Вадим взглянул на часы, которые показывали почти полночь, и вдруг вспомнил пугающие слова старших товарищей, сумевших выжить однажды в ещё более суровых условиях высокогорья: «Если тебе, парень, до сих пор не довелось узнать, что такое “холодная ночёвка”, никогда не ищи с ней встреч! – без ноты иронии говорили они, сдвинув брови. – Ну, а если попался, дружок, молись! Сначала сильный озноб, который не даст мозгу ни на чём сосредоточиться. Потом потеря памяти, которая сотрёт все ближайшие воспоминания. Затем апатия, при которой станет всё равно где ты находишься и что происходит. А напоследок все процессы замедлятся и наступит освобождающий сон, в котором невозможно будет отличить галлюцинацию от реальности».

Вадим взял Машу за руку, собираясь озвучить ей слова «бывалых» товарищей, но, боясь напугать ими жену, передумал. Он нежно сжал своими холодными пальцами её дрожащую ладонь и тихо сказал:

– Я должен был предусмотреть это…

Она прижалась к Вадиму и, трясясь от холода, ответила:

– Это я виновата. Ты говорил, что не надо идти сегодня…

Он наклонился к лицу Маши и поцеловал её в щёку.

– Я люблю тебя! – тихо сказал Вадим.

– И я люблю тебя, Сурок, – еле слышно ответила Маша.

«Только бы выдержало сердце!» – промелькнуло в голове Вадима.

«Только бы не уснуть!» – подумала Маша.

С этого момента у них началась самая долгая ночь в жизни.

Глава III

На лавочке возле большого деревянного барака, прислонившись к стене, сидел седовласый старик и равнодушно смотрел в небо. Он наблюдал за медленно уползающими тёмно-синими тучами, из которых несколько часов назад валил снег, засыпая всё ущелье и окружающие его вершины. Старик опустил голову и прищурился, когда со стороны грунтовой дороги из-за кустов, ограждающих поляну с бараком, послышались голоса приближающихся людей. Он встал и, опираясь на палку, направился им навстречу.

– В альплагерь зайдём, – уставшим голосом сказал парень, – если есть кто-нибудь, в тепле заночуем…

– Хорошо, – сухо ответила девушка и, с трудом проговаривая каждое слово, добавила: – Сейчас за ночь в тёплой постели я многое бы отдала…

Парень вышел из-за кустов и испуганно отскочил назад, едва не столкнувшись с внезапно появившимся перед ним стариком. Он посмотрел на его лицо и от удивления приоткрыл рот – правый глаз седовласого деда был подбитым, а на щеке прямо под ним красовался широченный шрам.

– Егор Степанович?! – изумлённо произнёс парень и, не отрывая взгляда от его запоминающегося лица, тихо спросил: – Вы меня помните? Я Вадим…

Маша, безучастно стоящая за спиной мужа, невольно выглянула, когда поняла, что речь идёт именно о том человеке, о котором ей рассказывал Вадим по пути к ледниковому озеру. Но увидев перед собой сурового старика с пугающей внешностью, действительно похожего, как он говорил, на матёрого волка, она снова спряталась за спину своего спутника.

– Где был, Сурков? – спокойно спросил седовласый дед, не проявляя никаких эмоций, как будто они виделись с ним на прошлой неделе.

– На Союз молодёжи ходили, – растерянно ответил Вадим, озадаченный неожиданной встречей и поражённый тем, что Егор Степанович с такой лёгкостью вспомнил его спустя много лет.

– А чего невесёлые такие? – спросил старик. – Не взошли, что ли? – он пронзительно посмотрел парню в глаза и, вспомнив давнишний инцидент, произошедший с Вадимом на этой горе во время спуска по осыпи, язвительно спросил его: – Или опять отмочил там чего-нибудь?

Вадим сильно смутился и отвёл взгляд от старика.

– Вы всё помните, Егор Степанович… – произнёс он, удивляясь тому, что спустя восемь лет старик ничего не забыл, а ведь уже тогда ему было под семьдесят.

Вадим снова посмотрел на старика и виновато сказал:

– В этот раз мы «холодную ночёвку» там схватили…

Старик приподнял брови и возбуждённо выкрикнул:

– Ледоруб мне в ногу! – потом взглянул на девушку за спиной Вадима и, нахмурившись, сказал: – То-то смотрю, глаза у твоей подруги какие-то потухшие. Видать, холод в нутро к ней проник и засел там крепко. Да и ты, Сурков, выглядишь так себе.

Он повернулся и, опираясь на палку, быстро направился к бараку. Потом на ходу посмотрел через плечо и раздражённо прикрикнул на неподвижно стоящих позади него молодых людей:

– Ну, чего стали? А ну, живо за мной!

Они переглянулись и покорно двинулись за дедом.

– Да вы не беспокойтесь, Егор Степанович… – вдруг подала голос Маша, едва поспевая за Вадимом.

Старик взглянул на неё искоса и спросил:

– Тебя как звать, девочка?

– Маша, – ответила она, робко поглядывая на старика.

– А лет тебе сколько, Маша? – продолжил он.

– Двадцать один, – сказала она.

– Дети есть уже? – нескромно спросил дед, подходя к бараку.

– Нет пока, – ответила Маша и удивлённо посмотрела на Вадима.

Старик подошёл к крыльцу, поднялся по ступеням и сказал:

– То-то и оно, девочка! Как же не беспокоиться…

Он отворил двери и пропустил парня с девушкой внутрь. Они вошли в дом и скромно стали возле порога.

– Чего, Сурков, как не родной? – едко сказал старик. – Проходи, не стесняйся! Здесь, кроме меня, никого нет сейчас! Все инструкторы в город уехали отдыхать, а следующая смена только через две недели заедет, – он прошёл вслед за ними в помещение, закрыл за собой дверь и добавил: – А я сторожем здесь уже лет восемь, наверное. Аккурат после твоего падения на восточном гребне Союза молодёжи от инструкторских дел отошёл…

Вадим скинул свой рюкзак на пол, повернулся лицом к деду и вопросительно уставился на него.

– Да не смотри ты так, Сурков! – ответил старик на его вопрошающий взгляд. – Лучше на барышню свою глянь. С рюкзаком на плечах до сих пор на пороге стоит усталая…

– Простите меня, Егор Степанович, – виновато сказал Вадим, поворачиваясь к своей спутнице. Он снял с неё ношу, поставил рядом со своим рюкзаком и, взяв Машу за руку, гордо произнёс: – А это моя жена. Она прошлой осенью третий разряд получила.

Старик посмотрел на Машу и еле заметно улыбнулся ей, потом перевёл взгляд на Вадима и, покачивая головой, сказал:

– Молодую жену, Сурков, беречь нужно. А ты мало того, что на гору затащил её в непогоду, так ещё и «холодную ночёвку» ей устроил…

– Это моя вина, Егор Степанович, – робко начала говорить Маша, вступившись за мужа. – Вадим ни при чём…

Старик взглянул на девушку и, перебив её, сказал:

– Женщины давно уже наравне с мужиками бегут и даже обгонять умудряются их нередко, – он снова посмотрел на Вадима и строго добавил: – Вот только с мужиков, Сурков, это не снимает ответственности. Тем более, что восхождением наверняка ты руководил?

– Да, Егор Степанович, – виновато пробурчал Вадим, – не снимает…

– Но довольно трепаться, ребятки! – сказал старик, поставил палку возле двери и направился к кухне.

Он подошёл к тумбе, стоящей возле окна, достал две алюминиевые кружки и поставил их на неё. Потом из нагрудного кармана с клапаном вынул флягу из нержавеющей стали, открутил латунный колпачок и плеснул в приготовленные ёмкости что-то тёмное. Затем взял обе кружки с сильно пахнущей травами жидкостью и облизнул губы.

– Нате-ка, выпейте! – вдохновлённо произнёс старик, передавая Вадиму и Маше целебный напиток. – Настойка ядрёная, но шибко полезная, – и, причмокивая, добавил: – Сам делаю.

Егор Степанович убрал флягу в нагрудный карман, достал из подвесного шкафчика над тумбой небольшой свёрток, развернул его, вынул из кармана штанов складной нож и отрезал два толстых ломтика.

– Вот, заешьте-ка! – сказал старик, протягивая сморщившимся от крепкого напитка ребятам солёное сало.

Он довольно улыбнулся, подошёл к газовой плите, зажёг конфорку и поставил на неё ободранный эмалированный чайник с набранной в него из горной реки водой, которая стояла в бидоне рядом с тумбой. Затем старик вынул из подвесного шкафчика жестяную банку, поставил её рядом с плитой и, обращаясь к Вадиму, заботливо сказал:

– Вода закипит, заваришь этот сбор с сушёной малиной. Напьётесь горячего чая и сразу под одеяло ныряйте. Поспите несколько часиков. А я пойду дров наколю и баньку на вечер вам приготовлю.

Старик достал из тумбы половинку булки чёрного хлеба в пакете, начатую головку чеснока и положил их рядом с бумажным свёртком, в котором находилось сало. Потом подошёл к Вадиму, похлопал его по плечу по-отечески и направился к выходу. Он открыл дверь барака и, не оглядываясь, сказал:

– И раз уж женаты вы, в одну постель голышом ложитесь. Телами-то друг друга быстрее согреете.

Старик вышел на улицу, закрыл дверь снаружи и не беспокоил их, пока был занят приготовлением бани и другими бытовыми хлопотами по лагерю.

Вадим и Маша, разгорячённые ядрёной настойкой, горячим чаем и салом с чесноком, улеглись обнажённые на одни нары в дальнем тёмном углу пустого барака и лежали там, крепко обнимая друг друга, пока не уснули.

Они проспали три часа, проснулись от стука в окно, когда на улице начало смеркаться, и отправились в баню, растопленную для них суровым, но заботливым стариком, чтобы в ней, как он сказал, навсегда избавиться от холода, глубоко проникшего в тела, и от страха, затаившегося в головах.

В тесной парной комнатке, сидя на узкой лавочке бок о бок с Вадимом, Маша вдруг вспомнила, как ещё несколько часов назад они сидели вот также вместе, крепко прижавшись друг к другу, но не размякнув в маленькой баньке от приятного исцеляющего пара, а содрогаясь от убивающего тело и дух холода в крохотной снежной берлоге на огромной ледяной горе.

И в этот момент в животе Маши что-то тёплое дрогнуло, нежно сжалось, и она вдруг почувствовала, что готова к тому, о чём думала уже много раз. Материнский инстинкт, дремавший в ней больше года, внезапно пробудился и вырвался наружу безудержной силой. Взяв Вадима за руку, она выбежала в прохладный предбанник и там без остатка отдалась природному зову и своему мужу, страстно целующему её распаренное и возбуждённое тело и не подозревающему, что в этот день он навсегда потерял напарницу и приобрёл мать своего будущего ребёнка.