Через минуту митрополит вошел, держа в руке мобильник, на который он монотонно нажимал пальцем. На его лице были очки, сквозь которые он близоруко вглядывался в экран телефона, очевидно, листая записи в телефонной книге.

Выбрав нужную, он нажал клавишу вызова. Прошло пару гудков, и трубку взяли.

– Приветствую вас! – сказал Патриарх торжественно, и, дабы мы не услышали разговора, вновь вышел.

Я бы не отказался заглянуть в его телефонную книгу. Интересно, есть ли там номер президента?

Антон осуждающе поглядел на меня.

– А это обязательно? – с укором спросил я его.

Он отвернулся.

Митрополит вошел. Лицо его выражало облегчение.

– Самолет будет готов через два часа. Вас будут ждать…

Дальше он что-то говорил про Борисполь, какие-то пути и какого-то Всеволода Григорьевича, но я уже не слушал.

А мне-то что делать? Пацана ведь нужно довезти, как-никак! Что же, довезу его до Борисполя, а там обратно домой! Под сытую руку Светланы. Взять, что ли, у митрополита визитку, или номер телефона? Только зачем он мне? Звонить не буду, а дома все равно никто не поверит…

Антон встал.

– Мы можем выйти так, чтобы никто нас не видел?

– Можете, – полуулыбнулся святейший. – Могу предложить одну авантюру. Здесь есть подземный ход, сообщающийся с Дальними пещерами. Доберетесь до них, а там уже – спокойно выйдете вместе с посетителями.

Как в кино! Никогда не бывал в этих пещерах. Дальние, надо полагать, круче, ибо дальше?

– А мы не заблудимся? – влез я в разговор.

Патриарх повернулся ко мне.

– Думаю, что нет… Но как говорится, на Бога надейся, а сам не плошай, так что я дам вам проводника. На всякий случай.

«Надеюсь, не того, который нас встречал» – подумал я. Почему-то тот служитель был мне неприятен.

– Пойдемте, – пригласил митрополит и вышел. Мы последовали за ним.

Войдя в комнату, служащую, судя по всему, кабинетом, Патриарх некоторое время возился с древним шкафчиком, пытаясь его открыть. Но замок все никак его не слушался.

Наконец, с противным скрипом дверца открылась.

Крепко сжимая ключи пергаментной рукой, священник прошел во вторую комнату и отодвинул занавеску, висевшую в углу. За занавеской обнаружилась дверь. Митрополит вставил ключ и некоторое время безуспешно шевелил им в замочной скважине. Затем повернулся ко мне.

– Помогите, молодой человек.

Я подошел, оперся, как следует, и тронул ключ.

С применением физической силы дело быстро пошло на лад.

За дверью виднелась галерея, круто уходившая вниз.

Там внизу вас встретит отец Димитрий, я сейчас ему сообщу, – митрополит кивнул головой на телефонный аппарат, стоявший на столике в углу. – К сожалению, это все, что я могу для вас сделать… – Он протянул руку, что-то нажал в проеме, и лестница осветилась неровным светом. – Может быть, деньги?

Антон отрицательно покачал головой и шагнул в проем. Я – за ним.

– Ну что же, с Божьей помощью… Да хранит Вас Господь!.. Я буду за вас молиться. – Дрожащей рукой он нас перекрестил. Очки на носу смешно блеснули. – Идите же! – И дверь захлопнулась.

– Даже «до свидания» не сказали! – сказал я.

* * *

Если бы Мише задали всего два вопроса: зачем это ему и что он будет делать, когда узнает мотив убийства, он бы не нашелся что ответить. По той простой причине, что сам не знал ответа. Что-то с ним происходило.

Загадка захватила его целиком, что будет при достижении результата, и будет ли результат вообще, он не знал, но чем дальше погружался в расследование, тем больше настраивался идти к цели. Средства, по крайней мере, на данном этапе значения не имели.

А результат превзошел его ожидания. Честно говоря, он и не надеялся услышать имя. Тем более, иностранное. Теперь следовало проверить, была ли эта Хельга Груббер в Украине в момент убийства. Самое первое, что приходит на ум, это самолеты, затем поезда, затем автобусы. Несколько усложняло задачу, если она прибыла частным рейсом или частным транспортом.

Что же, придется опять идти на поклон к Виктору. Обязательства перед СБУ у Миши начинают расти с каждым днем. Как говорится, и просить неудобно, и ждать тяжело. Хотя стоп. Есть еще вариант.

Миша набрал Кирилла Александровича и кратко пересказал ему последние события.

– Что ж, Миша, теперь остается проверить алиби этой дамы, – продемонстрировал старик параллельность мышления.

– У меня возникла та же мысль, – озабоченно сказал Миша, – а СБУ напрягать становится проблематично… У вас есть какие-то предложения, как это можно сделать?

– Сделать, сделать… – задумался Кирилл Александрович. – Нужно подумать… – он некоторое время молчал. – Давайте так. Сейчас я кое с кем переговорю, но предупреждаю заранее, за результат не ручаюсь!.. В общем, потом перезвоню вам.

– Хорошо, Кирилл Александрович, – согласился Миша. – Жду ваших результатов, потом если не получается, думаем, что делать. Годится?

– Годится! Но… Миша, не поймите меня неправильно, вам это нужно?

– Нужно, – помедлив самую малость, ответил Миша.

И Кирилл Александрович нажал клавишу отбоя.

А Миша подумал, что зря втягивает старика в это дело. Это он, старый опытный мужик, повидавший столько, что хватит на несколько томов, непонятно почему подорвался и побежал расследовать никому не нужное дело, словно Пашка Колесниченко, пацан, живущий какими-то идеалами и которому жизнь еще не давала пинка под зад! А причем же здесь Кирилл Александрович? Старый знакомый, помогающий Мише просто так, по зову сердца, зная, что это никому не нужное расследование лишь мимолетная прихоть, временный каприз? Или старик, видящий в Мише сына, которого никогда не имел? Кто знает! Несмотря ни на что, Миша чувствовал неподдельную искренность этого человека.

Но не получится ли так, что неудовлетворенное Мишино любопытство приведет к непоправимым последствиям? Уверенности нет. Конечно, за спрос не бьют, и ничего страшного не произойдет, но где-то глубоко внутри шевелились и пытались прорасти отвратительные зерна страха и сомнения.

Миша тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли.

Что же, маховик уже запущен, остается только надеяться, что его ход не будет холостым. Неясной оставалась мысль, зачем это нужно самому Мише. Гимнастика ума? Ностальгия по работе? Интерес? Нереализованность? Миша не думал об этом, но подсознательно знал, что все перечисленное – лишь повод, не более.

Мимо шла девушка с сигаретой.

Миша сел на лавку и подумал о том, что очень хочется закурить. Он давно бросил, так, редко баловался в компании, не более, но сейчас припекло.

Голубых хотел попросить у девушки сигарету, но постеснялся. Он неловко поерзал на лавке и посмотрел вокруг, нет ли где-нибудь рядом бабушек, торгующих в розницу. Покупать целую пачку Миша не хотел. Увы, бабушки с лотками исчезли несколько лет назад, согласно указанию одного из прошлых мэров, но Миша об этом не знал. Он разочарованно хмыкнул и решил переждать этот неожиданный порыв.

Метрах в тридцати, через дорогу, трое милиционеров задерживали какого-то мужика. Вернее, один бил, второй держал, а третий – водитель, сидел, боком опершись рукой на руль, и судя по всему – отсюда было не разобрать, – давал коллегам ценные советы.

Миша с интересом наблюдал. Желание курить потихоньку проходило. Раньше он бы несомненно вмешался. Сейчас – только наблюдал. Будь задержанный каким-то хлипким слабаком или пьяным, это одно. Но мужик был здоровым кабаном, выше на голову того, кто его держал, хорошо одет, и судя по всему – весьма агрессивным.

Что же, значит, менты правы? Кто-то маленький и слабенький вызывает жалость, а большой бугай – наоборот. Значит, если его бьют, то за дело? Миша почувствовал, как ему снова захотелось курить.

Он решительно встал, подхватил пакет и пошел домой.

Следующее утро началось со звонка. Звонил Кирилл Александрович. Миша схватил телефон и глянул на часы. Семь четырнадцать.

– Да! – стараясь говорить как можно спокойнее, произнес он.

– Алло! Мишенька, доброе утро! – голос старика был печальным.

– Доброе, Кирилл Александрович, – Миша почувствовал разочарование. – Что приятного скажете?

– Боюсь, что ничего – со вздохом ответил старик. – Ребята все перевернули, просмотрели записи аэропорта, и… все.

– А как же вокзалы, станции, – вяло спросил Миша – их смотрели? Или не было такой возможности?

– А зачем? – ответил Кирилл Александрович. – Толку?

– Как толку? – удивился Миша, – а если там что-то всплывет?

– Зачем нам еще проблемы? – совсем печально сказал старик. И вдруг ликующе закричал:

– Теперь нам и так дел невпроворот! Была она, была, Мишенька, в Борисполе, четырнадцатого мая!! Камера ее поймала, и по документам тоже!

Миша сел на кровати, борясь с желанием закричать от радости.

– Ну Кирилл! Ну Александрович! Вы же меня до инфаркта довести могли!

Кирилл Александрович довольно засмеялся.

– Есть еще порох-то, Мишенька, есть немного! К сожалению, не только в пороховницах, а и в суставах, и в некоторых внутренних органах, но в целом-то неплохо, не так ли? Способен Кирилл Александрович на что-то эдакое, а?

– Способен, способен! – радостно отвечал Миша. – Ай, какой же вы молодец! И главное, быстрее СБУшников этих сработали во сто раз! Теперь мне ясно, почему вы в Фирме. Неясно только, почему зам!

– А мне хватает, дорогой мой, вполне хватает, – по тону было слышно, что старик улыбается. – Давайте лучше, скажите, когда встретимся, нужно поговорить.

– Когда скажете!

– Тогда через полчаса я у вас!

– А часа через полтора можете?

– Могу, разумеется? А что, срочные дела?

– Да так, кое-что несущественное.

– Могу я чем-то помочь?

– Да мелочи, Миша, мелочи… Просто хочу заскочить к СБУшникам, сказать спасибо!

Миша бросил трубку и захохотал.

Позже, придя к Кириллу Александровичу, и попивая давешний «Клинков» Миша узнал следующее:

В четверг, 14 мая, рейсом 11:45 из Берлина прибыло четыре человека, представлявшие Германию в международном конгрессе по вопросам здравоохранения. Двое из них – Карл Бройс и Хельга Груббер – от всемирной организации здравоохранения ООН. Причем Бройс – судя по всему, сотрудник среднего звена, так как о нем нет информации на сайте ВОЗ. Он, впрочем, был от Германии один, так как статус Груббер – заместителя генерального директора – предполагал участие от организации в целом.

Но это частности. Интересно другое. Первоначально конгресс должен был проходить в Москве, но потом, позже, по неизвестным причинам перенесен в Киев. Об изменениях участники были предупреждены за неделю.

Тут Кирилл Александрович сделал отступление: «Кто-то, вероятно, получил большой втык за перенос, и вполне возможно, что изменение планов повлекло за собой убийство сторожа. Иначе поехал бы себе он спокойненько на выставку».

Миша не согласился, заметив, что о выставке говорилось, насколько он помнит за неделю до убийства, так что перенос конгресса ключевой роли сыграть не мог. Потом подумал-подумал и пожал плечами. Материалы по делу лежали в компьютере, в том числе и показания Зайцева, а таких подробностей наизусть он не помнил. Кто его знает, нужно уточнить…

Кирилл Александрович махнул рукой и стал рассказывать дальше.

Конгресс проводился в Киеве; кроме Украины, России и Германии в нем должно было участвовать еще шестнадцать стран. Хотя приглашенные со стороны Великобритании мероприятие своим вниманием обошли. То ли в силу личного отношения к стране-организатору, то ли к проблеме здравоохранения – неизвестно. В общем, присутствовало восемнадцать стран. От Украины были: министр здравоохранения, министр социальной политики, курирующий вице-премьер, главы каких-то комитетов Верховной Рады. Ну, и естественно, чиновники рангом поменьше. Удивительно, что первые лица вниманием такое мероприятие не удостоили…

Впрочем, к делу это не относится. Проходил конгресс три дня – пятницу, субботу и воскресенье – с десяти утра до шести вечера. С часовыми перерывами дважды в день: в двенадцать и пятнадцать тридцать. После чего – банкеты, экскурсии и так далее.

Тут Кирилл Александрович опять сделал отступление и выразил удивление, почему проведение конгресса выпало на выходные дни, не подозрительно ли это?

Миша пожал плечами. Информацией о том, в какие дни обычно проводятся международные конгрессы по вопросам здравоохранения, он не владел.

Короче говоря, продолжал Кирилл Александрович, у Хельги Груббер вполне была возможность посетить вышеуказанный дом отдыха в пятницу вечером. Изучить, так сказать, достопримечательности и славянскую культуру изнутри. Изучить, посмотреть и тихо-мирно отбыть обратно к себе в Германию. Что она и сделала в понедельник утром.

К сожалению, не удалось проверить камеры в гостинице – прошел месяц, а записи в «Славутиче» хранятся в основном две недели. Редко – двадцать дней. Но это уже детали.

Кирилл Александрович замолчал.

Миша выразил свое восхищение. Вот это оперативность! Вот что значит профессионализм и старые кадры.

Старые кадры благосклонно кивали и соглашались.

– Что же, – наконец произнес Миша, покачивая бокал и глядя как янтарная жидкость тягуче покрывает стенки, – в Германию нам ехать как-то не с руки. Много узнали, да еще больше осталось.

Кирилл Александрович поднял палец.

– Дело в том, Миша, что я еще кое-что не досказал!

– Кирилл Александрович! – взмолился Михаил. – Я и один-то ваш выстрел перенес с трудом! Второго не вынесу. Можно прикрыть пороховницы на время?

Старик потер бледные ладони в предвкушении эффекта.

– Так вот. С фрау Груббер приехало, как вы помните, три человека. Карл Бройс, о нем я говорил, и еще двое мужчин. Эрик Горр и Макс Старски. Оба довольно известные личности в сфере германского здравоохранения. Горр – член какого-то немецкого комитета, крупный бизнесмен, а Старски – руководитель известного научного института и в придачу еще и большой ученый. Вы, кстати, о нем не слышали?

Миша опять пожал плечами. О таких ученых он знал еще меньше, чем о датах проведения конгрессов.

– Я тоже. Но это не важно. Вернее, не это важно… – Старик сделал многозначительную паузу.

Миша страдальчески поднял брови и умоляюще посмотрел на Кирилла Александровича.

– Важно то, что Старски в пятницу вообще не видели! Это ли не удивительно! Ведь он, если верить его резюме, должен был сидеть на этом конгрессе безвылазно!!

– Это тоже СБУшники сказали? – не удержался Миша.

– Конечно же нет, – с неудовольствием сказал Кирилл Александрович, которому Мишина реплика подпортила эффект от выступления. – Помните, эти полтора часа? Мне помогали проверять приглашенных! А Старски не было. Он не регистрировался в тот день.

– Глупо как-то получается – стал рассуждать Михаил. – Я понял, к чему вы клоните. Он организовывал поездку нашей даме. Хорошо… Кстати, – оборвал он себя – а этот Старски, он вернулся? Или он и есть наш клиент?

– Он вернулся – твердо сказал Кирилл Александрович. – Более того, я попросил сравнить, тот самый ли человек уезжает, который приехал, или нет! Такое, знаете ли, бывало в мировой практике. А уж если судить по той фотографии в вашем телефоне, что вы мне давеча показывали – и близко сходства нет… Да позже вы сами убедитесь! Можно б и быстрее, да вы же знаете, я сам не владею Интернетом. Так что Костя… Вы же знаете Костю? Он принесет мне снимки.

– Я не закончил – Миша поднял руку. – Я хотел сказать, неужели такая подготовка, и никакого алиби на заседании? Что там за системы контроля?

– Рамка на входе, и журнал регистрации у охраны. Камеры… Но ведь его отсутствие никого не удивило! Присутствующих было больше ста человек, и это не считая журналистов и персонала! Никто и внимания не обратил… И потом, Миша, это же дань традиции, не более. Неужели вы думаете, что там действительно приняли что-то важное? Да, разработали положение, или какой-нибудь протокол и подписали. Похвастались друг дружке презентациями. И все. Истинно важные решения принимаются не так. Даже первых лиц не было! Верно я рассуждаю? – Кирилл Александрович вопросительно посмотрел на Мишу.

– Верно – вынужден был признать Миша. Выходит, старик довольно-таки ориентируется в ситуации, а не витает в облаках, как ему думалось раньше.

– А вы не знаете, случайно, кто организатор… м-м-м, вернее, инициатор этого мероприятия?

Старик сокрушенно пожал плечами.

– Увы, нет! И как узнать, пока не представляю… Но можно пойти и спросить!

– У кого? – усмехнулся Миша – у вахтерши?

– А я разве вам не сказал? – Кирилл Александрович демонстративно хлопнул рукой по лбу. – Склероз, склероз. Дело в том, Мишенька, что уж три дня, как в Киеве находится Макс Старски. Прилетел, так сказать, по делам. Да уж… – он посмотрел на Мишино изумленное лицо. – Извините, Миша, вы слышали только что щелчок? Нет? Это опять пороховницы раскрылись…

Миша залпом выпил коньяк.

* * *

Мы стали спускаться вниз по винтовой лестнице. Ничего, в принципе, необычного, оштукатуренная стена и ступени. Естественно, как же тут без подземного хода!

Спустившись на пару пролетов, ниже уровня первого этажа, мы вышли в подвал.

Свет с лестницы слабо освещал помещение, размером с хороший гараж. Едва различимые очертания стен тонули во мраке. Слабо пахло то ли пластмассой, то ли шампунем. Вдоль стен лежали бесформенные груды каких-то тюков.

Мы прошли мимо завернутых в мешковину свертков, то ли дров, то ли пачек свечей, потом несколько метров по коридору и уперлись в толстую металлическую дверь.

Такую не выбьешь. Я потрогал замок.

– Твоя очередь ломать! – сказал я.

– Зачем ломать? Сейчас дождемся этого Димитрия. – Антон прислонился к стене.

– А дождемся ли? – на всякий случай уточнил я.

– Да вот же!

Действительно, слышно было, как кто-то вовсю скрипел ключом. Наконец, дверь открылась.

На пороге стоял очевидно, тот самый приснопамятный отец Димитрий. Судя по его виду, он в этих пещерах, как Дальних, так и Ближних, провел все свою жизнь. Бледный, глаза, словно у рыбы, – мутные и тусклые, во рту – когда он заговорил, полно (вернее будет сказать, немного) гнилых съеденных зубов. И подагрические узловатые пальцы. Если такая внешность – необходимое условие царствия небесного – прошу уволить.

Спрятав ключ в карман серой грязной рясы, отец Димитрий разомкнул рот и бесцветным голосом произнес:

– Вы те самые, кого следует препроводить?

Разумеется, нужно уточнить – двое из подземного хода Патриарха! Да нас тут целый взвод!

– Нет! – парировал я, – это не мы! – Ненавижу дурацкие вопросы, капитан Очевидность!

Но отец Димитрий не принял шутки.

– Тут более никого нет! – с вызовом заявил он. Очевидно, я ему не понравился. Взаимно.

– Что ж, тогда идемте! – бросил я.

Он посторонился, пропуская нас, и с грохотом захлопнул дверь. Мы вышли в сводчатый коридор около двух метров высотой, идущий в обе стороны.

Потоптавшись, отец Димитрий затрусил влево. Мы, естественно, за ним.

Я, как самый высокий, то и дело задевал макушкой висящие на проводах на расстоянии шести-семи метров лампочки, судя по освещению, ватт по пятнадцать, не больше, каждая.

Мы прошли метров тридцать и коридор раздвоился. Правая сторона вела дальше, а левая, более узкая – плавно спускалась еще ниже вглубь. Мы свернули влево.

Шли гуськом.

Первым, мелькая из-под рясы стертыми туфлями на босу ногу шествовал наш проводник, за ним – то и дело спотыкающийся Антон, и в арьергарде – я.

Прошли еще несколько метров, уперлись в следующую дверь. Отец Димитрий собственноручно отпер ее, и мы пошли далее.

Неудивительно, конечно, что вся Лавра изъедена пещерами, словно сыр! И вполне вероятно, что относительно небольшим метражом – около шестисот метров пещер в совокупности Ближних и Дальних, тут не отделались.

Если что-то выставляется для общего обозрения, то значит, где-то должны существовать и резервы, для особо посвященных.

По одному из таких резервов мы сейчас и шлепали. Шлепали – потому что стало сыро, с потолка сочилась влага, стены, вместо выложенных кирпичом, были каменными, а местами – вообще без кладки. И чем дальше мы шли, тем меньше было следов присутствия человека.

Пахло землей и сыростью. Ход был узким, если выставить в стороны локти, можно коснуться стены, что я не преминул сделать, испачкав в глину рукава ветровки.

Окружающая обстановка сильно напоминала некогда популярную компьютерную игрушку «Return to Castle Wolfenstein», уровень с катакомбами. Там, правда, было пострашнее, зато здесь – противнее.

Так мы прошли-прошлепали минут семь-восемь. Отец Димитрий подхватил одиноко стоявший у стены фонарь – такая китайская игрушка – лампа дневного света, мигалка, приемник – все в комплексе. В этих катакомбах она смотрелась нелепо.

Через несколько метров освещение исчезло – мы миновали последнюю светящуюся лампочку. Пол потихоньку шел вниз, и оглядываясь назад, я видел, как лампочка, поднимаясь все выше, постепенно тускнела.

Я полностью потерял ориентацию. Ау, где ты, «Истар»! По моим расчетам, мы давно уже должны были выйти на Ближние пещеры, не говоря уже о Дальних. Этак Антон-Дайрон и на самолет опоздает!

Да ну, треш какой-то.

Отец Димитрий включил встроенную лампу дневного света, и мягкое белое свечение озарило его угрюмое лицо без бровей, с редкими рыжеватыми ресницами. Стало гораздо светлее, чем при тех, потолочных лампочках.

Антон молчал, я тоже. Но что-то ведь он думает? Не подозрительно ли становится переться хрен знает куда невесть сколько времени?

Хотя в свете последних событий я уже ничему не удивлялся.

Как оказалось, зря.

Мы вышли в небольшой круглый грот, с высоким, метра под три, потолком. Диаметр – метра четыре.

Из него вели в разные стороны три коридора, не считая того, по которому мы пришли. Хотя правильнее будет сказать, что центральный и правый больше напоминали норы, и пройти в них можно было разве что на четвереньках.

Отец Димитрий уверенно свернул в левый.

– Стоп! – Неожиданно для себя скомандовал я и остановился.

Антон замер.

– Не кажется ли вам, преподобный, что мы уже дошли до Борисполя? – не выдержал я.

– Это правильный путь! – повернул голову в сторону проводник, подрагивая фонарем.

– Ой ли? – засомневался я. – Не, мы передумали. Возвращаемся! – И я потянул назад к себе Антона. Может, он и крутой телепат, и Дайрон, и тэ дэ и тэ пэ, но физически он обычный пацан, у него одышка и все это мне очень не нравится!!!

Отец Димитрий не спеша повернулся всем корпусом, держа фонарь таким образом, чтобы свет бил мне в лицо.

– Мы пойдем дальше, – безапелляционно заявил он.

– А мы – обратно!

Ну вот не понимаю я этой банальной глупости! Или дурости, если хотите. Чувак ну явно накосячил, но несмотря ни на что, упорно продолжает тупить!

И тут я услышал шум. Постепенно, со всех сторон, нарастающий то ли шепот, то ли шорох. Потянуло сквознячком, но вместо ожидаемой свежести я уловил едва слышимый запах гнили. Не из норок ли?

Стало чуть-чуть страшно.

Мы оба попятились назад и замерли.

– Приехали, – тихо сказал Антон.

Стало страшнее.

Отец Димитрий сделал шаг нам навстречу, держа фонарь перед собой, словно икону.

Ослепленный фонарем, я инстинктивно сделал шаг назад. Похоже, это меня и спасло!

Фонарь качнулся в сторону, и в его свете я с трудом успел разглядеть нечто, очень похожее на шпатель, которым штукатурят стены. И вот этот шпатель самым натуральным образом летел мне в лицо! Я отклонился, и поскользнувшись на сыром полу, едва не упал, шаркая ногами.

Отец Димитрий бросил фонарь на пол, что-то хрустнуло, но свет не исчез. Кто сказал, что китайцы делают брак? Но эта мысль особого облегчения мне не принесла.

Он взмахнул освободившейся рукой и ударил Антона по лицу. Тот рухнул, как подкошенный. В рассеянном свете мелькнуло перекошенное лицо священника. Впрочем, священника ли?

Лже-Димитрий шагнул ко мне, медленно поводя из стороны в сторону своим этим шпателем. На его лице застыла то ли отрешенная улыбка, то ли он просто кривился, но в любом случае, в белесом свете это смотрелось страшно. Неожиданно подвижная, словно у лошади, верхняя губа шевелилась, открывая съеденные гнилые зубы.

Значит, будем считать, что улыбался – злодей все-таки!

Но в тот момент мне было не до шуток.

Сказать, что я испугался, значит, не сказать ничего. Я дико, дико обосрался от ужаса! И именно этот страх мне здорово помог!

Короче говоря, не помня себя, я высоко подпрыгнул в воздух и крутанул «вертушку» – удар ногой с разворота в воздухе. Любимая фишка Ван Дамма. И моя.

«Никогда не бейте ногой в голову» вдалбливал годами Палыч, «это добивающие удары, и если противник поплыл, лишь тогда можно рискнуть». Я это знал. Но я знал также и то, что любой удар, даже самый непрактичный, можно отработать до совершенства. Поэтому отрабатывал, когда меня никто не видел, и соответственно, не критиковал…

Непонятно, отец Димитрий придерживался тех же взглядов, что и Палыч, или же просто просидел всю свою сознательную жизнь в пещерах, но в любом случае, такого он не ожидал!

Как я уже говорил, несколько дней отдыха идут на пользу, и поэтому результат оказался налицо: я резко крутанулся в воздухе и впечатал пятку правой ноги в правый же висок отцу Димитрию. Послышался то ли всхлип, то ли чавканье – шум в ушах от прыжка помешал разобраться, но лже-Димитрия отбросило в сторону почти на метр.

Я, конечно, не Ван Дамм, но сработало неплохо! Нападающий лежал, словно куль с пропавшей мукой – серая ряса и лицо такого же цвета. Капюшон сбился, и я с отвращением узрел голый блестящий череп, покрытый синеватыми жилками. Шпатель, которым он, очевидно, реставрировал свои подземелья, и заодно хотел обновить и нас обоих, валялся на полу, теперь не опасный.

Очень аккуратно и красиво я приземлился на ноги. Судя по всему, я только что убил человека. Умышленно или нет, в состоянии аффекта или без оного – но убил! События наложились одно на другое, поэтому угрызений совести испытать я не успел.

Да уж, они тут в своих подземельях, на постоянном посту и аскезе, совсем с ума посходили!

О том, что это митрополит мог отдать команду нас подштукатурить, у меня и мысли не было.

Что теперь? Возвращаться назад и говорить Патриарху о том, что мы, в частности я, свернули шею его помощнику, не хотелось. Да и как возвращаться-то? Сквозь запертые двери? А может, никто и не заметит?

Я подошел к Антону. Он сидел на полу и тряс головой, очевидно пытаясь прийти в себя.

– Жив? – спросил я его.

Поперек лица мальчишки пролегала глубокая царапина, из которой сочилась кровь. Судя по всему, отец Димитрий своими монашескими лапами, отродясь не знавшими маникюра, чуть не порвал пацану лицо.

– Жив, – не слишком бодро ответил он. – А ты молодец! Я не думал, что… – он не договорил, вскакивая на ноги.

Я обернулся. И сразу испытал два чувства. Первое – глубокого, как говорят, облегчения. К счастью, я все же не убийца. Второе – глубокого разочарования. К огромному сожалению, я, черт подери, не убийца!

Эти два по сути, противоположные чувства соединял нарастающий липкий мостик страха. Короче, меня раздирало на части от противоречий, плюс к тому же я опять испугался. Не слишком ли много на сегодня?

* * *

При обсуждении ситуации мнения разделились. Миша предложил присмотреться к Старски, побольше узнать о нем, и цели его приезда.

Кирилл Александрович напротив, считал, что медлить нельзя: сегодня вечером тот покидает страну, и все, пиши пропало. Второго такого шанса не будет. Значит, нужно встретиться с ним и поговорить.

Миша возражал: даже если и встретиться, что они ему скажут? Мол, было убийство, и там нашли улики против вашей коллеги? В лучшем случае, Старски их пошлет куда подальше. В худшем – поднимется шум. А кто они такие? Ни документов, ни полномочий.

С другой стороны, в этой стране никогда и никого это не останавливало…

Кирилл Александрович доказывал, что по разговору со Старски можно минимум хотя бы увидеть его реакцию. Да и потом, что доказывает вину Хельги Груббер? Разве она участвовала в убийствах? Вряд ли. Может быть, все было официально, или по крайней мере, законно. Может, Старски поможет пролить свет на недавние события. Встреча в глуши не есть преступление, приехали на шашлыки и передумали. В конце концов, открывают тому, кто стучится!

Миша задумался.

Тем более, убеждал его Кирилл Александрович, может, Старски вообще ни причем! Может, он бегал к любовнице, может, пил где-то, а может, чем черт не шутит – и церкви осматривал! Может, он и Хельгу Груббер не знает – так, познакомились в самолете и все!

Миша сдался.

– Ладно, вы меня уговорили. Когда поедем? – он вопросительно посмотрел на Кирилла Александровича.

– Сначала надо узнать, где он, а уж потом ехать – озабоченно сказал старик. – Давайте так, Миша. Сидите и пейте, но в рамках. А, я как выясню, так сразу и едем. Идет?

– Идет… – Неохотно согласился Миша. Что-то в идее Кирилла Александровича ему не нравилось.

Спустя некоторое время Миша и Кирилл Александрович ехали в вишневой «Шкоде Фабии». За рулем сидел незнакомый Мише молодой парень в очках, очевидно, тот самый Костя.

Кирилл Александрович был одет в деловой костюм с галстуком. Миша – в джинсах и кожанке.

– У Вас, кстати, с собой часы? – спросил Кирилл Александрович.

Миша достал из кармана «Ролекс».

Кирилл Александрович защелкнул браслет на запястье. «Психологическая атака», подумалось Мише.

Около одиннадцати автомобиль подъехал к мрачному серому зданию.

– Что это за контора? – спросил Миша, выходя из машины и осматриваясь.

– Тут много контор, Мишенька, – Кирилл Александрович кряхтя, снял пиджак и свернув, повесил на руке. Рукава у рубашки были короткими, и часы сразу бросались в глаза. – Которая именно вас интересует?

– Та, куда мы с вами направляемся.

– Я думаю, что нам все же следует подождать здесь. Вон на той лавочке. – И старик решительно зашагал к лавке.

Миша нехотя двинулся за ним.

Спустя некоторое время из здания вышел молодой человек и кивнул в их сторону.

– Выходит, – толкнул локтем Мишу Кирилл Александрович.

Оба встали.

За молодым человеком вышел невысокий мужчина лет тридцати восьми на вид с лицом отличника-заучки. Редкие волосенки небрежно зачесаны назад, слегка примятый деловой костюм, новенькие туфли на ногах, на маленьком носике очки в дорогой оправе. В руке мужчина нес матерчатый кейс для документов.

Это и был Макс Старски.

Миша и Кирилл Александрович двигались ему наперерез, и таким образом встретили Старски на полдороге к пешеходному переходу.

– Герр Старски? – по-немецки обратился к Максу Кирилл Александрович. Миша довольно неплохо знал немецкий, и смог понять, о чем идет речь.

Старски удивленно посмотрел на старика, затем на Мишу.