Ваше благородие, бомж

Глава 5

Странно, но зона, унылая и жестокая, сумела перекрыть даже воспоминания о войне. Во всяком случае, во снах она приходила к нему чаще, и ноющая в холодные ночи поясница также напоминала не о минометных обстрелах, не о посвисте пуль, а о резиновых дубинках скучающих надзирателей. Уж эти-то бить умели. Порой даже споры затевали – кого из клиентов сумеют «посадить» на землю с одного удара. Неопытные молотили наотмашь, оставляя жуткие синяки, более меткие попадали по сухожилиям или почкам. Последнее сказывалось потом на протяжении нескольких месяцев. Успел помочиться кровушкой и он. Был случай, когда дерзнул выступить против. И знал ведь, что глупо, бессмысленно, а все равно вскипел. У рыжего молокососа, огревшего его без всякой на то причины, вырвал дубинку и, выкрутив кисть, заставил привстать на цыпочки. Все происходило на плацу, на глазах у доброй сотни зеков. Отпускать пританцовывающего от боли засранца он не спешил, и взглянуть на потеху сбежалась уйма народа. Впрочем, прибежали и те, кому следовало реагировать на подобные инциденты. Все с теми же дубинками охрана метнулась к осужденному, в один миг взяла в плотное кольцо. Окажись на его месте простой смертный, все кончилось бы в считанные секунды. Но бомж, по счастью, кое-что умел, а играть роль тренировочной груши ему не очень-то улыбалось. Тогда-то он и выдал на зоне свой первый сольный «концерт». Вспоминать прошлые навыки даже не пришлось. Тело нырнуло в знакомый режим спурта, руки и ноги сами принялись выделывать жутковатые кренделя, цепляя атакующих за одежду, сшибая телами, заставляя по циркачески перекручиваться в воздухе и шлепаться на землю. Такого здесь, пожалуй, еще не видели. Он не атаковал и не бил, – он только оборонялся. Но оборонялся столь искусно, что атакующие то и дело промахивались, мешая друг дружке, валились на асфальт, коротко завывали от особо болезненных падений. Тем не менее, образумились не сразу – в горячке продолжали на него кидаться, надеясь, что сила коллектива все же одолеет мастерство одиночки. Ничего, однако, не вышло, – он продолжал расшвыривать их, как котят, не позволяя даже приблизиться к себе. А вокруг орала и улюлюкала бритоголовая толпа. Можно было не сомневаться, что зона болела за мрачноватого бомжа.

Закончилось все тем, что в небо грохочуще ударила автоматная очередь. Только тогда он и остановился. Демонстративно поднял руки, шагнул назад. Пожалуй, не будь на плацу такого количества свидетелей, разъяренная вохра положила бы его на месте. Но ни метелить, ни кончать его охранники не посмели. Там же, на плацу, робко приблизившись, сковали кисти наручниками, после чего препроводили в карцер. Позднее, впрочем, позор на плацу припоминали при всяком удобном моменте. Лишали пайки, на работах требовали двойной нормы, дергали по любому поводу к куму на разговор. Словом, жизнь веселее не стала, и единственным приобретением после всего случившегося было уважение сотоварищей. Черная зона – не красная, и до схватки с вертухаями корешиться с ним особо не спешили. Но именно после этой нашумевшей драки, когда, похудевший и осунувшийся, он вернулся из карцера в барак, к нему подсел Мова, местный председатель блаткомитета. Авторитет без обиняков предложил майору поступать в гладиаторы к братве. Поблагодарив, майор отказался. Особо душевного разговора у них тогда не получилось, и, тем не менее, угодив в разряд жесткой «отрицаловки», бомж выговорил для себя право зваться человеком, а это само по себе многого стоило. Оставаться человеком на зоне позволялось далеко не каждому…

Глаза его уже смыкались, и даже что-то такое воздушное начинало грезиться, когда чужая рука бесцеремонно дернула его за ворот.

– Вот он, козлина, куда зарылся!

– Тащи его вниз…

Верно, не стоило трепыхаться, но очень уж грубо ребятки взялись за него. Не церемонясь, рывками потянули с багажной полки. Точно куль с картошкой – и не с картошкой даже, а каким-нибудь дешевым углем. В пару секунд хлопающий глазами бомж оказался на полу.

– Пошарь у него! Наверняка с ключом. Дверь ведь как-то открыл!

Та же рука, что хватала его за ворот, сунулась за пазуху.

– Но, но! – бомж едва поймал чужие пальцы на подступах к карману с деньгами. И тут же его гвозданули в челюсть. Без угроз, без предупреждений. Оглушили, надо признать, крепко. В кулачке, что печатью приложился к губам, угадывались и опыт, и знакомство с боксерскими мешками. Веселая карусель, наскоро рассадив гомонящих детей по коняшкам и олешкам, закружилась в голове. И та же знакомая рука уже шебуршилась на груди, норовила заползти под куртку.

– Э-э! Да у него тут капуста! Пачка целая!

За деньги он не слишком опасался, более ценная вещь у него таилась за подкладкой. Но кто сказал, что после денег эти гаврики не доберутся и до нее?

Бомж ударил коленом. Толком даже не разобрал, куда угодил. Может, и не в пах, но парня все равно согнуло крючком. Летящий в лицо кулак бомж на этот раз упредил, качнувшись влево, в свою очередь послал встречный гостинец, попав точнехонько в подмышечную впадину бьющей руки. Удар коварный, в иных случаях даже смертельный. Противник охнул, а бомж, вскинув голову, разглядел третьего, стоящего позади раненного напарника. Босые ноги тоже кое-что могут. Не слишком группируясь, бомж вмазал ступней в грудь шипящего от боли красавца. В узком проходе им было не разминуться, падая, красавец поневоле увлек за собой товарища. А бомж уже держал в руке ключ-тройку. Путь ему перегораживал тот, что шарил у него за пазухой. Он и сейчас еще корчился, держась за живот. Левый локоть бомжа опустился на стриженный затылок. Перепрыгнув через рухнувшего, вбежал в знакомый тамбур. Мельком, огляделся. Пусто, а жаль. Тот прикорнувший возле дверей мужичонка, должно быть, и заложил его. Свой своего – зачем?.. Дверь снова не подвела, послушно распахнулась под рукой. Бомж сиганул вниз, ойкнул, угодив босой пяткой на острый камушек. Ругнул себя, что в горячке забыл о ботинках. Вполне успел бы прихватить. Ну да не возвращаться же! Орлы наверняка уже опомнились. У кого-нибудь найдется кастетик, у кого-то баллончик с аэрозолью. Ну их к черту! Уж тут не до жиру. Как-нибудь перебьемся и без ботинок!..

***

Он уже почти настроился ночевать на открытом воздухе, как какой-нибудь Тарзан, когда судьба неожиданно ему улыбнулась. Сначала бомж наткнулся на прячущуюся в траве огромную трубу теплоцентрали, а чуть позже разглядел слепленный из картона и фанеры домик. Нечто подобное он тоже видел неоднократно. После того как артиллерия пропахивала городки двухпудовыми снарядами, люди выползали из убежищ, возвращались из лесов, точно муравьи, начинали копошиться на развалинах. Уже через несколько часов всюду лепились подобные минипостройки. Как ни странно, шансов уцелеть у этих лачужек было неизмеримо больше. Ни ракетами, ни из пушек по таким шанхайчикам уже не стреляли. Должно быть, брезговали. В таких же лепных сооружениях дремали иной раз и ребятки-дезертиры. Обозленные армейцы даже не заглядывали внутрь, очередями прошивали тонюсенькие стенки и двигались дальше…

Он задрал голову. Где-то в кронах деревьев встревоженно прострекотала сорока. Точь-в-точь – киношный автомат. Может, стрельбу в кинолентах и впрямь озвучивают сорочьим говором?

Бомж подошел ближе, озадаченно шмыгнул носом. Домишка был совсем крохотный. В книжке про Чиполино в таком, помнится, обитал кум Тыква. Голова снаружи, все прочее внутри. Однако выбирать не приходилось. С дворцами не вышло, пущай будут хижины.

Присев на корточки близ хлипкого строения, он на минуту прислушался. Кто-то в хижине негромко посапывал. Все правильно, время позднее, хозяин обязан быть дома. Интересно бы знать, кто он? Такой же брат бомж? Дезертир из московского округа?.. Впрочем, неважно. Кто бы ни был, как-нибудь потеснимся… Нашарив пальцами гвоздь, выполняющий роль ручки, бомж потянул на себя качающуюся дверцу, скрючившись в три погибели, пополз внутрь.

– Стоять, падла!

Что-то острое уперлось ему в спину, в глаза брызнуло электрическим светом. Тем не менее он успел разобрать, что голосок детский.

– Думал, спим, гад? Хрена! – его несильно пнули по заду.

– Руки!.. Руки давай, говорю!

Бомж понял, что от него требуется. Не суетясь, вытянул перед собой руки.

– Что ж, вы так с гостем? Ни чайку тебе, ни кофе…

– Ага! Может, еще клея дать нюхнуть!

Действовали юные разбойники в общем-то грамотно. Во-первых, подловили его в крайне невыгодном положении – на четвереньках, частично уже проникшим внутрь. Во-вторых, фонарь продолжал светить прямо в глаза, из-за чего разглядеть что-либо в помещении не представлялось возможным. А вот кисти ребятки стянули ему крайне неумело. Должно быть, просто не хватило силенок. Качественно обмотать грубую проволоку вокруг мужских запястий, а тем паче стянуть узлом – не так-то просто. Бомж чуть пошевелился, прикинув, что без труда скинет путы. Правда, парнишки руками не ограничились, связали и ноги. Кто-то из хитрецов, видимо, с самого начала караулил снаружи. Черт знает, когда они его заприметили. Возможно, еще на дальних подходах к хижине…

– И чего теперь?

– Чего-чего!.. Пусть ползет обратно.

Связав гостя, ребятки запоздало сообразили, что он так и торчит в проходе.

– А ну, выбирайся!

– Как же я выберусь задом наперед? Я вам не рак. – Бомж усмехнулся. – Взяли в плен, так уж пустите под крышу.

– Хрен тебе, а не крышу!

– Нарушаем, стало быть, Женевскую конвенцию? – не спрашивая разрешения, он залез в домик, вытянулся возле картонной стены, не без удовлетворения ощутив, что лежать мягко. Пол был выслан подсушенной травой, а под головой чувствовалось нечто вроде подушки. Пожалуй, даже удобнее, чем в том плацкартной жестянке.

– Туши свет, – добродушно бросил он. – Завтра на свежую голову поболтаем.

– Чего, чего?!

В домик забралось еще две фигуры. Теперь их было как минимум трое. Трое тинэйджеров против одного взрослого.

– Эй! Чего он тут разлегся? Ты зачем ему разрешил, Косой?

– Ничего я не разрешал, он сам!

– Во дурак-то!..

Бомжа свирепо пнули вбок.

– А ну, выметайся!

– Цыть, сопливый! – бомж чуть повернулся. – На вон, пошарь за пазухой. Плата за ночлег. Плачу щедро. Берите и укладывайтесь спать. Будете вести себя хорошо, может, еще чем помогу.

На минуту они ошарашено замолчали.

– Чего он нам вкручивает? А, Паш? Он че, ночевать здесь будет?

– Сейчас погляжу, будет или не будет, – Паша, очевидно, лидер этой малолетней компашки, зашарил руками по груди бомжа.

– Куда светишь? В морду ему свети!

– Да у меня батарейка уже садится.

– Сейчас!.. – тонкие пальцы добрались наконец до пачки с деньгами, извлекли наружу. – Ни хрена себе!

– Ого! Сколько тут?

– Чуть больше двухсот, – подсказал бомж. – Завтра меня накормите и на метро дадите, остальное все ваше.

И снова какое-то время они молчали. С разбойничьим опытом, судя по всему, у них было не густо. Не научились еще добивать и командовать.

– Ладно, стратеги. Я лично сплю, а вы как хотите, – бомж завозился, переворачиваясь набок. Сонно пробормотал: – Храпеть я не храплю, воздух не порчу, так что кемарьте спокойно.

– А ты кто вообще-то?

– Я-то? Да Николаев внук. Царя, значит, последнего.

– Че ты гонишь-то! Ты, в натуре, скажи!

– Завтра, – бомж легко сковырнул с рук проволоку, привычно пошарил у пояса. Нащупав зашитый в ткань мундштук, успокоенно сунул ладонь под щеку. – Все завтра, пацаны.

Глава 6

Кое-кто за глаза звал его Пионером. Плавников Эдуард Николаевич действительно походил на доброго пай-мальчика из тимуровской гвардии. Разве что чуть взрослее, а вместо пионерской униформы – серый с блестками костюм, рубашка с безукоризненным воротничком, строгий галстук и сияющие солнцем Италии штиблеты. Аккуратный пробор на голове не портила ни одна волосинка, детский румянец по-прежнему красил его щеки, серые спокойные глазки прятались за очечками, которые он носил с первого класса. Внешность Пионера обезоруживала самого подозрительного чинушу, и только допущенные ко двору не строили иллюзий по поводу его истинного характера и настоящего хобби. Пионер был игроком до мозга костей. Не было таких игр, которых он бы не испробовал. Впрочем, на мелочах Плавников долго не задерживался, придя к тому, к чему и должен был, вероятно, прийти – к политике, самой азартной и самой прибыльной из всех возможных игр.

Звонок прозвучал именно тогда, когда и ждал Плавников. Суховатый голос сообщил, что с наводнениями на Дальнем Востоке борются успешно, что клещевой энцефалит не выходит за рамки обычного процента – словом, все бы ничего, да вот нежданно-негаданно очередное ЧП со складом боеприпасов.

– ..Областная комиссия уже формируется. Возможно, и ваши коллеги отреагируют.

– Отреагируют, как же иначе! – Пионер, улыбаясь, откинулся в кресле. – Вы там тоже не теряйте контроля. Если можно еще что-то спасти, предпринимайте все необходимые меры.

– Так и сделаем, Эдуард Николаевич.

– Вот и замечательно! Держите меня в курсе… – едва опустив трубку, Пионер тут же нажал клавишу внутреннего вызова. Голову свою он любил и уважал. Частенько ему хотелось сравнить ее с мощным компьютером. Самые разнообразные программы крутились в ней параллельно, нейроны гудели от напряжения, пожирая столько же килокалорий, сколько требовалось мускулам могучего культуриста. Ведя исключительно кабинетный образ жизни, Эдуард Николаевич отличался завидным аппетитом. Ни в старость, ни в маразм он не верил. Лучшим примером для него был Вольтер. Старикашка, как известно, до самых последних лет волочился за дамами, способен был шутить и веселиться. Свежий ум – не от диет и лечебного голодания. Есть в печке тяга, будет и тепло. А тяга для Пионера знаменовала собой действие. Мышцы, если их ежедневно нагружать, будут и под пенсию, как у двадцатилетнего юниора. То же и с черепными, смахивающими на дольки грецкого ореха полушариями. Думай! Заставляй себя работать, и никакой склероз в дверь к тебе не постучится. Вот и теперь одна из областей мозга, освободившись от разрешенной проблемы, зудела, требуя новой пищи и новой работы.

– Долгонько же ты томишь гостей! – генерал вошел, чуть прихрамывая. Кинув на стол кожаную папку, с оханьем сел. – Все журналы в твоем предбаннике успел перелистать.

– Прости, Федор Фомич, телефон держал. Зато сейчас в полном твоем распоряжении.

– Это ты-то? – генерал усмехнулся. Он был неглуп и понимал, кто в действительности в чьем распоряжении пребывает.

– Да ладно тебе. Чего вдруг охромел? Полиартрит?

– Какой, к черту, полиартрит! В футбол с внуком играть вздумал. Вот и подковал дедулю.

– Сколько внучку-то лет?

– Да уж седьмой пошел.

– Это еще терпимо. Вот если подкует двадцатилетний оболтус, тогда действительно тяжеленько придется… Как насчет моего предложения? Обдумал?

– Ммм… У тебя здесь можно разговаривать?

– Обижаешь, Федор Фомич! Шесть раз на дню все проверяем. Стал бы я приглашать к себе таких важных людей. Говори свободно. Хоть про Путина, хоть про Сталина.

– Это хорошо, – генерал вздохнул. – Мне эта эзопова политика – вот уже где!

– Иначе, Федор Фомич, сейчас нельзя. Такой уж нынче год! Сам, наверное, помнишь, сколько всего насулили господа астрологи. Кстати, сказать, многое сбылось.

– Вот и я о том же. Стервозная пошла жизнь. Все кругом злые, вот-вот в очередную революцию кинутся.

– Ну, положим, не все.

– Ты-то не кинешься, это точно. Вон как светишься! Есть, выходит, хорошие новости?

– А как же! Для хорошего человека – и новости хорошие. Специально для тебя припасал. Словом, дельце со складом выгорело! И в Питере, и на Дальнем Востоке. Последние только что отзвонились. Товар вывезен, следы подчищены.

– Так… – генерал покачал головой. – Прямо не верится. Из одного ручья в десятый раз уже напиваемся. Честное слово, даже обидно. Чем они там думают! У них пальто с крючка сдирают, а они шубу вешают.

– Может, и обидно, да только государство тоже учить надо. Вот мы и учим. Пусть разберутся наконец с армией, пока не растащили все по соломинке.

– Это кто соломинками тащит? Ты, что ли?

– Это образ такой, Федор Фомич. Литературная аллегория. – Пионер выложил перед собой листок. – Но как бы то ни было, складские дела – в прошлом. Твои люди сработали гладко, пай получишь, как договаривались.

– Когда?

– Дней через пять-шесть. Но об этом не думай. Есть свеженький планчик. Снова найдется работка для твоих зондеркомандовцев…

– Черт! Дай им хоть отдышаться.

– Милый мой! – Пионер постучал пальцами по листу. – Некогда нам отдыхать, пойми. Без того времени воз потеряли. Тебе сколько лет-то?

– Причем тут возраст?

– А при том, дорогой мой генерал, что необходимо спешить! К дележу пирога мы с тобой, надо признать, опоздали. Все, что было можно, господа приватизаторы оприходовали и продали, нам остались крохи. Но ведь пить-то есть хоца, верно? Значит, надо не просто спешить, надо мчаться резвым галопом. Страна воюет, народ бузит – самое время ковать железо. Пока горячо, пока не насочиняли запретительных законов.

– Думаешь, могут насочинять?

– Уверен. Новый президент, похоже, с этого и собирается начинать.

– Что же ты предлагаешь?

– Я не предлагаю, я носом работаю. Ветра они, Федор Фомич, разные задувают. Всего-то и требуется от нас, чтобы в нужный момент поставить нужные паруса.

– Туманно говоришь.

– Потому и туманно, что боюсь сглазить. Зреет на российских нивах очередная финансовая игра, понимаешь? Атака на доллар с последующим отступлением. И к этой атаке нужно подойти во всеоружии, то бишь – с большим-пребольшим кошельком. Навар будет двести и триста процентов.

– Ну-ка, ну-ка! Значит, очередной дефолт?

Пионер улыбнулся.

– Пока, Федор Фомич, без подробностей. Боюсь сглазить. А вот денежки по сусекам подскреби. Так, чтобы в любой момент можно было вложить в доброе дело.

– Но дело-то верное?

– Верных дел не бывает. Есть надежные и не очень, а здесь могу обещать одно: если прогорим, то вместе. Такой вариант устраивает?

– Ну, если ты рискуешь, то и мне грех не попробовать.

– Так-то оно лучше. А теперь о финансах. Сам знаешь, львиная доля – постоянно в обороте, свободного нала почти нет, а в операциях, что затеваются банковскими кутюрье, понадобится именно налик. Потому как вкладывать и изымать придется весьма спешно и через ряд непросчитываемых каналов.

– Рубли, доллары? Что нужно-то?

– А нас с тобой любой капитал устроит. Но для начала дам вводную… Название «Гаумото-Ка» говорит тебе о чем-нибудь?

Генерал нахмурился, склонил голову набок.

– Честно сказать, не припоминаю. Какие-нибудь ваххабиты?

– Нет, но в общем нечто родственная – секта из новеньких, с восточным запашком. Ближе, пожалуй, к «Аум-Сенрике» и «Новым Иеговистам». Ребятки там крутые и насквозь прагматичные. В сайтах используют для затравки чистое порно, на съездах без стеснения пускают в ход гипноз. В отличие от прочих хитроманов выуживают у собственных братьев по двадцать, тридцать, иногда по сорок процентов с дохода.

– Неплохо!

– Во-во! Что-то вроде прогрессивного налога. На собраниях поят какой-то бормотой, морят психоделической музыкой, забивают мозги трансцедентальными речами – в общем кодируют на полную катушку.

– Вот, суки!

– Суки, но умные. Касты напридумывали, иерархию. Чем выше растешь, тем больше тебе всего дозволяется. Из монашек делают жен, преподносят в подарок. Занимаешь ты, к примеру, сан ученика – одна послушница, переводят в смотрители – разом появляется шесть послушниц.

– Почти гарем!

– То-то и оно. Заманивать они умеют. Года четыре их не трогали, так они за это время успели раскинуть по стране целую сеть филиалов, десяток депутатов своих протолкнули, через посредников к цветным металлам успели приобщиться, спиртиком приторговывают. Такие вот, Фомич, дела. С властями у этой конторы полный ажур, чувствуется, что и в мэрии у них тоже есть мохнатая ручонка.

– Ну и что?

– А то, что совсем недавно имело место серия самоубийств этих самых сектантов. Крайне, надо сказать, подозрительных. Людишки писали завещания, отдавали все свое движимое и недвижимое имущество братству, после чего накладывали на себя руки.

– Та-ак…

– Красиво, да? Словом нашими мудрыми сектантами наконец-то соизволила заинтересоваться прокуратура. Сведения верные, так что стоит прислушаться.

– Что-то я не очень понимаю, мы-то тут причем?

– А тут и понимать нечего. Раз спустили с поводка прокуроров, стало быть годика через два-три возьмут клиентов за жабры. Изничтожить, конечно, не изничтожат, но прыти заметно поубавят, само собой, заставят поделиться. Журналисты уже сейчас вьются поблизости, чуют мертвечинку. Но и парни из «Гаумото-Ка» – тоже не дураки. Конечно же, насторожились, кое-какие из дел спешно сворачивают. Словом, начинается гонка, кто быстрее и кто хитрее. А моя идея – проста, как небо. Надо брать этих гаумотовцев тепленькими. Пока нас не опередили. Денежек у них немеряно – в основном на счетах и уже за кордоном, но хватает и здешнего налика. По слухам имеется золотишко, много предметов старины. Сейчас особые курьеры спешно свозят их в столицу. Тоже, вероятно, чуют, что пахнет жареным. Часть будут вывозить в Европу, часть кинут на алтарный зал.

– Что еще за зал?

– Да вот… Есть у нас, понимаешь, информашка, что орлы эти на протяжении последних двух лет в главном офисе, находящемся чуть ли не в центре столицы, создавали нечто вроде алтарного зала. Для воздействия, так сказать, на психику верующих. Камушки там, золото, прочая мишура. По слухам, комнатка действительно красивая.

– Ну, а моя-то какая задача? Курьеры?

Пионер покачал головой.

– Перехватывать этих ребят накладно. Отстреляются и отплюются. Проще взять груз на финише. Меня, признаться, крайне интересует этот алтарный зал. Очень уж хорошие деньги были на него пущены. Ну, и конечно, стоит поинтересоваться недвижимостью секты.

– На кой она нам?

– Вот и видно, что человек ты, Федор Фомич, невысокого полета. Военный – и есть военный! Золотишко, конечно, хорошая штука, да только недвижимость – статья особая. Я тут закинул удочку и выяснил, что едоки есть. Помочь им документами, устранить силовиков, и согласятся экстренно переоформить недвижимость, расписать по нужным адресатам.

– Хорошо. А от меня что требуется?

– Отвечаю. Требуется вооруженная операция по изъятию ценностей и документации.

– С жертвами?

– Увы…

– Хмм… Это в центре-то Москвы? Стоит ли связываться?

– Стоит, Федор Фомич, стоит… – глаза Пионера глянули на генерала строго и твердо. – Чтобы ты не слишком трепетал и сомневался, назову некоторые цифры. Одной только недвижимости у этих гипнотизеров набирается на сумму в полтора миллиарда рублей.

– Миллиарда?

– Точно. Это не считая акций и прочей чепухи. В случае успеха половина будет нашей. В долларах – миллионов пятьдесят-семьдесят. То же и с золотишком, хотя все взять вряд ли получится.

– Черт!.. – генерал дрожащей рукой растер горло. – Лакомый кусочек! Но ведь шум поднимется до небес.

– Не поднимется. Ты ведь знаешь наше идиотское законодательство. Больший срок поглощает меньший, так и в мире событий. Если за первым скандалом, случается второй – более громкий, о первом моментально забывают. Финансовая карусель, которая грянет в России в самое ближайшее время, словно ластиком сотрет всю чехарду с «Гаумото-Ка». На нее просто плюнут.

– Так уж и плюнут?

– Сам в этом убедишься. В любом случае ради полутора миллиардов стоит постараться. Тем более, что это только начало. Если успеем хотя бы треть реализовать в живые деньги, а нужно попытаться реализовать все, через месяц получим те самые сто процентов, о которых я говорил.

– Черт! Прямо голова кружится!

Эдуард Николаевич хмыкнул.

– Стал бы я тебе предлагать пустяки. Кроме того, учти! Благую вещь совершаем! Всю эту мерзость выметать надо из России метлой поганой. Момент удобный, благо и власти стали строже смотреть на эту шушеру. Вот и подметем родную земельку.

– Так-то оно, конечно, так, но ведь и риск немалый.

Пионер, усмехнувшись, указал на лист.

– Внимание на экран, милейший генерал! Сейчас обговорим подробности. Операция не столь уж сложная, трехходовая, однако требует тщательного подбора кадров. Задействуем твоих орлов из спецбригады. Помнишь, ты о них как-то говорил?

– Не очень-то они надежные. В смысле, значит, криминала. То дельце с вагонами едва-едва вытянули. Вроде прокатило, но чувство у меня такое, что заподозрили ребятки неладное. Есть там у них чистоплюи, бузят потихоньку.

– Тем лучше. Потому я о них и вспомнил. Пусть поработают последний раз. Попутно избавишься от балласта. У Насарпанчика тоже есть путевые исполнители – сделают все, как надо.

– А твои гвардейцы?

– Ты о ребятках Айбо? – Пионер покачал головой. – Гвардия – это гвардия, сам знаешь. Наполеон за всю войну с Россией их так и не использовал их ни разу. Потому, может, и жив остался. Нет, Федор Фомич, сил у нас без того хватит. Есть ты, есть, наконец Насарпанов. У него особая омоновская группа. Парни проволоку грызут, доказывают, что самые крутые и мастеровитые. Вот и дадим ребяткам шанс отличиться. Твои парни перещелкают шаманов из «Гаумото-Ка», Насарпановские молодцы возьмут их в клещи на выходе. Ну, а ребята Айбо… Пожалуй, им тоже найдется работка. В случае чего подстрахуют.

– Господи! Это ж какая пальба начнется!

– Не такая уж и страшная. Все будут работать с глушителями.

– Да ведь в прессе хай поднимется!

– После всех наших переворотов, после чеченских кошмаров население уже трудно чем-либо удивить. Кроме того на прессу спустим ФСБ. Они в курсе деяний «Гаумото-Ка», так что подретушируют все, как надо. Уже есть с полдюжины лент о самоубийствах и сумасшествиях, о совращении малолетних и прочей подобной страсти. В нужный момент подмажем оэртэшников, на НТВ материалец подкинем, и пусть потом хоть одна тля заикнется в защиту убиенной мрази. Кроме того, не забывай о скандале номер два. Он сыграет роль главной ширмы.

– Да, но мои парни…

– А твои парни сыграют роль стражи при шамане. Этакая наемная гвардия сатанистов.

– Так ведь будет проводиться опознание.

– Это уже не твоя забота. – Пионер придвинул лист к генералу. – Теперь слушай и запоминай. Исполнителей должно быть шесть-семь человек. Самых строптивых и выбери. Первая и основная их задача – господа шаманы. Фотографии я тебе потом подошлю. Само собой, придется, разобраться и с охраной. Там их обычно не меньше дюжины. Вторая задача – алтарный зал, сейфы и ценные бумаги. Замочки, разумеется, крепкие, зато и сигнализации нет. Сектанты официальным властям не доверяют, целиком и полностью надеются на свои силы. В общем придется постараться,

Цифру три Пионер обвел жирным кругом, плотоядно улыбнулся.

– Бумажками мы, кстати, тоже хорошо сумеем поиграть. Такой преферансик разложим, чертям тошно будет!.. Ну, а потому третья задача твоих витязей – встретить группу, которая и погрузит деньги с документацией в особый фургон. Здание большое, так что этот сектор нужно будет надежно отрезать от эпицентра событий. Ну, а когда все будет кончено, храбрые витязи могут отправляться на выход, где их и положат доблестные пули Насарпановских ребят. Небольшой пожар довершит начатое.

Генерал поежился.

– Круто!

– Ничего, Федор Фомич, выдюжим! Сам знаешь, кто не рискует, тот не пьет шампанского. Ты-то сам как? Любишь шампанское?

– Вообще-то не очень.

– Ну тогда коньячок, – Пионер откинулся в кресле, хлопнув ладонями по подлокотникам. – Кстати, сейчас и угостимся! Друг привез на днях. Такой смак – язык проглотишь!..

***

– Значит, говорите, баклан? – Бархан смотрел тяжело и неприязненно. Переводя взор с человека на человека, впивался глазами, словно пиявка. Сохатый опустил голову, Пир испуганно заморгал, а Королек почувствовал, что вот-вот заплачет. Зрачки у Бархана были булавочной остроты, и это казалось более страшным, чем мутная ширь после дозы кокаина. Под кайфом Бархан был неуправляем, мог казнить, а мог и подарить собственный «Мерседес». В трезвом виде Бархан чаще казнил, чем миловал. Оттого и был боссом, оттого и помыкал одним из столичных кланов – не самым крутым, но тоже весьма влиятельным.

– А знаете ли вы, соколики, чье заведение вы собирались выпотрошить?

– Ну так… Банк там какой-то.

– Придурки! – Бархан фыркнул. – Счастье, что вы там не засветились. У этого места тоже есть хозяин. Кстати сказать, большой мой друг.

Королек побледнел. Об этом он даже не подумал. Хотя догадывался, что более половины «обменников» живут главным образом на отмыве черного нала. А коли есть черный нал, значит, имеется и хозяин. И кстати, вполне могло получиться и так, что хозяином обменника оказался бы сам Бархан! Территория-то рядом! И вышло бы хуже некуда…

В глазах его все поплыло. От жутковатого предположения Корольку враз сделалось дурно. Версия и впрямь была вполне реальной. А уж тогда бы с ними точно никто разговаривать не стал. Подвесили бы к потолку за ноги и оставили на ночь.

– Скажите спасибо вашему баклану, что не дал вам совершить глупость.

– А может, его Лазо прислал? – выпалил неожиданно Сохатый. – Гадом буду, он! Мы же за деньгами поехали, он это понял. Вот и послал следом бультерьера.

Бархан фыркнул.

– Хороший, знать, бультерьер. Троих поломал.

– Он это… Азиатский бой знает. Кунг-фу с айкидо.

– Это я понял, – Бархан покосился на перебинтованную кисть Сохатого. – Значит, пальчики любит парень ломать?.. Что ж, запомним. И насчет Лазо проверим. Хотя очень мне сие сомнительно.

– Откуда же он там взялся?

– А вы сами откуда там взялись? Умные, да? Аж, масло из ушей лезет, да?

– Луну они крутят, – равнодушно произнес Схим. Он стоял тут же возле кресла, в котором сидел босс, по обыкновению месил челюстями жвачку и поигрывал нунчаками. – Напортачили, а теперь гонят порожняк насчет какого-то лося.

– Кто это гонит! – подпрыгнув, вызверился Сохатый. От резкого движения кисть у него заныла, он зашипел от боли.

– Вы гоните. Локшанулись, вот и не знаете, что сказать. Еще и на Лазо тянете.

– Верно, – Бархан кивнул. – С Лазо заявочка не канает. Денег он мог попросить, имел право, но баклана следом бы не послал.

– Так мы ж не настаиваем, – дрожащим голоском пробормотал Королек.

– Оно и видно!

– Да нет же! Насчет кассы мы правду говорили! Был баклан. Здоровый такой и один. В обносках, небритый, точно из зоны сбежал. Если бы надо было легенду выдумать, мы бы покруче все обставили. А так все по совести обсказали.

– Тоже верно. Про баклана байка не слишком казистая. Один и без оружия. Да еще как времечко подгадал!.. – Бархан искоса глянул на телохранителя. – Как считаешь, Королек, Схим с ним управится?

Королек посмотрел в глаза лениво жующегося Схима и вздрогнул.

– Не знаю… Может, и да. Если с нунчаками.