Веллоэнс. Царские игры

На этот раз ели пойманного Авениром лисенка. Руки волхва горели от ссадин и укусов, ноги сбиты об камни, лицо в царапинах от еловых лап. Зверек был хитрым и изворотливым, Нир охотился за ним несколько часов, а когда все же поймал, то встретил яростный отпор.

Марх позволил хорошо прожарить мясо, помог омыть раны и перевязал их лечебными травками.

– Зачем надо ловить зверя вживую? Разве нельзя было подстрелить из лука? И зачем столько тренировок? Я и так почти стал калекой.

Тарсянин ухмыльнулся:

– Вот скоро я тебя отправлю зайцев ловить. Не всякий человек добудет лису, но и лиса добудет не всякого зайца. Они изворотливы, постоянно петляют, а если схватишь – смотри, чтобы лапами под дых не дали.

Авенир с негодованием зрел на сабельщика. Тот развел руками:

– Неужто устал? Ты думаешь, что магам не нужно быть быстрыми и выносливыми? Скорость – это единственное, что может тебя спасти, когда супротив тебя более могучий соперник. Да и что ты будешь делать в землях Фаэлсиргра, где твои чары могут быть бессильны?

– Так мы ведь отправляемся в Веллоэнс!

Марх пожал плечами:

– А крюк делаем через Озеро. До Фаэлсиргра рукой будет подать – может и заскочим в гости. Никогда не знаешь, куда отправит тебя Фортуний. – Сабельщик закинул тюк на плечо. – Пора в деревню. Реджекет сказал, что сегодня бесёнку исполнится тринадцать.

Нир взглянул на соратника, на лице возникло недоумение:

– Ты знаешь, что делать?

– Знаю, – сказал Марх таким тоном, что юноше стало не по себе.

На деревню упал вечер. Потемнело. Небо затянули тяжелые тучи, закат раскрасил их в зловещий багровый цвет.

«Кровь на небе – кровь на земле» – вспомнил Марх древнюю поговорку.

Жители попрятались, накрепко заперев дома на засовы, наблюдали через узенькие смотровые щелки. Реджекет стоял рядом с Авениром, спереди, сжимая ятаган и осматриваясь, насторожился Марх.

На улицу вышел чудовищного облика пес. Дожи показался Авениру в полтора раза крупнее. Под черной гладкой шкурой перекатывались тугие жилы, хребет выпирал из прорех длинными острыми костями. Пылающие огнем глаза неотрывно следили за полноватым Реджекетом, из глотки слышалось глухое рычание, пасть исказилась в дьявольском оскале. Сабельщик крикнул:

– Проси прощения!

Светловолосый мужчина побелел, руки затряслись, глаза выкатились. Он попытался что-то произнести, но наружу вырвался лишь испуганный возглас.

– Проси прощения! Как учил!

Реджекет стоял молча. Дожи, словно не замечая Марха, кинулся на крестьянина. Тот, придя в себя, бросился наутек. Сапог воткнулся в ямину и мужик, подняв клубы пыли, растянулся на дороге. Пес догнал жертву. Раздался короткий вопль.

Тарсянин замер, держа двумя руками ятаган. У его ног лежал, закрыв руками голову, дрожащий Реджекет. На старосте валялось обезглавленное тело толстого мальчишки, густая кровь фонтаном выплескивалась наружу, тяжелые капли падали на землю, на одежду, лицо светловолосого.

Марх презрительно плюнул:

– Гордись отец! Ты не только отказался от воспитания сына, но и не смог попросить у него прощения. Знай, твоя мягкотелость убила его.

Сабельщик взглянул на волхва:

– Больше нам здесь делать нечего. Отправляемся в Кроуфилд, поищем подходящий караван.

Когда деревенька осталась за плечами, Авенир схватил Марха за плечо:

– Зачем ты убил его?

Тарсянин огрызнулся:

– Я хотел всего лишь подрезать сухожилие. Готов поклясться, клинок удлинился и по форме стал подобен мечу – тяжело вздохнув, добавил. – Что сделано, то сделано, идем.

Через два дня дорога заметно расширилась, по обеим сторонам растянулись пашни. Тут и там работали мужики – раскидывали навоз, окучивали картошку, поливали молодые всходы. Путь вывел к светлым хоромам. Гладкие обструганные бревна прилажены ровно, дерево просмолено, щели плотно забиты. От калитки к дому вела вымощенная отесанными камнями дорожка. Во дворе сновала прислуга – кормили животину, прибирали поляну, собирали с кустов-деревьев урожай. Из просторной будки лениво выполз поджарый пес – сердито взглянул на чужаков и, решив, что опасности нет, фыркнул и скрылся от жары в прохладных покоях.

Мужчины остановились возле красивой, расписной двери. Некогда умелый резчик изобразил на дереве сокола, умертвлявшего ворона. Лак местами скололся, под новым слоем проглядывали светлые трещины.

За спиной раздался удивленный возглас. Марх с Авениром обернулись. Позади, в крестьянской робе стоял коротко остриженный Пармен. Тело перекошено, цыган сильно прихрамывал. Обе ноги свернуты, левая рука неестественно сгибается в плече. Видно, что после падения многие кости треснули, сломались. Каким-то чудом раны не воспалились, заражение миновало, жар и лихорадка отступили. Все срослось, но неправильно, уродливо, искалечив на всю жизнь.

Чернец потупил взор, зарделся. По щекам потекли слезы, раздался всхлип. Юноша начал поворачиваться, захотел уйти, скрыться, забыть изломавшую его судьбину. Вдруг ощутил, как сильные руки друзей обняли за плечи, сжали в объятьях. Так они и стояли втроем – плача, смеясь, проклиная тяжелый рок и благодаря богов за дарованную жизнь.

Хозяина дома звали Тулон. Полный, бородатый весельчак средних лет, с радостью принял гостей. На обеде он щедро потчевал мужчин вареной картошкой, сельдью, окрошкой и грибами, служанки разливали холодный квас. Облаченный в размашистый льняной кафтан, толстяк развалился в широком, заваленном подушками, кресле. Его супружница была под стать мужу: кровь с молоком, от каждой шутки женщина прикладывала на грудь ладонь и заливисто смеялась – светлые телеса ходили волнами, а в ушах еще долго звенело. После первой смены блюд Тулон отослал жену и служанок вон. Рассказал немного о себе – что живёт припеваючи, торгует зерном и медом, детей боги не дали – да он и не просит. Затем Тулон приналег на сладкие булки и начал выспрашивать гостей о приключениях. Авенир неторопливо вел беседу, что-то опуская, где-то приукрашивая, сгущая краски – то заставляя толстяка замирать в ожидании, то веселя нелепыми случаями.

Жадно выслушав истории, купец чуток погрустнел:

– Эх, хотел бы и я испить ту же чашу. А то живу скучно как-то. Болею сильно, лихорадки частые – с животом таким тяжело.

Тулон оглянулся, понизил голос:

– А тут еще и наваждение привязалось. Сижу на скамейке, помогаю жинке сало нарезать. И мысли в голове – полоснуть ей по горлу. Или печь разошлась – и охота подцепить головёшку, да закинуть в угол, чтобы терем подпалился. Я уже все грехи искупил, во всех капищах жертвы принес. Вот, юродивого приютил, не посмотрел, что глаз и волосы черны. Даже к другой деревне путь через лес рубить приказал – слыхал, там источник целебный. Может ты, чаровник, поможешь? Травок каких-нибудь дашь, или поворожишь?

Волхв помолчал, опустил глаза в пол:

– Рад бы, да не хватит моей силы для такого дела. Тут нужен очень могучий маг.

Толстяк грустно вздохнул. Авенир ударил себя в лоб:

– Что же я за тугодум! Есть же у нас маг могучий. Рядом сидит. Марх, окажи милость, исцели барина!

Купец недоуменно уставился на Марха:

– Ты чародей?

Марх ухмыльнулся:

– Низко летаешь, хозяин. Чародеем я еще в юности был. А сейчас уже не чары творю, а жизнь! Только учти – на твою немощь обычные заклятия не подойдут. Тут по-особому волхвовать надо. Демонов никакими силами не выгнать, только обмануть, чтобы сами ушли. Пусть думают, что попали в крестьянское нутро.

Высокая сосна с треском накренилась и, описав полукруг, шумно рухнула на мягкую лесную землю. Тут же подбежали мужики с тесалами – отрубали ветви, счищали кору, пилили ствол на чурки. Тулон находился здесь же. Одетый в льняную рубаху, с флягой на поясе, толстяк закидывал коротыши на телегу. Едкий пот щипал глаза, плечи покраснели от жаркого солнца, легкие болели. На обед со всеми разделил краюху черного хлеба, сваренные вкрутую яйца и желтый овечий сыр.

Вернулись с просеки вечером. Прохлада пригнала гнус, мошкару. Марх запряг коня и заставил хозяина вспахивать небольшое поле. Уже к ночи, выйдя из бани, распаренный Тулон пришел домой и даже не сев за стол, рухнул в кровать.

– Не слишком ли ты его гоняешь? – волхв стоял в сенях, вдыхая свежий ночной воздух.

– Ты прав, акудник, – сабельщик начищал ятаган. – Не слишком. Пусть с завтрего еще и воду из колодезя сам таскает.

Под утро, дав наставления и проводив барина к лесорубам Марх, Авенир и Пармен с груженой телегой отправились в ближайший торговый город.

Глава 7. Андор

Четвертые сутки, не переставая, лил дождь, небо сплошь было затянуто черными угрюмыми тучами. Сегодня природа буйствовала как никогда. На отряд обрушивались тонны воды, свирепый ветер яростно выл, студил тело. Копыта коней вязли в грязи, животные испуганно ржали. Пришлось спешиться, крепко держа за узду, вести через непроглядную пелену. Сапоги застревали в чавкающей земле, мутная жижа заливалась вовнутрь, одежда противно липла к телу, а кольчуга неимоверно давила на плечи.

Андор с воинами взбирались на всхолмье. Колеса повозок проскальзывали, мужчины вцепились в края и толкали, что было сил. Один не удержался, руки проскребли по мокрому дереву и горемыка пластом грохнулся в серое месиво. Царевич отдал приказ раскинуть лагерь на ближайшей поляне. Похудевший и бледный, он походил на мертвеца, только глаза горели живо, и голос звучал невероятно сильно, когда воевода подбадривал соратников.

Вход в палатку вектира приоткрылся, вошел Андор. В тусклом свете свечи лицо мужчины приобрело желтоватый оттенок, под глазами явственно чернели синяки, делая его похожим на упыря.

– Эта проклятая слякоть совсем меня доконала. После болота с его гнусом и кеттинских затхлых могильников, больше всего я хочу попасть в теплое сухое место. Хану, где мы сейчас?

Мужчина в плотном фиолетовом балахоне разложил карту. Хану стал вектиром в двенадцать лет. Его отец-шаман, пообещал богам посвятить сына в целители, если те спасут мальчика от воспаления. Хану потерял правую кисть. Вместе с нею лишился и мужских признаков, но сохранил жизнь. Сейчас на месте обрубыша красовалась искусственная, из черного серебра, пятерня – вектир слыл не только умелым целителем, но и талантливым инженером. Евнух ответил, высокий голос позванивал:

– Милорд, мы должны быть в трех днях пути до жилых земель кеттинов. Не могу определить точное место, ведь небо закрыто. Позаботьтесь о себе, царевич. Нам нужен сильный воевода, а у вас все признаки чахотки.

– Обо мне не волнуйся. Этот жар внутри согревает от непогоды. Куда нам двигаться дальше?

– На запад. Дайте отряду отдохнуть, все они измучены этой ужасной дорогой.

– Что ж, ты прав.

Андор закашлял. Сплюнув на землю сгусток бледной слизи, посмотрел на вектира:

– Повели лабазнику выдать на каждую палатку по фляге вина. В последнее время я что-то не слышу веселых разговоров и песен.

– Слушаюсь, милорд, – Хану протянул царевичу кувшин. – Я настаиваю, чтобы Вы выпили зелье, оно придает сил и укрощает внутренний огонь.

Дойдя до своей палатки, Андор предался размышлениям. Во рту противно отдавало зельем, но лихорадка отступила, дыхание стало спокойнее, кашель прошел. Эти несколько дней стали для его разведчиков сущим адом. Мрачные вести дошли до Веллоэнса. Кеттинские земли неспокойны, на поселения Веллоэнса совершаются набеги, а их сцер жаждет захватить новые поля для выпаса. После посвящения, каждый из детей должен выполнить задание Отца, дабы показать свою верность и способность служить царству. Ему выпал жребий по душе – разузнать обстановку в тревожных землях, достать доказательства и, если Высший будет благосклонен – заполучить толкового языка. Миссия каждого царского отпрыска хранилась в секрете и никто не ведал, что будут делать остальные. Что ж, разведки, походы и битвы Андору были ближе, чем остальной родне. Лавиен с Ионнель слишком привязаны к шелкам, деньгам и пирам – недаром они близнецы. Феанор, младший – хороший и спокойный, но уж слишком слабохарактерный и хилый. Андор испытывал сильную любовь к простоватому, хоть начитанному и искреннему братцу. Эх, его бы в поход месяца на два! Жареное мясо, битвы на деревянных мечах, охота на вепрей, хотя нет, лучше загонять оленей. И вся хворь из младшего выйдет, будет веселый, загорелый, крепкий. А книги – дело хорошее, но в меру, всех ведь не прочесть и за тысячи лет…

Царевич проснулся от противных спазмов в желудке. С трудом разлепив веки, обнаружил, что лежит, раздетый, на аккуратно разложенной спальной подстилке, укрытый тонким атласом. Солнечный свет, проходя через материал палатки, освещал внутренности мягким зеленоватым сиянием.

Натянув полотняную рубаху, Андор вышел наружу. Воины просушивали скарб, трое жарили подстреленного оленя. Подошедшему царевичу протянули пласт ароматного мяса и кувшин с теплым бульоном. Рот наполнился слюной. Мужчина, обжигая рот, откусывал куски, старательно пережевывал, запивая вкусным похлебовом. Когда прошел первый голод, воевода потребовал сыра и слабого вина. Наевшись до отвала, с удовольствием ощутил, что силы возвращаются.

– Рад, что Вы в добром здравии, милорд.

Звонкоголосый вектир стоял неподалеку, почтительно склонив голову. Фиолетовый с черными полосами балахон отражал солнце, казалось, что от евнуха исходит сияние.

– Хану, видать, старею. Я никогда раньше не просыпал побудку.

– Ты пробыл в забытьи двое суток, царевич. Лихорадка могла увести в мир теней и целитель дал очень сильное снадобье.

Андор обернулся. Сайтахан оторвался от жарки оленя и горячо обнял соратника. Его с Андором связывало много событий. С детства южанин служил юному царевичу пажом, вместе изучали бой на мечах, воровали с царской кухни пироги. Чуть выросши, вместе охотились в царских лесах. Там, на охоте и случилось несчастье. Сайтахан загонял вепря, обезумевший зверь застал его врасплох и намеревался распотрошить парня. Андор бросился с коня на животное с бойцовским ножом и темное лезвие полоснуло самца по шее. Горячая кровь обагрила лесную траву, кафтан царевича и лицо окаменевшего от страха Сайтахана. Уже потом увидели, что кровь принадлежала не только вепрю. Бивень порвал правую руку Андора. Хану с мудрецами из Центральной башни сумели срастить кость и восстановить мышцу. На плече остался длинный белый шрам, который адски ныл на любой дождь, а царевича среди воинов прозвали Вепрем.

Освободившись от объятий, мужчина отдал приказ собирать совет, а сам поспешил обойти лагерь. Воины сушили вещи, начищали доспехи, точили оружие. Слышался смех, веселые разговоры. Увидев царевича, бодро поднимали руки в знак приветствия. Двое бились на кулаках. У приземистого темноволосого бойца заплыл глаз и разбита губа. Второй – светл и худ, но тело обвито крепкими жилами – не сводил глаз с противника, ловко увертываясь от ударов. Первый выкинул руку, метя в лицо. Блондин ловко присел, цепкие пальцы схватили предплечье и слегка дернулись – коренастый расстелился на траве, измазавшись в еще влажной земле. Увидев Андора, бойцы закончили тренировку, с нескрываемой радостью поприветствовали главаря. Царевич кивнув, зашагал дальше. Светлый – Тегон, умелый боец. Он попал в отряд полтора года назад. До этого был вольнонаемным, принимал участие в кулачных боях, выступал на пирах и балах, веселя захмелевшую публику. Спокоен, как вода. Тверд, как камень. Худощавый на вид юноша легко мог сжать стальную болванку и завернуть её в крендель. К мечам парень относился с презрением, чем выводил из себя наставника регулярного войска Джораха Килата. Андор перевел его в разведчики, предложил выбрать оружие самому. Тот, поколебавшись, заказал у кузнеца цеп из трех секций, соединенных троекратной цепью. Орудие получилось на славу. Легким движением оно становилось единым бронзовым шестом, в нужный же момент Тегон превращал его обратно в цеп. Воины окрестили его «холопом-на-жатве», но когда юноша с легкостью обезоружил и изрядно помял троих самых задиристых бойцов, смех приутих. С тех пор его зауважали, а один из поверженных напросился учиться необычному искусству битвы.

– Тегон, чему ты сегодня учишь Хавера?

Блондин, как всегда был непроницаем.

– Спокоен, как вода. Тверд как камень.

Хавер утер с губы кровь.

– И цепок, как хорек.

Андор улыбнулся.

– Побереги парню лицо. Местные девицы весьма придирчивы, а Хавер без женского тепла не сможет.

Коренастый оскалился:

– Меня не только за лицо любят. Я человек многих талантов.

Тегон без сарказма прокомментировал:

– Человек многих талантов, а воинскими обделен. Дерешься, как бабеныш – может и меж ног талант усох?

Хавер налился багрянцем. На секунду Андору показалось, что у воина сейчас взорвется голова или пойдет пар из ушей. Царевич отвернулся и поспешил на совет, оставив обидчивому бойцу отомстить за себя. То бишь, набить еще синяков от непроницаемого Тегона.

В штаб-палатке обсуждали план разведки. Мужчины уселись в круг, в центре была разложена карта. Вектир разлил в пиалы чай, раздал каждому. Андор принял чашу, отхлебнул, отметил, что это варево намного приятнее целебного зелья.

– Хану где мы сейчас? Дождь кончился, звезды видно.

Евнух указал тростью на изображение:

– Мы вышли из Кеттинских могильников. До ближайшего стана два дня пути на северо-восток.

– Предлагаю разбиться на группы и охватить несколько поселений.

Митян, добродушный толстяк с соломенными волосами и пышной, закрученной в косу бородой, поедал поджаристую утку. Сжав толстыми пальцами окорок и размахивая им вместо указки, великан показывал на карте направления:

– Легче пролезть незамеченными. А если и попадемся на глаза, никто не приметит в паре крестьян разведчиков. К тому же больше возможность обнаружить следы военных приготовлений.

– Мог бы сказать, что небо синее, а солнце светит днем!

Варион, мужчина средних лет, с крючковатым носом и хищным взглядом, поигрывал узким кинжалом. На нем был дублет серозеленого цвета и лоскутный плащ. Один из лучших разведчиков, джунгар прослыл скептиком до мозга костей, подозревал всех во всем и везде искал выгоду.

Митян насупился, молча принялся уплетать сваренного в яблочном вине рябчика. Андор окинул взглядом совет. Фаддей, в прошлом ловкий вор и плут, молча попивал чай, внимательно изучал карту. Худощавый коротышка походил на девятилетнего рыбацкого мальчишку – простоватое смуглое лицо, спутанные черные волосы, мальчишеский звонкий голос. Он никогда не высказывался первым, не вступал в споры и склоки, извинялся и бледнел при любом крике. Но за кажущейся робостью и хилостью скрывался расчетливый ум и стальные жилы. Царевич помнил, как пятнадцатилетний парень легко, словно горный ящер, карабкался по скалам Тиршафы в их первом походе. Тогда он повис над обрывом, схватившись за уступ, держа походный мешок с ножами и кольчугами. Фаддей закинул узел на безопасный пятак, потом, подтянувшись на одной руке, залез сам. Андор повернулся к Феккойцу.

– Что ты думаешь о нашей задаче?

Вор с серьезным видом произнес.

– Митян говорит дело. Надо разделиться. Я хочу пойти в кетостан, что чуть севернее их торгового тракта. И прошу отправить меня одного. Пусть Варион окажет нам честь и разделит остальной отряд по двойкам и тройкам. Думаю, что мужчины одного происхождения не привлекут внимания. К Кеттинам сейчас приходит многие выменивать шкуры и мясо, покупать зерно, пряности и украшения.

Варион ухмыльнувшись, крутанул кинжал, указал на Фаддея.

– Мальчик хочет идти один. Хочет доброй поживы. Но он теперь не вор, а разведчик. Или вор?

Феккоец мягко улыбнулся.

– Я – это я. Раз уж лис служит стране, позвольте ему остаться лисом.

Царевич опустил чашу на землю.

– Решено. Варион делит отряд, Митян распределит обозы, Фаддей идет один. На рассвете расходимся и встречаемся на этом же месте через восемь дней. Даст Высший, опасность ложная и царству ничего не угрожает.

За пригорком показалась неприметное Кеттинское поселение. В туманной дымке местность растворялась, на виднокрай выкатилось солнце – тяжелый, крупный шар искрился алоцветом, тужился, словно мужик за плугом, но пробить молочную пелену не мог. Виднелись верхушки юрт, высился черный истукан – шигир. Андор пощупал посох. Дерево шершавилось, на пальцах оставалось неприятное ощущение масла. Кеттины были одним из многочисленных племен ниятов, якобы ведших род от младшей дочери бога войны Мардука. Старшими были джунгары, средними – хунны. Джунгары ушли на север в поисках Великого кристалла. Хунны исчезли. Легенды гласили, что они преодолели восточные горы – Гряду Черных Бивней – в поисках Третей Земли. Хотя сам Андор считал, что дурни просто передохли в тех опасных местах. Или лавиной накрыло, или кусок скалы откололся. Или сожрали горные твари – барсы, великаны, агги. Нияты же перестали кочевать и начали вести оседлую жизнь – сцер Эвдык (с их языка – мирный) выдал свою единственную дочь Нияйю за богатого Кеттинского сцера Гаруда. По обычаю ниятов, народ давал своему хану абсолютную власть. Он имел право первой брачной ночи, мог давать имена детям всего улуса, забирать себе лучшую добычу. Гаруд оказался человеком умным и расчетливым. Улус стал Ость-Таном, вместо вольного сбора кеттин выбрал влиятельных советников, душегубы отца избавились от недовольных. Улусы помельче, не пожелавшие присягнуть новому сцеру, были разорены, рассеяны, уведены в Кеттинские земли и через пару поколений от ниятов остались только мифы. Вот так величие бога Мардука, наводившее ужас на мирные народы, кануло в забытье.

Царевич Веллоэнса в одной из первых настоящих вылазок встречался с Кеттинами. Тогда ему было пятнадцать. До замка дошла весть, что в северо-восточных землях орудует бандитская шайка – разоряет деревни, жжет посевы, уводит девиц. К разбойникам, их было восемнадцать, удалось незаметно подкрасться ночью и окружить в кольцо. Глава отряда – Минар – велел казнить всех. Андор делал все по обычаю – смотрел прямо в глаза, произносил обвинение и исполнял приговор. Только одного он не смог убить – мальчишку его возраста, смуглого, с зелеными миндалевидными глазами. Его взгляд был очень странным – он не выражал злобы, испуга, храбрости – но проникал в душу, завораживал. Царевич оцарапал его щеки и грудь острием меча и произнес, что этого наказания достаточно. Парня отпустили, только Минар недовольно косился на Андора всю обратную дорогу.

Подходил к концу шестой день разведки. Андор с Сайтаханом и тремя воинами обошли три поселения. Становились на ночлег, приносили дары шигирам, вели беседы с приютившими их хозяевами. Сайтахан шатался по базарам, заговорщически сплетничал о смутах в Веллоэнсе. Кеттины с удивлением хлопали глазами, улыбались и разводили руками. В Ость-Тане всё спокойно, боги дают плодовитость скота и земли, торговля идет бойко. А в ближайшем Вел-Энсте (так они звали Царство) если что и не идет – так не тем богам молятся.

– Я уже почти верю, что кеттины стали оседлым племенем.

Сайтахан снял с телеги мешок пряностей, закинул его в саат-шатер местного торговца. Смуглый купец оказал завидное гостеприимство, всячески охаживал гостей – поил чаем, угощал фруктами, выспрашивал о дальних странах. Мужчины отнекивались, мол, мы тут неподалеку, что за холмами твориться, не знаем. Андор распорядился, чтобы у Феруса закупили гвоздики с перцем, сушеного огнецвета и тагорского корня.

Андор потер щетинистый подбородок.

– В кеттинах течет кровь ниятов, детей Джунга, избранных Мардука, как они верят. Эти люди не могут быть мирным народом.

– Да? Посмотри на Вариона. Он – джунгар. Чистокровный. В его жилах должен течь огонь. А он несет службу, подчиняясь иноверцам – слабейшим, которых даже за людей считать нельзя!

Царевич промолчал. Варион. У него своя, длинная и запутанная, история. Нелегко было его отцу приручить этого хитрого, мудрого и жестокого человека. Мужчина улыбнулся:

– Возможно, ты прав, Сай. Эту схватку я, наверное, проиграл.

В глазах Андора вспыхнули озорные искорки.

– Но нужно проверить последний вариант. Обычные жители могут и не знать, что готовит их сцер. Надо взять языка. Из воинов. А лучше из мудрецов и советников.

Манохаец изумился, широко распахнул глаза, на секунду потерял дар речи:

– Андор… Мы в разведке и у нас нет никаких доказательств, кроме сплетен и россказней горстки бродяг. Ты… ты подумал, как мы его вернём? Как провести всё гладко?

– Сегодня ночью. Схватим кеттинского гадателя, приведем к Хану. Вектир опоит его дурманом так, что тот и не вспомнит, где последнюю неделю был. В стане решат, что напился перебродившего кобыльего молока или перекурил волшебной травы. Высекут, не боле.

Ночь выдалась темная. Небо затянуло серыми облаками, прогретую землю охлаждала мелкая морось. Сайтахан нагрузил телегу и выехал на окраину селения. Кетан-купец долго и льстиво благодарил гостей, подарил сверток чая, зазывал остаться еще на пару дней. Манохаец отсыпал хозяину шатра серебряных монет и поспешил удалиться. Царевич с оставшимися тремя соратниками отправился искать полонянина.

Мужчины дождались, пока весь стан умолк. Ночь выдалась на редкость темная – ни звезд, ни луны. Все кадильники и костры погасили – малейший уголек без присмотру мог запалить гэр, а там и стан займется огнем. Уюрты располагались прилично друг от друга, приходилось перебегать быстро, пригнувшись, выжидать – не разбудили ли кого.

Икк и Люй отправились в восточную часть поселения. По укладу, там должен стоять уюрт амира, ставленого князя. На востоке всходит солнце, и первым согревает главное жилище. Чем выше сан, тем больше позволялось иметь детей. Андор прикинул, что сыновья повелителя могут быть взрослыми, их шатры, или гэры, стоят рядом. Если кто на неделю исчезнет – и не заметят, мало ли – к кеттиночке повадился, али на охоту ускакал. Между тем – взрослый сын, преемник, присутствует на всех сходах, знать о готовящихся набегах.

Андор и щуплый Гекр передвигались мягко, без звука. Одетые в темные рубахи, на ногах – сапоги-мокасины на мягких подошвах, чтобы ощущать каждый камешек и ветку, черные плащи обернуты вокруг торса и заткнуты за пояс. Они шли на запад – к шатрам воинов. Глухо каркнул ворон. Мужчины легко обошли дозорного, спрятались за невысоким, убогим гэром. Издалека раздались голоса, среди уюртов проходили два мужчины в одеянии мудрецов:

– Китой давеча уже отсылал к сцеру посыльного. Так что не видать тебе знатного пайка и мягких шкур еще год.

Второй звякнул металлом, факел осветил массивную золотую цепь с медальоном:

– Этот Китой. Кем он себя возомнил? Молодой, значит – глупый. Прежний смотритель всегда прислушивался к моим советам и опыту.

– Тише. Говорят, что он слышит даже мысли, не то, что слова. Ходят слухи, что он в сделке с темнобогом Гэгэном. А еще, сцер хочет выдать за него свою дочь, Ранестхе. Так что не раздражай будущего Китой-хана.

– Когда станет, тогда и посмотрим. Эх, пойду, растреножу коня, да навещу соседний аул. У меня там хорошая знакомая, всегда постель греет.

– Не боишься цепью сверкать?

– Да кто сейчас тут ходит? Только мы, два шатуна.

– Ровной тебе дороги. Мне и здесь в гэре постель мягка.

Мудрецы разошлись. Андор знаками указал Гекру на мудреца, покинувшего воинский аил. Идеальный пленник. Злится на главаря – значит, легче будет допросить. Уезжает, да еще предупредил об этом – значит, никто не хватится. А раз едет к пассии – может и задержаться. И уж тем более никто не поверит россказням о похищении, лишь посмеются.

Разведчики тихо шагали за мужчиной. Амирские уюрты остались позади. Гекр приблизился к жертве, приготовился схватить за руки, чтобы связать, не дать выхватить оружие или начертать магический знак. Андор подошел сзади. В мгновение ока царевич зажал рот пленника и приставил к горлу кинжал, а Гекр заломил руки за спину и туго смотал бечевой. Цепь аккуратно сложил за пазуху.

Кеттинец улыбнулся. Через кожу стали просвечивать вены, наливаясь бледной синевой, на висках и лбе вздулись пульсирующие сосуды. Глаза налились золотом, исчезли зрачки. Гекр испуганно воскликнул. Руки пристыли к пленнику и по локоть онемели. Андор понял – ловушка, их наверняка вскрыли еще на входе, надо скрываться – но тело уже стало недвижным, ноги и руки не слушались. Целитель светился ярче, кожа и одежды налились золотом, складки и очертания сгладились. Через минуту свет потух, а оба разведчика оказались в крепких объятиях скалы из черного камня.

На окоеме забрезжили первые лучи солнца. К пойманным мужчинам подошел дозорный. Лет двадцати, худощав и смугл, с тонкими закрученными усами. Узкие глаза довольно изучали находку, тупым концом копья парень осторожно ткнул Андора в бок. Царевич рыкнул, повернул в сторону стража голову, вперил невыспанные, налитые кровью, глаза. На лице юноши расплылась довольная ухмылка:

– Тэленов поймал. Китой доволен будет.

Дозорный привел пятерых. Коренастый воин прошептал заклятие и часть камня превратилась в золу. Андор и Герк все же остались скованы каменными кандалами, затекшие ноги подкосились, мужчины распластались по пыльной земле. Поднялись, пошатываясь и спотыкаясь, последовали за конвоем.

У главного западного гэра их встречал молодой смотритель. Парчовый расписной халат прикрывал колени, расписан золотистыми узорами. Широкий зеленый опоясок подчеркивал стройность и крепость торса, красные сапоги из битой слоновьей кожи с подрезанным каблуком плотно подогнаны по икре. Смуглолиций зрел, не щурясь, на бритой макушке играли солнечные пятна. Андор отметил, что привычной косички, как велят обычаи кеттинов, нет, голова чисто выбрита. Зато на лице длинные, тонкие усы, заплетенная хитрыми узлами борода.

Пленников вытолкнули вперед, поставили на колени. Глава отряда доложил:

– Тэленов поймали. Повели отрубить им головы.

– Всему свое время. Потому я и стал зятем хана, что обдумываю каждый шаг.

Китой разглядел мужчин, обошел, заглянул каждому в глаза. Герк потупил взор сразу. Андор смотрел прямо. Глаза кеттина не выражали эмоций, в зеленых озерах царила пугающая пустота, внутри царевича бушевала буря животного страха, но виду не подавал, мысленно твердил уроки Тегона. Спокоен, как вода. Тверд, как камень.

Смотритель отошел.

– Что ж, тэлен. Ты силен духом. Вспомни меня.

Рука извлекла из кармана белый шелковый платок. Утеревшись, мужчина вновь взглянул на пленников. От каждой скулы до подбородка белела узенькая полоса. Близко, лицом к лицу, кеттин тихо прошептал Андору:

– Шрамы, оставленные тобой. Двенадцать циклов назад. Тогда я был вором, а ты охотником. Теперь все наоборот. Символы моей незрелости. Я был так жалок и юн, что не заслужил смерти. К тебе я буду так же беспощаден, тэлен.

Китой повернулся к охранникам:

– Я решу их судьбу после завтрака. Увести пленников в отдельный уюрт. Накормить. Вина не давать – пусть встретят участь трезвыми сердцами.