфун.
Бесполезно. Уилбер будто бы предугадывал его движения и проявлял потрясающую ловкость, уклоняясь от всех атак.
Вскоре Артион выдохся и тяжело дышал, опершись руками о колени. Мальчик полностью промок, волосы облепили лоб и щёки, тогда как Уилбер, казалось, замочил лишь закатанные края брюк. Поражение было тотальным. Полный разгром.
– Сдаюсь… – простонал Артион. – Ты неуязвим.
– Капитуляция принимается, – подмигнул ему Уилбер. Кажется, эта игра его немного раззадорила.
– Как ты научился двигаться… так быстро? – Артион восхищённо смотрел на Уилбера.
Тот не ответил. Вместо этого он нагнулся, опустил руку в воду и пошарил по дну. Затем распрямился, держа что-то в ладони. Плоский камешек, похожий на тонкий каменный диск. Показал его Артиону.
– Умеешь так? – и резко запустил его блинчиком между волн. Тот успел сделать четыре рикошета, прежде чем исчез в морской пене.
– Неа… научишь?
– Смотри.
Пару минут Уилбер объяснял Артиону, как запускать плоский камень так, чтобы тот отскакивал от воды. Получилось не с первого раза, но вскоре Артион добился гарантированных рикошетов, чем остался доволен.
– Пошли на берег!
Уилбер не возражал. Кажется, он вообще не проявлял инициативу, в отличие от Артиона.
Вскоре они сидели на огромном валуне, невесть как оказавшемся на береговой линии. Вероятно, сотни лет назад тот откололся от обрыва и упал пляж. Артион сидел в своей любимой позе, близкой к позе лотоса, а Уилбер – поджав ноги и обхватив их руками. Мокрые шорты Артион положил рядом, но надежды на то, что они успеют высохнуть, было мало. Трусы он всё же снимать постеснялся, хотя был уверен, что Уилберу безразличны такие мелочи. Придётся идти домой в мокрых – но Артион об этом ни капельки не жалел. Водная битва того стоила.
– И всё-таки печально, что твой брат не составил нам компанию, – то ли обращаясь к Артиону, то просто мысля вслух, пробормотал Уилбер.
Артион вспомнил, почему Тейто остался в лагере. Дневник и тайнопись. Дневник, возможно, Уилбера. Может, попробовать что-нибудь разузнать? Но если спросить сейчас, то придётся рассказать и о найденных записях. А если он обидится? Лучше дождаться перевода и потом уже расспрашивать.
– Расскажи о себе, – вдруг услышал он.
Необычный вопрос застал Артиона врасплох.
– Эм… в плане?
– Рассказывай, что хочешь. Что посчитаешь нужным.
За пятнадцать лет жизни Артион впервые услышал такой вопрос. Бывало, интересовались чем-то конкретным: взрослые – оценками, сверстники – увлечениями, развлечениями, общими делами. Но чтобы настолько глобально – ещё не спрашивал никто.
– Даже не знаю. Родился в Риндальере, жил там всю жизнь, но столица мне не нравится. Слишком много шума и людей. В том году уехал в Итаншталь. Там в морской лицей поступил, под парусом ходил. Что ещё… Музыку всякую слушаю, особенно тяжёлую, мрачную, популярную до Катастрофы.
– До Катастрофы? – переспросил Уилбер. – Это как?
– Ты что, шутишь? – поразился Артион.
Уилбер не ответил. Затем задал другой вопрос, будто меняя тему:
– Вы с Тейто не родные братья?
– Да, сводные. Папы у меня в раннем детстве не стало, а потом мама вышла за отца Тейто. Так-то он с тараканами в голове, но классный. Мы не сразу сошлись, но потом он мне понравился.
– Мне тоже. Он умный.
– Иногда занудный. А как ты догадался, что мы не родные?
– Вы не похожи друг на друга. Разные волосы, разные глаза, разные характеры. Да и Тейто вчера что-то такое упомянул.
– Точно!
– А о нём расскажи.
– Ну, по мне он сильно зажат. Много думает, иногда слишком много. Интроверт, знаешь. Всего боится. Как-то лазили на заброшку. Я уже через забор перемахнул, а он ещё на той стороне стоит, мнётся. Еле перетащил. Но он всё равно классный.
– Значит, мне не показалось, что он не хотел спускаться под землю.
– Ага. Знаешь, когда я его на рудник первый раз тащил, он мне все уши прожужжал, мол, опасно, опасно, обвал заживо похоронит. А какая нафиг разница, умереть сейчас или через шестьдесят лет?! По мне так даже лучше, чем в старости. Хрипеть под трубками, фу. Это же не повод лишать себя приключений! А у Тейто цель – забиться дома под кровать и дрожать, как бы чего не вышло.
– Живи ярко, умри молодым?
– Да!
– Ты не боишься смерти?
– Не, ну не хотелось бы просто так, но вообще не очень. Все умрём, рано или поздно. По мне лучше не дохнуть от старости, а внезапно. Чтобы без переходного периода. Бам – и уже там.
Уилбера, кажется, заинтересовал ход мыслей Артиона.
– Там, – это где? – спросил он.
– Не знаю. В загробном мире. В любом. Пофиг!
– Ты веришь в жизнь после смерти?
– Вообще нет, но в принципе было бы весело. Прикинь, ты такой умер, но на самом деле нет. Зато осознал, что всё, что делал раньше – работа там, карьера или просто деньги копить – всё зря. Смотришь на свою жизнь свысока и понимаешь, что смысла напрягаться не было.
– Согласен. После такого приоритеты… меняются. Если бы такой переход был бы возможен, конечно. Я имею в виду, в иной мир.
– Да! В гробу карманов нет.
– Ты невероятно прав, Артион.
– Я всегда прав!
– Полагаю, ты привык так отвечать брату?
– Ага.
Некоторое время снова сидели молча. Артион из-под полуопущенных век наблюдал, как искрится серебром лунная дорога. Тишину ночного берега нарушали лишь шум прибоя да шелест ветра по песку. Мальчика постепенно клонило в сон. Возможно, он так бы и уснул тут, на камне, если бы его не встряхнул Уилбер.
– Засыпаешь?
– Походу… Сколько там времени?
Артион зашарил по карманам рубашки в поисках коммуникатора. Нашёл. Нажал на первую кнопку – включился экран, вторую – активировалась подсветка, но сразу же погасла. Артион снова нажал на кнопку, но на этот раз ничего не произошло. Экран темнел матовым прямоугольником.
– Походу, разрядился. Вечно забываю заряжать, особенно когда нет розеток. Ладно, в лагере есть генератор. Слушай, посмотри на своём?
– На чём своём?
– Ну, на коммуникаторе.
– У меня его нет.
Артион рассеяно почесал голову. Он постоянно забывал, что Уилбер, а, скорее всего, и все остальные деревенские люди живут немного иначе.
– А, точно, ты же говорил. Но я не понимаю, как без них можно жить!
– Можно.
– Скучно! И без связи остаёшься.
– Ты сейчас без связи.
– Точно. И мне это, мягко говоря, не нравится!
Артион пошарил рукой по шортам. Ещё не до конца высохли, но идти можно. Досушатся в лагере.
Мальчик начал одеваться.
– Ты уходишь? – спросил Уилбер.
– Угу. Уже поздно. Спать хочу. А ты сам-то?
– Я привык к ночной жизни.
– Круто! А рано просыпаешься?
Уилбер на мгновение задумался.
– Чуть позже рассвета.
– Ого, так ты мало спишь!
– Получается, что так.
– Слушай, а давай завтра в твой посёлок сходим?
Артион взял рубашку и уже собирался надевать её, как вдруг его обдало резким и холодным порывом ветра. Рубашка на миг ожила и чуть не вырвалась из рук. Потом ответил Уилбер.
– Хорошо. Если позволит погода. Идём обратно?
– Угу.
– Тогда следуй за мной. Только осторожнее, будет сложный подъём.
Уилбер свернул за валун и направился к склону. Там начиналась узкая расселина, напоминающая вертикальный каньон. Больше всего она походила на русло ручья, в прошлом стекавшего с обрыва вниз, к морю. Но, если такой ручей и был, он давно высох – когда Артион вслед за Уилбером полез вверх и для равновесия первый раз схватился за землю, она была полностью сухая.
Подниматься было непросто. Артион от природы был довольно ловок, но всё же на полпути отстал от Уилбера. Тот, судя по неравному водяному бою, был много ловчее, да и явно забирался по этому каньону не первый раз. Он уже был наверху, когда Артиону оставалась ещё четверть пути. Не желая проигрывать повторно, Артион сжал зубы и в несколько стремительных прыжков преодолел разрыв и взлетел наверх. Мышцы ног прожгло огнём, но в итоге он не так уж и отстал от Уилбера. По крайней мере, самому Артиону хотелось так думать.
Уилбер снова шёл первым, указывая путь. Артион двигался следом. Спускаться с холма оказалось заметно быстрее, чем подниматься на него ранее. Вскоре лес кончился и мальчики зашагали по вереску. Когда луна выглядывала из-за облаков, света хватало, чтобы более-менее ориентироваться на местности. Однако направление на лагерь Артион не знал.
– Проводишь до посёлка? – спросил он Уилбера.
– Ты же возвращаешься к брату, – удивился тот.
– Ага, но я только от посёлка дорогу помню.
– Это не представляет сложностей. Можно пройти напрямик. Я покажу маршрут.
– Давай.
Они шли ещё минут пять. Когда луна очередной раз зашла за тучу, Артион захотел подсветить дорогу фонариком и сунул руку в карман. Затем остановился и начал быстро хлопать себя по шортам.
– Что случилось? – обернувшись, спросил Уилбер.
– Кажется, фонарь потерял. Наверное, на пляже выронил. Или при спуске.
Уилбер не ответил и молча двинулся дальше
Ещё через несколько минут Уилбер замедлил шаг и указал рукой в сторону:
– Посёлок – там, твой лагерь – там. Иди по прямой, не сворачивай с тропинки, пока она не кончится, а затем ещё немного вперёд.
– Понял. Ну что, пока?
– Доброго вечера. Приходите завтра к закату.
– А давай всё-таки днём? Ночью прикольно, но темно.
– Днём мы не можем прийти. Нас… не отпускают.
– Днём не отпускают, а ночью – да? Странные родители.
Пауза. Артион уже успел отвыкнуть от этой необычной манеры разговора своего нового друга.
– Днём необходима наша помощь по хозяйству. А после заката мы свободны.
– Вот как. Тогда до завтра!
– Буду тебя ждать. И твоего брата.
– Обязательно его притащу!
И Артион пошёл по тропинке. Секунд через десять обернулся – ему стало интересно, в какую сторону ушёл Уилбер и где его посёлок – но сзади уже никого не было. Лишь темнота.
«Ого, быстро он!» – подумал Артион. Подумал и зашагал к лагерю.
Он шёл уже минут пять, как вдруг у поворота его внимание привлекли какие-то полузаметные тёмные пятна, почти невидимые тени, черневшие невдалеке. Интересно! Больно уж они походили друг на друга.
Мальчик свернул с тропинки и приблизился к одной из теней. Тенью оказался чёрный прямоугольник, вертикально торчавший из земли и высотой доходивший до колен. Артион присел и ощупал его руками – холодный камень и мох. Форма правильная. Поверхность, если не считать мха, довольно гладкая. В одном месте какой-то рельеф, углубления. Пальцы заскользили по впадинам… Буквы и цифры!
Артион вздрогнул. Он вдруг понял, до чего дотронулся. Могильный камень. Тени вокруг – надгробные плиты. Мальчик зашёл на заброшенное кладбище.
Артион был не робкого десятка, но внезапное осознание того, где он оказался ночью, заставило поёжиться. Всё-таки он был не настолько сорвиголова, насколько хотел казаться.
«Кто же тут похоронен? Видимо, жители одного из посёлков. Может, заброшенного, а может и уилберского».
Фонарика уже не было. Артион потянулся за коммуникатором, чтобы подсветить экраном надпись на могильном камне, но рука остановилась на полпути – он вспомнил, что коммуникатор разряжен.
«Не очень-то и хотелось», – буркнул про себя Артион.
Даже самому себе он не решался признаться, что свет ему нужен не для надписей. Ему просто стало страшновато одному в тихой кладбищенской темноте.
Мальчик вскочил на ноги и вернулся к тропинке. Сейчас он хотел поскорее оказаться в лагере. Через минуту его быстро удаляющиеся шаги стихли в окружающей тьме.
Артиону повезло и не повезло одновременно. Темнота припугнула его, но если бы коммуникатор включился, и мальчик осветил бы плиты, то увидел бы более пугающую вещь. На всех надгробиях были высечены одинаковые даты.