Всякий знает и многажды видел, как в поле пасутся коровы, а на грядках в огороде растёт свёкла, морковь, капуста и картошка, в ручье вода журчит, а вот борщ – готовит кухарка из этих и других продуктов путём порционного сложения, деления, варения. Поэтому, наверное, и нас не должен особенно удивлять тот факт, что готовое слово «варяг» мы рассматриваем как сложение в потоке речи предлога (или местоимения, или числительного) с именем и отделяем это слово от других готовых слов. Дело в том, что слова русские – преимущественно сложенные, то есть по сути своей то, что мы привычно называем «словом», исторически является выражением, или же с высот синтаксического сознания – словосочетанием. Таковы, например, все полные прилагательные, образованные в нашем языковом сознании путём сложения древних кратких с указательными местоимениями. Подавляющее большинство глаголов и имён – предложные, то бишь приставочные. А наречия? Память о словах, составляющих эти самые простейшие наречия, даже язык порой не хранит. А выстроенные нами научные системы спряжения, склонения? Или счёт? Или род? Мы просто сжевали древние слоги и искорёжили до морфологических слов музыкальный речевой строй наших предков, а потом эту полученную новую речь в «литературных» условиях нарезали на словарные отрезки и подразделили на морфемы. И обучаем этому членораздельному языку своих детей, натаскиваем на образованный язык наш – великий и могучий. А что такое иностранные, скажем так, языки? Не заключено ли принципиальное различие родственных языков всего лишь в особой нарезке речевого потока наших индоевропейских пращуров на произвольные отрезки и в установлении новых связей между полученными готовыми словами? Любой иностранный язык суть плод общественного творчества отдельно состоявшейся группы людей и их надменных ко всему «иностранному» потомков, и те позывы к языковому творчеству вызваны, прежде всего, языковым недоразумением, возникающим в результате разрыва связей между близкими родственниками в пространстве и во времени, наконец в заново сложившемся образе жизни. Языковые различия – это проявление социального эгоизма и упрямства наших предков.

А затем гадаем, какова этимология тех или иных слов и прописываем корням их якобы историю. Или же спорим веками, от каких корней происходят наши имена – от «славы», от «слова» или, быть может, от «slave» (раб)? Впрочем, оставим на совести учёных-патриотов (всех разом, вне зависимости от различий в идеологических оттенках их патриотических чувств) историю имени наших предков – «славян», а возьмём в рассмотрение живое слово «словене».

Словообразовательная модель, как грамматическая форма и морфологическое членение – очевидны: слове-н-ъ/а/о/и/е/ь. «Краткие страдательные причастия… образовывались от основы прошедшего времени с помощью суффиксов -н– и -т– и… изменялись по родам, числам и падежам, склоняясь по основам на ŏ и ā твёрдой разновидности…»⁵². Ед. ч. словенъ, -а, -о, мн. ч. словени, а ежели недостаточно обычных падежей, родов и чисел, то общее понятие – словене и как единичные суффиксальные имена – словенин и словенка. Ежели попытаться привнести пренебрежительные нотки, то, тем самым невольно отчуждаясь от персоналий и лиц, получаем краткое собирательное – словень и даже – словня.

А вот что касается корней слова… Впрочем, хотелось бы сразу заметить тут для ясности: у живых глаголов, как полагает автор, нет корней, ибо достояние глагола – это основы кратности и их коренные и тематические производные. Корни присущи исконным именам – таким, например, как имя Русь. Но если употребить слово «корень» не как термин, а в общем смысловом поле как широкое понятие, то эти самые корни слова «словене» откапываются в далёком индоевропейском прошлом наших предков и связываются непосредственно с реконструированной формой *kleu, что, по сути, значит «слушать», и в этимологическом кусте преобразилось в значения, связанные с молвой: «слыть», «слышать», «слушать», «словить», «славить».

«klausiton “слышать”, “слушать”… Из герм. примеров… образования от имени hlos ‘слух’… (…англ. listen…) … (Трубачев… предлагает видеть в и.-евр. *k’loṷs-, т.е. *k’l– & oṷs-, букв. – “склонить/приклонить ухо”, то есть “слушать”; перестановка элементов – в лат. aus-cul-to < *oṷs- -kl-…). Вместе с тем можно указать… на сочетание в продолжениях этого и.-евр. корня двух групп значений – “слушать” и “называть(ся)” (“объявлять”, “славить”)… Из этих значений прусск[ий], как и другие балт[ские языки], актуализировал “слушать”, тогда как слав. языки сохранили способность передачи одним корнем обеих совокупностей значений… Наконец, связь двух значений, передаваемых и.-евр. *k’leu- из *kel- “звучать”… и связанного с ним вопроса о допустимости объяснения k’ палатализацией перед ступенью редукции е: *k_el– > *k’l-…»⁵³.

Таким образом, как и слово «варяг» (ва + рука = обоерук, двоерук), основа слова «словене» исторически отнюдь не слово, а словосочетание: с клонить (к звуку) ухо, то есть словене – это те, кто прислушивается, слышит, понимает и сам себя называет словеном по-словенски. И это совсем даже не этническое понятие в исконном смысле слова, потому что словеном можно стать, понимая язык и принимая обычаи словен. Точно так же, как и русский человек – это тот, кто назвал себя русским и говорит по-русски, следуя законам русским.

Более очевидно, в смысле – наглядно, сложение старой речи в слово «словене» как относительное новообразование проступает при взгляде на слово «слухать» (слушать), которое даже с современной точки зрение легко членится на пять древних частей речи: с+(с/к)л+ух+а+ть, где «с» – это предлог (склонить), «сл/кл» – урезанная основа глагола (ср. клонить и слонить), «ух» – корень имени (ухо), «а» – тематический удлинитель кратности (служебная часть речи, отсутствующая в современном русском языке в качестве самостоятельного члена речи), «ть» – послед указательного местоимения.

Впрочем, ежели опять-таки поднимать вопрос готовых слов, то и со словом «рука» дело обстоит не так просто, как может показаться при поверхностном беглом взгляде на первослово наше, ибо слово «рука», из которого произошла Русь, тоже есть результат привычки наших предков всё сложить да поделить заново, образуя в итоге языки из языка.

В тесном семейном кругу индоевропейских языков

И в том несказанно повезло истории нашей «руси», а при рождении и «варягов» её составляющих, что в связи с материнским словом «рука» мы можем определить стволовые ветви целого родословного древа и очертить семейный круг слов и понятий. Установив ближайший круг родственников слова «русь» в семье индоевропейских языков, мы можем докопаться даже до корней едва не трёх десятков тысяч лет древности, ибо слово «рука» старше самой индоевропейской этноязыковой общности и проявляется в макросемье ностратических языков.

Итак, прежде чем изобразить на этих страницах русскую стволовую ветвь, давайте-ка сначала обратимся к близкородственным нам германской и романской ветвям словарного древа и наметим их абрис.

Когда мы смотрим на слово «рука» как исторические рѪкa и rankà, невольно встаёт перед глазами ещё одно слово – общее для всех языков германской группы. И это слово… hand – рука: «сила», «власть», «контроль», «защита», «помощь», «доля», «участие»… всё точно так же, как и в русском языке, включая и анатомическое значение верхней конечности тела.

В германской стволовой ветви мы находим нашу «руку» в следующем виде: hönd (исландский) из hǫnd (старонорвежский), hånd и hant (стародатский), hоnd (староанглийский), handus (готский). Лингвистически это слово возводится к протогерманскому языку – реконструируемая форма *khanduz. От IX века по настоящее время hand – это общее слово для всех языков германской группы: английский, немецкий, датский, норвежский, нидерландский и проч., а также как заимствование из английского во французский.

Слово hand, таким образом, не отличается особой вариативностью. Причём в языках, где есть грамматический род, слово hand, что в случае с «рукой» весьма показательно, соотносится с женским родом.

Бросим беглый взгляд на романскую группу. Латинскому manus наследует mano, соотносясь с английским manual.

Как и следовало ожидать, древним предком является праиндоевропейский корень *an – (m)an(о), (h)an(d), (r)an(ka). При этом женский род – принадлежность и романской mano, и германской hand, и русской рѪкa (rankà/рука). Во всех случаях общему корневому созвучию [an] предшествуют различные призвуки, а это значит, что начальный призвук суть величина непостоянная и переменная; скорее всего, и вовсе наносная. Этот же вывод мы имеем все основания распространить и на послекорневые наросты – предполагая различного вида аффиксальные морфемы, как-то: суффиксы и флексии.

Возникает вопрос: насколько мы можем расширить словарную семью «руси»? Для этого от самых ближайших родственников, то есть родных братьев и сестёр, обратимся к семье двоюродных родственников, то бишь кузенов и кузин, – всё в тех же близкородственных стволовых ветвях индоевропейского языкового древа.

Испанцы называют свои дольмены – anta, то бишь древние… А в каждом городе Европы, пройдясь по улицам, мы непременно увидим вывеску: «Антиквар» – магазин антикварных, то бишь старинных вещей. А то время, конец которому положила эпоха переселения народов, на исходе которой и наступил рассвет русской идеи, мы называем античностью.

Да-да, так и есть. И чтобы у читающего ненароком не закралось подозрение, будто автор пытается водить его за нос, пальцем тыкая в разновременные пласты и хаотично выдёргивая из различных языков планеты похожие созвучия, надо бы тут чётко указать слову рано – anksti и рань – ankstumas его место (литовская параллель по славяно-балтской языковой общности) в семье индоевропейских языков и выявить связи с живыми словами современных языков. Отмечаем общее устойчивое созвучие an – как древний корень. И при этом сопоставляем с хеттским hanti, где перед начальной [а] появляется призвук [h], и держим в уме (р)ань – ankstumas с призвуком [r] в славянских языках, и сравниваем романскую пару anta – mano [m]. Вот вариативные призвуки, открывающие корневой слог: ø/h/m/r+an-.

Обратимся к английскому языку и проследим, согласно этимологическим словарям, историю развития слова ancient, которое в переводе на русский язык означает «древний» и «ранний»: античная история – это «раньше» падения Западной Римской империи, ибо с 476 года там, у них на западе Европы, наступает эпоха средневековья.

Образование современного английского слова ancient относится к середине XIV века. До того, в среднеанглийском, была известна форма аuncyen или auncien, которая заимствована из старофранцузского ancien (значения: «старый», «долго стоящий», «древний»). Естественно, в старофранцузский слово попало из разговорной латыни, или вульгарной, бытовой: *antiānus; литературная латынь – ante(ā), с основными значениями «перед», «впереди», «против». Латинский язык наследовал праиндоевропейскому *anti (значения: «анти», «против») – местный падеж ед. ч. от основы *ant- (значения: «перёд», «лоб»).

Ближайшим родственником ancient в современном английском языке является слово antique, в 30-х годах XVI столетия вошедшее в английский из французского – antique («старый»). Французский унаследовал латинское слово antiquus («древний», «бывший», «из старых времён», «старинный», «пожилой», «состарившийся», «почтенный», «старомодный»), образованное путём словосложения в праиндоевропейском языке-основе: *anti («прежде») плюс *okw («появление», «наружность», «внешний вид») – всё то же готовое слово, сложенное наподобие словосочетаний «варяг» (два/оба + рука) и «словене» (с + клонить к звуку + ухо).

Соответственно, общим для обоих слов ancient и antique выступает в английском языке слово ante, восходящее к праидоевропейскому корню *ant– («перёд», «лоб») и выраженное в древнем слове *anti («расположенный напротив», «около/рядом/под рукой», «впереди», «раньше»). Это слово, ante, мы находим во всём кусте индоевропейской языковой семьи на протяжении всей известной нам истории развития, и в частности, в немецком ent- («вдоль», «против»), у готов anda значит «вдоль по», с греческого anta, anten мы переведём на русский как «напротив», а anti – как «против кого-либо или чего-либо», «в крайней оппозиции», «раньше», «до», «прежде чем». В хеттском языке hanti – это «противоположный», «напротив».

И, конечно же, санскрит⁵⁴:

Этот древний праиндоевропейский корень мы наверняка узнаем в современных словах: answer («отвечать», «соответствовать»), and («и»), anti- («анти-»)…

В англо-американской речевой практике слово ante [ænti] означает «цену или стоимость чего-либо», «персональную долю в складочном капитале», «ставку в карточной игре».

И вот здесь, в связи с упомянутыми значениями английского ante «цена/стоимость», «ставка», «вклад», «пай» и проч., хотелось бы отметить ещё одну параллель с санскритом:

Материнское для Руси и варягов слово «рука», принадлежа тезаурусу пращуров наших, как минимум, древности этак в три десятка тысяч годков, старше самого индоевропейского языка. Современные лингвисты отыскивают следы в Proto Indo-European, Proto-Altaic, Proto Chukchi-Kamchatkan и Proto-Inuit-Yupik языковых семьях.

Однако ж мы не будем обращаться на этих страницах, в этом месте, к столь древней этимологии, где большинство словарных статей представляют собой столь удивительную реконструкцию, что мы, следуя статьям и ссылкам, с лёгкостью можем соединить воедино такие наши слова, которые, казалось бы, вообще не соединимы. Чуть-чуть погодим – терпения наберёмся, и, будьте уверены, прольётся свет к месту нашего исследования и ко времени. Ведь исследование предпринято не с целью вопросы ставить, их достаточно наставили на страницах русской истории всякого рода учёные мужи в течение лет этак 250 до нас, и при нас ещё вопрошают безответно, а условия задачи были составлены так и с тем, чтобы отвечать на главные вопросы.

Обмолвимся лишь, забегая вперёд, что протокорни слова «рука» реконструируются в числе двух дюжин наиболее древних корней евразийского тезауруса⁵⁵. Так что укоротим взгляд до пределов ближайшего прошлого и ограничимся самыми близкими родственными связями, которые не только легко просматриваются, ибо родство очевидно, но и очерчивают смысловую область первородных значений.

Русская стволовая ветвь

Теперь, при взгляде на сводную таблицу, наглядно изображающую, как праиндоевропейские звуки преображаются не только в германо-романских языках, но и в балто-славянских, и в частности в русском, мы легко можем собрать в тесном семейном кругу самых ближайших родственников нашей Руси и её составляющих варягов, а именно: rankà, рѪкa, рука, порука, parankà, varank, Βάραγγα, hand, mano, bimana, anta, рань, ankstumas, ancient, antique, ну а также антикварный, античный и ещё antе, answer, and, anti, анти…

Попытка углубиться в хронологические пласты многотысячелетней давности, докапываясь до корней протоиндоевропейской языковой общности и ещё много-много глубже, чтоб затем подниматься вверх по лестнице Хронологии параллельными путями, приводит нас едва ли не к фантастическим выводам, однако ж отнюдь не беспочвенным, ибо корень, состоящий из носового гласного, формально намекает нам на многие слова из прошлого и настоящего:

r/m/h/p/f/d/v/j…+ oη/aη/еη/iη/om/am/еm/im + k/g/h/d/t/с/l…

Поэтому, уверенно выстраивая, с позиций настоящей языковой действительности, этимологический ряд, я бы, тем не менее, поостерёгся итожить наблюдения за десятки тысяч лет развития, с тем чтобы выстраивать научно выдуманную реальность. Дабы не гадать на теоретической гуще, благоразумно воздержимся, ограничив исследовательский азарт словарной родословной приведённым образом, со связанным чередованием Ѫ/ѧ.

Но при этом заметим осторожно. Связь с индоевропейским корнем an прослеживается не только формальная, но и смысловая: сравним др.-инд. antas «конец», antyas «конечный». В священных текстах вед мы находим [anta] и [prānta], с лексическими значениями: конец, край, кайма, граница, предел и т. д. Улыбнёмся тут, заметив поправку: начало есть почин, а не конец. Оба корневых смысла выражают переход из одного состояния в другое. Некое состояние пограничья… Прямые переводные параллели [anta] с санскрита на русский: рубеж, околица, внутри, рядом, под рукой, красивый, приемлемый, присутствие, состояние, природа, смерть, разрушение…

В этом индоевропейском корне, с которым большинство этимологов и историков связывает племенное имя «анты», а с антами – одну из исторических ветвей славянства, и в частности, некоторые исследователи выводят от антов вятичей (вѧ-ть+ич), а другие ищут этимологическое родство вятичей с венетами и вендами, заложен потенциально глубокий смысл, предполагающий очень высокую валентность – сочетаемость с другими словами языка, ибо понятие пограничья свойственно не только природным явлениям, географическим и топонимическим, но и социальным. Граница разделяет мир и среду на «свой» и «чужой», а время на «до» и «после», где «ныне» – пограничное состояние. «Я» – «не-Я», и в этом смысле rankà (рука) очерчивает пределы собственного «я». «Моё» – «Чужое». «Жизнь» – «Смерть»… Очень, ну очень расширенное толкование, однако оно со всей внешней очевидностью имеет под собой твёрдую почву.