Тяга к свершениям: книга четвертая

Роман смотрел на него внимательно. Он был поражен. Опрометчиво открывая Дульцову свои душевные переживания, глубокие уголки своего внутреннего мира он даже подумать не мог, что все эти чувства так близки и знакомы его другу. «И как он просто все рассудил, – думал Роман про себя. – Может так и есть на самом деле, ведь интуитивно именно к этим заключениям я и склонялся?».

В последнее время Роман действительно испытывал очень схожие чувства. В моменты сильных внутренних переживаний он часто хотел вернуться в то состояние, в котором его душа пребывала несколько лет назад, в то состояние духа, когда он совершенно не замечал всех тех намеков и двусмысленных подтекстов, которые теперь подолгу не давали ему покоя.

Но мало найдется на свете людей, способных признать правоту друга, и нет таких, которые сделают это сходу, без возражений.

– А мне кажется над этим стоит задумываться, – ответил, наконец, Роман. – И если такие ситуации подмечать и анализировать, то в будущем их наверняка станет меньше.

– Поверь мне! эта формула придумана не мной, она выведена эволюцией, – ни капли не расстроившись сомнениям друга, спокойно произнес Дульцов. – В процессе развития человеческой цивилизации происходит совершенствование общественного устройства, постоянно повышается эффективность нашего взаимодействия друг с другом. Человеческий мозг неустанно генерирует новые и совершенствует старые модели поведения, эффективной реакции, с единственной целью – сохранить и продолжить жизнь. Наши реакции на слова так сильно упростились по сравнению с прошлым лишь потому, что это дает нам возможность лучше сохранять внутреннее эмоциональное равновесие, снижает количество конфликтных и опасных ситуаций, позволяет более эффективно существовать как виду. Это очередной этап развития человеческого общества, основанный на мудрости и эволюции всех предшествующих поколений. И если не учится у жизни в любом ее проявлении, то у чего тогда учиться?!

Дульцов замолчал. По задумчивому виду Романа, который все это время смотрел куда-то в сторону, он понял, что тот разглядел зерно в его словах и сейчас пребывает в замешательстве.

– Выбрось это из головы, – продолжил Дульцов уже совершенно спокойно. – Своими терзаниями ты напрасно мучаешь, изматываешь себя, в то время как человек, которого, как тебе кажется, ты глубоко обидел, на следующий же день забудет об этом случае и скорее всего уже никогда о нем не вспомнит.

Роман посмотрел на Дульцова; лицо его прояснилось.

– Но на мою фразу про мошенников ты обиделся, – сказал он, развеселившись и явно подтрунивая над другом.

– Да, сначала конечно, но почти сразу же и забыл, – приветливо улыбнулся ему в ответ Дульцов.

– Так что мы сидим-то? Поехали ко мне, – предложил Роман.

– Зачем?

– Как зачем? – Роман удивленно посмотрел на друга. – Ты продал участок, а значит все идет по плану, и уже завтра мы можем выезжать за товаром. По-моему это стоит отметить. Тем более что дома, насколько я знаю, организовывается небольшое гуляние по поводу моего увольнения, и я буду рад тебя там видеть.

– А кто будет?

– Все – хорошо тебе знакомые: мама, папа, Марина, Максим.

– Максим? – в сомнении нахмурив брови, переспросил Дульцов.

– А что ты его не хочешь видеть?

– Да мне-то без разницы, ты же знаешь. Я просто думаю – он не сильно ли расстроится, что я приду?

– Об этом не переживай. Отмечаем мое событие, а я хочу тебя видеть, – уверенно ответил Роман.

– Ну, если так, то поехали, – сказал Дульцов, заводя машину.

Семья Майских жила в одном из спальных районов города, который не относился ни к престижным, ни к самым плохим. Он был средним во всех отношениях: среднего качества дороги, средняя освещенность улиц, средняя концентрация магазинов и среднее количество пьяных, шатающихся по вечерам. Район этот находился минутах в пятнадцати езды от центра, но с учетом вечерних пробок в это время путь, как правило, занимал не меньше получаса. Последнее обстоятельство обычно очень нервировало обоих друзей, но сейчас, находясь в прекрасном расположении духа, они вовсе не замечали затруднений на дороге.

– Давно надо было уходить, – сказал Роману Дульцов, когда они остановились в очередном заторе. – Что ты там забыл? Я ни за что не стал бы работать на дядю.

– А я бы работал, – ответил Роман.

– Что ж ты тогда ушел? – недоумевающе спросил Дульцов.

На несколько секунд возникла пауза, которая продлилась бы еще дольше, если бы заинтригованный молчанием Дульцов не повернулся и самым откровенным образом не уставился на друга вопросительным взглядом.

– А зачем мне стоило оставаться? – поинтересовался в ответ Роман. – Пока я там работал, я ни разу не услышал, чтобы кто-нибудь сказал, даже просто намекнул, на вклад в общественное благополучие, который он вносит своей работой. Я сомневаюсь даже, что во всем министерстве найдется хоть один человек, который задумывался бы об этом. И это в министерстве – в областном правительстве, где вся деятельность сотрудников от первой и до последней минуты рабочего времени по своей сути должна заключаться только в работе на благо общества и для общества!.. Когда я только устроился на работу, то в первые месяцы обнаружил один узкий момент, устранив который можно было существенно снизить затраты бюджетных средств и повысить эффективность нашей работы, – в задумчивости опустив глаза, с нотками досады в голосе продолжил Роман. – Для этого требовалось не так уж много усилий и я никак не мог сообразить, почему никто еще не нашел и не устранил этой недоработки. Я сделал целый проект с презентацией и однажды представил ее начальству. Хе-хе, – Роман горько усмехнулся, как будто вспомнив что-то забавное и досадное одновременно. – Меня внимательно выслушали, а потом сказали, что мое предложение нецелесообразно и «не соответствует поставленным перед министерством задачам». Я был обескуражен, начал активно доказывать свою позицию, но это было уже бесполезно. Я знал и знаю на сто процентов, что мой проект более чем оправдан, но никто из руководства лично не был заинтересован в его реализации, а значит, он никому просто не был нужен… Потом уже я узнал, что моим предложением было устранить одну из «кормушек».

– Коррупция кругом? – усмехнулся Дульцов.

– Да. Мы не так давно поехали с ревизией на одну котельную, которой были выделены деньги на установку новейшей система тепловой автоматики, – продолжил Роман. – Там все должно было быть автоматизировано до такой степени, что от персонала требовалось бы только задать одну величину – температуру теплосети, а все остальное делала бы автоматика, учитывая кучу параметров, от температуры наружного воздуха, до химического состава воды. Когда же мы приехали, то вместо полностью автоматизированной системы мы такое старье увидели, такую убогость! Данные фиксировалась на бумажную ленту, некоторые показания операторы снимали вручную!

– Ну, вы то из министерства приехали, наверное, им задали? – ободрительно поинтересовался Дульцов.

– Не-ет! – раздосадовано продолжи Роман. – Наше руководство заранее обо всем знало. Там все в доле, все повязаны… Помнишь Кирилла? – вдруг особенно оживился он.

– Какого Кирилла?

– Из параллельной группы? Несуразный такой.

– А-а! Ушастого что ли? – в уточняющем вопросе Дульцова выразилось какое-то брезгливое разочарование. – Ну, помню.

– Он же тоже в министерстве работает, мы в соседних кабинетах сидели… Ты что, он сейчас знаешь какой стал! – сказав это, Роман выпрямил спину, расправил плечи и подал вперед грудь. Уголки его губ опустились, а подбородок напрягся, отчего нижняя губа стала немного выпирать вперед. – Карьера – вот это его! Здесь он как рыба в воде. На него смотришь – вот прям действительно начальник. Он даже разговаривает сейчас как-то по-другому, медленно, вальяжно; ведет себя так гордо, с таким достоинством.

– Так это у него всегда было, – заметил Дульцов. Его очень забавляло то, что рассказывал сейчас про Кирилла Роман, и он совершенно не скрывал своего веселья. – Помню, еще в институте на задней парте сидели с пацанами и в него бумажками из ручки плевались. А он точно так, как ты сейчас показал, надувался, разворачивался и всегда с одним и тем же серьезным выражением лица, хоть в первый, хоть в сотый раз, говорил, одновременно обиженно и возмущенно: «Да достали уже!». Так смешно было, – эта ситуация живо предстала в воспоминании друзей и они расхохотались.

Вдоволь насмеявшись, Дульцов нахмурил брови, как бы сопоставляя в уме факты и проводя параллели между тем, что он знал о Кирилле, и тем, что Роман только что рассказал ему.

– При всем при этом он всегда старался к нам поближе держаться, – сказал, наконец, Дульцов, еле заметно кивая головой, с выражением человека, который только что нашел ответ на какую-то загадку. – Мы его совсем не уважали, постоянно смеялись и подкалывали, а он никогда не обижался – всегда так бескорыстно, от чистого сердца с курсовыми помогал, так старался быть нужным.

– У Кирилла сейчас хорошо получается – служба прям у него в крови. Он далеко пойдет, – подтвердил Роман наблюдения Дульцова.

Друзья замолчали и вновь обратили свое внимание на дорогу. За все время их разговора они почти не продвинулись в пробке.

– Что-то вообще встали, – заметил Дульцов раздраженно. В каждом его действии все более проглядывалось нетерпение: он стал резче трогаться и тормозить, то и дело принимался барабанить руками по рулю, ерзал на сидении и не находил себе места.

Но спустя еще некоторое время пробка потихоньку начала рассасываться: скорость движения потока постепенно увеличивалась, а левый от них ряд вообще освободился. Воспользовавшись моментом, Дульцов вывернул на него и, увидев, что полоса свободна еще как минимум метров на сто вперед до самого светофора, нажал на газ. Машина заметно ускорилась и начала быстро объезжать пробку, как вдруг из-за автобуса, стоящего в правом ряду, прямо им под колеса выскочил человек. Дульцов мгновенно среагировал: раздался визг тормозов, но расстояние было слишком маленькое, и столкновения уже нельзя было избежать. Человек получил удар в ноги, перелетел через капот, разбил спиной лобовое стекло и, откинутый от него вперед, упал перед машиной.

V

Роман повернулся к другу и взгляды их встретились. Глаза Дульцова, совершенно чумные от избытка адреналина, были широко открыты и налиты кровью; лицо его изобразило гримасу ужаса, вены на шее вздулись, губы подергивались. Он ничего не говорил, не шевелился, даже не убрал с руля дрожащие руки, а окаменев, глядел на Романа, которому от этого вида стало совсем жутко. Время для них остановилось: они сидели и смотрели друг на друга не больше пары секунд, которые показались долгими минутами. Роман почувствовал, что в этот момент выглядит ничуть не лучше, чем его друг: пот выступил по всему его телу, он тяжело и часто дышал и чутко ощущал каждый удар своего сердца, которое колотилось с бешеной скоростью. Через несколько секунд он опомнился и, повернувшись, посмотрел на дорогу, но не смог ничего разглядеть – лобовое стекло с его стороны от удара растрескалось, и все было испещрено мелкими трещинами. В этот момент раздался звук открывающейся двери и он, поняв, что Дульцов вышел из машины, поспешил сделать то же самое.

Дульцов был как загипнотизированный. Пройдя шага четыре он остановился, не найдя в себе сил подойти ближе, и молча смотрел на представшую его взору картину. Человек не вставал. Он лежал метрах в трех впереди спиной к автомобилю, поджав ноги и свернув спину колесом. Лица его оттуда, где находился Дульцов, нельзя было рассмотреть, но судя по телосложению и одежде, это был взрослый мужчина. Одет он был неопрятно: в черную куртку, порванную сразу в нескольких местах, мятые темно-коричневые брюки и сильно заношенные ботинки.

Дульцов не сводил с мужчины взгляда, пытаясь затаить в себе сбитое дыхание, отчего оно было нервическим, коротким и частым. Ему перестало хватать кислорода, голова закружилась, в глазах начало темнеть, но он как будто боялся вздохнуть полной грудью, пока, наконец, не увидел, что мужчина зашевелился. Чувство глубочайшего облегчения испытал он в этот момент, с его груди как будто сброшены были сковывавшие ее пудовые цепи; он перестал ограничивать свое дыхание и начал громко судорожно глотать воздух, жадно набирая полные легкие.

Отдышавшись Дульцов, сам не зная зачем, захотел вновь вернуться в машину. Он развернулся, но, не сделав ни единого шага, так и остался стоять на месте как вкопанный. Навстречу ему с автоматом наперевес шел полицейский: крепко сбитый мужчина среднего роста, на вид лет сорока пяти, с широким лицом, на котором красовались густые черные усы. Майор по званию, он двигался не торопясь, неуклюжей, но твердой походкой.

– Ваши документы, – приблизившись, строго сказал полицейский, даже и не пытаясь представиться.

– А? – испуганным взглядом посмотрел на него Дульцов. Произнес он это механически, сам не понимая, для чего переспросил то, что и так прекрасно расслышал.

Майор, как будто тоже понял, что его услышали, и казалось, вообще не заметил этого вопросительного восклицания. На его лице не дрогнул ни один мускул, и он молча продолжил настойчиво пристально смотреть на Дульцова, отчего тот совершенно растерялся.

– Да… сейчас…, – кое-как собрав мысли в кучу, вымолвил Дульцов. Засуетившись, он заскочил в машину, второпях отыскал там свое портмоне и, вернувшись к майору, судорожно начал доставать документы. Он совсем ссутулился, опустил голову и не только не смотрел на полицейского, а вообще не мог поднять взгляда. Руки его тряслись и не слушались, так что в попытке достать права, он уронил их на дорогу.

– Блин! – досадливо выпалил Дульцов.

Он наклонился, поднял документы и протянул полицейскому, но тот не спешил брать их у него из рук. Боясь пошевелиться, Дульцов исподлобья посмотрел на майора, который, пробуравив его грозным взглядом, медленно перевел его на водительские права, и только сейчас Дульцов заметил, что права были все измазаны в дорожной весенней грязи. С перепугу он уже хотел было вытереть их о брюки, но вовремя остановился, вспомнив, что в кармане у него всегда есть чистый носовой платок. «Значит, начинаю соображать», – неожиданно подметил про себя Дульцов, поняв, что оторопь, напавшая на него и полностью парализовавшее в первые минуты и тело и разум, постепенно стала проходить. Он достал платок и, еще не вполне подчиняющимися руками, развернул его, аккуратно протер права, после чего свернул и прошелся по ним еще раз чистой стороной. Полицейский взял документы, с самым подозрительным и преисполненным недоверия выражением лица посмотрел на фотографию, потом опять на Дульцова, после чего внимательно изучил права с каждой стороны, и ни слова не говоря направился к своей машине.

Только сейчас Дульцов начал анализировать сложившуюся ситуацию, постепенно формируя для себя целостную картину происходящего. Полицейский автомобиль, к которому направился майор, стоял прямо позади его машины и, по всей видимости, в момент происшествия ехал за ним или стоял неподалеку. Помимо усатого майора, который разговаривал с Дульцовым, в машине было еще двое полицейских. Один остался за рулем автомобиля, а другой подошел к лежавшему на дороге мужчине. Это был худощавый лейтенант лет двадцати, который сидел на корточках возле потерпевшего и что-то у него выяснял, но разобрать что именно, не было никакой возможности. Тут же неподалеку стоял Роман: похоже было, что он уже совершенно успокоился и пришел в себя.

На противоположной стороне дороги находилась остановка, которую уже начали заполнять зеваки. Приблизиться они никак не могли – для этого пришлось бы выйти на проезжую часть, но повинуясь неконтролируемому любопытству, некоторые люди подходили к самому краю тротуара, вставали на носочки и вытягивали шеи, чтобы разглядеть хоть что-то через разделяющий их поток машин. Посмотрев в их сторону, Дульцов на мгновение испытал чувство досады, неловкости и глубокой вины за то, что оказался участником столь неприятного происшествия, но это тяжелейшее состояние души, в перспективе обещающее многое, продлилось всего несколько секунд перед тем, как полностью раствориться во вспыхнувшем в ответ ему желчном отвращении к любопытствующим. Чтобы защитить себя от тягостных переживаний, подсознание Дульцова поспешило переложить вину за сложившуюся крайне неприятную ситуацию на собравшихся зевак, обвинив их в аморальном и безнравственном поведении. Он сдвинул брови, губы его скорчились в мерзкой гримасе. «Повывалили, шею тянут, чтобы только насладиться чужим несчастьем, – думал Дульцов, не замечая как эти мысли начинают уже рождать в нем злобу и агрессию. – Вон сколько за три минуты набежало, сразу обо всех делах забыли. Конечно! Здесь же намного интересней!». Отвернув голову и мельком взглянув на Романа, он поспешил сесть в машину.

Оказавшись в машине, Дульцов повернулся так, чтобы с остановки его никак нельзя было рассмотреть. Он отгородил себя рукой, оперев локоть на руль, и барабаня пальцами по панели, попытался трезво взвесить все обстоятельства, но мысли с трудом складывались в голове.

«С какой скоростью я ех..?», – только на секунду возник у него этот вопрос и даже не успел еще полностью сформироваться, как Дульцов поспешил убежать от ответа. Он до боли сжал глаза, обхватил голову руками, начал трясти ею из стороны в сторону и тихо замычал, пытаясь сбить свои мысли, не думать, забыть этот пугающий его вопрос. У него не получалось и он готов был уже отчаяться, как дверь открылась и в машину сел Роман.

Друзья с минуту молча смотрели друг на друга.

– Что там с ним? – с испуганным выражением лица тихо спросил Дульцов, кивнув в сторону лежащего на дороге человека.

– Не знаю. Вроде бы живой… Не знаю.

– Да что за ерунда! – неожиданно громко произнес Дульцов. – Ты видел, как он выскочил?

– Вообще! – с негодованием произнес Роман. – Откуда-то из-за автобуса, резко выпрыгнул. Я даже понять ничего не успел!

Слова друга и тон, с которым он их произнес, несколько подбодрили Дульцова, и он решился озвучить ключевой вопрос – тот самый, который только что не осмелился задать даже самому себе.

– Как думаешь, какая скорость у нас была? – спросил он еле слышным голосом.

Дульцов знал ответ не хуже Романа, но ответ был заключен глубоко внутри него, в подсознании, и он не мог найти в себе силы осознать его. Он боялся самого худшего и его мозг автоматически блокировал эти сведения, не позволяя их анализировать. И Дульцов задал этот вопрос Роману, в надежде, что тот сделает то, что он сам просто не в состоянии был сейчас проделать – осознает и озвучит ему правду, тем самым или укрепив его дух, или очень сильно пошатнув его. Он совсем опустил голову и посмотрел на друга исподлобья испуганным и умоляющим взглядом, подобно тому, как преступник смотрит на судью в надежде услышать от него только одно – помилование. Сказав же «…у нас была?» Дульцов неосознанно стремился взять Романа в соучастники произошедшего и повлиять, таким образом, на его мнение, чтобы его «приговор» был не такой тяжелый.

– Километров пятьдесят…, – ответил Роман, смотря другу прямо в глаза. – Точно не больше шестидесяти, – добавил он, сделав небольшую паузу, как бы взвешивая свой ответ.

– Ты думаешь? – уже громче, с забрезжившей надеждой в голосе спросил Дульцов.

– Не больше шестидесяти. Точно! – Роман произнес эти слова уверенно и четко, отчего Дульцов заметно приободрился и поднял голову. – А мент-то тебе что сказал? – спросил Роман, увидев, что мысли друга начали проясняться и решив воспользоваться этим моментом, чтобы попытаться вернуть ему конструктивный настрой.

– Документы попросил, – задумчиво ответил Дульцов, и тут же весь сморщился в чувстве глубокой досады. – Зачем я ему документы-то отдал?! Он попросил, а я машинально пошел и отдал, – принялся негодовать он на самого себя.

– Да отдал – и отдал. А что бы ты с ним, спорить стал? Права бы качать начал? – вопросительно и на удивление спокойно заметил Роман. – Нет, тут бы ты никуда не делся – так и так пришлось бы отдать…

В этот момент мимо машины со стороны Романа прошел лейтенант, по-видимому закончив с лежавшим на дороге мужчиной.

– Когда он к мужику подошел, тот ему что-то передал, – сказал Роман, кивая головой на проходящего лейтенанта.

– Что передал?

– Не знаю, я не разглядел. Книжку какую-то.

– Книжку? – озадачился Дульцов, но спустя секунду взволнованно воскликнул: – Надо же скорую вызвать! И дорожную полицию тоже!

– Майор наверняка уже по рации вызвал. Они сейчас вообще должны моментом приехать, – сказал Роман.

Дульцов впал в легкое замешательство. Он поразился логике рассуждений Романа и одновременно был озадачен своей недальновидностью: ясно было, что его друг уже давно пришел в себя и не в пример лучше ориентируется в сложившейся ситуации. При этом он внутренне порадовался тому спокойному тону, с которым Роман произнес эти слова – очевидно он не считал ситуацию такой уж безнадежной, какой она виделась в этот момент ему самому.

Вечерний сумрак быстро окутывал город, и вскоре включили фонари, из-за которых дальше проезжей части и нескольких метров от нее стало трудно что-либо разобрать. Пробки уже не было, и машины проезжали мимо вставших посреди дороги автомобилей, практически не замедляя ход. Друзья успокоились и сидели некоторое время ничего не говоря друг другу, пока Дульцов не прервал тишину:

– Странно, до сих пор лежит, – сказал он, смотря на сбитого мужчину.

– Действительно странно, – согласился с ним Роман, наклонясь влево ближе к Дульцову и вытянув голову, в попытке посмотреть на то, что творилось перед машиной, потому что со своего сидения решительно ничего не мог разглядеть.

Мужчина, между тем, не то чтобы даже не вставал, а, более того, похоже, вообще никак не двигался все это время. Он находился на дороге в прежней своей позе – на боку, свернувшись калачом спиной к машине. И хотя на улице приморозило, и талая вода не разливалась уже в таком количестве, как всего несколько часов назад, когда стояло солнце, но все равно было еще довольно сыро, так что мужчина лежал практически в луже.

Полицейских рядом тоже не было: они все трое о чем-то живо общались в своей машине. Майор сидел спереди, а лейтенант на заднем сидении, выставив голову и плечи вперед, чтобы лучше слышать историю, которую эмоционально рассказывал водитель. История эта, по-видимому, была очень забавная, так как майор периодически начинал весело хохотать, запрокинув голову и широко раскрыв рот, отчего его роскошные усы как будто оживали – они забавно приподнимались и шевелились. Лейтенант при этом тоже расплывался в улыбке и, потряхивая головой, весело хихикал, постоянно искоса смотря на майора, отслеживая его настроение и готовясь в любой момент, чуть что, прервать свой смех.

– Если бы он сам не мог встать, значит наверняка менты бы ему помогли, – размышлял вслух Дульцов. – Но они сидят спокойно в машине, получается, что вроде бы и ничего страшного. Что же тогда он не встает? Может быть он сильно повредился, и они побоялись его трогать до приезда врачей, – от этой последней мысли Дульцову стало нехорошо; глаза его беспокойно забегали, а сердце, не успев еще толком успокоиться, снова заколотилось в груди.

– Что же менты тогда оставили его одного? Если он очень сильно пострадал, вряд ли бы они сейчас так весело болтали у себя в машине, – заметил Роман, что немного успокоило друзей, но все равно никак не объясняло причины, по которой мужчина оставался лежать на дороге.

Вдруг откуда-то справа, на проезжую часть прямо перед машиной Дульцова выскочил молодой парень, лет двадцати, в легкой не по погоде курточке, спортивных штанах, кроссовках и без шапки. Пытаясь согреться, он плотно прижал руки к телу, пряча от холода кисти в карманах трико, отчего движения молодого человека были несколько неуклюжими и топорными, а издалека его вполне можно было принять за безрукого инвалида. Парень остановился метрах в пяти от автомобиля, прямо возле лежавшего на дороге мужчины, и, наклонив голову, внимательно с нескрываемым любопытством изучил его; после этого он обвел многозначительным взглядом машину Дульцова, развернулся, подождал пока проедут движущиеся в противоположном направлении автомобили, и быстро, так же несуразно – не вынимая рук из карманов, перебежал на левую сторону дороги к остановке.

– Во дает! – только и смог произнести Дульцов.

Друзья были обескуражены и удивлены даже не столько самим маневром молодого человека, сколько невозмутимым спокойствием, с которым он проделал его, совершенно не смущаясь того факта, что буквально каких-то тридцать минут назад на этом месте сбили человека. Они дружно посмотрели направо в попытке понять, откуда появился этот парень и почему он решил перейти дорогу таким образом, и им тут же все стало ясно.

Справа от того места где стояла машина Дульцова, прямо напротив остановки общественного транспорта располагался большой торговый комплекс. Завлекая покупателей, он сверкал сейчас огнем множества вывесок разнообразных цветов, форм и размеров. Чтобы попасть от остановки к магазину или наоборот, требовалось пересечь широкую четырех полосную проезжую часть с достаточно интенсивным двусторонним движением, пешеходный переход через которую находился метрах в шестидесяти дальше впереди, на перекрестке со светофором. Похоже было, что молодого человека совершенно не устроил вариант дойти до перекрестка, дождаться там зеленого сигнала светофора и, перейдя дорогу, идти столько же в обратном направлении, и он решил поступить более рационально – срезать путь и пройти напрямую. Для этого нужно было пропустить поток машин слева, добежать до середины дороги и, дождавшись пока откроется окно в потоке автомобилей, движущихся справа, перескочить на другую сторону. При этом проскочивший сейчас мимо них парень был далеко не единственный, кому такой способ перейти на другую сторону казался более привлекательным. От торгового комплекса к краю проезжей части напротив остановки вела широкая хорошо утоптанная в снегу тропинка – похоже, данный маршрут пользовался популярностью.

На этой тропинке возле самой дороги стояла сейчас низенькая старушонка в шерстяном платке и аккуратном, хотя и невероятно старом, темно-зеленом пальто. В одной руке у нее была небольшая женская кожаная сумка, а в другой – полиэтиленовый пакет с какой-то ношей. Выйдя к проезжей части, она пребывала в некотором замешательстве, не зная, что предпринять дальше. Старушка крутила головой, смотря то на другую сторону дороги (на остановку, куда ей требовалось попасть), то на светофор, где находился пешеходный переход, то на полицейскую машину, по-видимому, несколько ее смущавшую.

– Сейчас пойдет, – сам не веря до конца своему предположению, сказал Роман, не отрываясь смотря на старушку, в то время как Дульцов достал свой мобильный телефон и начал что-то в нем настраивать.

И действительно, подождав в сомнении еще с минуту, старушка решила перейти дорогу напрямик, справедливо полагая, что полицейские вряд ли в состоянии ей хоть как-то навредить, да и к тому же, в этот раз ей не надо было стоять посреди проезжей части между двумя оживленными потоками, так как машина Дульцова перекрыла целую полосу, создав на дороге прекрасный островок безопасности. Уличив момент, когда в потоке машин образовалось достаточное окно, бабушка, не спеша, сильно заваливаясь во время ходьбы то на одну, то на другую ногу, прошла по дороге и остановилась перед машиной ровно на том месте, где только что стоял парень в спортивных штанах.

Увидев, что старушка все же решилась на переход, Дульцов открыл свою дверь и, выйдя из машины, стал снимать на камеру ее перемещения. Заметили происходящее и полицейские – усатый майор выскочил вместе с лейтенантом из автомобиля и поспешил наперерез старушке.

– Здесь запрещено переходить улицу! – приближаясь к бабушке, сказал майор, стараясь сделать так, чтобы его слова прозвучали как можно более громко и внушительно, но при этом все-таки и не слишком грубо.

Но старушка даже не обернулась. Демонстративно игнорируя полицейского, она продолжила ждать, пока выдастся хорошая возможность перейти через встречный поток автомобилей. Своим полным безразличием к его требованию бабушка совершенно вывела майора из себя; он ускорил шаг, быстро достиг старушки, решительно обошел ее и встал прямо впереди, загородив ей весь обзор своей широкой фигурой.

– Вы слышите?! Здесь запрещено переходить улицу! – исступленно повторил майор с прежней громкостью, несмотря на то, что лицо старушки находилось сейчас только в нескольких сантиметрах от его рта. Было заметно, что он не привык видеть подобную реакцию (вернее, ее полное отсутствие) на свои слова, совершенно растерялся и не знал, как повести себя в такой ситуации. Он навис над старушкой, в негодовании уставившись на нее сверху вниз своими выпученными глазами, а его широкое идеально круглое лицо налилось краской и приобрело такой яркий, и даже бардовый цвет, что он поразительно стал похож на синьора помидора, который почему-то устроился на службу в органы внутренних дел.

Устрашающий вид и поведение стража порядка, однако же, нисколько не смутили старушку, потому что она разверзлась на майора такими выражениями, что тот совершенно опешил и, отстранившись назад, лишь удивленно на нее уставился. Проведя ошеломленному полицейскому краткий курс этики общения с пожилыми дамами, бабушка развернулась и, тоже уже порядком заведенная, пошла через дорогу к остановке, на этот раз не дожидаясь пока появится окно в движущемся потоке и вообще не глядя по сторонам. Она шла тем же неспешным, заваливающимся шагом, под дружный аккомпанемент автомобильных клаксонов, уверенно и нисколько не смущаясь останавливая возле себя проезжающие машины.

Майор с совершенно потерянным выражением лица молчаливо проводил ее взглядом. Вид у него был как у человека, который решительно ничего не понимает, но к его несказанной радости, судьба очень удачно подкинула ему счастливый подарок – обернувшись, он обнаружил рядом с собой лейтенанта. Лицо майора резко преобразилось: удивленно поднятые брови опустились и нахмурились, приоткрытые губы сомкнулись, сложившись в недовольную гримасу, голова запрокинулась назад, а подбородок приподнялся.

– А ты что рот разинул?! – гневно прокричал он лейтенанту. – Беги скорее вон тех останавливай! Не видишь что ли, что у тебя там уже целый табун собрался?!

Получив нагоняй от майора, перепуганный лейтенант поспешил на другую сторону дороги, к тропинке, где на обочине действительно уже успело столпиться несколько человек. Воодушевленные примером старушки, они стояли в ожидании возможности проделать аналогичный маневр.