Частные различия акцентных систем, с точки зрения порядка и места переноса ударения на акут, объясняются тем, что слова относятся к разным склонениям, которые наделены различными падежными окончаниями, а стало быть, подвижные нисходящий и восходящий тона мелодического ударения соответствуют каждый своей новоприобретённой парадигме и не могут соотноситься с конкретными падежами.

То, что слова «рука» и «русь» относятся к разным склонениям, объясняется тем, что после того, как от материнского слова «рука», принадлежащего 3-му склонению древнерусского языка (1-е склонение великорусского), его твёрдой разновидности, образовалось в результате палатализационных процессов слово «русь», последнее превратилось в начальную форму (имен. пад. ед. ч.) и само заматерело – и принадлежать такое новообразование должно было исключительно парадигме, которой свойствен в имен. пад. ед. ч. женский род и окончание Ь (< [ĭ]). И это 4-е склонение древнерусского языка (3-е склонение великорусского). Исторически продуктивное. Ему принадлежат такие слова, как ночь, печь, вьсь (деревня), кость, рожь и множество других. Именно грамматически первородный женский род и новоприобретённый мягкий тип склонения на Ь (< [ĭ]) и определили принадлежность производного слова к совершенно другой парадигме.

_______________________

Палатализационные процессы в парадигме слова «рука», которые являлись основанием для отделения какой-либо словоформы в самостоятельное слово, будь оно востребовано в языке, также дают положительный результат: К > ТС’ и CT’ > Т’ и С’ перед гласными переднего ряда и j.

Откроем падежные склонения слова «рука»:

где в дат. и местн. падежах ед. ч. и им. и вин. падежах дв. ч. в результате К + Ѣ ([ě], т. е. [ие]) = ЦѢ [т’с’ие].

В соответствии с фонетическими условиями палатализации мы имеем словоформу, которая с рубежа IX–X вв. звучит как [rutsie], а прежде, до образования русской буквы У, звучала так: [roƞtsie]. Ну а ситуаций, когда русскоязычный человек, сызмальства привыкший склонять родные слова по всем падежам, со всеми предлогами и во всех мыслимых и порой даже немыслимых словосочетаниях и при этом слёту на слух воспринимать, когда они слетают с других уст, употребляет в качестве номинатива эти палатализационные формы, попросту не счесть, ибо речевые ситуации сами подсказывают: когда вам нужен мастер на обе руки, чтобы, например, проконопатить и просмолить ладью, вы кричите: «Рутсие!». И меч за рукоять или ручник (пращу) как воин вы держите в своей рутси. Но порой вы вынуждены вручать свою собственную жизнь в чьи-либо обе надёжные – рутсие. И власть на местах князь долгорукий передоверяет верной рутсие. И даже наследного княжича, а с ним и дело, которому Рюрик отдал всю свою жизнь, он вручает Олегу в рутсие, которые не предадут память… В украинском и в белорусском современных языках, как и в южно-русских наречиях, до сих пор звучит это слово в его палатализационной форме – руцi [rutsi], точно так же, как и финское Ruotsi [rutsi]. Как принято говорить на Руси – точь-в-точь.

_______________________

Да!!! Таким образом, экспресс-анализ: грамматический род, акцентная система, русская буква У и палатализационные преобразования в парадигме (при склонении по падежам) – указывает не только на отсутствие противопоказаний для того, чтобы признать слово «рука» в качестве реального кандидата в первослово наше, но и подтверждает возможное родство двух слов – «рука» и «русь». Остаётся дело за продуктивной в русском языке того периода словообразовательной моделью и смыслом, наполняющим слово «русь» конкретными лексическими значениями.

Матрица

Словообразовательная модель в свете исторической грамматики русского языка выглядит вот так вот:

«…зълоб-а – зълоб-ие – зълоб-ь…

Каждое из этих и подобных слов относилось к определённой части речи, обладало присущими ей грамматическими категориями и системой форм словоизменения, т. е. имело свою собственную морфологическую характеристику»²⁸.

«Собирательные существительные, обозначающие совокупность животных, растений, предметов, образовались с помощью суффикса -j-: лист – листие, стул – стулие. Собирательные существительные грамматически отличались от современных собирательных существительных, т. к. могли изменяться по числам: листие “совокупность листьев одного растения”, а листия “о нескольких листах”. Таким образом, форма листия – закономерная форма собирательных существительных мн. ч. ср. рода (ср. у конкретных существительных м. р. им. пад. мн. ч.: листы < листи)»²⁹.

При рассмотрении пар собирательных существительных: поветрие и поветрия, направление и направления, гонение и гонения и т. д. – даже с современной точки зрения мы отмечаем не столько различие числовое (ед. или мн. число), сколько однородное собирательное значение (однонаправленность в конкретном случае) или разнородное собирательное значение (разнонаправленность).

Если построить полную словообразовательную модель, то она будет выглядеть примерно так:

зълоба / зълобы – зълобие / зълобия – зълобь

листъ / листы – листие / листия – (па)листь

братъ / браты – братие / братия – брать

Аналогичный словообразовательный ряд собирательных существительных присущ и слову «рука»:

рука / рукы – рутсие / Рус(т)ия – Русь,

где слово «русия» грамматически означает собрание разнородных составляющих, а «Русь» – её краткая собирательная форма.

В случае отглагольного словообразования вплавляется причастный суффик -ен. Например, Рус(т)ия – Рутения, как и солие/солия – соление/соления или словие – словение и т.д.

К формообразующим закономерностям следовало бы отнести также и склонение слова *rǫka как в старославянском [roƞ– tsiе], так и древнерусском языках [ru-tsiе], а также помянуть «руцi» [rutsi] в современном украинском и белорусском языках.

Говоря о словообразующей модели собирательных имён, надо иметь в виду, что каждое гнездо суть ступень – потенциально возможная, но отнюдь не обязательная. Это словообразовательная матрица, то есть материнская форма – начальная или центральная фигура всей парадигмы. В случае возникновения речевой ситуации слово слетит с языка и займёт своё законное место, а нет речевой ситуации – так на нет и живого слова как бы нет. Поэтому словам нет нужды проходить все стадии преобразования от конкретных ступеней через полную форму к собирательности краткой, да при этом ещё и плодить парадигмы. Каждое гнездо есть самостоятельная модель, потенциальная возможность, которой следуют слова в живой речи. Человек не задумывается в разговоре, как ему выразиться, – слова слетают с языка в соответствии с языковыми шаблонами, созданными на протяжении веков развития родной речи. Они вертятся на языке. Как тропинки, которые выведут заблудшего путника из дремучего леса. Не ходить проторёнными тропами – порастут те лесом.

_______________________

Языку принадлежат потенции, а речи – живые слова… Впрочем, что ж это я этак сложно? Всякий учёный муж если не знает, то понимает, что такое квантовая картина мира, естественной частью которой является живой язык. Зависимость не последовательная, не параллельная, а квантовая.

Ежели полным собирательным именам, как однородным, так и разнородным, присуще грамматическое значение процесса или, скажем, пространства собирательности, то кратким, которые нас интересуют в первую очередь, – время, место, некую готовую обобщённость. Результат. Соответственно, каждое словообразовательное гнездо составляет свою особую морфологическую парадигму, которой уподобляются иные слова, переходящие в этот класс по речевым показателям, и становятся достоянием грамматики языка – в соответствии с заданными матрицей параметрами.

Так, студе-н (-ъ, -а, -о, мн. ч. и/ы) – студе-н-ие – студе-н-ь. Это общеславянское слово означает любой зимний месяц, по сути студень – зима, то есть студёная пора. Снежение (имя процесса) – снежень (краткое собирательное имя). Снежень – это по-русски месяц снега, то есть декабрь, как цветень – апрель, а овсень – ноябрь. Приведём примеры из современного украинского языка – помесячного счёта: березень, квiтень, травень, червень, липень, серпень и т. д., где сiчень, заметим, означает время зимней рубки (сiченiє) леса, а жовтень – октябрь, то есть золотую осень. На древность аналогичной словообразовательной модели, из хронологических пластов балто-славянской общности, то есть на 4–5-тысячелетнюю давность, указывают примеры из литовского языка: birželis – июнь (ср. укр. березень и чеш. březen – март, блгр. брязок – апрель), rugpjūtis – август, то есть серпень (rugis «рожь» + pjūtis «жатва»), gruodis – декабрь (gruodas «застывшая комьями земля») и др.

Обратим внимание на группы кратких собирательных имён.

Обобщение признака: дань, рать, высь, новь, рябь, рань, вязь, слизь, грязь и т. д.

Перенос некоего качества на человека с обобщающим признаком, чаще негативным, или пренебрежительным: ворон/вороны – вороньё > воронь. Сюда же отнесём погань, брань, дрань, дрянь, рвань, срань, голь, грязь, мразь и т. д. Суть не в негативном оттенке как таковом, а именно в лаконичности формы выражения… удобно выразиться в характерном смысле, лапидарно.

Собрание по общему признаку в некое одушевлённое единство: чудь, корсь, либь, сумь, ямь, пермь, весь, мерь, водь, скуфь, голядь…

При этом следует отметить и универсальный способ образования кратких собирательных существительных – не только на Ь, но и на Ъ, то есть обрезание, укорачивание: северъ, от северяне, как и козаръ, людъ…

Мы не знаем морфологических образований типа «сумь+ич», или «мерь+ич», или «весь+ич». Почему? Ответ напрашивается сам: нет действующих исторических личностей в летописных текстах, которые были бы от соответствующего рода. Нет лиц – есть масса. А вот при морфологическом разборе по словообразовательной схеме русь+ич=русич(и) или шурь+ич=шурич(и), мы имеем вять+ич(и), радимь+ич(и), кривь+ич(и), а стало быть, вять, радимь, кривь и т. д. суть грамматические основы для образования имён существительных в единственном и множественном числе единичного характера, следовательно – эти краткие собирательные формы занимают своё законное место в парадигме. Иной вопрос – словоупотребление… Если летописцы не вложили всё разнообразие словоформ в текст, то это совершенно не значит, что в бытовой речи эти слова не использовались. Как, например, в Лаврентьевском списке – вяти. Не слов таких не было, чтоб положить их на письмо, а самого письма ещё не было, когда эти слова слетали с уст носителей наречий народных.

Впрочем, у каждого народа есть близкородственный сосед, и ежели обратиться к соседу за помощью, то он, быть может, подскажет: латыши до сего дня зовут русских krievi, то есть кривь, а Россию – Krievija (Кривия).

Наконец, говоря о словообразовательных моделях в условиях действия палатализации, мы можем смело утверждать, что от слова «рук-а», употреблённом в собирательном значении, при взятии производной со значением «представитель сообщества» при помощи суффиксов -ин- или -ич-, мы непосредственно получим словообразовательные модели: рук+ин=русин и рук+ич=русич да рук+иц=русицi , точно так же, как радимич, вятич, кривич, шурич и др.

Слово «русь» – это имя безличное, или краткое отстранённое, то бишь, говоря в современных терминах, абстрактное – абстрагированное от персоналий.

_______________________

Временные мутации слова «русь». Итожа словообразующую модель слова «Русь» в этимологической ретроспективе, мы получаем цепь преобразований, которая не противоречит закономерностям исторического развития русского языка от общеславянского русла последних веков I тысячелетия до н. э. и по нынешний день:

– 5–7 тыс. лет тому назад: (R)en/in/on/an//em/im/om/am(K)…

– 2–4 тыс. лет тому назад: *rankāi > rǫc’ě

– 2 тыс. лет тому назад: [roƞka] – [roƞtsie] / [roƞ(t)sie] – [roƞsi]

– 862 (условно положа на кириллицу): рѫка [roƞka] > Рѫсiя [roƞs(t)ie] > Рѫсь [roƞ(t)sĭ]

– X–XII вв.: роука [ruka] – Роусiя [rus(t)ie] > Роусь [ru(t)sĭ] > Ruotsi

– с XII в. и поныне: рука [ruka] – Русия [rus(t)ie] > Русь [rus’] – Ruotsi.

Отметим грамматическое значение – собирательности, причём от разнородной основы.

От грамматики к семантике

Смысловое наполнение «руси». От грамматического значения категории собирательности – перейдём к смысловому, изначальному лексическому значению… всё той же собирательности. Для этого, чтобы окончательно убедиться, открываем словарь Фасмера – и смотрим статью «Рука»:

«рука – рѫка… Родственно лит. Rankà… др.-прусск. rаnсkо, вин. rānkan, связанным чередованием с лит. renkù, rinkaũ, riñkti "собирать", parankà "сбор, собирание" [выделено мною. – А. М.]…»³⁰.

Памятуя 4–5-ти тысячелетней давности балто-славянскую языковую общность, выделим балтские конкретные лексические значения как исторически предшествующие, мотивирующие, исконные: «лит. renkù, rinkaũ, riñkti "собирать", parankà "сбор, собирание"», и таким образом реконструируем изначальное, то есть исконное значение краткого собирательного имени «Русь» по слову «рука»: сбор, сборище, сборная, собрание, собирание.., то есть все те, кто собрался под рукой. Удивительное, надо признать, согласование грамматического значения и смыслового наполнения, выраженного в лексическом значении. Полная гармония семантики и грамматики.

Литовская parankà со значением «сбор, собирание» буквально перекликается с русской порукой – значением, которым так любят козырять норманнисты, выводя этимологический смысл «варягов» из скандинавских корней. Этимологически славянская рѫка [roƞ-ka] связано чередованием с литовским renkù, rinkaũ, riñkti в значении «собирать».

А что такое Русь, как ни собрание, ни собирание, ни сбор, ни собор?! До сих пор жива идея – собирания земель Русских… «под рукой». Идея соборности русской православной церкви как философии русской во многом объясняется преемственностью, культурой и традициями русскими, перенесёнными на христианскую почву. Да и вспомним сказки, былины русские – пир за столом, где по правую руку, по левую…

И действительно, если мы откроем русские летописи, то основным толкованием слова «Русь» будет словосочетание «под рукой»:

«Послал Олег мужей своих заключить мир и установить договор между ру^сю и греками … Мы от рода ру^ска… – …посланные от Олега, великого князя ру^ска, и от всех, кто под рукою его. …Для укрепления… дружбы… между христианами и ру^сю … по желанию… великих князей… от всех находящихся под рукою его сущи руси [в тексте выделено мною. – А. М.]»³¹.

Примеров тому не счесть