От Ржева до Берлина. Воины 3-й гвардейской истребительной авиадивизии о себе и боевых товарищах

Нужно сказать, что наши лётчики там дрались с лётчиками Берлинской школы воздушных снайперов – истребителями^[180].

Таким образом, в боях вокруг переправы в районе Калача мы потеряли только одного, так как Алкидов нашёлся. Потеряли мы первого нашего гвардейца, лейтенанта РУБЦОВА*. Это был исключительный человек, правда, он хулиганил невозможно. Он необычайно далеко видел в воздухе, видел просто бесподобно. И он первый обнаружил отход от Москвы немцев. Погиб он геройски. Я лично сам наблюдал за этим воздушным боем, немцы просто зажали его, подожгли и, по всей видимости, и его убили, так как он упал^[181]. У Алкидова самолёт также был подожжён, он выбросился с парашютом^[182]. Упал он между позициями, где в то время шёл танковый бой, а он оказался посередине. Мы так и считали, что он попал под пули, так как стреляли и наши, и немцы. Как потом выяснилось, во время падения поломал себе руку, сначала он пошёл по направлению к нашим, но потом упал. Попал он в немецкий концентрационный лагерь военнопленных и оттуда сбежал и вернулся сюда. Лечил его там русский врач, но рука у него срослась неправильно. Ему руку теперь вновь ломали и вылечили.

Дело в том, что под Сталинградом другие полки работали очень мало. Немного поработают и идут на формирование. Судить об этом можно было по тому, что наш полк делал свыше 80 боевых вылетов на линию фронта, и вся Воздушная армия^[183] делала примерно столько же, а иногда даже меньше. Большое количество вылетов было связано с тем, что немцы очень сильно насытили свои войска истребителями.

После этого мы снова уехали за материальной частью в Люберцы. А 15 сентября мы были снова под Сталинградом^[184]. И здесь была такая же нагрузка. В этот раз мы стояли в Б[ольшой] Ивановке. Прибыл к нам туда будущий маршал авиации Новиков, командующий ВВС, и поставил задачу лётному составу, задача была почётная, но тяжёлая. Он так и сказал: «Тяжело вам будет, но вы должны будете выдержать это любой ценой. Опираться пока больше не на кого, как на вас. Вы сами понимаете, что за Волгой нам стыдно будет сидеть, и мы должны бить немцев здесь».

Нагрузка здесь была ещё больше прежней, больше, чем в Гумраке. Здесь было не меньше шести боевых вылетов на каждого лётчика. Бои шли в одном и том же районе, причём станция Котлубань была настоящим кладбищем немцев, так как там и проходили главным образом воздушные бои. Лётчики нашего полка много там работали, много сбивали, но и наших там много погибло. На этот раз мы потеряли 16 лётчиков^[185]. Был у нас замечательный лётчик МАРИКУЦА*. Он был подбит и сел на минное поле – подорвался. Второй брат Гарама – Николай тоже сел на мины и подорвался. Погибли Карначёнок, АБРОСИМОВ*, КОШЕЛЕВ*^[186]. Это вышло так, что они трое зажали Ме-109 и вогнали его в землю. Кошелев сзади, а эти два сбоку. Кошелев пошёл прямо^[187], а эти столкнулись и упали. Таким образом, это были небоевые потери^[188]. Затем был такой случай, что у лётчика подбили самолёт, он сел, в воздухе шумят, но он не обратил внимания, а немцы снизились и расстреляли его. Таким образом, погибло шесть-семь человек, т. е. не во время боевых действий. Был и такой случай, когда мы решили, что Прокопенко погиб, мы уже переписываем его вещи и хотим сообщить родителям, что человек погиб, и как раз в этот момент прилетает Прокопенко. Оказывается, его подбили, подбитого гнали, он не хотел обнаруживать нашего аэродрома и пролетел мимо, а горючего не было. После он на другом аэродроме заправился и прилетел. Причём когда он взлетел, он увидел воздушный бой, и он помог нашим подбить одного «юнкерса», но и его подбили, он сел в пшеницу, подремонтировал машину, достал горючего и вылетел из пшеницы. Но здесь прошло три дня, и мы считали его погибшим^[189].

Затем ещё один лётчик был подбит во время воздушного боя, сел. Но горючего не было. Потом он зарядился горючим с подбитого танка и полетел на свой аэродром. Тогда у нас погиб Владимир МИКОЯН*, скромный, замечательный парень, у нас на самолётах, на «яках» было написано «За Володю». Лётчики его очень любили, и он платил им тем же. На этот раз у нас соотношение было уже другое, но всё же преимущество немецкой авиации было большое. Мы действовали под Сталинградом всё лето и на подступах к Сталинграду, и дрались за самый Сталинград. Водил всё время сам командир – Клещёв. Потом, когда его ранили, командовал полком Герой Советского Союза СЕМЁНОВ*.

У меня в 3-й эскадрилье был один такой день, когда на аэродроме не было ни одного лётчика, одни только техники сидели. Прокопенко сидел в этот момент в пшенице, а Савельев лежал в госпитале – необъятное поле было для политработы, все техники свободны, я сижу, читаю, они слушают. Первая эскадрилья тогда потеряла только одного. Командовал ей Избинский, затем там были такие лётчики, как Луцкий, Орехов, Шишкин, Парфёнов и др.

В этот период произошёл очень интересный случай с Михаилом Гарамом, Героем Советского Союза. Они летали с братом, и Михаила сбили. Николай считал его погибшим. А Михаил упал между нашими и немецкими позициями, причём упал ближе к немцам. Ни немцы, ни наши не знали кто, но друг друга туда не подпускали. Гарам отстегнулся, вытащил пистолет и сидит. Что делать? Головы не поднимает. А потом решил, что он такой светловолосый, может быть, примут за своего. Смотрит, к нему ползёт немец из окопа. Он тогда начал ему махать рукой, а тот продолжает лезть. Он ему опять машет рукой, тот остановился. Потом с другой стороны к нему ползут три человека – значит, наши. А он к ним. Тогда немцы видят, что он к ним идёт, начали стрелять. Завязалась перестрелка. Когда наши подошли к нему, то лейтенанта убили, он только успел сказать: «Прощай, дружок», сержанта ранили, а его вытащил красноармеец. А когда он выпрыгивал с парашютом, он зацепился за стабилизатор и ушиб сильно ногу, идти он не мог. Но его красноармеец вытащил. На другой день он к нам прибыл. А брат его за это время погиб. Он всё спрашивает, почему Николай ко мне не идёт, мы говорим все разное и, наконец, заврались, запутались. Он тогда нам говорит – давайте, говорите правду, и мы ему всё рассказали. А тот полетел и так не узнал, что его брат вернулся.

Числа 8—10 октября мы перелетели в Люберцы на формирование. У нас было уже мало лётчиков. Попали мы здесь в 210[-ю] истребительную дивизию. Командиром дивизии был полковник УХОВ, Клещёв после ранения полк не принимал. Полк принял БАБКОВ, Герой Советского Союза. Командовал он им немного, а потом командование принял полковник Сталин. На этот раз к нам попали такие люди, как ХОЛОДОВ, Герой Советского Союза, МОШИН – Герой Советского Союза, ГАРАНИН у нас был ещё в Сталинграде, ДОЛГУШИН* тоже был в Сталинграде, БАКЛАН. Дивизия была направлена на Калининский фронт 22 ноября, а выехала только 5 декабря. Там вначале воевали под Белым. Пробыли мы там около месяца, а потом полк перебросили под Великие Луки, так как те соединения, которые были там, не справлялись и не могли завоевать господства в воздухе. В первый же день был ожесточенный бой. Наши поставили себе задачу отучить немцев летать на Великие Луки. Наши лётчики там летали очень много. Там много было характерных боёв. Там мы были полностью январь месяц, а потом перешли к Демьянску. Там у нас было два тарана за один вылет. Таранил командир, а за ним – его адъютант. Холодов сел благополучно, а лейтенант Коваль при посадке был сбит немцами, они дали по нему несколько очередей, перебили ему ноги, левую руку и челюсть.

Затем был такой случай. Летели три «юнкерса» бомбить станцию. Наши вылетели, над аэродромом покрутились, набросились на них и потрепали их как следует. Все три попадали на наших глазах, работа была исключительно чистая^[190]. В этот период эскадрилья Холодова уничтожила 49 самолётов противника и потеряла всего только одного лётчика – Анатолия БАРАНОВСКОГО. Особенно отличались Коваль, МАКАРОВ. Все лётчики тогда были награждены. Холодова наградили орденом Александра Невского и орденом Отечественной войны. Он – прекрасный организатор и прекрасно знает своё дело.

Что касается политработы, то здесь приходилось опять сталкиваться с теми же самыми людьми, так как тот же Гарам, в то время комсомолец, он наращивал силы и опыт, вырастал просто на глазах. Мы его приняли в кандидаты партии и вовлекли его в общественную работу. И он, несмотря на всю тяжесть фронтовой жизни, вёл эту работу, он был комсомольцем, стал кандидатом, а потом членом партии. А через месяц или два он был уже парторгом эскадрильи. У него появился и вкус к этой работе, сейчас он командует эскадрильей и ведёт в то же время большую партийно-политическую работу, так как сейчас комиссаров у них нет, и ему самому приходится руководить этим делом.

Таким образом, наша политработа была подчинена боевой работе.

Формы политической работы были самые причудливые. Приходилось вести и чисто разъяснительную агитационную работу буквально у самолёта. Партийное собрание полка проводили только в Люберцах, а назавтра мы уже выехали на фронт. На фронте эта работа расползлась буквально по каждому коммунисту, так как собрания в эскадрилье уже собирать было нельзя. Мы могли собрать собрание только по исключительно неотложным делам. А вообще, мы просто расстанавливали коммунистов по разным местам. Если самолёты стоят близко, то мы прикрепляем туда одного человека к нескольким самолётам, а если самолёты стоят далеко, то мы прикрепляем человека к каждому самолёту. Но было такое время, когда дней по 10 люди не бывали в землянках, всё время проводили на аэродроме. Иногда с каждым человеком приходилось проводить индивидуально работу. Совещания шли среди руководящего состава, а с техническим работа шла непосредственно на месте.

Что касается воспитания людей, то, например, Орехова в [19]41 году ругали за трусость. Он был комсомольцем, и мы его прорабатывали на комсомольском бюро. Но у человека не было уверенности ни в своих силах, ни в машине. Ругали его и тогда, когда он стал кандидатом партии, так как он тоже проявлял трусость. И поручили Корзникову возить его за собой, т. е. ходить с ним в паре и учить. В результате Корзников вытащил его в один бой, дал ему возможность сбить самолёт, и с тех пор Орехов начал прекрасно работать. Он работает очень спокойно и ровно, как Юлий Цезарь* – пришёл, увидел, победил. Он сбил 13 самолётов.

Баклан – замечательный боец, но в жизни – хулиган. Коли я герой, то всё разрешается. А когда выпьет, то совсем был дрянь человек. Но зимой мы его не узнали. Это его Холодов перевоспитал. Нужно сказать, что разные бывают командиры. Другой командир эскадрильи летает, а всем делом ведает инженер или комиссар эскадрильи. А Холодов вмешивается во все детали, он не терпел беспорядка, входил во все мелочи, сам входил, чувствовалась везде его рука, твёрдая рука командира эскадрильи. А кроме того, для лётчиков очень важен и личный пример командира. Баклан пришёл к Холодову помощником – оба Герои Советского Союза, оба капитаны, они равны. Но я предупредил Холодова:

– Ты смотри, если хочешь, чтобы он воевал, то ты его должен с первого раза взять в руки, а иначе потом с ним не справишься.

– Справлюсь.

Баклан долго не летал, у него был большой перерыв, и поэтому были некоторые недостатки. Холодов ему говорит: «Что ты летаешь, как сосиска. Если будешь так летать, то я не потерплю тебя в своей эскадрилье». Баклан опешил, так как с ним никогда никто так не говорил. Но он всё же ничего не сказал. Полетели они в первый раз на фронт. Баклан вёл себя не так, как хотел Холодов. Он ему сказал: «Делай, как я сказал, делай так, чтобы люди были живы, а немцы валились, а не то выгоню из эскадрильи». Нужно сказать, что Холодов никогда ни с кем так не разговаривал, но он подошёл здесь к Баклану так с умыслом, так как Баклан не был особенно авторитетным человеком, и его просто расхваливали. И так, мало-помалу, Баклан стал замечательным человеком.

Был у нас ЛЕПИН*. Он работал старшим инспектором ВВС Красной Армии в штурмовой авиации, но сам он – истребитель. Хода ему там не давали, так как он сидел на канцелярской работе. Наконец, он выпросился оттуда и попал в нашу эскадрилью, к Холодову. Он полетал и стал первоклассным бойцом. Он сам говорил – наконец-то я стал человеком, а то сидел в канцелярии, там закиснуть можно. Правда, он потом погиб.

Среди техников у нас также много хороших людей, таких, которые выросли здесь во время войны. На фронте нужно работать так, чтобы отдавать всего себя машине. Под Сталинградом у нас не было ни одного случая, чтобы мы кого-нибудь из лётчиков, техников или мотористов обсуждали бы на комсомольском или партийном собрании. Если ругали, то ругали ещё в Люберцах, а во время боёв повода не было, у всех было такое настроение, что работали прекрасно. Спросишь, бывало:

– Ну как?

– Да ничего, товарищ капитан!

– Спать хочется?

– Лучше уж об этом не напоминайте.

Бывало и так, что хочешь провести вечером беседу, но видишь, что человек спит, и оставляешь его отдыхать, думаешь – ладно, как-нибудь после. Люди не отдыхали иногда по 5–6 дней.

После зимнего периода мы были в Люберцах, а потом нас перевели сюда.

В отношении наземной связи мы не страдали никогда, но радиосвязь настоящая появилась только в сталинградский период. Раньше радио считали просто помехой. Первые люди, которые связывались с нами по радио с фронта, были – Избинский и Горшков. Они радовались, если удавалось с нами связаться. Избинского очень любили, ходить с ним никто не боялся. У него за всё время сбили только одного человека. Любил его и наш технический состав.

Комиссаром полка был СТЕЛЬМАЩУК* – майор. Он был с декабря [19]41 г. и по май [19]43 г. Сейчас он отозван в отдел кадров.

Полковника Сталина лётчики исключительно любили, он очень много сделал для лётчиков, создал для них прекрасные условия, всегда сам их учил и сам был прекрасным лётчиком, все указания его были исключительно ценными, причём он всегда давал справедливую оценку каждому лётчику.

Сейчас у нас машины «Лавочкина-5». От этой машины немцы не уходят, машина такая, что лётчики на ней идут в лоб. Если только горючего хватает и бой идёт минут 20, то немцы не уходят. Лётчики наши рвутся в бой, а особенно если близко летать, то они готовы летать всё время. У нас, например, лётчик Макаров попал в такое положение. Его окружили, он не мог принять боя, дал газы и ушёл. Обычно высота должна быть 1000 метров, чтобы во время боя не врезаться в землю. Так что мы считаем эту машину хорошей. Это машина с мотором непосредственного вспрыскивания. В нём горючее непосредственно из бака попадает в цилиндр. Мотор М-82НВ^[191]. В цилиндр поступает холодное горючее, мотор не перегревается, а если из карбюратора попадает уже горячее горючее, то это понижает эффективность действия мотора.

НА ИРИ РАН. Ф. 2. Р. I. Оп. 79. Д. 6. Л. 50–59

Гвардии майор
Сидоров Николай Ильич

В период [19]42 г. комиссар 2[-й] эскадр[ильи] 434[-го] полка (32[-го] гвардейского). 1914 г. рождения. Член партии с [19]39 г. Награждён орденом Отечественной войны II степени и медалью за защиту Сталинграда^[192]

434[-й] полк организовался в июле мес[яце] 1941 г. Начал он своё переучивание и формирование на самолёте ЛаГГ-3 в Сейме. Первым командиром полка был КОРЯГИН, исключительно культурный командир, учившийся в Академии Генерального штаба.

После того, как полк был пополнен лётным и техническим составом, полк был направлен на Северо-Западный фронт. Аэродром был расположен в селе Береговая Коломенка Боровического района Ленинградской области. Отсюда полк и начал свою деятельность. Полк выполнял задания по прикрытию боевых порядков наземных войск в направлении Валдай, Демянск, выполнял также и задания по штурмовке войск противника, мотто-мехколонн около Волхова, в районе Любани, Спасской Полисти.

В этот период своей боевой деятельности особенно хорошо проявили себя лётчики – младший лейтенант ГАРАМ, младший лейтенант ОРЕХОВ, трижды орденоносец капитан КОРЗНИКОВ, впоследствии погибший. Одним из триумфальных дней полка на этом направлении был день, когда полку была поставлена задача штурмовать Любанский аэродром противника. Пошла группа в составе 5 самолётов. Ведущим был капитан ПАНЧЕВ, заместитель командира полка, затем в состав группы входили капитан КОРЗНИКОВ, старший лейтенант НИКИФОРОВ*, младший лейтенант ГАРАМ, младший лейтенант ОРЕХОВ. Над самым аэродромом в Любани завязался воздушный бой, так как истребители противника были все подняты. В результате этого воздушного боя Орехов и Корзников уничтожили по два самолёта. Также было уничтожено несколько самолётов на земле. Всего за этот вылет было сбито и подожжено на земле 15 самолётов противника^[193].

В этот же вылет показал себя как исключительный мастер лётчик Михаил Гарам. Ему пришлось встретиться с истребителями противника. В воздушном бою он сбил два истребителя и один бомбардировщик^[194]. Возвращаясь на свой аэродром на сильно повреждённом самолёте, а самолёт был повреждён настолько, что не слушались рули управления, Гарам заметил вдали «Хейнкель-111». Подойдя к нему на близкое расстояние, он дал несколько очередей по нему, но бомбардировщик продолжал лететь. Тогда Гарам решил во что бы то ни стало его сбить, и, подойдя к нему вплотную, он ударом винта отрубил ему хвост. Здесь Гарам совершил вынужденную посадку на повреждённой машине на своей территории.

Это был самый замечательный, самый эффективный день в боевой жизни полка.

Затем полк был отправлен на переформирование в Сейм. Перед этим полк сдал остававшуюся у него материальную часть другому полку^[195].

Когда была разгромлена Тихвинская группировка войск противника, полк был переброшен на аэродром недалеко от Волхова, на аэродром Красницы, откуда он и вёл боевую работу по обеспечению наземных войск и по штурмовке колонн противника. Разведывательные полёты в то время хоть мало, но всё же были.

Отсюда, после того как полк в достаточной степени поработал, он опять убыл в Рассказово Тамбовской области^[196]. Командир полка, майор Корягин, был ранен в одном из воздушных боёв при штурмовке аэродрома противника в Гремячеве. Он сел на вынужденную посадку. В это время «Хейнкель-113» начал его обстреливать. Он встал под мотор, закрылся парашютом, но всё-таки противнику удалось его ранить, пуля попала ему в коленку, и он вынужден был выбыть на лечение^[197]. Командиром стал его заместитель, помощник, капитан Панчев.

В Рассказове полк должен был переучиваться на самолётах Як-1. После того как полк пополнился техническим составом, он начал свою лётную работу по подготовке лётного состава, технический состав работал над изучением новой материальной части. Здесь получили телеграмму о том, что технический состав, штаб и политсостав должны убыть в Москву, в Люберцы, в распоряжение полковника Сталина.

Прибыли мы в Люберцы и узнали, что полковник Сталин по заданию командования ВВС формирует полк особого назначения ВВС. Познакомились мы с будущим руководством полка. Командиром полка был назначен майор КЛЕЩЁВ Иван Иванович, Герой Советского Союза, штурманом полка был назначен капитан БАБКОВ. Командиром 1[-й] эскадрильи был назначен КОРЗНИКОВ Семён Петрович, после его гибели эскадрильей командовал ст[арший] лейтенант ЗАХВАТАЕВ*. После него командиром 1[-й] эскадрильи был ст[арший] лейтенант ИЗБИНСКИЙ. Комиссаром эскадрильи был старший политрук ПЕЛЕПЧУК^[198].

2[-й] эскадрильей командовал капитан ЯКИМОВ. Комиссаром был я. Комиссаром полка был СТЕЛЬМАЩУК. Полк состоял из двух эскадрилий. Полк имел исключительно сильный лётный состав. Лётный состав был взят из 521[-го] полка. Это был полк УСА^[199]. Из этого полка были Клещов, Бабков, Алкидов. Они все были взяты с Калининского фронта. Оттуда же был взят и лейтенант Корзников, впоследствии Герой Советского Союза^[200]. Там же был ст[арший] лейтенант БАКЛАН, впоследствии тоже Герой Советского Союза.

Часть лётного состава была из 434[-го] полка. Здесь был Орехов, впоследствии Герой Советского Союза. Гарам тоже теперь Герой Советского Союза, ХОЛЬЗУНОВ^[201] – Герой Советского Союза. Избинский.

Из 42[-го] ИАП в полк пришёл лейтенант КОТОВ, впоследствии Герой Советского Союза. Это было в конце мая [19]42 г.

Несмотря на то что полк имел исключительно сильный лётный состав, уже летавший ранее на «яке», имевший боевой опыт, несмотря на то что большинство лётчиков были награждены боевыми орденами, всё же полк проходил дальнейшую тренировку. Лётный состав тренировался не только по полётам по кругу, по выполнению фигур высшего пилотажа, но был подвергнут и тренировке по ведению воздушного боя. Причём воздушный бой они проходили непосредственно против Ме-109, затем против американского самолёта «Аэрокобра», «БЭЛЛ-1»^[202].

После того как полк закончил эту тренировку, он был послан на Харьковский фронт^[203], под Валуйки. Там он базировался на двух аэродромах, на аэродроме Песчанка и на…….^[204]

С этого аэродрома полк вёл боевую работу по прикрытию ж[елезно]д[орожного] узла Валуйки, по прикрытию основных сил наземных войск. Главная задача, которая была поставлена полку, – это была борьба с неприятельскими бомбардировщиками. В этот период лётный состав полка показал своё исключительное лётное мастерство. За это короткое время полк уничтожил 29 самолётов, не потеряв ни одного своего^[205]. Бои на этом участке фронта отличались исключительной напряжённостью, так как лётчикам 434[-го] ИАП приходилось вести бои с воспитанниками Берлинской снайперской школы, летавшими на облегчённых типах «МЕ». И всё-таки, несмотря на высокую подготовку немецких лётчиков, несмотря на большое качественное превосходство машин, на которых летали лётчики противника, всё же им в многочисленных воздушных боях не удавалось одерживать победы над лётчиками 434[-го] полка. В боях на этом участке фронта особенно отличились Корзников^[206], Котов, ПАРФЁНОВ, впоследствии он погиб под Сталинградом, прекрасный мастер воздушного боя. Затем – Избинский, Якимов, Баклан и др.

После того как наши войска заняли около Старого Оскола оборону, полк был переброшен на аэродром Викторополь и проработал там всего-навсего 2–3 дня. Вследствие исключительной напряжённости и большого количества боевых вылетов, совершённых полком, материальная часть, моторы на самолётах износились, так как приходилось вести постоянные воздушные бои, приходилось форсировать моторы. После Викторополя полк базировался на аэродроме – Совхоз Копёнки в Россошском районе^[207]. Оттуда полк перелетел в Люберцы, сдав предварительно свою материальную часть. По замыслу командования, которому подчинялся полк^[208], было решено сделать полк трёхэскадрильным. Приступили к организации 3[-й] эскадрильи. Третья эскадрилья была организована из лётчиков-инструкторов и командиров Качинской школы. Эта эскадрилья начала свою учебную работу по переучиванию на самолётах Як-1 – шла отработка техники пилотирования, отработка воздушного боя ещё в тот момент, когда остальной состав полка вёл боевую работу под Валуйками.

В это время в полк пришли:

капитан ПЕШИЙ, впоследствии назначенный командиром 3[-й] эск[адрильи],

лейтенант ПРОКОПЕНКО,

лейтенант ЛУЦКИЙ,

лейтенант ШИШКИН,

лейтенант ГОРШКОВ,

лейтенант МАРКОВ,

мл[адший] лейтенант ПАУШЕВ*,

лейтенант ШУЛЬЖЕНКО,

лейтенант АЛЕКАНДРОВ и другие.

Пришёл также в полк рубака Сергей РУБЦОВ. Впоследствии прибыл Саша АНИСКИН – Герой Советского Союза.

В этот раз полк получил самолёты Як-7Б. Полностью закончить тренировку и обучение лётного состава на этих самолётах не удалось, так как обстановка на фронтах, а особенно на юге, была исключительно тяжёлой. Полк был переброшен под Сталинград.

Сначала он работал на аэродроме в Гумраке в 12 км западнее от Сталинграда. С этого аэродрома было произведено очень большое количество вылетов. Полк имел основной задачей борьбу с бомбардировщиками противника, прикрытие переправ через Дон. Работа была исключительно напряжённой, так как лётному составу приходилось делать в день до 7–8 вылетов. Можно не хвастаясь сказать, что вся основная тяжесть лётной работы на этом участке фронта падала на 434[-й] полк. Полком в это время командовал КЛЕЩЁВ. Комиссаром был Стельмащук. Командиром 1[-й] эск[адрильи] был ГОЛУБИН*, комиссаром – старший политрук Полепчук, командиром 2-й эскадрильи был Якимов, комиссаром – я. Командиром 3[-й] эскадрильи был капитан Пеший, комиссаром был политрук ДИМИТРИШИН^[209], начальником штаба полка за первое и второе формирование был капитан ЛАХТЕНКОВ*.

Из боевых эпизодов можно указать такие. В один из вылетов у нас пошла восьмёрка. Вследствие некоторых причин один из самолётов возвратился. Наши самолёты над линией фронта встретились с бомбардировщиками и истребителями противника. Завязался исключительно напряжённый воздушный бой, так как, по всей вероятности, истребительная авиация противника была представлена довольно квалифицированными лётчиками. В один из моментов на ст[аршего] лейт[енанта] Баклана, который шёл самым внешним в группе под командованием Клещёва, набросились семь вражеских лётчиков. Баклан дрался как лев, причём на глазах наземных войск Баклан сбивает 3 фашистских самолёта. После этого он сел в расположении наших войск. Пехотинцы начали его просто-напросто бросать в воздух, несмотря на то что у него была переломана нога^[210]. И это – не единственный эпизод в деятельности Баклана. Он уже к этому времени имел 12 сбитых самолётов и 23 сбитых в группе. Он имел уже 57 штурмовок войск противника, его мотомех[анизированных] колонн. К тому времени он имел уже благодарность Иосифа Виссарионовича*, от Тимошенко*, от Белова*. У него – около 350 боевых вылетов.

Исключительно большим мастером воздушного боя показал себя здесь и сам Клещёв. Клещёв к тому времени уже имел 16 или 17 сбитых самолётов, имел около 400 боевых вылетов. Это очень много для лётчика-истребителя. В этих воздушных боях также отличился лейтенант Алкидов, лейтенант Карначёнок, ст[арший] лейтенант КАЮК, капитан ГОЛУБИН, ст[арший] лейтенант Избинский, лейтенант Котов, лейтенант Парфёнов и др.

Здесь же впервые начали выявлять себя как хорошие лётчики – Фёдор Прокопенко, Луцкий, Горшков, Шульженко и др.

Чрезвычайно характерным и поражающим был случай из боевой деятельности Рубцова. Это был самый настоящий солдат, который настолько любил летать, что даже представить себе трудно. Причём не было такого момента в воздушном бою, чтобы он что-нибудь не заметил. Он всегда и всё видел, гонял противника, дрался с ним и в большинстве случаев уничтожал его. У него было исключительно развито чувство взаимной выручки. Он был ведущий, ведомым у него был лейтенант Прокопенко, отличный лётчик, командир звена Качинской школы, прекрасно владеющий «яком», имевший к тому времени 2,5 тысяч[и] часов налёта. Но боевого опыта у него не было. В результате он терял своего ведущего, Сергея Рубцова. Но Рубцов ни одного раза всё же не потерял своего ведомого – Прокопенко. Рубцов делал самые невероятные атаки, так что даже лётчик, прекрасно владевший «яком», такой как Прокопенко, не мог держаться за него. Прокопенко рассказывал: «Осмотрелся, смотрю, Рубцова нет, он пошёл в атаку, я не удержался за ним, ищу, где он? Но проходит некоторое время, потом вижу, какой-то Як машет крыльями – это Рубцов, 104-й».

В одном из полётов по прикрытию переправы в районе Калача Рубцов погиб от прямого попадания снаряда зенитной артиллерии. В тот же день над вражеской территорией был сбит и Алкидов^[211]. Он выпрыгнул на парашюте на вражескую территорию, так как после попадания зенитного снаряда в самолёт он^[212] рассыпался в воздухе. Он спускался в районе Калача, вследствие того, что сильный ветер снёс его на запад, он приземлился в расположении немецких войск. В бессознательном состоянии он был подобран противником и попал, таким образом, к ним в плен. Прибыл он в полк только через 8 месяцев, т. е. в мае мес[яце] 1943 г[ода]. Сейчас он находится на излечении.

Затем полк перебазировался на аэродром Пичуга, 23 км севернее Сталинграда^[213]. Там полк почти не вёл боевой работы. Сделал всего несколько вылетов. Здесь полк сдал свою материальную часть другому полку, а сам убыл в Люберцы.

Численным результатом воздушных боёв, проведённых на Сталинградском фронте, было 90 сбитых самолётов против двух наших^[214]. Причём в эти два входил и Алкидов, который потом вернулся. Таким образом, конечным результатом было 90:1. Результаты поистине – поразительные. Причём в один из напряжённейших лётных дней, 26 июля, лётный состав 434[-го] полка на переправах через Дон сбил 34 самолёта^[215].

Лётный состав, таким образом, убыл в Москву. Люди очень устали, и им был предоставлен отдых в доме отдыха и в Москве, где они могли также отдохнуть и развлечься.

Прошло несколько дней. Вдруг, совершенно неожиданно для полка, в час ночи 7 июля было получено распоряжение из ВВС К[А] – лётному составу и передовой группе технического состава на «Дугласах» отправиться в Богай-Барановку^[216], где мы должны были получить материальную часть и отправиться на фронт. В это время в 3[-ю] эск[адрилью] прибыл новый командир эскадрильи, дважды орденоносец капитан СТАРОДУБ*.

После того как полк получил материальную часть, отстрелял её, облетал, он был направлен на Сталинградский фронт^[217]. Первый аэродром, на котором базировался полк, был аэродром, расположенный в совхозе «Сталинградский». Позже полк перелетел на Б[ольшую] Ивановку, с которого^[218] он и вёл свою основную работу.

В полк в это время прибыл Герой Советского Союза Сергей ДОЛГУШИН, Герой Советского Союза Владимир ГАРАНИН.

Бои на Сталинградском фронте в тот момент отличались исключительной ожесточённостью, так как немцы, нанося главный удар по Сталинграду, бросали на этот участок фронта самые лучшие, самые свои квалифицированные кадры лётчиков. В частности, здесь действовала группа генерал-майора авиации Рентгофена^[219], действовало две эскадры асов из группы Геринга*, эскадра «Туза пик», эскадра Тодта^[220]. Работать приходилось опять-таки в исключительно тяжёлых условиях, в исключительно напряжённой обстановке, так как немецкие бомбардировщики ходили целыми стаями, бомбардировали боевые порядки наших наземных войск. Поэтому приходилось делать исключительно большое количество боевых вылетов. Причём здесь немцы применяли какие-то особые снаряды с повышенной зажигательной силой, причём от одного попадания этого снаряда наши самолёты сгорали. В частности, были подожжены такие наши асы, как Клещёв, как Долгушин и другие. Мы понесли здесь довольно значительные потери. Если в первый раз мы имели на Сталинградском фронте такое соотношение, как 90:1, то здесь уже соотношение было несколько другое, и наши потери значительно увеличились.