Июль 2022
5 июля, во вторник утром я потерял сознание. Это случилось без пятнадцати восемь. Пошёл в ванную, в голове был сильный холод, за которым обычно следует предобморочное состояние, поэтому лучше сразу лечь. Я не успел лечь… Шёл и думал, что в таком состоянии я не доеду до массажного салона (у меня на десять утра был намечен сеанс)…
Очнулся на полу в коридоре напротив входа в ванную, дверь туда открыта. Я слышал, как Ю кричала в телефон: «Муж упал, мой муж упал». Слышал это сквозь сон. Возможно, её голос разбудил меня.
Ю рассказала мне, что услышала грохот, позвала меня и, не услышав ответа, побежала в коридор. Я лежал и не дышал. Бледный, спокойный и красивый – так сказала она. Она меня трясла, я не отзывался. Тогда Ю бросилась к телефону, сначала звонила по 01, но это оказалась пожарная служба, она просила их приехать или вызвать скорую, они отказались, велели набрать 03. Наконец дозвонилась в скорую. Вот тут, наверное, я и услышал её слова.
Я поднялся сам, в ушах не свистело, как это обычно бывает после обморока. Было ощущение, что меня выдернули из очень глубокого сна. Я пошёл в спальню, чтобы лечь, и меня увидела Ю. по её словам, она испытала своего рода шок, потому что я был только что мёртв и вдруг ожил.
Врачи скорой приехали через пятнадцать минут. Измерили давление: верхний показатель 60.
Собственно говоря, вот и вся история.
В четверг я сходил на массаж, в субботу мы съездили на Delhi Bazar (Ю сказала, что у неё не покупательное настроение, но купила сыр, рис и поела в индийской кухне, а я купил три вида нашей любимой сухой индийской закуски). Все эти дни Ю пьёт феназепам, не может забыть мою «смерть».
Удивительно, но у меня состояние такое, словно ничего не произошло – ни страшного, ни внезапного. Я просто мгновенно провалился в глубокий-глубокий сон. Удивительно также и то, что Ю, испугавшись во время моей «смерти», не испытывает бурной радости от моего «воскрешения». Она пребывает в состоянии растерянности, граничащего с ужасом, потому что перед её глазами стоит «та» картина.
До смерти всегда два-три шага, если нет тяжёлого заболевания, надолго укладывающего человека в постель и медленно, день ото дня высасывающего силы. Идёт нормальный человек и вдруг чувствует себя плохо, например, головокружение, ощущение духоты, и через два шага лампочка отключается. Никаких предупреждений. Раз – и киноплёнка оборвалась, в кинозале темно, точнее говоря – вообще никак, потому что кинозала больше нет.
Помню, как я потерял сознание первый раз в раннем детстве, когда у меня брали кровь из пальца. Не от вида крови потерял сознание, а от чего-то иного. Очнулся на кушетке в кабинете врача, в ушах звенело. Врачиха спрашивает: «Как ты себя чувствуешь?» А я говорю, что машины едут, шумят, фары мелькают. Такое было впечатление от падения «туда». Второй раз потерял сознание на уроке литературы: как стоял у доски, так и грохнулся на каменный пол лицом вниз. Все перепугались, а позже удивлялись, как это я не разбил лицо. И опять были мелькающие огни и шум автомобилей в голове. Этот шум был каждый раз при потере сознания, а потом (по «возвращении» сюда), в ушах звенело… Когда меня оформляли в интернат, пришлось сдавать кровь из вены (первый опыт такого забора крови), я испугался – игла, вена, шприц наполняется кровью. Впрочем, я не потерял сознание, но был на грани. Мы вышли с мамой на улицу, я держался, но почувствовал, что ко мне «подкатывает», в голове зашумело, она увидела, что я побледнел: «Сядь, наклони голову пониже». Я быстро опустился на корточки, прижался спиной к стене здания, голову опустил, чтобы кровь прилила. Переждали, состояние нормализовалось.
Зная, что на меня плохо влияет забор крови из вены, я по возможности старался избегать этой процедуры. Когда ездил в поликлинику Метрополитена к Муравиной после первого удара ББ, она сразу направила меня сдавать кровь этажом ниже. Я потоптался у дверей лаборатории и не вошёл туда, вернулся к Муравиной. «Не буду сдавать кровь» – «Почему?» – «Боюсь. Обязательно упаду, потеряю сознание». – «Ты попроси, чтобы они тебя положили на кушетку, тогда не потеряешь». Поплёлся в лабораторию снова, объяснил всё медсестре, она уложила меня, взяла кровь, ничего со мной не сучилось, голова ничуть не закружилась.
Не раз я испытывал предобморочное состояние, но всегда успевал «схватить» его, остановить. Последний раз это было после нашего возвращения из сочинского санатория в прошлом ноябре, когда мы слегли с ковидом. Мы целыми днями спали, но я поднимался чаще, чем Ю. Один раз пошёл на кухню и почувствовал «то самое» – голова холодеет, тело вот-вот исчезнет; я почти бегом вернулся в спальню и рухнул ничком, успел только шепнуть Ю, что сейчас потеряю сознание. Борьба сознания за то, чтобы остаться «здесь», проявляется у меня в обильном потовыделении (становлюсь мокрый насквозь, как из-под дождя), это своеобразная «ломка» – с одной стороны, я пытаюсь отключиться от этого состояния, закрыть глаза, расслабиться, уснуть, с другой стороны, я всеми силами пытаюсь удержаться «на поверхности», не потерять связь с этим миром. Была потеря сознания в тот раз или не была, не могу сказать, потому что я лежал. Если и была, то лишь на мгновение, но мне помнится, что обошлось.
Январь 2023
Вечером Ю попыталась рассказать свой сон: «Почему не рассказала сразу утром? Теперь совсем ничего не помню. Надо было утром». Во сне она видела себя как труп, к ней подошла какая-то женщина и оторвала ей руку, затем сделала что-то (как бы умылась) и таким образом надела на себя лицо Ю.
Наверное, сон был страшный, но во сне Ю не кричала и не стонала, как случается иногда (из-за чего я просыпаюсь и стараюсь успокоить её; порой она даже не просыпается или просыпается лишь на несколько секунд). Сегодня спала тихо.
Февраль 2023
Сегодняшний сон – сплошная каша из обрывков каких-то сцен, лиц, действий. Не просто из обрывков, а из клочков, выдранных из другой «материи». Например, был дом, а дверь у него из бумаги, и к сюжету эта бумажная никакого отношения не имела. Я просто увидел, что она бумажная. Телега, перевозившая меня куда-то, имела края, похожие на солнечные батареи, но не настоящие, а какие-то фанерные. И это тоже не имело ни малейшего отношения к действию. То есть создаётся впечатление, что в декорацию нанесли кто что мог, у кого что завалялось, мол, и так сойдёт. И такие же «заплатки» в разговорах – полнейшая абракадабра.
Март 2023
День рождения Ю выдался солнечным вопреки прогнозам Гидромета (обещали плотную облачность, но солнце сияло с раннего утра до позднего вечера). В ночь на двадцатое Ю видела пугающий сон, ей приснилась, что она умирает, свет быстро погас, сжался, словно лучик прожектора. Ю испытала во сне сильный страх, пыталась кричать. Я успокоил её, но забыл об этом и вспомнил только после того, как Ю напомнила мне. А мне казалось, что это случилось пару дней назад. Вот такая каша в голове и в ощущениях.
***
Опять во сне летал и снимал что-то на кинокамеру. Кинокамера была старенькая, восьмимиллиметровая. Летал, как обычно, легко поднимаясь над землёй. Так сейчас летает коптер. Так всегда в моих снах – летаю легко, без усилий, импульсом мысли/желания отрываясь от земли. Чаще всего во сне я спешу заснять какой-то пейзаж (сельский или городской), озарённый закатным или рассветным солнцем. Это самый удивительный свет.
Проснувшись на мгновение, понимаю, что нигде я не летал, а был это лишь сон. Разочарования и огорчения нет, но есть тяжесть бытия. Летать в действительности не получается. Снимать кино тоже не получается. А сон показывает мне, что это – моя мечта. А несбывшаяся мечта – это тоска, даже если она не выражена словами.
Май 2023
Слушали Рахманинова в концертном зале «Зарядье». Сидели в девятом ряду партера, Звук сильный, я бы сказал, что проникает внутрь головы, но музыка так и не заполнила меня. Обычно мне кажется, что звук не достаточно насыщенный, но здесь всё было, однако оказалось, что звук и музыка – не одно и то же.
Играл Дмитрий Маслеев в сопровождении Московского государственного симфонического оркестра. Оркестр очень мощный. Хор тоже могучий. Маслеев – виртуоз. Мы как-то смотрели «Энигму» с его участием, и обратили на него внимание. Теперь вот слушали вживую. Во втором отделении исполняли «Колокола». Я вытерпел, но удовольствия, мягко говоря, не получил; «Колокола» для меня – просто шум.
Ночью видел сон с девушкой. Не помню сейчас, кто именно, но какое-то известное лицо, возможно, актриса. Мы с ней лежали в кровати (где-то в тесной комнатёнке, похожей на сарай, куда в любую минуту могли войти люди). Мы вроде бы знакомились то ли перед совместной киносъёмкой, то ли репетировали что-то. Мы обнимались, но предполагалось, что секса у нас не должно быть. Однако у меня напрягся член, и не просто напрягся, а сделался длинным, как палка, и он лежал между мной и девушкой. Мы были одеты, но в то же время я видел её голое тело и моё голое тело. Во сне это нормально, во сне часто совмещается несовместимое, невозможные ситуации там в порядке вещей. Когда я целовал её, то одновременно с её лицом передо мной была её промежность. Вот такая дикая сцена приснилась мне после музыки Рахманинова.
Октябрь 2023
16 октября. Сон. Опять видел возвращение отца. Это не было его возвращение после смерти, но возвращение после многолетнего отсутствия, о котором он ничего не знал. То есть во все не было речи о его смерти, но, по сути, всё-таки возвращался из мира умерших. И я не знал, ожидая его приезда домой, как буду объяснять ему, куда делся Akai, магнитофонные ленты, пластинки и т. д. Это навязчивая тема в моих снах. Я думал, что она угасла, закончилась, но получается, что не закончилась, просто я не помнил сны. Если помнить их, то они все (каждая из так называемых навязчивых тем) вертятся вокруг одного и тог же. Есть незначительные вариации, но темы одни и те же. Меня очень беспокоит навязчивость темы возвращения папы и моя попытка оправдаться перед ним за то, что я выбросил/раздал его «музыку», его аппаратуру. Я в этих снах судорожно пытаюсь придумать внятное объяснение, мол, вся эта техника уже не работает, мы живём в мире новых технологий. Но я оправдываюсь, я это чувствую. Получается, что чувствую вину перед человеком, у которого я в действительности ничего не украл, не выбросил на помойку. Но я оправдываюсь. Откуда же это чувство вины? Откуда и почему? Однажды я взял бобину с его музыкой и записал туда другую музыку, пока он работал в Женеве. После этого я восстановил его запись, но не полностью и не в том порядке. Возможно, моё чувство вины привязано к этому случаю?
Декабрь 2023
Опять вспомнился давний сон, из-за которого при каждом воспоминании меня бросает в жар. Тёмная комната, освещённая красным светом фонаря с улицы. Мокрая постель, мокрая простыня, мокрое женское тело и я, потерявший полностью контроль над собой. Я не помню такого состояния в жизни, но в том сне это было тотальное безумие и тотальное раскрепощение. Такое соприкосновение тел, такое чувство женского влагалища у меня было один лишь раз в жизни – в подростковом сне, когда мне приснилась Надя Горбатова. В том сне я испытал высочайшее сексуальное удовольствие, и это случилось задолго до первого настоящего сексуального контакта. Ничего из того сна не помню вообще, ни крупинки, осталось в памяти только неповторимое удовлетворение от секса, глубокое погружение в женское тело, прикосновение ко мне волос на лобке… И вот снова в памяти возник второй сон, страшный сон, который я обычно вспоминаю под утро, уже пробудившись, но вспоминаю его, словно отголоски вчерашнего пьяного события, которого в действительности не было, но которое как будто было в действительности и в этой действительности я попрал все нормы моих отношений с Ю. Мне страшно от этих клочков воспоминаний, являющихся на самом деле обрывками лишь моего дурного сексуального сна. Они бросают меня в мокрую дрожь ужаса, как будто мне открылось нечто недопустимое из моего прошлого.
Помню первое впечатление от того сна, когда внутри самого сна меня душила пугающая мысль о том, чем я занимаюсь. Секс? Нет, это вовсе не ужасно, мало ли что случается. Но меня пугала мысль, что та девица была совершенно мне незнакомой и что я не понимал, каким образом меня занесло в её постель. Душная ночь. Девица мокрая, как из сцены какого-то примитивного порнографического фильма, вся мокрая от пота, и я мокрый от пота, и простыня насквозь мокрая от пота.
Я вспомнил об это сейчас, потому что-то мелькнуло что-то в голове, пока я смотрел очередную серию «Эйфории». Ничего общего с тем сном, но что-то мелькнуло, вынырнуло из памяти и опять напугало, как воспоминание о совершённом преступлении.
Я бы давно усомнился, сон ли это был, если бы точно знал, что у меня нет возможности заночевать где-нибудь на стороне. Но сон навязчивый и призывный.
***
14 декабря. Сегодня ночью из-за меня мы плохо спали. Примерно в четыре ночи проснулся из-за того, что дышать трудно. Астма. Мне хотелось продышаться, но не получалось, я несколько раз воспользовался спреем противоастматическим, но не помогло, начал кашлять. Кашля всё больше и больше, но легче не становилось. Опять спрей. Опять пытаюсь кашлять. Опять безрезультатно. Дыхалка не прочищается, внутри першит, мешает что-то, выделяется не слизь, а жидкая слюна, от которой мне делается только хуже, никакого облегчения. Всё это продолжалось, наверное, час, но точно не знаю, потому что не до того было, чтобы следить за временем… Горячая вода, мёд, спрей огромными дозами и безостановочные попытки выкашлять из себя что-то. Понемногу мне стало легче. Отдышался. Тело ноет от напряжения. Выпил капель, чтобы уснуть, и уснул, улёгшись на живот. На спине невозможно лежать, потому что что-то в груди будто прилипает к спине и не пропускает дыхание.
Жалко Юляшу. И спать не могла из-за моего кашля, и помочь мне не могла, стучала по спине, воду нагревала, но… Тут только перетерпеть, переждать.
Утром Ю закрыла дверь в спальню, чтобы не будить меня. Я поднялся в десять. Голова болит, тело измученное.
Сегодня самочувствие почти нормальное, и дыхание вполне приличное. Страшно вспоминать минувшую ночь. Такое уже как-то случалось, и меня очень пугает. Задыхаться – страшно.
Когда я уснул вчера, после всех мучительных попыток прочистить дыхательные пути, то во сне попал в какую-то молодёжную компанию. Сидел с какой-то девушкой, одетой в лёгкое ситцевое платье, хотя поначалу мне казалось, что она была в джинсах. Девушка предложила мне закурить, а я не курю. «Это не сигарета, это можно», – объяснила она, и я согласился сделать одну затяжку. Дыма во рту я не ощутил, хоть и глотнул его, сигарету вернул. «Теперь будет хорошо», – сказала девушка. Мы поцеловались. При этом я не переставал думать, а не противно ли ей, такой молодой и свежей, целоваться со мной. Затем помню, что я трогаю её пальцами одной руки между ног, и там происходит некое нарастающее блаженство. Я рукой ощущаю это блаженство. Это не блаженство девушки, не её удовольствие, а моё. Девушка трогает меня в ответ. Мне приятно, но гораздо приятнее чувствовать её влажное тело. Ощущение секса в моей руке. Так должен чувствовать себя эрегированный член, но я трогаю её рукой. Это всё равно что говорить рукой или видеть рукой, а тут – секс рукой. Нечто удивительное… Больше ничего не помню. И мне кажется, что я не сразу увидел этот сон, а лежал и думал о чём-то таком, после чего мысли перевоплотились в картинки, в сон.
***
Я люблю женщин. Всегда любил. С раннего детства. Заглядывался, смотрел и подсматривал. Обожал. Млел. Красивых любил особенно. А кому красивые женщины не нравятся? Правда, женская красота имеет тысячи особенностей, но красота всегда есть красота. Она манит, влечёт, она обещает упоение. Однако к ней невозможно прикоснуться, её нельзя поцеловать, её нельзя испить – разве только глазами, но этого всегда мало. Красота – это самое большое неудовлетворение в жизни.
Женщины заполняли мою жизнь раньше (не столько женщины, сколько тяга к ним и, соответственно, эмоции, связанные с женщинами), но теперь их нет. Но не только женщин нет, а вообще нет всего того, чем была наполнена моя жизнь.
Не оскудела жизнь моя, вовсе нет, но она стала другой. Ничего похожего на прежнюю жизнь. Лишь проблески воспоминаний позволяют иногда ощутить что-то из прежних дней. Но сама жизнь стала другой. Не лучше и не хуже. Просто другая жизнь. Она должна была настать – именно такая жизнь, потому что всему своё время. Но память приводит в действие рычаги, которые время от времени заставляют если не страдать и грустить, то недоумевать – почему вместе с плохим, от которого всегда хотелось избавиться, ушло и хорошее, с которым никогда не хотелось расставаться? Почему ушли яркие краски? Почему эти краски теперь утомляют, хотя мне их хочется?
Теперь неудовлетворённость гораздо глубже прежней, потому что утомляет всё то, что раньше привлекало. Энергия разрушает меня теперь, а не заряжает.
Неправильная тетрадь
Мне перевалило далеко за шестьдесят, и я не уверен, что жил правильно. Не уверен, жил ли вообще.
Хочется обсудить это, но нет подходящих собеседников. Разговоры необходимы мне потому, что укрепляют мою веру, но мои вопросы отпугивают многих. Вопросы, без которых нет смысла жить, кажутся непонятными и бессмысленными моим так называемым друзьям. Это объяснимо: мой главный интерес лишён практической стороны – смысл бытия. Вокруг меня слишком много людей, которых интересуют только деньги, даже художников интересуют в первую очередь деньги. Вопрос о смысле жизни для них решён – это деньги. А вот для меня этот вопрос открыт.
Зачем я здесь? Что есть моя жизнь?
Подозреваю, что когда-то, в какой-то ключевой момент, я не совершил нужного поступка. Я не подозревал, что момент был ключевым и даже не чувствовал потребности в том поступке, который не совершил. Теперь же я вдруг осознал, что упущено главное. Упущен момент.
Был у меня и юношеский бред в литературе, и морализаторство человека, потерявшего себя, и эпические глыбы, вырубленные из скал истории для моего личного пользования. Было всё. И не было ничего. Ведь что у меня осталось от прошлого?
Кажется, мне удалось преодолеть многое, но не удаётся преодолеть мои сомнения. Они разрастаются. Я не справляюсь с этой громадиной. Моя жизнь сейчас – сомнения. Но раньше их не было, раньше я точно знал, что делать и в чём смысл.
Всё чаще во мне возникает желание прожить жизнь заново, по-новому. Это означает, что я могу вернуться сюда опять. Все прежние годы я был уверен, что никогда не вернусь на эту планету, ибо никакие соблазны человеческой жизни не способны заманить меня сюда. И вот оказывается, что главный соблазн – пропущенный ключевой момент, какой-то не свершившийся поступок. Вот в чём кроется механизм реинкарнации – найти ключевой момент для изменения судьбы.
Пишу это и всем существом испытываю недоумение и отчаяние. Неужели это произойдёт помимо моей воли? Неужели все вопросы и желания – это лишь формы предчувствия?
Мои сомнения исполнены спокойствия, они неподвижны и тем страшны вдвойне. Они похожи на тот безликий и бесформенный ужас, который заполняет сон не то тьмой, не то светом, не то пространством, не то отсутствием пространства. Ничего там нет, но всё заполнено ужасом. Так же и мои сомнения. Я бы убежал, но некуда. Прыгнул бы с крыши дома, будь у меня желание свести счёты с жизнью. Закричал бы, имей я хотя бы малейшую надежду на то, что крик принесёт облегчение. Но крик не даст ничего, а смерть вернёт в новую жизнь, к новым сомнениям.
Отдушина только в словах, в попытке переложить всё на слова, свалить на слова всю тяжесть непонятого. Пусть слова несут груз моего непонимания. Отдушина – от души ли? И что тут от души? Тут только боязнь самого себя.
Вы спрашиваете меня…
Нет, вы ничего не спрашиваете. Вы не в состоянии спросить, потому что вас нет. У вас нет вопросов ко мне, но у меня – океан вопросов к вам. Вы – чужие от А до Я. О чём бы я ни спросил вас, вы увиливаете. О чём бы ни попросил, вы отказываете молчанием. Мы живём на разных планетах. Но для чего ж мы тогда тут – рядом?
Чуждость жизни.
Даже мужчина и женщина, соединяясь в том, что называется любовью, не делаются одним целым. Стремление к одному не делает их одним. «Когда двое станут Одно…» – это никогда, покуда мы живы. Надо умереть для этого. Но умереть так, чтобы не выпасть более из того, что есть Одно. Умереть без вопросов, ибо вопросы возвращают к жизни.
Земля должна признать мою жизнь как свершившийся факт, как оставленный след, как окончательную форму, не нуждающуюся в исправлениях. Как было, так и должно.
Мысли о пропущенном ключевом моменте, сомнения, – они ведь о сожалении говорят. Но во мне нет сожалений. Тогда что же? Откуда сомнения?
Спросить не у кого. Все солгут. Безразлично солгут. Чтобы уйти от вопроса – вот для чего солгут. Мы – чужие. Мы – декорация друг для друга.
Единственные друзья – слова. Они не спрашивают, они берут на себя и в себя. Они облегчают. Жизнь. День. Время. Участь.
Слова меня обманули. Они прикинулись значительными. «Вначале было слово»… Разве оно появилось не в середине пути, не в конце? Или в начале пути было другое слово?
Слова заманили в свою сеть. Оплели паутиной, поглотили, сделали собой. Теперь я – слова. Ничего не осталось во мне, только слова.
А было ли что-то ещё? Только слова? Как мало!
Когда мои слова исчезают, мне хочется спрятаться, уснуть, нырнуть поглубже в сон, потому что я опустеваю. Пустота моя похожа на топь. Спасть, спать, спать… Выспаться и вынырнуть новым. Обновление? В новую ли жизнь? Или новым в прежнюю жизнь? Можно ли? Нужно ли?
***
Готические буквы моих мечтаний о рыцарских похождениях…
Как много крови на кропотливо выточенных завитках этих букв. Как много пыли на высохшей крови. Как много времени превращено в пыль.
***
В минуты слабости и сомнения я обращался к женщине. Молочный вулкан в её груди ввергал меня в детскую беспомощность, и я тянул ручонки к обнадёживавшему меня теплу. Я видел защиту в женщине. В ней можно утопить лицо своё, превратившись в сына. В ней можно утопить тело, превратившись в мужчину…
Я касался губами возлюбленной, и она заставляла меня трепетать, омывая волнами горячего лона…
И каждый раз, когда женское тело питало меня, я слышал вкрадчиво-насмешливый голос кого-то невидимого: «Вот опять ты впутался в мои сети. Теперь ещё сильнее придавят тебя мясные глыбы грудей, ног, рук. Поди, избавься…»
***
Смотрю на женщин. Как много их вокруг! Но какие-то оставляют меня равнодушным, несмотря на бесспорную красоту, а какие-то вызывают во мне чувства, коим я противостоять почти не могу – желание прикоснуться к их лицу, прижаться к линии их губ, к линии бедра – не поцеловать, не потрогать, не телом прикоснуться, а прижаться всем существом, чтобы впитать в себя эти линии. Не о физиологии речь, здесь что-то совершенно иное.
Таких мгновений не счесть. Точно так же хочется прижаться к линии гор, покрытых снегом. Хочется упасть в эти горы лицом. Хочется упасть лицом в лес, раскинувшийся передо мной на склоне холма, упасть в него, словно это мягкий мох. Хочется зачерпнуть музыку руками, омыться ею, испить её, ощутить её всем телом, заняться с музыкой любовью, словно она – женщина, и порой это сладостное томление лишает меня сил.
Как жаль, что женщиной невозможно насладиться так, как этого хочет душа.
***
Дитя своего времени и места. Сын своего города. Порождение каменных стен и мокрых бетонных улиц. Певец цементных лабиринтов.
А что плохого в том, чтобы быть певцом камней и железобетона? Каждый поёт о чём-то своём. Век-то наш чересчур уж суетный. Несутся все, никуда не поспевая, повсюду присутствуют по чуть-чуть. Книжки читают в транспорте. На разговоры времени не хватает, разве что в лифте застрянут – вот и беседуют.
***
Женщина – любимому мужчине: «Обнять тебя, растворить тебя, впитать в себя порами кожи и выпустить тебя обратно на свет, но уже моим ребёнком… хочу познать тебя ребёнком. Не от тебя кого-то ребёнком, а тебя – ребёнком. Питать тебя молоком из груди, вливать в тебя моё тело, взращивать, поднимать, как земля – всходы пшеницы».
***
Состоящее из частей подвержено разрушению.
***
Александр Блок писал Анне Ахматовой: «Много я видел сборников стихов авторов известных и неизвестных: всегда почти – посмотришь, видишь, что, должно быть, очень хорошо пишут, а мне всё не нужно, и скучно, так что начинаешь думать, что стихов вообще больше писать не надо; следующая стадия, – что стихов я не люблю; следующая – что стихи, вообще, занятие праздное; дальше – начинаешь уже всем об этом говорить громко. Не знаю, испытали ли Вы такие чувства; если да – то знаете, сколько во всём этом больного, лишнего груза». Это настроение преследовало Александра Блока, как он признавался, по причине, что он был «очень плох, ибо окружён болезнями и заботами».
Поскольку и я чувствую себя скверно, у меня схожее настроение. Но если Блок писал о стихах, то у меня это ощущение распространяется на всё искусство – что оно занятие праздное и ненужное. И всё чаще нет желания не только самому что-то делать, но и «потреблять» чужое. Всё уж давно высказано, все точки расставлены, все покровы сорваны, все истины открыты.
Но как только удаётся перебороть боль и усталость и выбраться куда-нибудь в музей или в театр, так непременно скользнёт тоненький лучик света по поверхности моей померкшей души.
До чего ж сильно человек зависит от своего физического состояния. Будет голова болеть у императора, так он и войну начнёт одним махом, просто с досады, от боли…
***
Огненные крылья художника – это пламя его чувств, рвущееся наружу и возносящее его над другими. Но кто такие «другие»? Чувства важнее всего другого. Но что такое «другое»? Разве можно полностью вырвать себя из «других». Каждый из нас всегда полон другими людьми. Каждый из нас состоит из других. Мы все состоим из мозаики чужих поступков и чувств, но в каждом из нас эта мозаика складывается по-своему. Лишь поэтому мы неповторимы.
Битов писал, что ему нужны люди, чтоб двигаться дальше. «Без людей невозможен рост. Без людей не для чего. Люди – это среда, природа, они определяют задачи, которые необходимо решить. Люди – это события, история, созидания и разрушения. Через людей – вопросы».
Мы зависим друг от друга во всём. Даже отшельником человек становится из-за людей, из-за своего отношения к «другим».
***
Вся моя жизнь – моё произведение. Я создал и улицы, по которым бегал босиком в детстве, и людей, с которыми водил дружбу, и любовь. И только я могу притронуться к той жизни. Всё выдумано, поэтому нет контакта с другими людьми.
***
Любой взгляд на жизнь – обман.
И всякая мысль кажется мне нелепостью.
***
Легче удержать себя от неправильного, чем потом делать много правильных вещей, чтобы избавиться от последствия неправильных.
***
Мир, в котором я родился когда-то и начал жить, всё тот же, но декорации сменились. Мир прежний, с прежними интересами и страстями. Это угнетает. Тысячи лет за плечами человечества, а пьеса всё та же – секс, война, богатство. Персонажи являются всё те же, что и раньше, и твердят всё о том же.
***
Иногда мне кажется, что книга лежит где-то готовая, что она чуть ли не в моих ладонях, горстью насыпана в моих руках и что её не надо даже записывать, а надо лишь как-то одним махом ощутить, а потом – просто выдохнуть это ощущение. Но, чувствуя эту мою будущую книгу в моих ладонях, я всё-таки не могу никаким волшебством сделать её сразу готовой. Её – при всей её «готовности», при знании и «осязаемости» мельчайших деталей – всё же надобно написать от начала до конца. И когда я начинаю записывать её, она теряется, рассыпается, исчезает. А должна появляться.
Какое странное и невозможное физическое состояние, невыразимый духовный процесс – рождение книги.
***
Все пастыри обманывают паству. Нет правителей, заботящихся о своём народе. Народ – дойная корова. Когда корова перестаёт давать молоко, её убивают.
Пастыри всегда идут позади, иначе невозможно гнать стадо. Они не увлекают за собой, а гонят перед собой.
***
Рай – это любовь художника к тому, что он делает. Карандаш или краска – это инструменты сотворения рая.
***
Медитация есть отсутствие ожидания. Медитация есть нахождение внутри процесса.
В любую картину можно влюбиться, если не анализировать её, если не искать в ней ответа, а просто принять её краски и формы. Не понимаешь? А что понимать? Ты видишь, и увиденное тебя радует или не радует. Никакого понимания не должно быть. Понимание есть только при наличии мысли.
Жизнь – вовсе не мысль, не проявление мысли, зато о жизни можно так много думать!
***
Многие знакомые давно перестали быть моими друзьями, с ними можно теперь даже не созваниваться. Им до меня дела нет, мне до них – тоже. Иногда некоторые звонят, и по их голосу понятно, что просто хотят узнать, жив я или уже нет, а если жив, то хуже мне живётся, чем им, или лучше. И что же? Зачем мне такие телефонные разговоры? А уж о встречах «во плоти» и вовсе речи нет. Пугают такие встречи стареющих людей, не желающих смотреть в глаза. Встретятся и – скорее к рюмке, чтобы спрятаться от неловкости и от действительности.
Не хочу видеть никого без любви, без желания, без глубокого интереса. Не хочу поверхностного и формального. Не хочу ничего «для галочки».
Хочу захлёбываться восторженными разговорами, хочу смотреть в глаза собеседнику, хочу горячих объятий, хочу взаимного влечения.
***
Разве не обидно, что, рождаясь, мы не знаем, продолжением чего мы являемся?
Будь мы продолжением наших родителей, в нашей общей линии жизни была бы общая логика. Но логика, к сожалению, отсутствует, поэтому на неё невозможно опереться. Продолжение – это развитие, однако развития нет, всё топчется на месте.
***
Легко верить в то, чего рядом нет. Скажем, можно верить в воскресшего Христа и в то, что Лазарь восстал из мёртвых. Но невозможно поверить в то, что из мёртвых восстал родственник, о котором вам рассказывает какой-то ваш знакомый. Вот тут начинает почему-то включаться жёсткий рационализм.
***
«Слова из уст мудрого – благодать, а уста глупого губят его же» (Екклесиаст, гл.10).
Всматриваясь в мир, вижу, что глупые криком кричат глупости и это не губит их, зато губит целые народы. Сказать глупость – не так уж страшно для сказавшего, но этой глупостью питаются толпы. Миром управляют глупцы, а мудрецам нет места, мудрецов никто не слушает.