Za darmo

Линия ночи

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

И я уселся на подушке.

– В общем, небольшое кровопускание не повредит! – прокомментировал вампир, жестом указывая на лежавшие в огромной полукруглой чаше плоды.

Миша протянул ему персик.

– Я вообще-то, хотел вон то, – сказал Джейсон, показывая на нечто, напоминавшее огромный грейпфрут.

– Вон то для девушки, – отрезал Миша. – Ешь, что дают! Ты и так сожрал все фрукты. Другой еды, что ли, нет?

Джейсон выразительно посмотрел на меня.

– Боюсь, моя кровь придется тебе не по вкусу. – Сказал я безразлично, вытягивая ноги. – Сплошная отрава.

И многозначительно посмотрел на художника.

– Ах, вот оно как, – сказал Джейсон, окидывая меня взглядом. – Понятно. Придется вернуться к вегетарианской пище.

– Вот-вот, – вмешался Миша. – Только питайся, как все нормальные… гм, люди.

– Это что, соленой капустой, репой и водкой? – прищурился Джейсон.

* * *

Вне всякого сомнения, Джейсон все понял. Но нельзя сказать, что реакция его была нормальной. То есть, реакция была нормальной, но это-то и было странным! Учитывая, что прошло, по их счету, всего два дня, и у меня налицо такой прогресс!

Или Дайрон проделывает такую штуку не в первый раз?

Разберемся.

И вернулось знание языка.

Все, включая меня, говорили по-английски. И я, черт побери, не хуже остальных! Вот так-то. Интересно, высшую математику я тоже освоил?

Миша тоже шпарил на раз-два! Так хорошо знал язык, или может, тоже попал под влияние Дайрона?

Сейчас самое трудное было вести себя естественно.

То, что я покинул своих недавних товарищей, и вернувшись, нашел такими, совершенно не изменившимися, все же сильно помогало – именно такими образы оставались в моей памяти. И таким образом, я все-таки чувствовал себя более-менее в своей тарелке.

Но вместе с тем, я не видел никого пять лет, ну, не считая конечно, встречи в храме три месяца назад. События в самолете стирались в тумане пятилетней давности, и потому я вполне мог сотворить какую-нибудь глупость.

Тем более, Дайрон ничего не говорил насчет того, стоит ли посвящать в это дело посторонних. Так что не стоит торопиться. Да и расскажи я сейчас о том, что прыгаю, словно тетка Мишеля Синягина, туда-сюда во времени, меня сочтут психом. А если и поверят – после всех этих событий, то вряд ли это поспособствует укреплению боевого духа.

– А где Дайрон? – прервал я пикировку двоих мужиков.

– Там, – махнул куда-то за пределы павильона головой Джейсон. – Все медитирует.

– Пойду, поздороваюсь, – решил я, поднимаясь с места.

Подхватив сумку, я вышел под палящие лучи солнца. Там, откуда я вернулся, светило, бывало, и ярче, но как-то более мягко, что ли.

– Подожди! – окликнула меня Маргарита.

Я остановился.

– Пойдем вместе. Ты же не знаешь дороги.

Мы молча пошли по дорожке.

– А с чего ты взяла, что я не знаю дороги? – спросил я.

– А я не права? – в упор спросила Маргарита, останавливаясь и преграждая мне путь.

Я промолчал.

– Я все помню, – тихо сказала она.

Мы медленно пошли вперед, стараясь попадать в тень.

– Мне… Я не убивал его, – сказал я. – Мне жаль, что так получилось.

Маргарита шла, наклонив голову, и рассматривала песок под ногами.

– Я знаю. – Наконец сказала она. – Это было так нелепо, что… – Марго покачала головой.

– Кто он? – спросил я.

– Мой кузен, – ответила она. – Сын моего дяди. Того…

– Толстого? – спросил я.

Она кивнула.

Я молчал. Сказать было нечего.

– Потом полиция установила, что это был несчастный случай… – сказала она. – Но эта кровь, клыки…

– Да что клыки! – в сердцах сказал я, и достал те злополучные челюсти из бокового кармашка сумки.

Увидев их, Маргарита вздрогнула.

– Убери. – Попросила она.

Я молча сжал их в ладони, и пошевелил пальцами, превращая податливую пластмассу в бесформенный комок.

– Понимаешь, после этого случая я и поверила, что ты вампир. – Тихо сказала девушка. – Как и отец… Он всегда верил в них, всю жизнь искал доказательства, а я… Я твердила ему, что их нет, прекрасно зная, что это не так! Он ведь не знает о «Длани», думает, что я работаю в бюро Ватикана… Вот и получилось…

Я молчал.

– А ты не изменился с тех пор. – Не глядя на меня, произнесла Марго. – Это…

– Дайрон. – Подтвердил я. – Он тебя и просветил насчет меня, так?

Она кивнула.

– Я не буду спрашивать. Скажи только, все действительно так… сложно?

– Ты о чем? – я сделал вид, что не понимаю.

Она пристально посмотрела на меня, но я стоически выдержал этот взгляд.

– О том, что с Ним случилось. – Ответила Марго, выделяя интонацией слово «Ним».

Ну конечно, для нее Дайрон является Богом, недостижимым идеалом, которым можно лишь любоваться издали!

– Да, ситуация не из приятных. – Согласился я. – Будем стараться исправить отдельные моменты.

Во взгляде Маргариты промелькнуло уважение.

Я едва не ляпнул, что подал Дайрону ряд ценных советов, чем направил его на правильный путь, но вовремя прикусил язык.

С такими вещами не следовало шутить.

Дорожка вывела нас к необычному сооружению, увенчанному закругленной, точно церковный купол, крышей.

Огромное, метров трехсот в длину четырехэтажное здание, состоящее из сплошных террас и балконов. Оставшиеся небольшие, не охваченные галереями участки стен были вымощены разноцветными, размером с детскую ладошку, ромбиками.

Стекол в окнах не было, зато все окна были закрыты неким подобием жалюзи, сплетенных из полос слюды.

Дорожка изгибалась плавной запятой, и оканчивалась у подножия потрескавшейся террасы, по краям которой сидели два каменных грифона.

Солнце еще не достигло зенита, и поэтому вся терраса была погружена в тень.

– Необычное ощущение, правда? – спросила Маргарита, делая шаг на ступени.

Пожалуй. Дворец своим внешним видом полностью оправдывал название семьи Барода, некогда владевшей им.

Внутрь вели широкие металлические двустворчатые двери, обтянутые мелкой сеткой.

Одна створка была приоткрыта.

– Дайрон там, – показала на ворота Марго, поправляя кепку.

– Скажи, – спросил я, опуская сумку на ступени, – ты давно его знаешь?

Маргарита на секунду задумалась, а потом аккуратно присела на спину грифону.

– Больше двух лет… Но наверное, правильнее будет сказать, что я знаю о нем. За это время я видела его всего лишь несколько раз…

– В другом обличье? – уточнил я. – В виде старика?

– Почему старика? – удивилась Маргарита. – Совсем нет… Ему на вид лет пятьдесят, не больше! Нет, если, конечно это старик для тебя, то…

Я засмеялся.

– Что смешного? – недоуменно спросила девушка.

– Да нет, – сказал я, – я насчет «лет пятьдесят, не больше»!

Маргарита пожала плечами.

– А ты откуда, Марго? – спросил я. – Из какой страны, то есть.

– Холихед, Уэльс. – Ответила она. – Почему ты спрашиваешь?

– Да так, интересно.

Повисла неловкая пауза.

– Ладно, – я подхватил сумку. – Пойду поздороваюсь.

Девушка кивнула, и осталась сидеть, откинув голову и закрыв глаза, словно загорала в шезлонге на пляже.

Я зашел внутрь.

Огромная, до самой крыши, комната, или правильнее будет сказать, помещение, по периметру которого, как и на улице, шли галереи и балюстрады.

Словно в древнем торговом центре.

Мощеный мраморными плитами пол, которые род Барода за века владения поместьем отполировал своими нежными ножками до блеска.

Вокруг в кажущемся беспорядке были разложены покрывала, ковры и прочая фигня, столь любимая раджами и визирями.

Слева вела наверх широкая каменная, отделанная деревом лестница.

Все привычные мне лестницы такого рода обычно заканчивались чем-то вроде подпирающих перила стоек, увенчанных шарами.

Здесь же вместо шаров торчали головы птиц, увенчанные султанами пушистых перьев. Головы сильно напоминали павлиньи, вот только размером не совпадали – каждая была с футбольный мяч.

Даже у страуса нет такой башки! Может, это головы граморов? Пока что мне не довелось увидеть ни одного из них.

Не скрывая отвращения, я присмотрелся. Ничего общего с настоящими головами, кроме внешнего сходства у этих не было. Обычные поделки из дерева. Обычные, но неплохие, если честно. И страшные.

Не граморы, значит.

Тьфу! Уже мерещатся на каждом углу!

Поднявшись на второй этаж, я почувствовал присутствие Дайрона. И двинулся по опоясывающей зал галерее.

VII

Дайрон сидел по-турецки на белоснежной тигриной шкуре в одних видавших виды трусах в горошек и ловил лицом лучи восходящего солнца.

Остальная одежда была небрежно брошена рядом.

Я не удержался и хмыкнул. Уж слишком мало тощий мальчишка с выпирающими позвонками походил на медитирующих накачанных кинозвезд боевиков.

– Добрался? – не открывая глаз, спросил он.

– Угу. – Я огляделся вокруг.

– Можешь не разуваться, – разрешил Дайрон.

Я огляделся.

На стенах плохо нарисованные выцветшие портреты каких-то мужиков – представляющих, очевидно, достославный клан Барода.

Старинная мебель и кровать под балдахином. На столе тяжелые книги в серебряном тиснении. Я раскрыл одну из них, но не смог разобрать ни строчки блеклых каракулей.

– Как добрался? – поинтересовался Дайрон, не шевелясь.

Я громко захлопнул книгу.

– Мог бы и встретить.

– Мы же полчаса как расстались! Неужели ты соскучился?

Я обошел комнату, и перегнувшись через подоконник, выглянул наружу.

Ничего, кроме густых деревьев. Впрочем, прямо под окном возвышалось некое подобие старинной водокачки. Кованая, причудливо изогнутая ручка побурела от ржавчины.

– Есть новости? – вопросил я пустоту.

– Ты заслоняешь мне солнце, – послышалось из-за спины.

– Извини… Диоген. – Я отошел от окна.

 

Мальчишка не пошевелился. Он что, теперь заряжается от солнца?

– А что ты сказал Джейсону? – полюбопытствовал я. – У тебя, если я не ошибаюсь, дней-то было в обрез!

– Не ошибаешься. – Мальчишка со стариковским кряхтеньем вытянул ноги и потянулся. – Гранат.

– Понятно. – Разочарованно сказал я. – А где он?

Дайрон кивком указал на прикроватный столик, на котором в выемке массивного бронзового подсвечника посверкивало что-то красное.

Я взял камень в руки. Прекрасно. Конечно, по сравнению с изумрудом, он, на мой взгляд, проигрывал, но и того, что я видел, было более, чем достаточно.

– Так что ж, у меня теперь два камня? – нагло спросил я.

– Да, конечно, – отозвался Дайрон.

Отлично. На «Бентли» я собрал.

– И на сколько потянет эта радуга? В полном комплекте? – деловито спросил я.

Мальчишка стал одеваться.

– Не знаю… По сегодняшним расценкам, пожалуй, на миллиард.

– На сколько? – переспросил я.

Дайрон обернулся, и посмотрел на меня.

– А в чем дело?

– Да ни в чем…

– Хочешь построить за миллиард царствие Божие? – поинтересовался мальчишка. – На отдельно взятой территории?

– Сомневаюсь. – Я подкинул гранат на ладони. – Продать это невозможно. Да и бессмысленно.

– А пожертвовать на благотворительность? – хитро спросил Дайрон.

– Да какая там благотворительность! Сейчас, батенька, этого мало: нужно еще проконтролировать, куда пойдут эти деньги!.. Ты еще скажи: в церковь!

– А с чего такой скептицизм?

– А с какого перепугу? Что, церковь-то сильно тебе помогала? Тамплиеров щемили, индульгенциями торговали, и вообще… столько людей пожгли на кострах – дровами теми полстраны несколько лет отапливать можно было! Есть от нее толк? Я имею ввиду…

– Я понял, что ты имеешь ввиду! – отрезал Дайрон. – В этом смысле нет.

– А зачем ты ее терпишь? Если они извращают само понятие Бога!

– Я не знаю, кто что извращает, – мальчишка застегнул воротник и поглядев в овальное, в бронзовой раме зеркало, пригладил торчащие волосы. – Но до тех пор, пока хотя бы ничтожная часть ее служителей будет творить добро и дарить утешение людям, церковь будет стоять!

– Именно. – Кивнул я. – Крестить, отпевать и венчать, выбивая у людей последнее! За вшивую свечку требуют…

– Никто никого не заставляет креститься, отпевать и венчаться, – равнодушно сказал Дайрон. – Уж я точно. Сейчас церковь – это всего лишь рынок ритуальных услуг в условиях конкуренции! Кому надо, пусть ищут дешевле… И потом, так далеко не везде!

Мальчишка закончил приводить себя в порядок и повернулся ко мне.

– Мне лично все равно – венчался человек, или нет, – это его личное дело! И что касается религии, то к некрещеному, или не принявшему ислам, я не стану относиться иначе, чем к первосвященнику!

Религия лишь ритуал. Если иногда я и слышу молитвы людей, то уж никак не благодаря церкви! И наоборот, если для кого-то религия – нечто большее, чем просто набор слов и традиции – следует если и не уважать это, то по крайней мере, относиться терпимо.

– Эти зажравшиеся попы… – начал я.

Жестом Дайрон прервал меня.

– Эти зажравшиеся попы – всего лишь отражение самих прихожан! Почему ты не говоришь о политиках или педагогах, берущих взятки? Или врачах, решающих, кому из пациентов жить, а кому – выживать!

Я покачал головой.

– Давным-давно… два дня назад, мы с тобой говорили об этом. Почему бы хоть раз не вмешаться? – Я рубанул рукой воздух. – И навести порядок!

– Вмешайся. Ты хочешь лично навести порядок? Получить статус и силу и начать творить справедливость во имя добра?..

Он прислонился спиной к старинному комоду.

– Пожалуйста. Вот только вернем тело, сразу же займись!

– Но эти гонения еретиков и неверных… – пробормотал я, остывая.

Дайрон скрестил на груди руки.

– В данном случае, дело не в церкви. Гонения будут до тех пор, пока общество само не победит неравенство, зависть и условности.

– То есть вечно.

Дайрон пожал плечами, словно не желая вступать в спор.

Конечно, не совсем правильно спорить о таких вещах с тем, кто неизмеримо выше. И кто уже тысячи раз размышлял на тему равновесия между добром и злом. Но пока я хочу и могу выражать свое мнение, почему бы не изложить его, пока представляется такая возможность? Ведь эта инстанция как-никак выше, чем Европейский суд!

– Скажи, что было для тебя самым сложным за все эти годы? Ну, одиночество там, страх ответственности… – спросил я, глядя ему в глаза. Глаза ребенка, далеко-далеко на дне которых притаилась усталость.

Мальчишка задумчиво смотрел сквозь меня.

– Не зависеть от привычек. И не разочаровываться в каждом дне. Помнить о том, что это все – не дежа вю, а настоящая, живая жизнь… А прожить ее – очень сложно…

Он улыбнулся странной улыбкой.

– Спустя триста-пятьсот лет все перестает удивлять, и чтобы получить новые ощущения, нужны новые события – войны, катастрофы, стихийные бедствия. И тогда ты словно пробуждаешься и чувствуешь себя нужным…

– А просто спокойная жизнь? Лежать в гамаке и читать книги? А люди пусть сами развиваются в прекрасное общество. Единственное, держать под контролем чужих, ну и оружие… Атомное, бактериологическое… В чем проблема-то?

Дайрон подошел к окну и облокотился на подоконник.

– Ты этого, наверное, не поймешь… – Задумчиво сказал он. – Люди стараются жить, руководствуясь каждый своими собственными правилами: кто-то не грешит, боясь высшего суда, кто-то верит в Бога, чтобы попасть в рай, а кто-то – просто, на всякий случай – у всех свои причины. Разные, но они все же есть! Иногда – это безысходность, иногда – надежда, но чаще всего, это страх предстоящей расплаты. И этот страх порой толкает их на страшные поступки.

Дайрон помолчал.

– В чем смысл жизни человека, если он живет эмоциями? Даже самый хладнокровный, расчетливый прагматик строит свои замыслы ради эмоций – пусть и скрытых, недоступных другим! И самая главная эмоция – страх – заставляет двигаться дальше! Страх смерти – ведь развивается не только медицина, это общее! А частности? Гибкое поведение, стремление выжить – в обществе или в одиночестве! Страх за своих близких, страх зависти, страх потери – куда ни глянь, именно страх толкает общество вперед…

А у меня все иначе… Если ответственности нет? Если некому призвать тебя к ответу? Что тогда? В чем смысл? Бесконечный бег в колесе? Вот потому-то я и боюсь обыденности…

– Говорят, раньше боги сходили с небес на землю и бродили по дорогам, наблюдая за жизнью людей! – прищурившись, я рассматривал сквозь гранат солнце. – И не скучали.

– А потом появились блоги, он-лайн трансляции и наблюдение со спутников, – подхватил Дайрон, – и Бог стал осваивать Интернет. Чтобы не выходя из своих чертогов пройти теми дорогами и посмотреть на тех людей!.. С течением времени ценности меняются.

Я хмыкнул.

– Ладно… Где мне жить-то?

– Выбирай себе любую комнату, – предложил мальчишка. – А вечером соберемся и поговорим о деле.

– Третье собрание? – заметил я.

* * *

Прогуливаясь по раскрошившимся за годы вынужденного запустения мощеным дорожкам, я свернул в сторону павильона, и увидел тренирующегося Гарри.

Такого мне еще не доводилось видеть. Куда там прославленным актерам, возложивших всю не попадающую в крупный план работу на безотказных дублеров!

Невероятные акробатические номера он проделывал совершенно бесшумно.

Где ж, и главное когда он научился этому? Для вполовину меньшего потребуется посвятить тренировкам всю жизнь, с самого рождения. А начинать в двадцать два года уже слишком поздно.

Виртуозные прыжки вызывали невольную зависть, смешанную с восхищением. Я понял, кого он мне напоминал – сложением и лицом – актера Марка Дакаскоса. Улыбкой, так точно.

Я кашлянул, привлекая внимание, и не спеша пошел к нему.

Гарри пожал мне руку и поправил темную от пота майку.

– Неплохо! – с видом знатока сказал я.

Гарри польщенно улыбнулся.

– Стараюсь.

– Давно тренируешься? – спросил я.

– Тридцать лет.

Я кивнул, и задумался, переваривая услышанное. Гарри от силы выглядел лет на тридцать шесть – тридцать восемь. А Чернобыль? Если он очевидец, даже участник событий, то…

– А сколько тебе лет? – спросил я.

– В этом году будет пятьдесят один.

И почему меня это не удивляет?

– Выглядишь неплохо! – похвалил я. – Ботокс? Или косметика Мертвого моря?

– Нечто среднее, – усмехнулся Гарри. – В застенках Тайной Канцелярии и не такое найдешь!

– Тайной канцелярии? – переспросил я.

Гарри кивнул.

– Подвалы Ватикана. Там целая контора работает по этому вопросу. Разработки ведутся, будь здоров!

Он повел мускулистыми плечами.

– Но это все конечно, до фени… Основная заслуга – Дайрона. – Он задумчиво посмотрел вдаль. – Еще с того времени…

– Потренируемся? – спросил я, переводя разговор в более приятное русло.

– А справишься… пацан? – засмеялся Гарри, легко становясь на одну руку, словно танцор хип-хопа.

– Догоняй, дедуля! – И я боковым сальто перепрыгнул через него.

Несколько минут мы увлеченно вели спарринг. Вернее, вел Гарри. По сравнению с его техникой все известные мне мастера боевых искусств напоминали пьяниц на ходулях.

Легкость, с которой он выполнял сложнейшие трюки, заставила бы Брюса Ли съесть все пленки со своими фильмами.

Глядя на него, мне страшно хотелось, чтобы Палыч со своими основами молодого бойца сейчас был здесь, и воочию убедился, как и что можно проделывать со своим телом!

Еще пять лет назад я отдал бы все, чтобы уметь то же самое.

Сейчас разумеется, точки отсчета значительно передвинулись по шкале моих желаний, но тем не менее, восхищение было непритворным.

Однако, сегодня у нас выходила твердая ничья.

Я был сильнее. Гораздо. И, думаю быстрее. На этом мои преимущества заканчивались.

На любых соревнованиях я с легкостью бы заткнул за пояс чемпиона. Но в поединке с Гарри этого было недостаточно. Он сделал бы то же самое. Его ловкость превосходила все допустимые границы.

Что ни говори, а в Ватикане хорошо готовят кадры. Как вверху, так и внизу!

Сейчас моя так называемая «сверхловкость» терпела фиаско.

Я мог двигаться быстрее, но мне явно не хватало сноровки. А ведь рукопашный бой – это не бег наперегонки.

Схватить его или попасть было совершенно нереально!

– Легче, легче, – советовал Гарри, совершая очередной трюк. – И расслабься! Работай в удовольствие.

– Где ж ты был пять лет назад! – бормотал я, добросовестно следуя его указаниям.

– А ты ничего так… Я не думал, что у нас на родине могут так готовить кадры.

Я благоразумно промолчал.

* * *

– Ну, что там… шеф? – спросил меня Гарри, когда мы, усевшись на траву, привалились спинами к стволу раскидистого дерева. Причем таким тоном, словно слово «шеф» по отношению к Дайрону, для него было невиданной смелостью.

– Шеф? – засмеялся я. – Работает над бизнес-планом…

Гарри закинул голову, разглядывая сплетение веток над головой.

– Ты давно его знаешь? – спросил я.

– С восемьдесят шестого… Со времен Союза… Кто ж знал, что все изменится… Ты не представляешь, как тяжело было мне тогда принимать это… Заграницу… Даже то, что рядом Бог, существующий на самом деле, как-то легче принималось, чем эти капстраны… – Он замолчал.

– Я имею ввиду, по работе. – Уточнил я.

Гарри сполз вниз и растянулся на траве.

– Наверное… Ну, задания выполнял, конечно… Ничего сверхъестественного! – поспешил уточнить он. – Но получал-то их я не напрямую, а от координатора группы… Который понятия не имел, кого я знаю!

Он устроился поудобнее, и странно, нараспев сказал:

– А сейчас они все мертвы… А мы с Марго еще нет… Пока.

– Что за настроения, кадет! – укорил я. – Ты что-то рано, братец, заупокойную-то…

– Ты ждешь хеппи-энда? – ровным голосом спросил Гарри и закрыл глаза. – Не надейся. Мой тебе совет: смирись с неизбежным. Так легче.

– С каким еще неизбежным?

– С финалом. Скорее всего, со смертельным исходом. Выход в ноль.

– С какой это стати? – возмутился я, рывком отодвигаясь от дерева. – Тоже мне, фаталист… дровишек в костер не подкинешь?

– Когда вертятся такие колеса, – спокойно сказал Гарри, не открывая глаз, – ты даже не песчинка… И если ты идешь по одной дороге с Богом, не стоит думать, что он идет с тобой. Нет. Это ты следуешь за ним. Пока он этого желает. Как муха на плече у рыцаря…

– Как же с такими настроениями ты прожил пятьдесят лет? – не выдержал я. – Как вены себе не порезал?

– А я знал, на что иду! – Гарри легким прыжком взлетел в воздух, и развернувшись, мягко приземлился на корточки.

 

– А что так-то уверенно? – прищурился я. – Надеешься на честно заработанный рай?

– Достаточно того, что я побывал в аду. – Усмехнулся он. – Тебе сколько лет?

А ведь и правда, сколько мне лет? Если пять лет назад было двадцать восемь?

– Тридцать три… – Пробормотал я, уже зная, что он скажет.

– Возраст Христа. – Подтвердил мою догадку Гарри. – Ну?

Я быстро прокрутил в голове события прошлых лет. И дней. И часов. И соединив все события в одну цепочку, наложил ее на фатализм Гарри.

И мне поплохело.

Потому что Гарри прав. На все сто процентов. Богам нет никакого дела до смертных.

И, как сказал известный писатель, чего стоит загубленный на черной мессе ребенок по сравнению с заурядным детским концлагерем?

Дайрон, наверное, вовсе не так уж плох. Не суров, как католический Бог, и не так догматичен, как православный. Не так категоричен, как Аллах, и не безразличен как Будда. Но все же, он не человек.

И если дело дойдет до выбора (а так, скорее всего и будет), то он с легкостью разменяет слона (все же не хочется считать себя пешкой) на любую из более значимых фигур, из которых состоит тот же Совет Семи.

Потому что Дайрону не было и нет никакого резона посвящать в свои планы совершенно незнакомого человека, пусть даже и оказавшего ему помощь в трудную минуту!..

Оказавшего ему помощь – смешно, не правда ли?

И уж тем более, делиться с ним кровью и отправлять его в прошлое на пять лет, чтобы он постиг Нирвану! Почему ж тогда не отправить туда того же Гарри?

Опытный пятидесятилетний человек в прекрасной физической форме, превосходно владеющий телом и знающий от и до все тайносплетения жизни чужих, через пять лет превратился бы в грозного непобедимого бойца, способного в одиночку разгонять толпы вампиров.

И это было бы правильно. И что страшно – логично!

А имеющийся расклад был не в мою пользу.

В данном случае напрашивался один-единственный трезвый вывод: я сам подготовил Дайрону тело, в котором он сможет совершить вылазку.

Действительно, не в тщедушном же теле неполноценного пацана ему находиться!

А чемпион Гарри будет рядом. И еще вампир, который стоит десятерых.

А я, как наименее полезный член бригады – ведь боевой офицер Миша тоже кое-что умеет, отхожу на задний план!

Наверное, Маргарита еще слабее. Но она женщина, а это совсем другое.

Так, по крайней мере, должен рассуждать Дайрон, пробывший Богом-мужчиной полторы тысячи лет.

И если Дайрон после завершения операции вернет мне тело обратно, это будет высшей наградой!

Наверное, мое лицо меня выдало, потому что Гарри поинтересовался:

– Догадываешься? Что что-то не так?

– Да уж… – сквозь зубы процедил я. – Навеяло. На душе просто херово!

Гарри покачал головой.

– Не принимай мои слова близко к сердцу. При всем при этом, следует знать, что Дайрон это единственный, который до конца борется за своих!

– К чему ты это говоришь? – спросил я, невольно хватаясь за его слова. – Единственный! Можно подумать, ты знал других!

– Да, единственный. И чтоб ты знал, что не следует ничего бояться, зная, что он прикрывает тебе спину!

– А как же твои товарищи? Из боевой группы? – я испытующе заглянул ему в темные глаза. – Кто им спины прикрывал?

Гарри помрачнел.

Я не стал ждать его ответа. Не скрою, после его слов напряжение немного спало, но ведь самое плохое, что эти мысли теперь всегда будут со мной. До самой развязки.

– Дайрон ищет тело… – сказал я в пространство. – Я предлагал ему кучу вариантов, но ни к чему мы не пришли… У тебя есть идеи?

Гарри вздохнул.

– Есть. Я предлагал взорвать Гнездо. И сразу вернуть тело. Оно бы уцелело. Самый простой путь – самый надежный. Мины, или ракеты – не суть.

– И что?

– Пока ничего.

– Неужели ничего нет? Никаких аналогов этому телу? Других вариантов? – С дрожью в голосе сказал я. Но Гарри этого не заметил.

– Душа и тело это как бы… софт и хард, понимаешь? – Он поднял палец. – И если программа сверхсложная, на старенький АйБиЭм ее не поставить! А даже если и ухитришься, она не будет выполнять предусмотренных функций. Тут нужен суперкомпьютер. С терабайтами и гигагерцами! Другое тело Дайрону не нужно!

– Олигарх не сядет в «Запорожец»? – спросил я, немного удивленный его «компьютерной» теософией.

– Вот именно! – Гарри стал стряхивать налипший на мокрую майку сор. – Каждая матрешка в свою ячейку.

– Все это хорошо, – вздохнул я, – только нужно помнить, что если нет «пентиума», то временно сгодится и «Поиск».

* * *

– Как погибли твои товарищи? Чья работа? – спросил я у Гарри. – Чужие? Или люди?

Он задумался, глядя на голубеющее небо.

– Люди.

– Значит, в наших рядах есть предатели, – сказал я, скорее сам себе.

– Наша группа занималась всем. Но у каждого из нас была специализация. У меня, например, логусы, у Франца и Брайана – вампиры, у Эзры…

– Я понял, – кивнул я.

– Понял? Так вот, Дайрон приказал, – это я узнал через куратора, а он через приора – всем собраться в Валенсии. В одном доме. М-м-м… Одном из многих, принадлежащих группе. У нас вообще финансирование очень хорошее… было.

– Представляю. – Сказал я. – Это не наш исполком.

Чем лучше Гарри двигался, тем хуже говорил. Такая вот обратная зависимость!

Другими словами, он должен был ехать в Валенсию. Это в Италии или Испании. Где-то на юге, короче.

И случилось так, что перед тем они с Марго следили за Хельгой Груббер.

Вернее, не только за ней.

Логусы живут семьями, в которых главенствуют женские особи. Мужчины-логусы это рабочие, солдаты, производители, кто угодно, только не руководители.

Словом, как у пчел.

За всю историю мужчин-логусов лишь несколько из них смогли добиться определенных высот. И то, не в глазах собственных семей…

И при этом среди мужчин много Старших – своеобразных наставников над перспективными или способными особями. Причем три четверти логусов Старших не имеют. Наверное, как тупые…

Правят семьями женщины. Семьи соединяются в Семьи с большой буквы, где тоже правят женщины-Старшие. И всеми логусами правит тоже… кто? Правильно, женщина.

Шарлотта. Та самая бабка, что приехала в дом к Хельге Груббер. И по совместительству оказавшаяся ее матерью.

Хм. Выходит, что Хельга – принцесса?

Если бы Дайрон не вмешался, ловко уполномочив Джейсона нанести нежданный визит, то троице отчаянных пластунов быстренько пришел бы конец.

Шарлотте ничего не стоило запудрить мозги всей полиции в округе, не говоря уж о туристах. Ибо логусы гораздо сильнее тех же вампиров в ментальном плане.

В общем, так или иначе, Дайрон снова спас Гарри.

Но речь не об этом.

Он добросовестно делал свою работу – следил за Хельгой. Хельга попала в черный список случайно – недавнее назначение «принцессы» на пост заместителя директора Всемирной организации здравоохранения насторожило Ватикан, и ее взяли на карандаш.

Накануне всех этих событий вокруг Груббер крутилось много странных персон, и Гарри уделил им свое внимание тоже.

Пока суд да дело, остальные члены «Длани Господа» собирались съехаться в Валенсию, чтобы понежиться под ласковым испанским солнышком. Ну и попутно получить очередной инструктаж.

Но вопреки приказу Дайрона, куратор неожиданно приказал ехать в Эль-Пуэрто – город, расположенный в километрах сорока севернее Валенсии. Так как семеро одного не ждут, начали без Гарри и Маргариты.

Тем временем Гарри выбрал одного, понравившегося ему больше остальных, товарища и пробил его по своей базе.

И вышел на одно из ключевых лиц в полузабытом ордене Баргеонтов! И стал следить за ним, оставив на посту Марго.

Теперь уже не разберешь, кто прав, кто виноват, но факт остается фактом: кто-то из двоих засветился при слежке. Говоря профессиональным языком, спалился по наружке.

Так, по крайне мере, считал Гарри.

И Марго взяли в заложники. Благополучно забытые всеми, достославные Баргеонты.

Если б ее схватили логусы, ничем, скорее всего, это не закончилось – для освобождения понадобилось бы собирать в кулак всю «длань».

Но расслабившиеся за долгие годы формального существования Баргеонты поступили крайне неразумно – наняли обычных бандитов или наемников.

Полдня ушло на то, чтобы установить местонахождение Марго – Гарри позвонили с ее телефона, чтобы при встрече оговорить условия.

Старый, дешевый трюк. Благодаря имеющейся аппаратуре он вычислил звонившего, нашел его и поломал руки прежде, чем тот успел достать пистолет.

А дальше – как в боевике. Нашел, проник, отключил, освободил.

Видя, что Гарри вытворял на тренировке в спокойном состоянии, я ясно представлял себе, на что он может быть способен, будучи разозленным.

Короче, пересчитав ребра похитителям, напарники покинули город и опасаясь слежки, ушли на дно.

А тем временем их коллеги, беззаботно нежась на пляжах Эль-Пуэрто, приняли, как обычно, по волшебной таблетке, и от «Длани Господа» осталось лишь два пальца.

Поскольку сражаться с теми, чьи возможности существенно превосходят человеческие, без неизбежного ущерба для себя невозможно, мировой Совет сделал ход конем.