Тяга к свершениям: книга четвертая

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Jak czytać książkę po zakupie
Nie masz czasu na czytanie?
Posłuchaj fragmentu
Тяга к свершениям: книга четвертая
Тяга к свершениям: книга четвертая
− 20%
Otrzymaj 20% rabat na e-booki i audiobooki
Kup zestaw za 63,90  51,12 
Тяга к свершениям: книга четвертая
Audio
Тяга к свершениям: книга четвертая
Audiobook
Czyta Авточтец ЛитРес
31,95 
Szczegóły
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Еще учась в младших классах, Павел Федорович подружился с девочкой, с которой у него установились настоящие сердечные отношения. Они помогали друг другу делать домашние задания, часто гуляли и играли вдвоем, а в классе он защищал ее от нападок других мальчишек. Возникшие чувства нежной детской глубокой привязанности они пронесли до самого окончания школы и все в округе уже пророчили им дальнейшую семейную жизнь, но после школы Павел Федорович поехал учиться в институт, затем ушел в армию, а когда вернулся в родной город, то своей суженой там уже не нашел. Правда в городе осталась жить ее мать, но она была не в своем уме и толком ничего не могла объяснить. Люди поговаривали, что девушка уехала учиться куда-то на запад страны, и, потосковав некоторое время, Павел Федорович принялся устраивать свою жизнь. Постепенно воспоминания о былой любви отошли на второй план, а потом и вовсе забылись.

И вот, спустя много лет, в тот момент, когда Павел Федорович находился в совершенном смятении и мучительном поиске возможности изменить свою жизнь, придать ей импульс для новых свершений и действий, он узнал о том, что его школьная любовь вернулась в город. Он тут же разыскал ее, и они договорились о встрече. При встрече выяснилось, что когда он служил в армии, она поступила в институт в К-ске, но недоучилась и, отчислившись по собственному желанию, устроилась работать на фабрику, где познакомилась со своим будущим мужем, от которого у нее родился сын. Во время перестройки она уволилась, открыла свое дело и занялась торговлей. Бизнес ее процветал, но не так давно муж неожиданно умер, а год назад сын уехал в Петербург учиться, и она решила вернуться в родной город, чтобы поддержать мать, которой в последнее время сделалось совсем худо. История жизни школьной подруги потрясла Павла Федоровича до глубины души: он не мог не заметить насколько схожими были их судьбы и тут же предложил ей встречаться. Женщина сняла квартиру в городе, и Павел Федорович стал регулярно наведываться к ней. Эти отношения взбудоражили его жизнь, вдохнули в нее свежесть, придали ей яркость и наполнили эмоциями. Павел Федорович влюбился и совершенно потерял голову.

Все в городе наперебой обсуждали связь Павла Федоровича со своей школьной возлюбленной и, конечно же, об этих встречах узнала Тамара Сергеевна. Сложившаяся ситуация оказалась для нее очень необычной: до этого супруг никогда ни одну свою любовницу не обхаживал так подолгу и все его многочисленные измены носили скорее спонтанный, случайный характер. Теперь же, чем больше времени проходило, тем сильнее он увлекался этой женщиной. Очень скоро Тамара Сергеевна начала сталкиваться на улице с новоиспеченной любовницей своего мужа, которая вела себя по отношении к ней надменно, даже дерзко, будто она являлась не любовницей, а как раз таки законной супругой Павла Федоровича. Это не на шутку обеспокоило Тамару Сергеевну и она, решившись пойти на откровенный разговор, рассказала мужу все что знала, красноречиво выразив при этом свои наболевшие переживания. Раньше Павел Федорович, подсознательно считая измену более безнравственным поступком, нежели обман жены, после подобного разговора прекратил бы на время свои гуляния и задавленный чувством вины стал бы уделять больше внимания супруге. Именно на это и рассчитывала Тамара Сергеевна, но вопреки ее ожиданиям все обернулось совсем иначе. В этот раз Павел Федорович вовсе не считал свою измену безнравственным поступком и, более того, полностью оправдал ее для себя. Единственной причиной, по которой он продолжал обманывать супругу и скрывать свою любовную связь на стороне, было нежелание брать на себя тяжелую ношу инициатора расставания и выходить на столь сложный разговор с женой. Когда же Тамара Сергеевна сама призналась, что ей обо всем известно, она тем самым разрешила последнюю проблему, тяготившую Павла Федоровича – с облегчением воспринял он это известие, решив, что раз супруге все известно, то теперь его совесть абсолютно чиста.

Павел Федорович начал встречаться с любовницей все чаще и дошло до того, что перестал ночевать дома. Так продолжалось еще некоторое время и в один момент терпение Тамары Сергеевны закончилось – она купила квартиру в районном центре и, забрав свои вещи, переехала жить туда. При этом подавать на развод она не стала, а решила выждать время и посмотреть на реакцию мужа. Если бы тот вскорости пришел к ней и попросил вернуться, то она бы простила его, и в глубине души Тамара Сергеевна продолжала надеяться именно на такой вариант развития событий; но как только она съехала, Павел Федорович тут же предложил своей любовнице перебраться к нему. Однако пассия не согласилась переезжать, а заявила, что жить в доме с женатым мужчиной она не может; если же он разведется с Тамарой Сергеевной, то это будет уже совсем другое дело. Недолго думая Павел Федорович подал на развод, узнав о котором Тамара Сергеевна потеряла последнюю надежду и, собравшись силами, принялась делить с мужем совместное имущество и бизнес. В результате довольно быстро и без особого участия со стороны влюбленного Павла Федоровича, желавшего расстаться с женой как можно скорее, чтобы, наконец, перевезти к себе возлюбленную, было решено, что Тамаре Сергеевне отойдет квартира и место на рынке в районном центре, а ему останется дом и магазине в городе.

Сразу после развода любовница переехала к Павлу Федоровичу и на некоторое время все более-менее успокоилось. Но где-то через полгода по городу снова поползли толки. Среди жителей начали ходить слухи, что новая женщина Павла Федоровича на самом-то деле несносная «бабенка», не в пример хозяйственной Тамаре Сергеевне, и тот сейчас стирает себе все сам, сам убирается в огромном доме, готовит и ведет хозяйство, что сроду никогда не делал; она же только отдыхает и живет в свое удовольствие. Внешне Павел Федорович действительно заметно изменился: лицо его похудело и приобрело какой-то болезненно-желтый цвет, кожа на нем обвисла, глаза и щеки впали; в считанные месяцы от некогда свежего и бравого мужчины осталась лишь неизменно-жизнерадостная улыбка. Вскоре он распродал всю скотину, о которой в последнее время редко вспоминал, и которая по несколько суток могла оставаться некормленой в неубранных и ужасно смердящих стойлах и стайках. Дом и хозяйство тоже начали потихоньку хиреть, но самые большие проблемы начались для него в бизнесе.

После раздела имущества стало очевидно, что успех магазина Павла Федоровича был заслугой исключительно Тамары Сергеевны. Он, конечно, взял на работу грамотного бухгалтера, который вместо нее занялся финансами предприятия, но основная проблема заключалась отнюдь не в этом, и даже не в беспредельной расточительности Павла Федоровича, а в том, что он совершенно не способен был вести дела. Он был увлекающимся, эмоциональным, открытым и доверчивым человеком, и им с легкостью манипулировали продавцы на оптовых базах, где он закупался. Достаточно было поставщику расхвалить ему какой-нибудь залежавшийся, не пользующийся популярностью товар, расписать в ярких красках о том насколько он полезен и востребован, как Павел Федорович тут же проникался и загорался идеей, а загоревшись, приступал к делу без колебаний, закупая зараз целыми партиями. Тамара Сергеевна же, напротив, очень хорошо чувствовала спрос и закупала только то, что отлично продавалось, со временем научившись искусно сдерживать пагубные инициативы супруга. При разделе имущества Тамара Сергеевна тоже оказалась совсем не промах. Помимо того, что ей достался уже раскрученный павильон в районном центре, а Павлу Федоровичу магазин в вымирающем городе, так она забрала еще самый ходовой товар, оставив бывшему мужу его навесные замки, дверные петли, цепи – в общем, все то, что почти не продавалось, а только без толку пылилось на складе. Однако и тогда дела в магазине еще вполне можно было поправить, но с годами ум Павла Федоровича стал уже не такой живой и пытливый как в детстве, а такие преимущества зрелого возраста как внимание и усидчивость он не сумел в себе развить. Всю свою жизнь проведя в удовольствии и занимаясь тем, чем хотел, Павел Федорович в свои пятьдесят лет так и остался уверенным, что все благополучие и успех приходили к нему само собой, просто в силу его гениальности, и любая проблема ему нипочем. Всегда так было и почему же сейчас должно было быть по-другому? Он даже не научился водить машину, не считая это необходимым для себя и говоря на этот счет, что всегда при желании сможет нанять водителя. Павел Федорович продолжал вести бизнес импульсивно и необдуманно. Очень скоро в магазин к нему перестали заходить покупатели – торговля почти остановилась.

Когда родственники Павла Федоровича (включая и Леонида Федоровича) узнали обо всей затруднительности его положения, то не на шутку обеспокоились. Справедливо заключив, что главной причиной вызвавшей эти крайне неприятные обстоятельства была его новая возлюбленная, и усомнившись в том, что он в состоянии трезво оценивать ситуацию, они решили разобраться, наконец, в чем там дело и отправиться к нему на помощь. «План по спасению» был уже разработан, как вдруг нежданно-негаданно пришла весть о том, что Павел Федорович, наконец, расстался со своей любовницей, которая не просто ушла из его дома, а вообще уехала из города. Узнав об этом, все вздохнули с облегчением: казалось, жизнь Павла Федоровича должна была наладиться.

Но не прошло и месяца, как к Тамаре Сергеевне заявился мужчина, предъявив расписку, согласно которой Павел Федорович должен был ему полтора миллиона рублей. Мужчина объяснил, что никак не может добиться возвращения долга, а так как она забрала при разводе часть бизнеса и дела ее сейчас идут очень неплохо, он потребовал от нее погасить задолженность. Тамара Сергеевна, конечно, не поддалась на такой откровенный шантаж и вежливо объяснила визитеру, что за долги бывшего мужа она расплачиваться не собирается, но при этом не на шутку встревожилась и вечером того же дня поехала к Павлу Федоровичу. Тот признался, что действительно не так давно занял эти деньги, однако поспешил заверить жену, что ситуация находится у него под контролем, что долг он обязательно вернет, а приходивший к ней мужчина просто не правильно его понял. Эти объяснения несколько успокоили Тамару Сергеевну, но в большей степени из-за того, что она хотела успокоиться; в глубине же души она чувствовала, что дело обстоит намного серьезнее, чем представил его Павел Федорович, однако принять эту тревожную мысль ее сознание отказывалось. Через некоторое время стало известно, что Павел Федорович продал свой магазин, и Тамара Сергеевна, конечно несколько расстроившись за бывшего супруга, все-таки восприняла это известие с облегчением, полагая, что вопрос с долгом был теперь решен окончательно.

 

На самом деле все только начиналось. Когда новость о том, что магазин продан, стала общеизвестной, к Тамаре Сергеевне начали наведываться один разъяренный заемщик за другим: у каждого из них были миллионные расписки, выданные Павлом Федоровичем, и все требовали погасить его задолженность. Отчаявшиеся кредиторы вели себя более чем настойчиво, и дело дошло до анонимных, а порой и совершенно прямых угроз в ее адрес. Вконец растерянная и напуганная она позвонила Павлу Федоровичу, и тот признался ей, что залез в долги, которые вернуть сейчас не в состоянии и поэтому должен уехать на некоторое время. Больше на ее звонки он не отвечал, а когда она приехала к нему домой, то застала там только их старого дворового цепного пса Азора, воющего с голоду под запертой калиткой.

Сопоставляя все факты, Тамара Сергеевна не могла взять в голову, когда ее бывший муж назанимал столько денег, зачем ему это было надо и куда он их дел. Люди поговаривали, что Павел Федорович получая под расписки деньги, все их отдавал своей любовнице, а та якобы приобрела на них несколько квартир в Петербурге; по другой версии, она купила не квартиры, а торговую базу в пригороде северной столицы. Доподлинно неизвестно насколько правдивы были эти слухи, но что было совершенно точно, так это многомилионные задолженности Павла Федоровича. Через несколько дней Тамару Сергеевну пригласили в полицию, где ей предъявили целую стопку заявлений на ее бывшего супруга в связи с неоплатой им огромных долгов, рассказали, что дом он переписал на одного из кредиторов в счет своей задолженности, что вскоре после этого он бесследно исчез, что сейчас находится в розыске и на последок предупредили за ответственность в случае его укрывательства.

После посещения полицейского участка Тамара Сергеевна, желая сообщить мужу о том, что его уже разыскивает полиция, попыталась связаться с ним через родственников и знакомых, но никто из них ничего не мог сказать о его текущем местонахождении. Все решили, что Павел Федорович, понимая, что терять ему уже абсолютно нечего, скрылся от должников в каком-нибудь отдаленном уголке необъятной родины. Никто не ожидал получить от него вестей по крайней мере в ближайшие несколько лет, и уж точно никто из присутствующих сейчас в квартире Леонида Федоровича и Юлии Романовны не рассчитывал, что в этот самый вечер Павел Федорович так запросто возьмет и нанесет им столь внезапный визит.

IV

– Здра-а-авствуйте, здравств… Ни-иче-его себе! – прервав приветствие, весело воскликнул Павел Федорович, входя в зал. – Да у вас здесь настоящее застолье! Это я удачно заглянул!

Он прошел и поприветствовал рукопожатиями по кругу всех присутствующих мужчин: сначала Романа, потом Леонида Федоровича, Майского и в самом конце – Дульцова.

– Павел Федорович, – представился он, протягивая Дульцову руку.

– Артем, – ответил тот, заметно взбодрившись и повеселев после появления в комнате совершенно незнакомого ему человека.

И действительно от одного только взгляда на Павла Федоровича настроение не могло не улучшиться: лицо его сияло приветливой и доброй улыбкой, голос звучал громко, движения были уверенными и четкими. Аура жизни и энергии как будто окружала его и заряжала воздух самым отличным настроением, так что даже Леонид Федорович испытал некоторое облегчение за брата, увидев его пребывающим в своем привычном расположении духа.

– А это кто здесь такой? – спросил Павел Федорович, присев на корточки и поравнявшись с Алиной взглядом. – Помнишь меня?

– Помню, – по-детски лукаво улыбнувшись, кротко ответила Алина, смущенно наклонив головку вниз и несколько набок.

– Взрослая какая стала! Это тебе, – сказал он, вытаскивая из кармана брюк шоколадку и протягивая ее Алине.

– Спасибо.

– Что? Мне местечко найдется? – поднимаясь, обратился Павел Федорович к Марине, которая стояла рядом и умиленно улыбаясь, наблюдала за искренними эмоциями своей дочери.

– Конечно. Сейчас я еще один стул принесу, – засуетилась она и хотела уже пойти на кухню, как ее неожиданно остановил Дульцов.

– Не надо, Марина. Я уже ухожу.

– Зачем? Мы все поместимся, – сказал Павел Федорович.

– Нет-нет! Мне действительно уже пора идти, – произнес Дульцов с умоляющим видом человека, которого какие-то внешние обстоятельства вынуждают покинуть компанию, хотя сам он уходить решительно не хочет. Он поблагодарил за ужин и, попрощавшись разом со всеми присутствующими, вышел в коридор.

Роман решил проводить друга и последовал за ним, но кроме него никто, казалось, не придал уходу Дульцова особого значения – все внимание собравшихся было приковано к Павлу Федоровичу, который разместился в освободившемся кресле. Марина принесла ему из кухни чистую тарелку и приборы, а сразу вслед за ней, проводив Дульцова, в зал вернулся Роман.

Павел Федорович сидел на самом краешке кресла, почти полностью водрузив руки на стол и оставив без опоры одни только локти. Он был одет в черные брюки и темно-синюю рубашку, сшитую из какого-то особенно тонкого материала, с короткими рукавами и рисунком в виде белых вертикальных полос. Телосложение Павел Федорович имел такое же крепкое, как и у своего старшего брата: широкую грудь, большие развитые плечи и крупные руки, которые на удивление были совершенно гладкими, без каких-либо признаков растительности на предплечьях. Но если брат представлял из себя маленького крепыша, то Павел Федорович благодаря своему высокому росту имел вид настоящего богатыря, сильно, впрочем, смазанный большим, как у женщины на последнем сроке беременности и довольно прилично свисающим над ремнем животом. Лицо Павла Федоровича было овальное, вполне поджарое, но черты имело отнюдь не утонченные: мощные надбровные дуги четко выделялись на лбу, волевой подбородок выдавался несколько вперед. Переносица его вверху в районе бровей была широкая и массивная, но книзу как бы сужалась; при этом профиль носа был идеально прямой. Русые и длинные по мужским меркам волосы лежали на его голове шапкой; равномерно расходясь во все стороны, они полностью закрывали уши и половину высокого лба. Выражение лица Павла Федоровича было очень довольное – он широко улыбался, так что щеки его от носа и до подбородка по обеим сторонам вокруг рта прорезали две глубокие складки. Улыбка у него была открытая и по-настоящему блестящая: на верхней челюсти у Павла Федоровича имелось только два своих зуба, остальные же были сделаны из какого-то металла серебристого цвета и ярко переливались на свету. Он выглядел веселым, но в его внешности за это время произошли столь разительные перемены, что этого не могли не заметить все собравшиеся, которые хорошо помнили его всего каких-то полтора года назад. С того времени лицо Павла Федоровича заметно похудело, кожа утратила былую свежесть и приобрела светло-желтый оттенок, не говоря уже о его новых зубах, которые особенно сильно бросались в глаза когда он что-то говорил или смеялся.

– Сколько всего вкусного! – с этими словами Павел Федорович хлопнул руками, и, в предвкушении потерев их одну о другую, принялся накладывать себе на тарелку салат. – А я как раз проголодался. Только с дороги.

– Дядя Паша, попробуйте вот этот, – сказала Марина, подавая ему тарелку с другим салатом. – Очень вкусный.

– Это с чем? – спросил он, подозрительно посмотрев на предлагаемое блюдо.

– С яйцом, креветками…

– Ты что, Мариночка! – воскликнул Павел Федорович, отвернувшись от протянутого блюда, поджав голову в плечи, зажмурив глаза и при этом чуть не расхохотавшись. Со стороны эта его реакция выглядела более чем странно: как будто он одновременно испугался, сжался в ожидании удара, и услышал очень смешную шутку. – Я такое есть не буду!

– Почему? Он очень вкусный, – вымолвила ничего не понимающая Марина, машинально отдернув от него тарелку с салатом и даже несколько перепугавшись такой реакции.

– Я однажды зашел в магазин, а там эти креветки живые в аквариуме плавали, похожие на каких-то отвратительных огромных волосатых тараканов! Мне прямо там, в магазине, чуть плохо не стало. И после этого я их не ем! – сказал Павел Федорович, так ярко, насыщенно и иронично передавая свои эмоции, что все дружно засмеялись.

– Дядя Паша, выпьешь? – спросил у него Майский, держа уже в руках бутылку с водкой.

– Давай! А что отмечаете?

– Мое увольнение, – сказал Роман.

– Уволился? Где-то другое место себе приметил?

– Нет. Сам на себя работать буду.

– Сам на себя? А чем хочешь заняться?

– Торговлей. Первое время решили с другом (с Артемом, который вот только ушел) возить товар с Китая и здесь продавать.

– Правильно, Ромка. Что тебе сидеть в этой конторе? Мне рассказывали, какой у вас там бардак твориться, – продолжал Павел Федорович в своей прежней эмоциональной манере. – Самое надежное – это схема купил-продал. Приобрел товар – и тут же сбыл его, только товар должен быть ходовой, не какая-нибудь чепуха. Ведь посмотри сейчас какая ситуация: все склады, магазины завалены, продукции переизбыток, экономику разогрели, а производят всякую ерунду, которая даже и не нужна вовсе. В магазин тут зашел – чего только нет. Спиночесалку продают! Палка такая с зазубринами, чтобы спину себе чесать, если приспичит. Ой, чудеса-а-а! Спросил у продавца как эти спиночесалки идут – ни одну, говорит, еще не продали. Ха-ха-ха! И для производства подобной ерунды предприятия кредитов понабрали. Да что предприятия, посмотри – все в кредитах сидят. Люди разучились по средствам жить. Скоро рухнет эта экономика изобилия, вся мишура облетит, и на землю вернемся, к настоящему труду, как наши предки жили. Вот увидишь.

По обыкновению с большим напором излагая свои мысли, Павел Федорович делал это не назидательно, а как-то добродушно, с неизменной улыбкой на лице. Слушать его было интересно, так что Майский, Роман и Марина вовсю веселились во время его речи, но их приподнятое настроение разделяли далеко не все присутствующие за столом.

– Ты в N-ск надолго или проездом? – вдруг спросил Леонид Федорович с недовольным выражением лица, пытаясь показать брату, что у них есть куда более важные темы для разговора.

– Я думаю надолго, – беспечно отвечал Павел Федорович. Он лишь мельком взглянул на брата, и как ни в чем не бывало, принялся делать себе бутерброд, шустро накладывать на кусок хлеба ломтики мясной нарезки.

– Где остановишься?

– У дочек.

– Ты был уже у них?

– Нет, первым делом к вам заглянул.

– А они вообще знают, что ты в городе?

– Вряд ли. По крайней мере, я им об этом не говорил, – после этого Павел Федорович широко улыбнулся, усмотрев, по-видимому, нечто забавное в своем высказывании и взглянул на Романа с Мариной, но те сидели сейчас совершенно серьезные.

– Что у тебя с зубами случилось? – спросил Леонид Федорович. Его уже начало нервировать беспечное отношение Павла Федоровича к их разговору, и он решил придать общению больше серьезности, постаравшись задеть, и может даже пристыдить брата своим замечанием.

– Выпали, – тут же ответил Павел Федорович, совершенно не смутившись столь бестактному вопросу, а наоборот, даже обрадовавшись тому, что разговор коснулся этой темы. – Семь зубов за полгода выпали! Но, я вам скажу, стоматологические клиники сейчас – это что-то. Все для клиента: музыка играет, кондиционер, все чистенько, врачи приветливые… У меня же вверху почти ничего не осталось; я прихожу к врачу, она посмотрела и спокойно говорит: «Без проблем все сделаем, зубы будут как свои». Я обрадовался, успокоился, а она тут же при мне смету прикинула. Когда я на ее расчеты взглянул – ба-атюшки-и! Я даже сначала не понял, что она мне стоимость моих зубов показывает. Я грузовик для магазина дешевле купил, чем он хотел с меня за зубы взять. Нет, говорю ей, мне это не подходит, и тут началось. Оказывается, она предложила самый дорогой вариант – с цирконием; если же поставить керамику, то стоить будут меньше, а выглядеть почти также – как настоящие; золотые еще дешевле. Но в итоге я решил сделать металлические. Какая, думаю, разница, как выглядят, главное чтобы жевать можно было, – после этих слов Павел Федорович остановился и с задумчивым видом уставился на свою тарелку. Но пауза продлилась не больше секунды: тут же поняв, что затянувшееся молчание снова может привести к столь тягостным для него расспросам Леонида Федоровича, он сделал над собой усилие, приободрился и с еще большим, чем прежде, воодушевлением продолжил свой рассказ. – Я же боюсь всех этих стоматологов до ужаса. Ставьте, говорю, мне общий наркоз иначе не дамся. Они мне укол поставили, я отключился, а когда пришел в себя, то почти все уже было сделано. Почему в моем детстве медицина не была на таком уровне, как сейчас? Я может быть тогда и вовсе стоматологов не боялся.

 

– Тамара говорила, ты дом переписал, – сказал Леонид Федорович, когда Павел Федорович остановился. По выражению его лица было заметно, что его очень задело то, что брат с удовольствием беседует на всякие отвлеченные темы, не собираясь, похоже, и вовсе объясниться с ним.

– Да переписал.

– А остальная задол…

– Ой, Юля-я! – воскликнул Павел Федорович, как бы невзначай прервав брата. – Ты сегодня свое фирменное блюдо приготовила. Я обожаю твою запеченную курицу! – восторженно произнес он и принялся накладывать себе на тарелку куски куриного мяса и вареную картошку.

Юлия Романовна никак не отреагировала на столь лестное замечание. Вообще, все время с того момента, как Павел Федорович появился в зале, она сидела не проронив ни слова, с совершенно каменным выражением лица внимательно наблюдая за ним.

– А остальной долг ты отдал? – снова вернулся к прерванной фразе Леонид Федорович. Он повторил свои слова настойчиво и твердо, так что на этот раз Павел Федорович понял – от расспросов брата ему никуда не деться и как ни крути, но объясниться все равно придется.

– Нет, – ответил он уже с более сосредоточенным и серьезным видом.

– Продал-то все, что было?

– Да. Ничего не осталось.

– Ты в курсе, что тебя разыскивают? И не только полиция.

– Они меня не найдут. О том, что я в N-ске знаете только вы, и больше никто.

– Тамаре тоже ничего не говорил?

– Завтра ей позвоню, когда телефонный номер сменю. Кстати, на старый можете больше не звонить.

– Мы и не знали старый номер. Ну и что теперь думаешь делать?

– Сейчас присматриваюсь чем бы заняться – есть уже несколько идей на примете. Партнер нужен, с кем можно было бы дело начать, – сказал Павел Федорович.

После этих слов Майский, до этого внимательно его слушавший, вдруг оживился и включился в разговор.

– Дядя Паша, а что за идеи? – спросил он с нескрываемым любопытством.

– Торговля… Книги…

– Книги? – удивленно повторил Майский.

– Там такие прибыли, Максимка-а! – начал Павел Федорович, снова воодушевляясь; по всему было видно, что эта идея его очень увлекла, и не раз уже обдумывал он возможные варианты ее реализации. – Эти последние полгода я жил в А-ске и работал там торговым агентом в крупной книжной компании. Ездил с каталогами и книгами по организациям и квартирам и предлагал их приобрести. Так вот эта книжная компания представляла собой большой склад, на котором такие агенты как я, брали книги под реализацию, получая свой доход в виде процента с продаж. Мы работали исключительно на процентах; не имели никакой фиксированной зарплаты. Представляешь, какой бизнес у этой компании?! Никаких издержек на персонал – затраты только на аренду склада и непосредственно на покупку книг. А еще же можно и с торговыми точками работать. Сразу, конечно, такой склад открыть будет накладно, но если начать с небольшого магазинчика, то, думаю, года через два это будет уже вполне по силам.

– Ты хочешь книжный магазинчик открыть?

– Начать можно даже с книжного отдела в каком-нибудь торговом комплексе. Вложений больших не понадобиться.

– И сколько нужно вложить?

– Всего-то тысяч семьдесят – это на обустройство точки и в качестве оплаты за аренду в первые несколько месяцев. Нанимать тоже никого не надо: я сам буду работать продавцом первое время. Главное, – тут Павел Федорович сделался вдруг серьезнее, – у меня сохранились контакты в той компании, где я работал, и они могут предоставить мне крупную партию книг с отсрочкой оплаты. Есть возможность брать товар под реализацию и расплачиваться за него по мере продажи!

– Здорово! – пылко произнес Майский, явно увлеченный речью Павла Федоровича. – Пусть Рома с Дульцовым в Китай едут – мы с тобой здесь бизнес сделаем!

– Я эту систему уже раскусил и все детально продумал, – с сияющим видом произнес Павел Федорович. – Можно будет обсудить, если идея тебя заинтересовала.

– Ты где сегодня остановишься? – спросил у него Майский.

– Вообще думал к дочкам поехать.

– Зачем ехать по темноте? Тем более уже за полночь и никакой транспорт не ходит. Лучше переночевать у меня дома, а завтра сутра уже и поедешь.

– Я точно тебе не помешаю?

– О чем речь? Конечно нет.

– Ну что тогда? Пойдем? – сказал Павел Федорович, окинув взглядом присутствующих, как бы согласовывая со всеми свое внезапное решение оставить компанию. – Надо хорошо выспаться – завтра с утра много дел.

– Пойдем, – поддержал его Майский и встал из-за стола.

Выйдя в прихожую, они начали одеваться. Павел Федорович быстро влез в свои летние, сделанные из мягкой черной кожи туфли, которые были настолько сильно растоптаны, что для этого ему не понадобилось даже расшнуровывать их; на голову надел дешевую вязаную шапку, а на тело, прямо поверх рубашки, легкую и очень тонкую куртку, способную защитить разве что от дождя. Вся одежда Павла Федоровича имела крайне плачевное состояние и никак не соответствовала текущему времени года с периодически еще случавшимися заморозками; вещи же его составляла небольшая спортивная сумка, с виду казавшаяся абсолютно невесомой и пустой.

Одевшись, он посмотрел на Майского, и, увидев, что тот уже почти собрался, повернулся к провожающим, которые все дружно вышли из зала и стояли сейчас, теснясь в маленьком коридоре, где было уже не развернуться.

– Ну ладно. Юля, Марина, Алина – до свидания, – громко сказал Павел Федорович, растянувшись в широкой улыбке и блистая своими металлическими зубами. – Ромка, пока, – протянул он руку Роману.

– До свидания, дядя Паша, – сказал Роман. – Вы потом обязательно мне свой номер телефона дайте.

– Как только появится – сразу всем отправлю, – заверил Павел Федорович и, достав из кармана пачку сигарет, обратился к брату: – Леня, пойдем с тобой покурим?

– Пойдем, – принял предложение Леонид Федорович. Он надел тапочки, накинул куртку и вышел из квартиры вслед за братом.

Квартира Леонида Федоровича и Юлии Романовны находилась на первом этаже пятиэтажного дома. Стены в их подъезде, похоже, не красили очень давно, потому что синяя краска от старости вся потрескалась и облупилась. Отлетая целыми кусками, она оголяла то тут, то там слой зеленой краски, в которую были покрашены стены до этого, а кое-где под зеленой краской проглядывал даже какой-то светло коричневый цвет, но его уже не могли припомнить и старожилы, живущие в доме с самой его постройки. Свет на лестничной площадке был тусклый и раздражающе мигал: он то погружал ее в кромешную темноту, то опять освещал, постепенно усиливая яркость, но потом снова, как бы захлебываясь, начинал интенсивно мигать и, наконец, потухал. Воздух был очень влажный, наполненный стойким неприятным затхлым запахом, распространявшимся откуда-то снизу, от маленькой деревянной двери, ведущей в подвал. Запах был такой тяжелый и насыщенный, что Павел Федорович, человек по своей натуре очень впечатлительный и брезгливый, невольно затаил дыхание, и все трое мужчин поспешили на свежий воздух. Выйдя наружу, они встали тут же возле входа на небольшом пятачке, который был освещен фонарем, висевшим над дверью подъезда. На улице было свежо и даже морозно, и Павел Федорович, всеми силами старавшийся в подъезде не дышать, сейчас с явным удовольствием сделал глубокий вдох.

To koniec darmowego fragmentu. Czy chcesz czytać dalej?