Флагманом флота я вошел в акваторию Арбата и парадом прошествовал до ресторана "Прага". Я немного переусердствовал и уже на входе дал швейцару на чай. Я уверен, что впоследствии он бросил работу и всю оставшуюся жизнь содержал себя и свою семью только на эти чаевые. Со стороны могло показаться, что больше российского телеграфного работника зарабатывает только Билл Гейтс, да и то, если он сложится с Дональдом Трампом и еще с дюжиной более мелких миллионеров. Я торжествовал. Холеный официант принес мне меню. Если бы у него было бы и тебю, то он принес бы и его. Я живот особо набивать не стал, поскольку мне нужно было быть в форме к вечеру, но по счету, который мне принес халдей, я понял, что помимо меня накормили еще роту солдат, причем непременно мраморным мясом, привезенным прямо из Японии. Отобедав, а вернее сказать, откушав, я поймал такси и поехал домой. Таксист всю дорогу пытался выяснить кто я по национальности: англичанин, француз или немец и какая сегодня повестка дня в ООН. Наконец в нужном мне месте он остановил такси и взял с меня плату, за которую можно было зафрахтовать нефтеналивной танкер, а на сдачу построить трехэтажный дом. Таксист сказал:
– Немного, конечно дороговато, уважаемый, но это еще дешево.
– Теперь ты можешь купить машину, а на оставшиеся деньги немного скромности, приятель, – ответил я и вышел на тротуар.
День явно задался. До семи оставалось еще достаточно времени, поэтому я решил принять ванну, сходить в парикмахерскую и немного отдохнуть. "Я, конечно, поведу ее в "Прагу", – подумал я. После сегодняшнего пробного чревоугодия данный объект общепита я утвердил окончательно. В приподнятом настроении я поднялся к себе домой и привел тело в порядок. Затем я сходил в парикмахерскую. Мне даже показалось, что я ее посетил. Длинноногая короткоюбая парикмахерша постригла меня глазами, затем взялась за ножницы.
– Я сделаю из вас Мэла Гибсона, – улыбнулась она и усадила меня в кресло. – Он маленький и страшный, – ответил я. – Просто преобразите меня. Я хочу, чтобы сошла с ума Шарон Стоун.
– Вам, наверное, это неинтересно, но у нас респектабельная парикмахерская, а значит очень дорогая, – мягко произнесла кудесница причесок. – Меня зовут Елена, хотя это видно по карточке над столом. Я к вашим услугам. Ну что ж, начнем?
– Меня зовут Игорь, хотя это нигде не написано, разве что в паспорте, цены меня устраивают, хотя и корёжат. Я в вашем распоряжении и наконец, если разговор наш не затянется, вы сможете начать работу, – я откинулся в кресле.
– Надеюсь, что ваше остроумие когда-нибудь поднимется до уровня нашего салона. Вы уверены, что пришли по адресу?
– Я надеюсь, что этот адрес мне просто необходим. Извините, был неправ, постараюсь соответствовать, хотя впрочем, клиентов здесь не жалуют.
Мастер Елена меня уже не слушала, она принялась за работу. Салон представлял собой чудо техники. У меня сложилось впечатление, что человеческий разум, на некоторое время приостановив разработки в области космических фотонных двигателей, вплотную занялся сей цирюльней. В числе постоянных клиентов значились президенты всех развитых стран, а также Монголии и Лаоса. Чтобы попасть сюда на работу, нужно было для начала стать нобелевским лауреатом. Впрочем, я уверен, что Елена, а также весь остальной персонал были выращены в специальных пробирках.
-Сидите, пожалуйста, спокойно, вы мешаете мне работать, – вдруг услышал я сквозь сонм размышлений голос Елены.
-Для вашей юбки не хватило материала? – спросил я. – Она короче, чем хотелось бы. Поторопитесь, пожалуйста, у меня сегодня свидание.
– После нашего салона вы сможете воскресить к жизни даже покойную Клеопатру, – отозвалась Елена.
-Разве на что-либо другое я уже не гожусь, – парировал я.
Из салона я вышел с чувством собственного достоинства. Как Илья Муромец своим мечом, так я своим взглядом при желании мог уложить на мостовую всех встречных особ прекрасной половины человечества, но я думал только об одной, о той, ради которой я потратил половину золотого запаса земного шара и та, которая придет сегодня буквально через полчаса к памятнику Пушкину. Я буду стоять, держа в руке розы, а когда она появится, я сделаю вид, что не вижу ее. Она подойдет, коснется рукой моего плеча и, когда я повернусь, она нежно коснется губами моей щеки. Я подарю ей розы. Она возьмет и скажет: "Спасибо. Какие они красивые"… и мы пойдем гулять по вечерней Москве, и мы будем разговаривать много-много, а затем я приглашу ее в "Прагу". Мы будем пить мартини и танцевать только под медленную красивую музыку, и в танце я буду как бы невзначай гладить ее волосы, а, осмелившись, коснусь своим поцелуем уголков ее губ. После ресторана мы еще долго будем гулять, а потом я ее провожу домой. У ее подъезда я ей пожелаю доброй ночи и сладких снов, а она попросит меня проводить ее до квартиры, поскольку в подъезде темно. Я провожу ее до квартиры, и она скажет, чтобы завтра я ей позвонил. Я ей скажу: "Хорошо, до завтра", а она: "Подожди". Я спрошу: "Ты что-то хотела мне сказать?" А она спросит: "Хочешь посмотреть, как я живу?" И я зайду к ней в дом, и мы будем при свечах пить чай. А потом я коснусь её руки, и она скажет: "Какие у тебя нежные пальцы". Я немного стушуюсь, и мы немного помолчим. Потом я засобираюсь домой, а она пойдет провожать меня, переодевшись в свой белый халат. Я выйду на лестничную площадку, и она пойдет за мной. Я скажу: "Останься, здесь прохладно, простудишься". А она скажет: "Останься. Уже поздно. Я постелю тебе на диване, а сама лягу в комнате". И мы ляжем, ляжем вместе, сначала на диване, затем в комнате, затем, но это – уже перебор.
В цветочном магазине я купил роскошный букет белых роз на длинной ножке и на ходу, прикупив бутылку шампанского и коробку конфет, я подошел к памятнику великому русскому поэту. На часах было без четверти семь, а в сердце били куранты. Мимо меня возвратно-поступательные движения совершали влюбленные парочки. Я оглянулся по сторонам и посмотрел на часы. Минутная стрелка едва прошла три деления, а я уже сходил с ума. Я держал в руках розы и холодный озноб бил меня. Я волновался. Рубашка прилипла к телу. Я нервно теребил в руках розы и пакет с шампанским. Без пяти семь. Время остановилось. Я начал считать секунды. Солнце медленно клонилось к закату. Свежий ветер убрал выступивший на лбу пот. Без одной минуты… Меня будто зажарили на сковородке. Я вращал головой по сторонам с такой скоростью, что меня могли перепутать с ротором. Семь. Я чуть не задохнулся. Кровь стучала в висках и разрывала сосуды. Но мы ведь договорились на семь, о, господи, но мы же договорились. Или не на семь? Может быть, мне показалось, что на семь? Может быть, она сказала, что встретимся в восемь, а мне показалось в семь. Нет в семь, слово "восемь" длиннее на две буквы… Но что это? Внезапно со стороны театра Станиславского появилась она. В белом брючном костюме, с копной рыжих волос она явно выделялась из толпы. Я облегченно вздохнул. Она шла мне навстречу красиво, размеренно и немного вальяжно. Я улыбнулся. Я улыбался до тех пор, пока она не поравнялась со мной и не прошла мимо. Улыбка превратилась в гримасу. Это была не она. Несколько удивленных прохожих испуганно посмотрели на меня и постепенно ретировались. Розы сиротливо дрожали в хрустящей упаковке, пакет с шампанским хлопнул на асфальт разорвавшимся воздушным шариком. Со стороны я выглядел жалким несмешным клоуном. Но ведь она могла опоздать. Нет, она должна была опоздать! Как же я мог забыть. Она женщина и полчаса опоздания – знак вежливости женщины, идущей на свидание. Она придет. Она непременно придет. Сейчас семь пятнадцать, она придет через пятнадцать минут, ровно в половине восьмого! Я стал ходить вокруг памятника, затем дошел до театра и вернулся. Прошел до Макдональдса. Половина восьмого. Я снова вернулся к памятнику, постоял зачем-то еще пару минут и бросил розы к памятнику, будто городошную биту. Сказка закончилась, так и не успев начаться. Пьеро был раздавлен, Мальвина ушла к Карабасу. Я еще раз взглянул на букет умирающих роз и пошел в метро. Я не замечал окружающих меня людей и не обращал внимание на окружающий меня мир.
– Не пришла?
Я остановился. Передо мной стояла неброская молодая женщина в розовом берете. Разумеется, мне было не до нее.