Знал бы он, как всё было на самом деле. Не крылья ангела спасли меня, а грязное нутро канализации, а впоследствии, вероятно, люди Цимбала, которых я там встретил, и от которых, опять-таки, сбежал, оказавшись за городом, охваченный бредовыми видениями. Однако тот факт, что Трифон и его сподвижники под пытками якобы назвали имя Самуила, вызывал у меня множество вопросов. Коллективные галлюцинации или божественное провидение? Я настолько запутался в хитросплетениях происходящего, что попросту вытеснил всё с ними связанное из головы, сосредоточившись на настоящем. В конце концов, теперь это не так важно.
– Ты заслужил право носить багряный доспех, пожизненно. Обещаю, сын мой, когда я воссяду на место Великого магистра, ты займешь достойное место подле меня. Слишком мало у нас осталось надёжных и преданных людей.
От этих слов я испытал двоякие чувства, будто всё еще не веря в случившееся. Мой брат – будущий император, а сам я, в свои неполные восемнадцать, заслужил багряный доспех и право быть подле Великого магистра. Голова шла кругом. Последние слова Августина прозвучали, как по мне, скорее уничижительно, будто мою кандидатуру он рассмотрел лишь по причине нехватки кадров, но я постарался не думать в этом ключе.
– У меня есть еще кое-что. Это насчет двух послушников, работавших в кабинете дознавателей, – неуверенно начал я.
– Не волнуйся, я прекрасно знаю, кто стоит за этим маленьким заговором. Малолетние отравители мне совершенно неинтересны. Конечно, пригревать змею у сердца я не буду, и потому освобожу их от службы Антартесу. Но вот исполнителей отпустить я не смогу, с ними, считай, уже покончено.
Цикута повертел перо в руках, начал было укладывать его в своём обычном порядке параллельно краю стола, в строгом согласовании со всеми остальными предметами, но внезапно остановился, будто старая привычка вызвала у него приступ зубной боли.
– До тех пор, пока каждый из нас не займет причитающееся ему место, даю тебе возможность как следует отдохнуть. Тебе немало пришлось пострадать за правое дело, и ты заслужил передышку.
Августин наконец улыбнулся мне тем особым образом, от которого на душе всегда становилось тепло. Но на этот раз улыбка эта вызвала у меня только чувство тревоги. Мне просто необходимо было поговорить с Альвином: боюсь, что-то тут было не так.
На обратном пути, минуя коридоры и лестницы, не замечая ничего вокруг, я будто бы совершенно случайно наткнулся на теперь уже бывших младших дознавателей. В последнюю очередь мне сегодня хотелось рассказать им о том, что я услышал от Цикуты, но деваться было некуда.
– Отстранение от должности – не так уж и плохо, если сравнивать с пытками и сожжением заживо.
Каддарец невесело улыбнулся, будто ожидая какого-нибудь подвоха. На его месте я бы и в самом деле не стал расслабляться, лучше воспользовавшись моим советом, чем оставшись здесь, подвергая себя лишнему риску. Цикута вполне мог скрывать за своими словами совершенно другое, но раз организаторы покушения всё ещё живы, значит, велика вероятность, что таковыми они и будут оставаться.
– Но как же Вит и Игнатий?
Экер, как и всегда, не мог не вмешаться. Чем-то он мне напоминал Августина в своём эгоцентризме. Пусть он не обладал ни умом, ни харизмой, да и вообще ничем другим, чем обладал Цикута, в упорстве этим двоим не было равных.
– С ними всё кончено, брат мой, – Ма̀ксим осторожно положил руки на плечи Экеру, пытаясь увести его прочь, но тот вырвался и со злобой двинулся на меня.
– Это всё из-за тебя! Ты ведь обещал!
– Я ничего не обещал. Кто я такой, по-твоему, чтобы указывать Цикуте, как ему поступать с теми, кто его собирался отравить? Скажи спасибо, что сохранил свою жалкую жизнь.
– Ты – самый настоящий предатель! Ты с самого начала был на его стороне и подговорил меня ничего не говорить Трифону. В результате вначале он вытер об меня ноги, а теперь этот раскольник Цикута вышвырнет меня из ордена.
– В этом виноват только ты один. Сам же выдал меня, а теперь называешь меня предателем.
Не желая более слушать несущиеся на меня проклятия, я пошел прочь, благодаря судьбу за то, что всё наконец закончилось. Даже этот маленький инцидент не мог испортить мне настроение, которое с каждым шагом становилось всё лучше. Впереди, как мне казалось, меня ждало безоблачное будущее, полное неизвестных доселе возможностей. Обо всех «но» я старался попросту не думать.
Глава 19
Доподлинно неизвестно, откуда у тех, кого сегодня принято называть Первыми всадниками, появились мечи, свойства которых иначе как сказочными не назовёшь. Легенды и народная молва говорит одно, но на деле выясняется другое: эти самые первые всадники были обычными офицерами обыкновенного легиона, основавшего Стаферос две сотни лет назад. Не существует ни единой записи о том, что подобное оружие было добыто или во времена Пятой империи или получено в награду или же в качестве подарков, выкупа или чего-нибудь ещё. Мечи эти, больше похожие на артефакты глубокой древности, будто бы возникли из ниоткуда, а те, чьи предки их когда-то раздобыли, либо не имеют ни малейшего понятия об истинной природе происхождения своего наследства, либо хранят его тайну пуще собственной жизни.
Антоний Струла, Жизнеописание престольного града.
Почти год прошел с той поры, когда в дом мой постучался послушник, посланный Трифоном по мою душу с вестью об убийстве Дарбина. Не стало ни Трифона, ни, вероятно, того послушника, да и сам я, наверное, не обошелся без перемен. Глядя теперь в зеркало, не узнавал того беспечного юнца, каким был прежде, хоть повзрослел я всего на один год. Вместо плешивого пушка на подбородке отросла светлая бородка, ушла припухлость щёк, скулы теперь выпирали как два утёса над морской пучиной. На теле изрядно прибавилось шрамов, впрочем, почти незаметных в сравнении с тем, который багровел посреди живота, и при взгляде на который меня каждый раз невольно передёргивало.
На улице снова стояла жара, теперь не такая чудовищная, как прежде. Погода, скорее, солнечная и приятная, а не удушающая. Дома всё так же хозяйничал старый Грев, всё такой же выслуживающийся напоказ пьянчуга, за спиной хозяина таскавший дешевое вино из ближайшего кабака, разрывающийся между холодным кувшинчиком и девкой из лупанария. Здесь, в старом моём обиталище, ничего не изменилось, кроме выпотрошенного тайника в полу за кроватью, в котором раньше лежал Трибун. Из открытых окон струился запах нагретой мостовой и пальмовой листвы, всё так же пытающейся проникнуть ко мне в спальню.
Я не стал возвращаться к Виктору и передавать ему слова Августина: в этом более не было никакого смысла. Нас никогда не связывали родственные, и тем более, дружеские чувства, и сообщать брату о текущем положении дел мне попросту не хотелось. Вместо этого я связался с Альвином, встретиться с которым мне удалось вечером того же дня, после разговора с инквизитором. Он с неохотой поведал мне о своих злоключениях, истребляя неразбавленное вино в огромных количествах. Об участии Виктора в его судьбе я решил ничего не говорить.
– Меня недолго продержали под арестом. Тем же вечером я уже был в родительском имении, которое мне, по правде говоря, покидать тоже было запрещено. Больше всего меня тревожила твоя судьба, учитывая, что ты едва отправился от раны и, кажется, только-только начал сносно передвигаться без посторонней помощи.
– Главное, что теперь со мной действительно всё в порядке.
Чтобы рассказать всю историю целиком мне понадобилось несколько часов, за которые Альвин успел порядком набраться. Прежде мне не доводилось замечать за ним подобного поведения. Но кто же из нас остался прежним? Вопросы сыпались на меня нескончаемым потоком, пока Альвин выстраивал в своей голове картину происходящего, мне же оставалось только терпеть и дотошно объясняться, ведь именно за этим я к нему и пришел.
– Меня очень беспокоят три пункта в твоей истории: кто такая Сира, и кто написал тебе письмо от имени Цикуты? А самое главное, что произошло в ночь, когда в капитуле произошел пожар? Без Сиры и письма ты бы так и не отважился прийти прямо в руки Трифона.
– У меня, честно говоря, нет вариантов.
– А еще ты забыл спросить, зачем же Трифону понадобилось тебя травить. По твоим словам, общался он с тобой вполне дружелюбно, и даже заверял, будто не знает о твоей связи с главным врагом Калокира.
– Быть может, он просто наблюдал, на каком моменте я проколюсь. Очевидно, он обо всём если не знал, то хотя бы догадывался. Августин предостерегал меня относительно него, но слишком уж поздно.
– Зря ты помог этому мерзавцу отправиться в Чертоги столь быстро. Наверняка рано или поздно он бы сам заговорил, и выдал много интересной информации.
– Плевать. Всё уже кончилось, и кончилось как нельзя лучше: Фирмос взойдет на трон, а Цикута будет плясать перед ним так, как тот пожелает, за возможность окончательно отобрать свободу у церкви. Орден снова един и неделим, и верой и правдой служит интересам нового императора.
– Еще предстоит разобраться с ректором и теми, кто ему помогал. Если он не дурак, наверняка он уже слишком далеко от границ империи. А он не дурак. Есть, однако, кое-что, чего тебе следует опасаться: лунница, насколько мне известно, вызывает кратковременные бредовые видения, но ты упомянул, что они сохранялись у тебя целыми неделями. Я бы на твоём месте был более аккуратным со своим здоровьем и воздержался от каких бы то ни было напряжений.
– В каком смысле?
– Чтобы окончательно умом не тронуться, понимаешь?
– Вполне.
– И за это, несомненно, нужно выпить.
И мы выпили. В итоге мне пришлось нанимать паланкин, куда погрузили мертвецки пьяное тело Альвина. Если даже он не стал беспокоиться о тех мелочах, что прежде грызли мою душу и разум, мне и подавно не следует обращать на них внимание. Вероятнее всего, Сиру послал сам Трифон, дабы завлечь меня в капитул, пусть такой шаг и выглядел несколько экстравагантно. Об этом теперь не стоило и думать. Я вышел в ночь из «Цветущей Эвридики» и зашагал к дому, наслаждаясь прохладой и тем, что всё сложилось так, как надо. Интересно, как обстояли дела у Домнина? С тех пор, как мы расстались, от него не было никаких известий. Я бы наверняка узнал о его смерти, так что дело было в чём-то другом.
***
Спустя пять дней, как и предсказывал Цикута, в город вернулась вся моя семья в полном составе, вместе с легионом протекторов. Война почти закончилась, хоть и не победой, но почти ничьей. Разграбив и опустошив Мелькат, и даже уничтожив крепости, запирающие перевалы на пути к Ахвиллее, легионы так и не смогли прорваться к главным рубежам противника, завязнув в кровопролитных боях у самых границ. Единственная крупная победа на море также не сыграла значимой роли, поскольку к войне против Феникса, разделавшегося с большей частью флота противника, подключились сохранявшие прежде нейтралитет государства, заинтересованные в военном и торговом паритете между двумя государствами-гигантами на мраморном море. Но отцу и брату и так уже было не до войны: зарезав бывшего императора и его мать, и утопив их тела в заливе, подкупив гвардию щедрыми посулами, они тут же бросились к столице, желая как можно быстрее утвердиться в правах на трон и оттеснить конкурентов, если потребуется. Желающих оспорить права Фирмоса на золотую тогу не нашлось, что неудивительно, поскольку помимо гвардии, не блещущей своей безоговорочной преданностью, город контролировали еще и воины ордена Антартеса, предводитель которых, известный теперь уже на всю империю инквизитор, которого прозвали Цикутой, объявил нового венценосца наместником Антартеса на земле, устроив службы во всех храмах столицы во славу нового императора.
Я же, помимо багряного доспеха, получил еще и должность эмиссара ордена. Что это значило, я пока еще толком не знал, но и так было понятно, что по молодости лет никакой ответственной работы мне бы не поручили. Эмиссар – это, скорее, почётное звание, чем нечто определенное, но меня это более чем устроило. Отец также выразил свои чувства, когда отошел от бурного восторга по поводу столь неописуемого для него взлёта своего дома.
– Ты славно послужил своему дому, сын мой, – серые глаза отца лучились веселостью, наблюдать которую в последний раз мне доводилось довольно давно, – ты, к тому же, показал немалое мужество в битве, которое я хочу похвались отдельно. Я рад, что не ошибся, доверив тебе родовой меч. Теперь же о важном: после церемонии воцарения Фирмоса, тебе предстоит связать свою жизнь узами брака с Виргинией Мелий. Виктор, насколько мне известно, уже просветил тебя.
Меньше всего мне сейчас хотелось думать об этой свадьбе. Последние дни я чувствовал себя абсолютно опустошенным, как будто и меня выжали все соки, но в образовавшуюся внутри пустоту больше нечего было поместить. Одолевавшая меня последние дни грусть казалась мне беспричинной, и почему-то больше не получалось радоваться тому, от чего я только недавно был в восторге. К грусти примешивалась затаённая до времени злость, будоражащая душу. Я перевел взгляд с довольного жизнью отца и взглянул на мать, как всегда безучастную. Её полуприкрытые веки и полная расслабленность и отстранённость выражали только глубокую скуку и безразличие. Виктор был её полной копией, когда принимал дурман, к которому он вернулся вскоре после приезда отца.
– В десятый месяц жатвы вы станете законными супругами. Мне еще предстоит подумать над твоей службой ордену, поскольку для тебя, вероятно, найдётся более подходящее место, достойное брата самого императора. Всё-таки насаждение веры и пытки еретиков – дела не слишком благородные.
– Теперь иди, – помолчав немного, будто раздумывая над чем-то, закончил отец.
Мне не оставалось ничего другого, кроме как согласно кивнуть, поскольку мнение моё, само собой, не имело никакого значения. Свадьбу с незнакомой мне девушкой я ещё мог стерпеть, но вот от ордена отказываться не собирался. Я очень рассчитывал сбежать куда-нибудь подальше, как только закончатся свадебные торжества, в тот же Мелькат, частично оккупированный теперь войсками империи после окончания войны. Пытки еретиков и вправду занятие не слишком благородное, но кому-то же нужно делать и эту работу. В большей степени меня манили далёкие земли, и я бы с радостью умчался в них сей же час, если бы Августин отдал такой приказ.
Фирмос готовился к принятию власти и, по моим прикидкам, это должно было занять не одну неделю. И отец и мать были заняты только этим, поэтому никто из них даже не спросил о том, как моё здоровье. Наверняка они знали о том, что я едва не погиб, но как и всегда «едва» для них ничего не значило. Виктор же, по всей видимости, переживший не слишком простой разговор с отцом, на некоторое время отошел от дел, вовсе покинув Стаферос. Я же занялся тем, чем занимался прежде: абсолютным бездельем.
Но прежде я всё-таки уделил время встрече с Цимбалом, который ещё глубже запрятался в свою нору на окраине города. Дела у него шли как нельзя лучше, потому как деньги, полученные от меня, бывший легионер потратил с максимальной для себя и своего положения пользой. Убежище его, с виду похожее на развалины, внутри выглядело ничуть не хуже дома какого-нибудь богатого купца. Вкусом Цимбал оказался не обделен, несмотря на кажущуюся твердолобость.
Когда мы наконец остались вдвоём для разговора с глазу на газ, я напрямую спросил его о событиях той ночи.
– Моим людям удалось пробраться в капитул, как и договаривались. Вот только никакой женщины, о которой ты говорил, мы не нашли. Нужно было сворачивать операцию ещё тогда, когда её не обнаружилось в условленном месте, но я отчего-то решил рискнуть.
– И что потом? Как ты рассчитывал найти меня без её помощи?
– Не знаю, кир, я просто чувствовал, что тебе грозит опасность, и не особо раздумывал.
– Так вы всё-таки нашли меня?
– Да, но… Ты был уже мёртв, по крайней мере, мне так показалось. Поэтому мы вынесли твоё тело, то есть, тебя, и оставили в схроне, чтобы потом, значица, забрать. Но ты исчез, а потом вдруг объявился живым и здоровым.
Голос Цимбала дрожал от волнения, и в своих объяснениях он перескакивал с начала на конец и обратно, но общую суть мне всё-таки удалось уловить.
– А как же пожар?
– Это моя заслуга, – гордо улыбнулся Цимбал, – поняв, что денег с тебя не стрясти, я решил хотя бы отомстить. В итоге я пробрался туда, куда ты мне рассказывал, и поджёг всё к демоновой матери. Раз десять, если память не изменяет, заблудился, но до цели дошёл, будто какое-то провидение меня вело.
– И в итоге выполнил заказ в полной мере.
– Это я уже много позже узнал. Очень я испугался, когда ты ко мне пришёл, думал, призрак твой решил по счетам заплатить, раз свою часть сделки я выполнил. Так ведь оно по-честному. Потом, конечно, осознал свою ошибку, и крепко задумался, как же так вышло. Да только не решился спросить прямо.
– Не ты один не решился.
Всё-таки пожар в цитадели оказался не случайным. Но Трифон, по всей видимости, даже не понял, что имел место поджёг, а не несчастный случай. Очередной фрагмент мозаики встал на своё место, и картина произошедшего сложилась окончательно. Волновало меня только одно белое пятнышко, которое никак не удавалось закрыть: кто же такая Сира, и, если она и была, то куда подевалась? Я перерыл весь капитул, но не нашел никого даже похожего на неё. Её не числилось среди приписанных к капитулу рабов, не была они ни служанкой, ни специальным агентом. Теперь, когда в ордене пришел к власти Цикута, все необходимые сведения оказались у меня в руках, но ответа на свой вопрос я так и не получил. Таинственная Сира исчезла точно так же, как и появилась.
– Но всё-таки, кир, ума не приложу, как тебе удалось выжить. Ты ведь даже не дышал, и весь холодный был, точно мёртвый.
– Возможно так оно и было.
На новые вопросы Цимбала я уже не ответил, ц�