И все песики у этого доброхота поступали примерно также. Но, впрочем, не совсем. Когда добрый милый хозяин постарел и ослаб, каждый очередной песик по-прежнему стоял возле него и кусал любого, кто заходил. Хозяин же преданностью не отличался. Когда над его начальником нависла угроза разжалования, он первым исподволь начал плести интриги и сотрудничать с кандидатом на эту должность за обещание всяческих благ. В глаза же своему начальнику, который и не знал, что последние дни при должности, улыбался как обычно, а в разговорах вызывал на его откровенность и прислушивался, чтобы было что сообщить на сторону. И так он поступал всегда, потому что в человеческом обществе хозяев нет, есть сильнейшие. Но как собачкам передавались его черты – это для меня так и осталось секретом. Ну не инфекция же…

***

На вторую версию бытия журналиста, опубликованную в газете маленького нефтяного города, Алику ответить было нечего. Она представляла собой классическое учебное произведение в анонимном жанре и обыгрывала фамилию Алика, которая, напомним, носила автоматический характер – Робот.

ЖИЗНЬ сильнее РОБОТОВ

«В мире нет ни добра, ни зла. Есть люди, называющие себя добрыми, есть люди, которых называют злыми. Есть события, которые называют хорошими, есть события, которые называют плохими»

Явление человека-машины, бездумного механизма, цинично и безостановочно выполняющего заданную кем-то программу разрушения, бесчеловечного, лишенного элементарных человеческих эмоций – радости, боли, сострадания, уважения – не исчезло. Такой Робот есть и в нашем городе. Кто-то нажал кнопку «уничтожение» в его механизме и забыл выключить.

В программе Робота одна фраза:

– Свободу слова!

Кто-то восхищенно подумал: «Вот смелый человек! НАШ! Станет депутатом – всем покажет!» И выбрали Робота депутатом в ту Думу, в которую он сто раз плюнул, к тому мэру, заслуги которого он растоптал и себе присвоил.

– Я, – сказал Робот, – с властью боролся – и нефтяникам зарплату прибавили.

А что, народ-то одурачить несложно: обратись к нему с ласковым словом, разбуди жалость к самому себе, гонимому властями и главным редактором, – голоса избирателей обеспечены. Правильная линия взята была: народ российский привык быть не вместе с властью, а против нее. Традиции сильнее разума. Жаль.

Да, у нынешней власти есть промахи. Есть ошибки и у мэра. Не ошибаются лишь дураки и Роботы.

Умный человек свое мнение выскажет честно и своевременно, потому что умный человек хочет помочь недостатки устранить и жизнь сделать лучше. Робот не такой. Так героем, жертвующим собой во имя людей, не станешь. Стоит он, спрятавшись за угол, и долго ждет, записывая, подслушивая… Копит месяцами, чтобы начать разоблачения ради одной цели – стать депутатом и главным редактором газеты.

На месте избиваемого, выставляемого на посмешище, может оказаться любой из вас. Начал Робот с начальника налоговой полиции, на которого у него нет никаких обвинительных фактов, кроме материалов уголовных дел прошлых лет, закрытых за недостаточностью улик. Затем обвинил городскую Думу в одном смертном грехе – сотрудничестве с мэром в решении социальных вопросов о налоговой льготе по социальной защите, о повышении заработной платы, о налоговых льготах предпринимателям и т.д.

О главном редакторе газеты говорил много и в таких оскорбительных выражениях, что тот здоровье потерял. А Робот наш, униженный и оскорбленный, подвергаемый бесконечным угрозам со стороны всех властных структур, но здоровехонький – откуда у Робота сердце? – продолжает поносить своих коллег по редакции газеты. Поддались они, неразумные, контрагитации…

Но больше всего ненависти у Робота к мэру. Не по зубам ему мэр – механизм скрипит и ржавеет. Мэр силен тем, что за ним – дело. Он человек дела, ответственности, обязательности. Знаю, очень многие жители нашего небольшого нефтяного городка это видят и ценят. Знаю, что только вместе мы можем поддержать то, что далось великим трудом: своевременную заработную плату бюджетникам, медленное, но все же увеличение зарплаты нефтяникам, городской крытый рынок, учреждения культуры, спорта, образования, созданные за последние два года, активное строительство больницы, замороженное при прежней администрации. Сохраним ли мы эти достижения на фоне тяжелой жизни в других городах или позволим топтать всех поочередно?

Верю, что люди, живущие в этом городе и считающие этот город своим, сильнее Роботов. Ибо жизнь всегда сильнее!»

На этот раз вместо подписи в газете маленького нефтяного города значилось: Неравнодушный житель.

ПРЕДЛОЖЕНИЕ

«В поисках спасения на воде, не хватайтесь за крокодилов»

«Есть много людей, считающих, что им все дозволено, потому что они защищены чем-либо от остальных: местом жительства, охраной, должностями, – думал Алик, осмысливая заметки про себя. – Хотя есть в этих заметках определенная жизненная справедливость. Сколько я разных начальников в газете уделал, теперь все мне вернулось. Бумеранг. Плакать нечего».

Он шел из редакции газеты, пребывание в которой отравляло ему существование, но уйти было некуда: газета оставалась единственной в маленьком нефтяном городе.

Ситуация действительно сложилась отвратительная. Коллектив редакции отрабатывал не только делом, но и верой и душой. Слова ненависти, высказанные на собрании, изменили каждого из людей, а их настроения, гаденькие газетные тексты и редакционная коллегия, направленные против Алика, под эгидой Квашнякова создали в редакции тягостную угнетающую атмосферу, которая, несмотря на свою нереальность, ощущалась явственно. Алик приходил в редакцию и ни с чем другим ее сравнить не мог, как только с неисправной, залитой нечистотами канализацией, куда он вынужден погружаться с головой, как сантехник, по долгу службы. Кругом грязь, хочется оставаться чистым, но порой кажется, что ткань скафандра не устоит против ежедневного контакта с воцарившейся вокруг клоакой.

Раз в год в редакцию газеты наведывался главный писатель округа, по крайней мере, считавший себя таковым. Он увлеченно рассказывал о себе, что, впрочем, присуще почти всем пишущим, и просил: не строчите пакостно, следите за выражениями.

Алик шел домой и думал: «В каких приличных выражениях можно обрисовать нынешнюю обстановку, сложившуюся в милом, уютном в недавнем прошлом местечке под названием «Редакция газеты», где на фоне добрых дружеских отношений публиковались прекрасные бойкие материалы. Всем было интересно, все с радостью шли на работу и в одно мгновенье отказались от прошлого. Как легко убить идеальный мир, достаточно одного начальственного мерзавца…».

Размышления прервал остановившийся рядом джип. Стекло опустилось, и на Алика глянуло лицо, откровенно бандитское, но благожелательное, как благожелательны бывают волчьи морды.

– Привет. Это ты Алик? – спросило лицо.

– Я, – ответил Алик, предполагая, что тип в джипе послан из городской администрации для очередного устрашения.

– Бешеного знаешь? – спросил тип. – Это я и есть. Помощь нужна?

Бешеного Алик не знал, но слышал, что тот своенравен и ввязывался в любую драку, не задумываясь о последствиях.

– Нужна, – ответил Алик. – А что ты можешь?

– Налажу твои отношения с редактором, – ответил, широко улыбаясь, Бешенный. – Хочешь, зайду в редакцию и набью ему морду или пригрожу. Гарантирую: он станет паинькой, и ты опубликуешь все, что захочешь.

– Спасибо, не надо, как-нибудь сам, – ответил Алик, хотя его так и влекло согласиться.

Человеку с властью можно бороться только методами, схожими с уголовными, – в этом Алик не сомневался. Противопоставить должностной самоуверенности, поддерживаемой всеми правозащитными структурами, можно только кулак. Только драка, только дубиной по железному панцирю. Но его страшила прямая связь с уголовным миром, где царят тоже не добрые законы. Помощь в укрощении Квашнякова могла повиснуть на его шее слишком дорогим, неоплатным долгом вроде камня, с которым уголовного мертвеца сбрасывают на дно морское. Что могли его попросить в будущем – он не знал. Сделка с совестью могла стать слишком тяжелой.

– Смотри, искренне предлагаю, – сказал Бешеный. – Его, может, и бить не придется. Зайду, поговорю.

«Нет других вариантов переиграть Хамовского и Квашнякова, но это не мой метод, – рассудил Алик, не представляя себе даже отдаленно, как победить в борьбе с властью. – Мы все зачастую боремся не с причиной, а со следствиями. Точнее не боремся, а лишь демонстрируем недовольство, видимо, другого пути нет. Они нам доходы режут, социальные льготы снимают, воруют, создают законы под себя, тратят общественные деньги как хотят, а мы отвечаем митингами, письмами и резолюциями, кухонными разговорами, спорами с родными, газетными публикациями. Когда бы все, что творит власть, происходило на бытовом уровне, то обидчик давно бы в морду получил».

Бешеный уехал. Об этом Алик не сожалел. Если бы Бешенный желал своими методами побороться с властью и набить морду Квашнякову, то набил бы и без просьбы…

Алик вспомнил, как однажды в вагонном туалете клапан в кране был настолько подпружинен, что нажать на него так, чтобы потекла вода, мог лишь человек, физически развитый. У него самого каменели от напряжения руки, когда приходилось умываться. Пенсионеры же, стыдливо улыбаясь, вынужденно просили крепких мужиков помочь, понажимать. Особо конфузились женщины. А вагонные царевны – проводницы, были равнодушны к бедам пассажиров, как и нынешние властители к чаяниям народа, потому что и у тех, и других отдельное обслуживание, к ним особое отношение. «Что я немощный, чтобы обращаться к бандитам, как пенсионеры в социальную защиту? – мысленно упрекнул он себя. – Сам продавлю чинуш».

Кто не заблуждался – тот не жил. Сожалеть стоило и о том, что он не отказался от выборов в окружную Думу…

СОВЕТ

«Не всякий совет проливает свет»

– Ты не должен снимать свою кандидатуру с выборов в округ, – убеждал Сапа, внешне совершенно забыв о своем прошлом согласии. – Ни в коем случае. На тебя избиратель делает ставки, рассчитывает, как на лошадь, участвующую в скачках. Если ты хотел сойти с выборов, то не надо было вовсе в них участвовать. Сейчас ты обязан дойти до конца.

– Я на сто процентов не выиграю. На первом месте Матушка – это однозначно, – говорил Алик. – На втором месте или я, или Солнцев. Он единственный из руководителей нефтяных предприятий, которого действительно уважают. Хотя непонятно за что. Фамилия у него хорошая, а толку как с любого. Могу гарантировать, что он, как изберут, добьется более высокой должности и покинет маленький нефтяной город…

– Фамилия у Солнцева выигрышная, – согласился Сапа. – Но для тебя эти выборы – реальный шанс, пока волна людей, голосовавших за тебя на предыдущих выборах в городскую Думу, не сникла. Матушку давно раскусили: она только говорить может.

– Вы не правы, – ответил Алик. – Матушке верят и поклоняются.

– А ты не задумывался, какие перспективы таятся в связке Хамовский, жесткий политик, плюс Матушка, любимица публики? – спросил Сапа. – Если они сумеют разыграть такой спектакль, когда на публике будут врагами, а втайне друзьями, они окажутся непобедимы. Связка тиран и народный защитник – очень эффектный коктейль! Мне кажется, что эти два толстяка его давно замешали.

Смотри. Во-первых. Такая связка обеспечивает Хамовскому города спокойные перевыборы на должность мэра. Я тебе гарантирую, что Матушка не пойдет против него. Она, как сильнейший конкурент, на его стороне, и даже более того, работает иной раз на его рейтинг. Во-вторых. Вся оппозиция попадает под контроль Хамовского, поскольку все, кто против мэра, приходят к Матушке, защитнице. Матушке такая ситуация выгодна, поскольку реально против мэра она не выступает и не попадает под огонь его сторонников, и в тоже время она неплохо поддерживает свой рейтинг и имидж… Так что ты, выступив против Матушки, в принципе не отступаешь от своей линии. Она уже давно не оппозиция и реально не борется с властью.

– Но я ей обещал, – вспомнил Алик.

– Конечно, решай сам, – ответил Сапа. – Но в округе ты мог бы найти финансы для своей газеты, и она стала бы мощной силой в городе на долгое время. Мэр вынужден был бы с тобой сотрудничать. Потом не забывай, что я попал под сокращение. А у депутата окружной Думы должен быть помощник на постоянной основе, и на него, насколько я знаю, выделяется вполне приличная сумма в месяц.

– Может, вы и правы, – согласился Алик, чувствовавший непонятную вину перед Сапой.

– Конечно, прав, – зацепился Сапа. – В выборах всегда есть элемент непредсказуемости. Шансы есть у всех, в том числе и у тебя, но мне не нравится, что в тебе нет жажды власти.

– При чем тут жажда власти? – спросил Алик.

– Чтобы чего-то достичь, надо очень захотеть, – ответил Сапа. – Ты должен спать и видеть себя на месте депутата окружной Думы, а у тебя даже в речах нет энтузиазма, горения. Ты должен идти на все ради достижения цели, а ты о каких-то обещаниях. Знаешь, какая жажда власти у Матушки, у Хамовского?! О-о-о! А чтобы стать президентом, надо быть просто фанатиком власти! Запомни, борец за власть всегда одолеет борца за справедливость, поскольку первого не смущают способы достижения победы. Я тебе гарантирую, что Матушка против тебя использует все возможности…

***

После разговоров с Сапой у Алика возникало много мыслей, за что он и любил беседы с умными людьми. «Правду говорил Иисус своим апостолам, что когда двое вас, то и я буду меж вами, – размышлял по этому поводу Алик. – Сапа и Петровна – в настоящем, Александр, коллеги из института – в далеком прошлом… Не так много, но я их всех люблю, какими бы они ни были. Для кремня должен быть камень, чтобы появилась искра, для спички – шершавая поверхность. А какие разряды порождает гроза! Там кругом Бог. Но для человека нужны только люди, талантливые настоящие люди – в спорах, диалогах, контактах. И нет беднее человека, чем тот, который разбрасывается такими людьми или отворачивается от них».

Подслушанные или родившиеся мысли Алик бережно записывал, на общественном городском поприще воевал вдохновенно и убежденно, на заседаниях городской Думы ни одного вопроса не проходило без его реплики и оценки, «Дробинка» летала по городу. Под влиянием своих политических обещаний говорить правду и только правду Алик обличал всех подряд, без разбора. Он писал, редактировал, составлял макеты газет, финансировал и распространял. В народ уходили самые разные статьи.

ИНТЕРЕСНЫЙ ДОКУМЕНТ

«Устное слово отличается от документа тем, что им даже муху не убьешь»

– Есть один интересный для тебя документ, – сказал Сапа, когда Алик заглянул к нему в кабинет в последние дни гарантированной работы после получения уведомления о сокращении.

– Какой? – поинтересовался Алик.

– Вот посмотри, – сказал Сапа и протянул лист тонкой факсовой бумаги, на которой было напечатано следующее:

«Ваша избирательная комиссия на основе итогов голосования приняла решение об избрании депутатом городской Думы Сировой – начальника Управления образования. Напоминаем, что Сирова является муниципальным служащим и по Закону не вправе быть депутатом.

Председатель избирательной комиссии округа

А.Н. Гебельс»

– Ни хрена себе! – оценил Алик. – Судя по дате, письмо поступило сразу после выборов в городскую Думу, а она до сих пор депутат. Хамовский не знает?

– Знает, – ответил Сапа, удовлетворенный, что письмо зацепило Алика…

«Не удержится. Напишет, – мысленно рассудил он. – Анализируя ситуацию, не сможет обойти Хамовского. Пойдет воевать за кресло мэра, как миленький».

– …Начальник Управления образования ему выгоден в депутатах, – завершил ответ Сапа.

– Ну Сирова, ну коза! – восхитился Алик. – Примерно полгода назад мэр делал предвыборный расчет. Я на нем присутствовал…

…И вот сейчас, видя перед собой бумагу, изобличающую соперницу по выборам, Алик радовался возможности посчитаться за нечестные выборы. Тогда, как предсказывал мэр, на экране и в газете мелькало только улыбающееся доброжелательное лицо Сировой. Про нее писали хорошие статьи, о ней составляли сердечные сюжеты на радио. Остальные кандидаты в депутаты не вызывали интереса журналистов. Возникало ощущение, что кроме Сировой в городе не осталось людей, лишь, поглядывая друг на друга, жители города понимали, что ошибаются. Такую информационную тефтелю делали коллеги Алика, люди, которых он считал порядочными, и если не друзьями, то товарищами, рассчитывал на их честность и объективность, на понимание, но все оказалось не так…

– Можно взять этот факс? – спросил Алик. – Неплохой материал получится.

– Копию дам, – ответил Сапа, – но ссылаться на нее нельзя.

– Почему?

– Я пока работаю в городской администрации, документ хранится здесь, мэр поймет откуда, – ответил Сапа, питавший тайную надежду, что Хамовский как-нибудь зайдет, простит и оставит его на месте…

– Но как писать?

– Есть закон о муниципальной службе…

– Хорошо, сошлюсь на закон, но ведь опять скажут, что выдумки журналиста…

Сожаление Алик выразил несколько преувеличенное, поскольку, как воспримут эту информацию читатели, по большому счету, его не интересовало. Он всегда желал показать в газете реалии жизни, красиво подать материал, написать правду – для личного удовлетворения, для личного счастья, для душевного равновесия, для искусства, если получится… А поверят люди или нет, отреагируют или молча скушают известие о том, что их дурят – Алика не волновало, поскольку он считал, что свой долг перед обществом выполнил, а если общество не устраивает такая действительность, то пусть оно устраивает забастовки или собрания и изменяет жизнь.

Заметка про Сирову вышла в «Дробинке». Примерно через неделю после этого заговорщики опять встретились на знакомой нам кухне у Сапы.

– Вообще говоря, кому какая разница, нарушает она закон или нет, – сказал Сапа, сам предоставивший компромат на Сирову. – Работает человек депутатом, пользу приносит городу. Что ты в нее вцепился? Кто сейчас соблюдает законы? Если те же предприниматели будут по законам работать, так разорятся.

– Если есть нарушения в малом, то есть и в большом, – убежденно ответил Алик, но его больше всего беспокоило то, что, несмотря на опубликование факта нарушения, Сирова и не думала уходить из городской Думы. Это была наглость. Власть не соблюдала даже собственные прописные истины.

– А они и не будут реагировать на твои заметки, – развил тему Сапа. – Им не выгодно признавать твою правоту. Ты же посмотри, как они работают против тебя. Скоро твоя фамилия станет синонимом слова «грязь» и фразы «необоснованные высказывания». В любом выступлении против тебя они обязательно вставляют эти ярлыки, а только ярлык к тебе приклеится, то придет смерть. Причем тебе приходится работать гораздо больше, чем им. Ты в одиночку выискиваешь факты, их обыгрываешь, тратишь личные деньги и энергию, публикуешь и распространяешь свою «Дробинку». А они говорят только одно слово – «грязь». И все. Их грязь идет в народ не на малоформатном листке, а селевым потоком во вселяющей веру в печатное слово газете маленького нефтяного города, которая выпускается и распространяется за бюджетный счет, над которой работает не один человек, а большой коллектив и без напряга. Так все, что ты наработал с большим трудом, начинает плохо пахнуть, а твои избиратели подумывают, а не отвернуться ли от тебя. Потом смотри: твоя газета – две тысячи экземпляров, муниципальная – более четырех тысяч. Прибавь к этому телевидение и пропаганду в коллективах. Они выигрывают, а твое поражение сдерживает лишь время…

***

Противоречия в действиях Сапы были вполне ощутимы. И чем дальше, тем больше. Алик относил их на счет психического потрясения своего старшего товарища (Сапе было под шестьдесят), по поводу сокращения и не обращал внимания. Алик не понимал, что Сапа уже был на грани того, чтобы считать его, Алика, виновником вообще всех неприятностей, каковые случались в его, Сапиной, жизни. Он почти ненавидел Алика и искал интеллигентные способы, чтобы от него совсем отделаться, но Алику некогда было заниматься тонкостями взаимоотношений с Сапой, его вполне устраивали их умные беседы, и у него были другие проблемы.

***

Если трибуну заплевали, то ее надо помыть. Алик обратился в прокуратуру с заявлением на Сирову. Прокурор Коптилкин тянул с ответом два месяца, но, не найдя лазеек в законах, вынужденно признал, что Сирова не может совмещать должность начальника Управления образования и депутата. Алик сделал несколько копий прокурорского ответа, как раз по числу депутатов, таким же числом размножил факс из окружной избирательной комиссии, с согласия Сапы, которого к тому времени уже сократили, и положил эти бумаги перед каждым депутатом на очередном заседании городской Думы. Депутаты взяли документы, под строгим взглядом Хамовского равнодушно повертели в руках, положили их в папки и больше к этому вопросу не возвращались.

– Этого мало. Необходимо решение суда. Сами депутаты ничего делать не будут, – подсказал Сапа, который уже имел опыт подобной защиты Харевой. – Власть укрепляет позиции. Если так дальше пойдет, то скоро ни одного народного избранника не отзовешь с должности. Ты почитай внимательно Устав города…

Словно подслушав слова Сапы, как часто высказанные слова бывают услышаны людьми далекими, Сирова тоже почитала Устав маленького нефтяного города и нашла его недостаточно законченным, поскольку Устав не содержал главы, на основе которой можно было заткнуть рот случайному депутату от журналистики – Алику. Чтобы исправить эту законотворческую оплошность, она собственноручно и даже умно разработала Кодекс депутатской этики, который гласил в частности:

1. Депутат не должен нарушать общепринятые нормы морали и этики, в том числе употреблять грубые, оскорбительные выражения, причиняющие моральный ущерб чести и достоинству депутатов городской Думы, должностных лиц и жителей города.

2. Не допускается навязывание своего мнения в грубой форме через СМИ, а также в устной или письменной форме в общении с избирателями или должностными лицами.

3. Депутат не вправе использовать заведомо ложную информацию, выражать субъективизм для необоснованного обвинения в чей-либо адрес.

4. Депутат не должен использовать свой статус в корыстных целях.

5. Депутат не должен использовать поступившую в городскую Думу или на комиссию информацию для выступлений перед избирателями, в СМИ, в повседневной работе до принятия Думой решения по данному вопросу.

6. По выявленным фактам нарушения депутатской этики по инициативе одного или нескольких депутатов вопрос выносится на закрытое заседание Думы, по итогам которого может быть вынесено решение в виде порицания, опубликования материалов обсуждения в СМИ, выступления с инициативой об отзыве депутата.

Читая эти правильные слова, Алик не понимал, почему инициатор их обсуждения на заседании городской Думы – Сирова. Ясно, что она хотела снять с себя обвинение в нарушении закона о выборах, но такого куража над нормами морали от главного учителя маленького нефтяного города Алик не ожидал. Преступник проповедовал правила поведения!!! Весь депутатский корпус, кроме Алика, проголосовал за принятие ее законопроекта. Сам Алик подал заявление в суд на Сирову с требованием о снятии ее с поста депутата, но дело попало к судье Краплевко, дочка которой работала у Семеныча в налоговой полиции. Краплевко аккуратно переносила заседание суда несколько раз из-за неявки Сировой и, забегая вперед, переносила до тех пор, пока действующий состав городской Думы не был переизбран. Алик остался в шоке от происходящего: власть стояла стеной и дружно плевала на нормы права.

– У них совершенно нет совести! – возмущался он, сидя в своем уже законном гостевом кресле за кухонным столом у Сапы. – Не могу поверить. За границей чиновник с подмоченной репутацией давно бы подал в отставку, у нас же за кресло держатся. Хоть бы умылись.

– Это Россия, – ответил Сапа. – Наверху те же люди, что внизу. Кто у нас законопослушен? Ты тоже не ангел.

***

Однако сил у Алика еще хватало, а чувство справедливости не притупилось, как давно потеряло бы остроту копье, многократно бьющее в сталь. «Дробинка» наперекор всем проискам чиновников стала народной трибуной, в которой переосмысливались, с точки зрения общественной пользы, пользы для простых людей, действия городской Думы, мэра, всех городских структур. По крайней мере, Алик ставил перед собой такую задачу – задачу образования и разъяснения. Насколько это удавалось, он мог судить только по многочисленным сообщениям, что его газету копируют из-за недостаточности тиража, и откликам читателей, которые легко могли с ним связаться, поскольку в «Дробинке» был указан номер его домашнего телефона. И все это было здорово. Удовольствие Алик стал находить даже в том, что продолжал работать в ненавистной ему газете маленького нефтяного города, потому что получал зарплату и тратил ее часть на выпуск «Дробинки», в которой долбил и мэрию, и редактора газеты. Уволить его не могли по причине депутатской неприкосновенности. Враги были вынуждены Алика содержать, а он их бил за их же деньги – это было весело! Информация стекалась отовсюду, в том числе и от старых знакомцев…

ОЧЕРЕДНОЙ СЛИВ

«Удовольствие состоит не только в том, чтобы иметь, но и в том, чтобы показать»

Как регулярные доноры привыкают к систематической сдаче крови, так и информаторы жаждут делиться имеющимися знаниями с журналистами. В момент расцвета оппозиционной работы Алика пригласил к себе следователь Хмырь, тот самый, который занимался несколько лет назад делом самого Семеныча и пытался позднее слить Алику информацию о поддельном дипломе одного из специалистов налоговой полиции – Кабановского-старшего.

– Есть любопытный документ, – интригующе произнес Хмырь. – Разговор не телефонный. Если не пропало желание знать больше, жду в своем кабинете.

– Приду, – скоро ответил Алик.

Людей по большому счету интересуют только они сами, и, даже оплакивая смерть близких, они больше жалеют себя, свое будущее. Поэтому ждать благотворительности от пройдохи милицейской службы, каковым являлся Хмырь, не стоило, им что-то двигало, какие-то мощные невидимые течения заставили пойти на контакт. С другой стороны, Хмырь знал много, безусловно много, хоть и знания его были как коровы утопшие в болоте, мясистые, но недостижимые. С третьей стороны, от Алика много не требовалось: сходить и выслушать. «Если документ занимательный, то хитрая лиса Хмырь его не отдаст, – рассудил Алик. – Будет много говорить ни о чем. Надо подготовиться».

Хороший рыбак всегда мечтает поймать большую рыбу, даже если знает, что это почти невозможно. В таких случаях вся надежда приходится на «почти». Пришел Алик к Хмырю, как всегда в таких случаях, со скрытым диктофоном, рассчитывая записать весь разговор, а разговор он хотел построить так, чтобы Хмырь зачитал документ или подробно его пересказал. Но ловить Хмыря примерно то же самое, что золотую рыбку: сказку об удаче старика прочитать можно, и даже вообразить ее беспокойно подрыгивающую в ладонях, но саму ухватить невероятно.

– Кофе будешь? – спросил Хмырь, плотно закрыв стальную дверь регионального отделения по борьбе с организованной преступностью. Маслянистые глазки его хищно поблескивали, как у опасного и хитрого зверя, на губах блуждала приветливая улыбка, как у мудрого политика.

– Нет, – ответил Алик, понимавший, что ему предложат порошковый кофе, а этот суррогат он принципиально не пил.

Кроме того, был и другой момент, заставивший Алика отказаться от застолья, – увеличивалось время разговора. Диктофон был кассетный, заряжен всего на сорок пять минут. Запись шла. Отключался диктофон автоматически с довольно громким щелчком. Собеседник мог смекнуть, что его пишут. Раскрывать сей факт никогда не входило в планы Алика. Как-то диктофон чуть было не щелкнул в кабинете у Хамовского. Тогда на исходе сорока пяти минут Алик вышел из кабинета, сославшись на обстоятельства. Больше рисковать по пустякам не хотелось…

– Времени не много, – добавил Алик. – Давайте сразу к делу.

Хмырь открыл массивный сейф и принялся копаться в бумагах. Наконец вытащил один листок и сел за стол.

– Вот посмотри, – сказал Хмырь.

Перед Аликом лежала хорошая копия официального письма городской администрации о приобретении Генералу трехкомнатной квартиры в Краснодаре, а Сировой – двухкомнатной в Уфе за счет бюджета маленького нефтяного города. Письмо имело исходящий номер и подпись заместителя мэра города.

«Воруют суки. Прямая улика, – оценил документ Алик. – За бюджетный счет продолжают приобретаться квартиры для нужных людей. Это можно спокойно публиковать, даже не редактируя».

– Хорошо бы снять копию, – попросил он.

– Нет. Снять копию не получится, – начал знакомую игру Хмырь. – К этому документу имело доступ немного людей. Начнут разбираться, могут быстро определить, откуда ты взял информацию.

– Так вам какая разница, вы же из другого ведомства? – спросил Алик. – Вы же не подчиняетесь городу.

– Я тоже человек подневольный, и надо мной есть начальство, – ответил Хмырь. – А какие там связи и как они могут аукнуться, сказать сложно.

– А как без копии я могу использовать эту информацию?

– Ты же видел…

«Задрал! – мысленно ругнул хитрого следователя Алик. – Что за бестия! Вечно покрутит перед носом колбасой и прячет ее в холодильник». Хмырь вытянул из пальцев Алика документ, убрал его в сейф и прокрутил ключ до упора.

– Бестолковая встреча получилась, – удрученно заметил Алик. – Что толку с документа, о котором только знаешь.

– Ладно, могу кое-что подсказать, – интригующе произнес Хмырь. – Если ты собираешь материал на городскую администрацию и Хамовского, сходи в милицию и посмотри сводки за прошедшую неделю. Там есть интересная информация.

– О чем? – спросил Алик.

– Сходи и посмотри. Найти недолго…

О сути дела, как и о тексте документа, Хмырь опять не проговорился. Скрытый диктофон не помог. Хмырь знал правила и умел говорить не хуже матерого политика. Нужную сводку в дежурной части милиции Алик легко сыскал и опубликовал в своей газете без правки:

«В Тюмени ведущий специалист управления материально-технического снабжения администрации города Драчилов, используя поддельные документы, закупил компьютерную технику на бюджетные деньги…». В финале он немного покуражился: «Компьютеры нашей администрации, конечно, очень нужны. Чиновники любят между делом раскладывать марьяж, пасьянс, а то и в стратегию или боевичок срезаться с электронным мозгом». Заметка имела успех.