Глава 17. Ночной костёр
Онгонча, схватив копьё, бросил вопросительный взгляд на Хонгу, предлагая броситься в погоню за беглецами, но тот отрешённо и медленно мотнул головой. Хонгу все ещё не мог смириться с неожиданной потерей двух своих людей. Он ходил кругами возле лежащих у его ног тел соплеменников. Те были молоды: они погибли по своей неопытности, но и по его вине. Он не предусмотрел. Он не проверил. Едва сдерживая обуревающую его злости, Хонгу побрел по берегу речки с пальмой в руке. Дойдя до лежащего на берегу сартыала, он вдруг с яростным криком обрушил град ударов на мертвое тело. Вернувшись к телам трупам соплеменников, он отбросил окровавленную пальму на камни и устало сел. Встретившись взглядом со стоящим над ним Онгончой, мрачно произнёс:
– Надо дождаться Ичин. Никуда они не денутся.
На речку опустились сумерки. Вскоре невдалеке раздался условный свист, подражающий лесным птицам. Онгонча ответил, и из леса на вершину скалы вышла Ичин. Второй отряд в наступивших сумерках спустился со скал и присоединился к соплеменникам.
– Я же говорила тебе! – с перекошенным от ярости лицом выкрикнула Ичин, приблизив своё лицо к Хонгу. – Надо было убить её сразу! Почему ты не послушался меня? Это ты виноват! Ты! Ты все время…
Собравшийся вместе отряд шитолицых стоял над мертвыми соплеменниками. Рука Хонгу вдруг вцепилась в горло Ичин, и та на полуслове захрипела, забившись. Безуспешно пытаясь освободиться, Ичин, лицо которой побагровело, с ужасом смотрела на Хонгу. Его побледневшее лицо исказила судорога, а невидящие глаза смотрели сквозь Ичин. Второй рукой он медленно вытащил из-за спины пальму. Стоявшие вокруг спутники с опаской отступили на шаг назад. Хонгу обвёл их бешеным взглядом, и наконец, словно очнувшись, разжал руку: Ичин, хватая воздух ртом, упала на землю.
– Не время нам затевать ссоры… – сквозь зубы прошипел Хонгу, приходя в себя. – Проводим наших братьев в последний путь.
Стемнело и взошла луна. Собранные в кучу сучья занялись огнём, и вскоре огромный костёр заполыхал, озаряя яркими отблесками окружающий лес. Треск горящих сучьев эхом отдавался по округе. Уложенные в середину костра тела погибших, превратившись в дым, отправились в другой мир. Люди племени Хонгу не хоронили умерших в земле, как это делали уранхаи саха, не хоронили их на арангасах, на верхушках деревьев, как некоторые соседние племена. Они сжигали их в пламени. Шесть неподвижных фигур черными контурами выделялись на фоне яркого огня. Пляшущее пламя вырываясь из-под толстых сучьев, всполохами освещало бронзовые застывшие лица. И темные деревья стояли вокруг как свидетели. Вскоре после того, как огонь погас, отряд покинул это место, и, немного переместившись вниз по реке, устроился на ночлег. Когда на востоке забрезжил рассвет, Хонгу поднял своих людей.
– Они направятся по долине, до озёр. Другого пути нет, – произнёс Онгонча, глядя на Хонгу. – Нам не обязательно сейчас идти по их следу.
– Что ты предлагаешь?
– Пойдём пешком – устанем. Спустимся на лодках до слияния рек. Дойдём до больших озер и там пустим собаку. Она возьмёт след. Другого пути у них нет. Там и перехватим.
– Верно. Так и сделаем, – подумав, властно произнёс Хонгу.
Глава 18. В капкане
К полудню беглецы, спустившись по откосу небольшой пади, поднялись по её склону на противоположную сторону, и вдруг внимание Айыыны что-то привлекло. На стоявшей на возвышении скалы старой одинокой сосне с обломанной верхушкой, она заметила затёс и воткнутую в него стрелу с перьями на хвосте. Метка была видна издалека и удивила девушку.
– Что это? – спросила она Бэркэ.
– Это метка… Хойгуо, – ответил Бэркэ, остановившись.
– Что она означает?
– Что означает? Её оставил какой-то хосуун-удалец, – подумав, ответил Бэркэ, – она означает, что он не боится битвы. И те, кто хотят отомстить ему, могут найти его по этим меткам.
– И кто он, интересно, этот человек? – заинтересованно спросила Айыына,– И что сделал?
– Это неизвестно, – пожал плечами Бэркэ, прикоснувшись рукой к стволу дерева и разглядывая потемневший от времени затёс – стрела старая. Давно это было.
Солнце пригревало их на скале, а под ними, сколько видел глаз, тянулись леса и холмы. Высоко вверху кружил коршун, темный на голубом небе. Ещё раз взглянув на метку, они в молчании покинули это место.
К вечеру, пересекая небольшой ручей, они наткнулись на густые заросли поспевшей смородины: не удержались от соблазна, забрались в пахучие заросли, рвали горстями тяжелые кисти, с наслаждением поедая спелые ягоды. Вскоре оба невольно улыбнулись, глядя на перепачканные ягодой лица друг друга. В одном из распадков, из ближних кустов, громко хлопая крыльями, неожиданно взлетела птица. Вздрогнув от неожиданности, беглецы в испуге присели, но Бэркэ тут же, выхватив лук, дал Айыыне знак не шуметь и ободряюще моргнул двумя глазами. Натянув тетиву и бесшумно ступая, он начал двигаться к тому месту, откуда донесся звук. «Фр-р!», – взлетела следующая птица и тут же упала, пронзённая стрелой. Иссиня-чёрный, с белыми крыльями и хвостом, самец тетерева забился на земле, громко хлопая крыльями. Бэркэ, намеренно пропустив взлетевшую следом самку, ещё одним выстрелом добыл очередного самца. Складывая добычу в суму, он скромно улыбнулся Айыыне:
– Это на ужин…
– Хорошо стреляешь! С тобой не пропадёшь, – восторженно произнесла Айыына, улыбнувшись добытчику.
Поздним вечером они достигли длинного озера, над которым, словно жалуясь, шумно кричали чайки. Бэркэ выбрал на его берегу скрытое от глаз, укромное место. Насобирав хвороста, он высек кремнем искру, и над костром заструился дымок. Язычки пламени вспыхнули с хвастливым треском над сухой хвоей. Насадив тетерева на ветку, Бэркэ поджарил его. Вскоре проголодавшиеся беглецы в молчании принялись за ароматно пахнущее мясо добытой птицы. Бэркэ щедро подложил дров в костер, горячее пламя весело затрепетало в воздухе, а он вдруг спросил сидевшую напротив Айыыну:
– Долгоон, он… Он говорил, что богат и зажиточен…
– Да, его семья – не бедняки.
– Тебе повезло с женихом… – произнёс Бэркэ.
Он вспомнил, как струсил Долгоон, но решил не расстраивать девушку. Какое его дело?
Некоторое время они сидели в тишине, глядя на взлетающие к небу искорки от костра. Айыына заметила, что задумавшийся о чем то Бэркэ поморщился, касаясь пальцами своего шрама на лице.
–Тебе больно?
–Нет… Просто… Воспоминания.– словно очнувшись, ответил Бэркэ.– Все в порядке.
Его шрам все ещё отдавал тупой болью, когда он хмурился, и иногда, при плохой погоде, ныла рана от стрелы. Но он верил в то, что эта боль нужна ему. Что она твердит, чтобы он ничего не забыл. Заметив, что девушка погрустнела, Бэркэ, чтобы развлечь ее, сам того не желая, вдруг рассказал о том, как он познакомился с Бузагу и Толбочооном. Удивившись самому себе – ведь он никогда и никому не рассказывал этого, он предался воспоминаниям. Все это казалось происшедшим тысячу лет назад. Айыына с интересом слушала его нескладный рассказ.
В мутной сумеречной дымке терялись лохматые холмы, тускнели мари, и вскоре всё слилось с синими вечерними сумерками. Смолкли в темноте чайки, наступила ночь. Бэркэ нарубил лапника, и Айыына, едва уронив на него голову, уснула. Молодой охотник ещё некоторое время сидел у костра, время от времени подкладывая в него сучья. Бэркэ посмотрел на спящую девушку и не смог отвести взгляд. Айыына лежала свернувшись, подобрав одну ножку, и вытянув другую. Ее волосы сбились в беспорядке, на открытой шее пульсировала синяя жилка, лицо выражало умиротворенность и доверчивую безмятежность. Бэркэ понял, что девушка слепо верит ему, и вдруг ощутил странное волнение, непреодолимое желание не обмануть этого доверия, уберечь ее любой ценой. Ты должен ее спасти – сказал он себе. Только ты, Бэркэ, можешь помочь ей. Спасти во что бы то ни стало. Он осторожно укрыл спящую девушку сползшей дохой.
Желна громким криком растревожила запоздавший рассвет. Какая-то птичка, запинаясь, затянула свою однообразную песню. В лесу посветлело. Бэркэ проснулся первым и разжег огонь. Айыыну он решил не будить, чтобы дать ей выспаться. Он сидел, скрестив ноги, возле костра, шлифуя край своего топорика точильным камнем. Шелестящий звук вселял в душу Бэркэ странную уверенность. Он не заметил что девушка проснулась и наблюдает за ним. Айыына, потянувшись, жалобно вздохнула. Их взгляды встретились, и они улыбнулись друг другу. Распущенные волосы девушки разметались по лицу и плечам. Вид Айыыны вновь наполнил душу Бэркэ странным волнением.
На востоке громоздились тучи, пронзённые местами солнечными лучами.
Расправившись с остатками тетерева, Бэркэ и Айыына продолжили путь. Некоторое время они шли по берегу растянувшегося в длину озера и, дойдя до его края, Бэркэ заметил за ним ещё одно, такое же длинное, но изогнутое, конца, которому не было видно. Между озерами пролегал узкий перешеек, поросший мелким кустарником. Жестом приказав Айыыне оставаться на месте, он, пригибаясь к земле, осторожно двинулся вперед и, добравшись до кустов у перешейка, остановился. Дальше было чистое поле, просматриваемое со всех сторон. Бэркэ какое-то время до рези в глазах напрягал зрение и прислушивался к звукам, но ничего тревожного не уловил. Растревоженные им чайки, шумно крича, перелетали на другое озеро. Медля от нерешительности, надеясь неизвестно на что, он оттягивал момент принятия решения. Какое-то шестое чувство удерживало его на месте, он понимал, что тело не хочет идти туда… Но все же, преодолев сомнения, он крадучись двинулся вперед по краю озера и вскоре добрался до находившегося напротив леса. Ежесекундно прислушиваясь, он с осторожностью обследовал его. Неожиданно в дневной тишине прямо над головой Бэркэ тревожно прокричала кукша, и где-то ритмично заскрежетала сова. Он, вздрогнув, мысленно проклял птиц и, пятясь, поспешил обратно. Перебежав перешеек между озёрами, и дойдя до места, где он оставил девушку, он позвал её – но никто не откликнулся.
Бэркэ с нарастающей тревогой осторожно вытащил из-за спины лук и тихо позвал девушку ещё раз. Притихший лес застыл в ожидании. В небе ярко светило солнце, и день для осени был приятно тёплым, но Бэркэ проняло холодом. Напрягая все обострившиеся чувства, он начал тихо отступать назад. Куда-то пропали все птицы, стояла оглушающая тишина. Слева между стволами деревьев мелькнула чья-то тень и скрылась. Справа раздался приглушённый шум, и качнулась ветка. Натянув лук, Бэркэ лихорадочно закрутился на месте. Со всех сторон, отрезая ему путь к бегству, из-за деревьев осторожно выступили люди с татуированными лицами, с натянутыми луками в руках. Раздался приглушённый крик Айыыны. Слева из-за старой сосны показался молодой шитолицый, лицо которого было сплошь усыпано веснушками: одной рукой он держал Айыыну за волосы, другой прижимал к ее шее острую пальму. Справа, из-за скрюченной сосны, выступил Хонгу. За ним стоял Онгонча – жилистый, с черным копьем наизготовку. Бэркэ в отчаянии смотрел на заплаканное лицо Айыны, из носа которой текла кровь, испачкавшая ворот платья. Он направил лук на Хонгу и замер.
– Ну что, аташкан, опять мы встретились, – мелодично произнёс Хонгу.
Веснушчатый, стараясь удержать пытающуюся вырваться Айыыну, дернул ее за волосы, и она вскрикнула
– Держи ее крепко, Туктуни, – раздраженно произнёс Хонгу.
Бэркэ отчаянно искал выход из ситуации, но с ужасом понимал, что кошмар, произошедший в прошлом, опять настигает его. От этой мысли его бросило в дрожь, по коже побежали мурашки, следом мелькнула мысль, что это сон, морок…
– Бросай лук, – приказал Хонгу, – или ей сейчас вспорют горло. Прямо здесь, при тебе. Туктуни!
– Стой!
– Давай прикончим их здесь! – зло выкрикнула Ичин, подойдя вплотную к Бэркэ и целясь из лука ему в лицо. Ее глаза пылали ненавистью. Краем глаза Бэркэ заметил, что с другой стороны, заходя за спину, к нему приблизился Онгонча.
– Ну! – нетерпеливо произнёс Хонгу. По шее Айыыны потекла струйка крови. Дрогнув, Бэркэ медленно отпустил лук. Приблизившийся сзади Онгонча, размахнувшись, ударил его древком копья. Пришедшийся по затылку удар оглушил Бэркэ, и он упал на четвереньки. Последовавшие следом многочисленные удары отправили его в беспамятство.
Он очнулся при свете дня, в берестяной лодке, на дне которой лежал, связанный по рукам и ногам. Голова раскалывалась от тупой боли: он с трудом попытался восстановить в памяти прошедшие события. Урывками перед ним появлялись картины: ночь, горит костёр, он лежит на земле, его бьют… Крики Айыыны о том, чтобы остановить это избиение. Он теряет сознание. Вновь приходит в себя. Его опять бьют. Ичин пытается сделать на нем надрезы, чтобы вытянуть жилы, но её останавливает Хонгу… Опять небытие… Он лёжа, осторожно пошевелил конечностями: все тело ныло от нанесённых побоев, но руки и ноги целы, с облегчением понял он. Каждый вздох отдавался тупой болью в рёбрах. Голова гудела, лицо с одной стороны опухло, мелкие порезы саднили. «Могло быть и хуже», – успокоил он себя. Осторожно оглядевшись, вместе с собой в лодке он насчитал троих шитолицых, однако Айыыны рядом не было. По двигающимся мимо деревьям и кустам он определил, что они плывут по небольшой речушке. Двое в лодке неспешно гребли, третий внимательно осматривал лес на берегу. По доносившимся до его слуха звукам и переговорам врагов Бэркэ определил, что ещё одна лодка движется неподалёку, перед ними. Увидев, что пленник очнулся, сидевший рядом Хонгу склонился над ним, схватил за голову, мрачно оглядел его и тихо произнёс:
– Сразу ты не умрешь, это я тебе обещаю…
К вечеру они наконец пристали к берегу, и, когда его вытащили и бросили на прибрежный песок, он увидел Айыыну. Она так же, как и он, была связана, но Бэркэ, внутренне расслабившись, заметил, что ей не причинили вреда. Развязав веревки на его щиколотках, Онгонча рывком поднял его, но Бэркэ не удержался на непослушных ногах, повалился на камни. Ему дали время размяться и прийти в себя. Он с усилием поднялся и его, шатающегося, связали одним ремнём с девушкой. Бэркэ с трудом держался на ногах: затёкшее и избитое тело ныло и не слушалось его. Правая сторона лица покраснела от крови, рана в бедре заставила его прихрамывать. Ушибленное плечо давало о себе знать при каждом шаге. Айыына, бросившись к нему, всеми силами поддерживала его. Они встретились взглядом, и Бэркэ, чтобы приободрить девушку, криво улыбнулся ей. Подталкивая пленников, Онгонча отдал команду трогаться, и отряд покинул речку. Айыына, держась рядом с Бэркэ, поддерживала его, чтобы он не упал. Страхи свои она скрывала за внешним спокойствием и строгостью, однако они не оставляли ее и лишь возрастали с каждым пройденным километром.
До наступления сумерек они тихо шли по лесу вдоль речки. Вскоре остановившись, устроили короткий ночлег под деревьями. Бэркэ, лежа на земле со связанными за спиной руками, впал в короткое забытье, но вскоре проснулся. Как он ни старался, сон больше не вернулся к нему. Он оглядел лес и речку. На том берегу, на небольшом песчаном пляже, темным пятном носился, нарезая круги, заяц. Вот озорник – улыбнулся невольно Бэркэ, невольно позавидовав зверьку. – Ни забот, ни хлопот.
Он оглядел небо, где горело столько звезд, что человеку не счесть их, проживи он хоть сто лет. Закрыв глаза, он помолился духам, прося дать ему сил умереть достойно, когда его час придет.
Хонгу поднял их затемно. Поднявшись в предрассветной мгле, отряд вновь продолжил путь. К злополучной пещере они вышли на рассвете. На востоке над деревьями уже появилась золотисто-розовая полоска, но над тайгой там и сям еще висели мутновато-сизые полосы тумана. В тишине они достигли входа в пещеру. Пройдя темные коридоры и освещая путь факелами, шитолицые ввели пленников в обширную залу и привязали к двум вкопанным в землю столбам. Проверив, крепки ли ремни, удерживающие пленников, Онгонча и двое шитолицых покинули пещеру. Бэркэ и Айыына остались вдвоем. В наступившей темноте слышно было только, как падают капли со свисающих с потолка пещеры сталактитов.
Глава 19. Неожиданное освобождение
– Айыына… – тихо позвал Бэркэ.
– Бэркэ? – отозвалась девушка.
– Тебя не тронули?
– Нет, – едва не плача, произнесла Айыына, – били только тебя. Я все видела.
– Ничего… Мы все ещё живы.
– Тебе больно? – участливо спросила Айыына.
– Ничего, терпимо, – пытаясь вдохнуть полной грудью, отозвался Бэркэ.
– Что они с нами сделают?
– Не знаю. Не бойся… – Бэркэ пытался подобрать слова, чтобы не напугать девушку. – О чем ещё они говорили?
– Эта Ичин… Она хотела сразу с нами покончить, – вспомнила Айыына подслушанный ею разговор шитолицых, – но я поняла, что они кого-то ждут. Чьего-то отца…
– Надо попробовать освободиться, – со стоном прошептал Бэркэ. Не теряя надежды, они некоторое время пытались расслабить и растянуть ремни, но тщетно: узлы были стянуты накрепко. Бросив наконец попытки освободиться, пленники какое-то время сидели в тишине и молчании.
– Ваши животные, круглокопытые, легко ли на них ездить? Сложно ли это? – спросил вдруг Бэркэ.
– Наши лошади? – опешив, спросила в темноте Айыына.
– Да, лошади… С такими волосами длинными…
– Нет, несложно. Я с детства езжу на них…– не понимая, куда клонит Бэркэ, ответила она.
– Твой жених, Долгоон. Он пообещал мне, что подарит коня… А я ни разу вблизи не видел их… – тихо сказал Бэркэ, тут же мысленно укорив себя за то, какую глупую тему для разговора выбрал в сложившейся ситуации.
– Они умные, – отозвалась с грустью Айыына, вспомнив свою гнедую кобылицу, – ничего сложного…
– Да? Они сильные. И свирепые, как мне кажется.
– Ты будь просто уверен и покажи, что не боишься, когда садишься на неё, – ответила Айыына и вдруг спохватилась: – Если тебе придётся… Если нам придётся… Если мы выберемся отсюда…
Они опять замолчали на некоторое время.
– Как вы познакомились? С Долгооном? – тихо спросил Бэркэ.
– Мы дружим с детства. Наши отцы давно знакомы.
– Он нравится тебе? Он не беден, много скота.
– Не беден, – подумав, отозвалась Айыына, – скота хватает. И лошадей, и коров… Почему ты спрашиваешь об этом?
– Тебе повезло с ним…
– Да, наш брак… был бы выгоден обеим семьям, – подумав, согласилась Айыына, – но я… Я еще не дала ему согласия. Почему ты спрашиваешь?
– Просто так, – смутился Бэркэ, – интересно, как живут люди других племён. Везде по-разному, верно?
– Верно…
– Я мало видел людей. Привык быть один.
– Да, я понимаю. А ты? Ты женат?
– Нет, – тихо ответил Бэркэ, – как-то все откладывал. Вот и дождался…
– Ничего… – ответила Айыына, не зная, что сказать.
– Мне жаль, что так вышло, – подбирая слова, произнёс Бэркэ. – Прости, что не смог помочь. Я бы посмотрел на вашу свадьбу. Долгоон рассказывал мне по дороге, что это интересный обряд.
– Да? Обряд интересный, соглашусь, – смутившись, произнесла Айыына, – но я ещё не давала ему согласия…
– А… – произнёс Бэркэ. – А что, разве ты не согласна?
– Нет. То есть я не против, конечно, но… это все ещё… Сейчас об этом нет смысла говорить.
– Да, прости, – смутился Бэркэ, – если бы не эти убийцы, все было бы по другому. Ты вышла бы за богатого жениха, и вы бы зажили богато и счастливо.
– Погоди. Я ещё не давала согласия. И его богатство здесь не при чём. Ты думаешь, что люди женятся из-за богатства?
– Не знаю… А из-за чего?
–Не в этом дело.
– А в чем?
– Богатство здесь ни при чём. Люди сближаются не только ради выгоды.
– А ради чего?
–Они должны… Нравиться друг другу, уважать, любить друг друга. Богатство – это не главное.
Бэркэ залился краской. Вот дурак! Что она обо мне подумает? Все его слова казались ему неуклюжими и вялыми. Уж лучше помолчать, чтобы не опозориться еще раз. Затянувшееся молчание вывело его из себя. Надо что-то сказать ей, приободрить!
– Нравиться друг другу? – опять спросил Бэркэ, но ответа не дождался. Он в отчаянии стал думать, какую бы умную и приятную вещь ей сказать, но в голову, как назло, ничего не приходило. Он чуть было не заговорил о лошадях, но вспомнил, что уже говорил это. Он хотел бы ударить себя за неуклюжесть и непонятливость. Нужные слова не находились, и он, промолчав немного, промолвил: – Прости меня Айыына. Я подвёл тебя, не спас.
– Ты пытался, – ответила она и по её щеке скатилась слеза.
Время тянулось, и пленники то и дело впадали в забытье. Айыыну бросало в дрожь. Страх поселился у нее в животе и с каждым часом мучил ее все сильнее. Казалось, что прошло очень много времени, прежде чем они услышали какой-то звук. Скоро в тишине раздались отдалённый шум шагов и чьи-то голоса. Кто-то спускался по коридору. Отсвет далекого факела заплясал по стенам пещеры: Айыына и Бэркэ тревожно застыли в ожидании.
– Не бойся…– выговорил Бэркэ в темноту, внутренне напрягшись. Его злила собственная беспомощность и страшила мысль, что он ничем не сможет помочь девушке, не защитит ее. За себя он не боялся.
Вскоре, освещая себе путь трепещущим огнём факела, из темноты перед ними возникла Ичин. За её спиной, что-то недовольно бормоча, показался лысый старик. «Мясник!» – вспомнила Айыына. Было видно, что пожилой шитолицый не очень-то доволен приходом Ичин.
– Развяжи её! – приказала ему Ичин, указывая на Айыыну.
Тот, мотая головой, что-то замычал, упоминая имя Хонгу. Ковыляя, он обошёл ее, и встав перед ней, преградил путь. Видя, что он отказывается, Ичин не выдержала, оттолкнула его в сторону. Старик едва удержался на ногах, ухватившись за стену пещеры. Ичин подскочила к Айыыне и, склонившись, схватила её за волосы.
– Думаешь, как обмануть всех, чтобы вымолить себе пощаду?! Думаешь, что прикинешься милой, и тебя пожалеют? Нет! Сейчас ты умрешь! – прошипела она ей в ухо. Старик, подскочив сзади, схватил её и, произнося имя Хонгу, попытался оттащить от пленницы. Ичин, вновь с силой оттолкнув его, выхватила нож и перерезала ремни на столбе. Айыына, вскрикнув, упала лицом вниз.
–Отпусти ее!– выкрикнул Бэркэ и попытался вырваться из пут, но тщетно.
Ичин, схватив закричавшую от боли Айыыну за волосы, потащила её к выходу. Старик, не прекращая что-то мычать, преградил им путь, между ним и Ичин опять завязалась схватка. Вдруг, не удержав равновесие, все трое повалились на пол. Старик, оказавшись сверху над пришедшей в бешенство Ичин, попытался удержать ее. Перед лицом упавшей Айыыны вдруг оказался бок старика, на поясе которого она увидела небольшой нож. Схватив его, она полоснула по держащей ее за волосы руке Ичин, и та с криком разжала кулак. Освободившись и вскочив, Айыына бросилась назад к Бэркэ. Увидев это, мясник в растерянности ослабил хватку, и Ичин, выругавшись, сбросила его с себя. Старик неуклюже упал на спину. Айыына, успевшая добежать до Бэркэ, ножом перерезала удерживающие его ремни. Не сразу и не быстро, но Бэркэ поднялся. Растирая онемевшие руки, он взял из рук Айыыны нож. Все четверо противников оказались на ногах и замерли в нерешительности. Ичин, пожалевшая, что пришла без оружия, бросила быстрый взгляд на лежащие за спиной Бэркэ топоры, пальмы и копья. Бэркэ, заметив её взгляд, опередил её. Осторожно пятясь, дошёл до сваленного в кучу оружия и, не сводя взгляда с шитолицых, медленно поднял с пола два топорика. Старик, испуганно бормоча, начал подталкивать напрягшуюся Ичин к выходу. Та, со злостью глянув на пленников, крикнула им:
– Всё равно вы умрете!
Развернувшись, она бросилась к выходу, по пути с силой оттолкнув мясника в сторону. Тот упал, но быстро вскочил и, испуганно озираясь, бросился бежать вслед за ней. Оба они быстро скрылись в темноте.
– Бежим! Скорей! – взволнованно воскликнула Айыына и, схватив со стены факел, бросила взгляд на Бэркэ. Он, кивнув ей, медленно двинулся за ней к выходу. Тело его ещё ныло от побоев, каждый вздох отдавался болью в рёбрах.
– Скорей! Пока они не позвали на помощь!– торопила его Айыына, освещая путь факелом. Медленно продвигаясь вслед за ней по тропе, Бэркэ вдруг зацепился взглядом за одну из многочисленных вещей, висевших на стене, и замер на месте.
– Подожди! – воскликнул он и взял факел из рук приблизившейся к нему девушки. Осветив поближе стену, он с волнением приблизился к ней, и оглядел висящий на тонком шнурке костяной амулет. Взяв его в руки, он разглядел на нем выточенный им самим силуэт медведя. Амулет, подаренный им Толбочоону. Медленно сняв его со стены, он сжал его в руке. С отрешенным лицом он вспомнил плачущего друга.
– Скорей, Бэркэ… – испуганно позвала его Айыына, но он, погрузившись в свои мысли, словно не услышал её.
– Бэркэ! Ну же! – с отчаянием повторила Айыына.
Словно очнувшись, Бэркэ кивнув, двинулся за девушкой. Они, крадучись, добрались до выхода из пещеры. Наступило утро, но было сумрачно. Серый густой туман скрывал очертания ближайших деревьев и скал. «Эти двое уже добрались до стойбища и наверняка оповестили своих. С минуты на минуту они появятся здесь…», – подумал Бэркэ. Они выскользнули из пещеры и бросились в лес. Едва они успели укрыться за ближайшими деревьями, как послышался шум, и в клочьях тумана, зависшего над тропой, показались торопливо крадущиеся человеческие фигуры. Выглянув из укрытия, Бэркэ насчитал четверых шитолицых. На его удивление, Хонгу, Онгончи и Ичин среди них не было. В шедшем последним шитолицем он опознал мясника. Бесшумно проследовав мимо прижавшихся к земле беглецов, четверка приблизилась ко входу в пещеру и, недолго посовещавшись, исчезла в ее недрах. Бэркэ дал знак Айыыне, и они, тихо поднявшись, бросились в лес. Пробежав несколько метров, Бэркэ вдруг остановился. Айыына, на бегу обернувшись, с испугом заметила, что его лицо приняло выражение мрачной решимости. В руке он продолжал сжимать талисман.
– Беги к реке. Укройся и жди меня там, – твёрдым голосом произнёс он.
– Нет! Зачем? Бежим вместе! – воскликнула она и, вернувшись к нему, схватила его за руку. Испуганными глазами она взглянула ему в лицо, стараясь понять, что он задумал. В порыве волнения Бэркэ сжал её руку и прижал к своей груди.
– Нет. Беги. Я должен остаться.
– Зачем?!
–Я должен рассчитаться с ними, – твёрдо произнёс Бэркэ.
– Нет! Прошу тебя! Пожалуйста, бежим вместе!
– Нет…
–Они убьют тебя!
– Не беспокойся за меня. Жди у реки.– Бэркэ попятился,– Я догоню. Обещаю!
Айыына еще некоторое время пыталась уговорить его, но Бэркэ, мотнув головой, отступил назад. Поняв по выражению его лица, что он не изменит своего решения, Айыына с тревогой в сердце сдалась. Улыбнувшись краем рта и взглянув напоследок ей в лицо, Бэркэ отвернулся и, пригибаясь к земле, двинулся обратно к пещере. Айыына бросилась прочь с тропы и, несколько раз обернувшись, исчезла в сером сумраке.
Бэркэ быстро обследовал окрестности и, заметив возвышавшуюся над тропой горбатую скалу, взобрался наверх и укрылся среди камней. Вход в пещеру с этого места хорошо просматривался. Время застыло, рука Бэркэ коснулась рукояти топориков, словно проверяя, на месте ли они. Стояла жуткая тишина, и лишь изредка, в невидимом с этого места, укрытым серым туманом лесу, переговаривались пичужки.
Он услышал их задолго до того, как увидел. Прислушиваясь к тишине, они быстро продвигались по тропе между скал. Вооруженная пальмами и копьями четверка вдруг остановилась. Бэркэ услышал тихий спор, но слов не разобрал из-за расстояния. Процессия, немного растянувшись по тропе, продолжила движение, приближаясь к нависшей над тропой скале. Бэркэ приготовился. Все они должны были пройти прямо под ним. Он замер в ожидании, прижавшись спиной к промерзшей за ночь холодной скале.
«За моих друзей… Духи, дайте мне силы…» – прошептал он в волнении.
Пропустив троих и дождавшись, когда замыкающий, оказавшийся мясником, поравняется с ним, Бэркэ, сжав оружие, прыгнул. Подмяв под себя старика, он рубанул его под основание затылка топориком. Тройка, в испуге присев, обернулась на шум. Жертва, коротко вскрикнув, медленно вытянулась на земле. Перехватив второй топорик, Бэркэ тут же запустил его в ближайшего шитолицего, замершего в испуге с открытым ртом, в котором отсутствовала добрая половина зубов. Тот с похвальной проворностью, изогнувшись, увернулся от летящего в него топорика, но стоящий следом соплеменник не успел среагировать: бешено вращаясь, смертельный снаряд с глухим звуком воткнулся ему в лицо. Он, хрякнув, выпустил из рук оружие и, изогнувшись, завалился назад. Бэркэ присел, вырвал котокон из ослабевших рук лежавшего перед ним противника. Схватив его обеими руками за рукоятку и выставив вперёд, он заскользил по тропе навстречу увернувшемуся от топорика беззубому бойцу. Тот, что-то испуганно выкрикнув, растерянно ткнул в него выставленной вперёд пальмой. Отбив её скользящим ударом и уйдя вправо, Бэркэ без замаха на развороте полоснул врага по бедру. Тот, охнув, схватился одной рукой за потемневшую штанину и качнулся, пытаясь сохранить равновесие. Бэркэ, не оборачиваясь, пустился дальше по тропе – навстречу последнему, четвёртому противнику. Тощий и сутулый, с остатками поседевших волос вокруг лысины, мужчина в потрепанной лосиной дохе атаковал его выставленным вперёд копьем, но Бэркэ отскочил назад. Противники закружили, пытаясь достать друг друга. Шитолицый, чьё изукрашенное татуировками лицо исказила гримаса ненависти и страха, попытался тычковыми ударами достать ловко уворачивающегося Бэркэ. Зазвенел металл встречающегося в воздухе оружия. Бэркэ, оскалив зубы, перешёл в атаку, увенчавшуюся успехом: рука шитолицего окровавилась в локте и бессильно повисла. Он попытался отражать удары, держа копье одной рукой, но не преуспел в этом. Бэркэ с яростью обрушил на него каскад ударов котоконом, и вскоре красное от крови оружие замерло в воздухе над поверженным телом. Перед смертью шитолицый что-то надрывно крикнул, зовя на помощь. Через мгновение свет угас в его глазах. Бэркэ, шумно дыша, с отрешённым лицом застыл над испустившим дух врагом. Оглянувшись и найдя взглядом оставшегося, раненого в бедро беззубого, Бэркэ зашагал к нему с неумолимостью смерти. Капли крови, забрызгавшие его мрачное лицо со шрамом, превратили то в подобие маски. Неожиданно в лесу раздались крики, и Бэркэ, обернувшись, увидел, что по тропе из тумана к ним быстро приближаются два новых противника. Он разглядел, что они оба совсем молоды, – его ровесники. По веснушчатому лицу он узнал одного из них, – Туктуни, вспомнил он имя. Склонившись над мертвым телом, Бэркэ вытер об него меч, и перехватив его, двинулся навстречу новым противникам.
Увиденное шокировало их: соплеменники, которые были живы минуты назад, лежали без движения. Их раненый сородич, держась за бедро, что-то надрывно крикнул им. Они, выставив оружие перед собой, начали обходить с разных сторон возникшую перед ними из обрывков серой мглы тёмную фигуру. Приблизившийся первым шитолицый в белой, полинявшей дохе, перехватив копьё, с криком бросился на Бэркэ. Тот устремился ему навстречу, ускорился, увидев впереди на земле большой пень, с разбега оттолкнулся от него и взмыл вверх. Отбив в воздухе выставленное копьё, он обрушился на врага, и они оба, упав на землю, покатились по ней. Бэркэ почувствовал, что при падении разодрал губу, но тут же вскочил, в прыжке ушёл от кинувшегося к нему Туктуни. И чудом избежал удара: пальма противника срезала прядь волос с его головы. Извернувшись, Бэркэ рубанул врага по оказавшейся рядом пятке и отпрыгнул в кувырке в сторону. Раздался вопль, и раненый, не удержав равновесие, завалился на бок, впечатавшись в корень стоящей рядом сосны. Упав, он неловко забарахтался, пытаясь одновременно встать и зажать в руке кровоточащую лодыжку. Бэркэ успел отбить копье воина в белой дохе и вскользь достал кончиком котокона его запястье. Противники на некоторое время замерли на месте. Туктуни, шипя от боли и злости, сумел подняться, но едва удерживал равновесие, чтобы не упасть. Попробовал ступить на ногу, – и, охнув от боли, зашатался. Бэркэ, сделав два быстрых шага назад, сильным ударом выбил из его рук пальму, сделал оборот на месте и описал клинком быструю смертоносную дугу. Из горла противника пробились красные капли, затем кровь хлынула струей. Туктуни с вытаращенными глазами схватился за шею, его ноги подкосились, и он завалился на спину.