От Ржева до Берлина. Воины 3-й гвардейской истребительной авиадивизии о себе и боевых товарищах

Связь у политотдела с инженерной службой – самая близкая. Пожалуй, ни одна служба у нас не стоит так близко к политотделу, как инженерная служба дивизии. Весь коллектив у них работает очень дружно, по любому вопросу они нам помогают, и у нас создалось хорошее взаимопонимание. На протяжении года работы у нас не было такого случая, чтобы мы когда-либо отметили в наших донесениях очень плохую работу нашей инженерной службы, за исключением того периода, когда у нас работал Капцелович.

Причём наши инженеры зачастую работают и не по своей специальности. Предположим, есть приказ командира – Крауз, лети на самолёте к Ржеву или куда-нибудь ещё и посмотри состояние самолёта, который сел на вынужденную посадку. И человек летит, хотя это – работа не по его специальности. Так что кроме положительного о работе нашей технической части ничего сказать нельзя.

Затем – служба связи. Связь вначале у нас не клеилась. Над этим крепко поработал подполковник КРАВЧЕНКО*, но в последнее время связь стоит у нас не на должной высоте. Люди остались те же, за исключением руководства, и выходит, что руководство изменилось, и дело ухудшилось. Рота связи осталась та же. К нам вначале пришли девушки, которые не знали, куда вилку сунуть, в какой штепсель. А потом стали прекрасно работать. Они не имели понятия об аппарате «СТ» или «Морзе»^[111], а теперь они сидят и пишут на машинах. Таким образом, люди выросли, люди работают. Но нормальной связи у нас нет, нет настоящего, хорошего руководителя, так как Пискунов* как начальник связи не соответствует своему назначению, не может поднять дело. И это сказывается на всей работе. Причём нужно сказать, что и Кравченко в своё время не совсем правильную линию проводил. Пришлось его раза два-три одёрнуть, и он очень быстро перестроился и сделал всё, что возможно. Ему, правда, все помогали, и связь работала хорошо. Были случаи даже, когда связь работала на два участка, когда и полки были на нашей связи, в частности на Северо-Западном фронте. Таким образом, недостаток заключается, по-видимому, в руководстве, так как девушки работают прекрасно.

Следующие службы – штурманская и ВСС (воздушно-стрелковая служба). Как человека, я уважаю каждого штурмана. Штурманом дивизии у нас – майор ТОРШИН*, но меня этот специалист не удовлетворяет. Если имеются блудёжки, то это одно уже показывает, что здесь не всё благополучно. Он – хороший человек, неплохой руководитель. Начальник ВСС – капитан БЕРНИКОВ^[112]. Задачей этой службы является научить людей стрелять, но главное, конечно, чтобы попадать. И здесь очень трудно сказать, как проходит работа этой службы, так как очень многое зависит от субъективных качеств человека.

Если говорить о работе медицинской службы, то мы о таких медиках, как МИЛАШИН – врач 1[-го] полка*, ГОЛУШКО, врач 163[-го] полка^[113] и ВАЛУЕВ – врач 63[-го] полка*, я могу сказать только хорошее. Мы видим с их стороны большую заботу о человеке. Что касается Голушко – это очень спокойный человек, и трудно понять с внешней стороны, что он собой представляет. Он – хороший коммунист и врач – такое сочетание в работе даёт очень хорошие результаты, так как он заботится о людях исключительно. Например, кажется, такое дело, как баня, никакого отношения к нему не имеет, но он занимается этим вопросом. Он вмешивается и в питание, и по линии тренировки, он везде поспеет, везде сунет свой нос. Или если, например, у Валуева спросить, как живут у вас люди, он вам расскажет о всём с начала и до конца. Он у нас получил орден Красной Звезды. Это люди, которые заслуживают особого внимания. Забота о человеке для них – всё. И Милашин, и Валуев как-то особенно любят свою специальность. А Голушко, наоборот, всеми силами души не терпит её и говорит – уйти бы всё равно куда, только не быть врачом. Но в полку Голушко был консультантом по всем вопросам – по любому вопросу идут к доктору. К комиссару не идут, а к доктору все идут – или чтобы домой письмо написать, или чтобы посоветоваться по какому-либо личному вопросу. И доктор чрезвычайно сжился со всеми, он знал, кто чем дышит, так как человек выкладывает ему всё от начала до конца. Чуть что – пойду к Фёдор Фёдоровичу. И он сам другой раз скажет нам – вот с этим не хорошо, мудрит что-то.

Что собой представляет врач 32[-го] полка Кузнец*? Он себя мнит большим специалистом и о себе вообще высокого мнения. Он в то же время очень замкнутый и необщественный человек. Комсомолец, но его вывели из состава бюро комсомола. И ко всему этому большой подхалим, а это характеризует его и в остальном. Он знает, кому что надо. Когда был в полку полковник Сталин, он чуть ли не спал вместе с ним, следил за его каждым шагом. И как только человек повыше других стоит, так он за ним и ходит. Так что этому человеку нельзя дать положительной характеристики^[114].

Как у нас работают девушки? Вообще, я стою за использование девушек на работе в армии, но ими нужно уметь руководить. К нам прибыло 14 девушек в роту связи. Были они у нас и в полках, но главным образом они работают в роте связи. В первое время у нас были большие трудности в отношении приведения их в надлежащий, так сказать, солдатский вид. Хорошо, если пришла простая деревенская девушка, она привыкла в родительском доме жить попросту, ей приказывала мать или старший в семье, и она выполняла. Но у нас есть девушки, которые пришли из более или менее культурной среды, есть и такие, которые окончили институт, или работавшие учительницами в средней школе. И большинству девушек было очень трудно привыкать к военной форме подчинения. Я, например, как-то вызвал девушку и спрашиваю: что у тебя с твоим начальством не ладится, а она ничего мне не говорит. Тогда я спрашиваю – тебе, может быть, трудно подчиниться человеку, который стоит ниже тебя в культурном отношении? И это было действительно так. И вообще нужно сказать, что первоначально к девушкам применили неправильные воспитательные меры. Сразу же началась строгая военная дисциплина – встать, пойти и т. д. Это их страшно коробило. Есть, например, у нас одна девушка Надя. Если её попросишь – она всё выполнит. А если ей сказать – приказываю, у ней руки опускаются, как она говорит, всё в ней перевёртывается.

Также и комсомол несколько неправильно подошёл к девушкам, он не понял свою задачу в этом отношении и встретил их здесь не по-граждански, а по-военному. А нужно девушек воспитывать по-иному, чем мы воспитываем того же красноармейца. Как хотите, но это – женщина, и её нужно постепенно вводить в курс нашей военной жизни. Во-вторых, приказная система – вещь, может быть, и хорошая, но нужно и в этом отношении как-то особо подходить к девушкам и без надобности не приказывать, а сказать просто – Надюша, сделай. Затем нельзя замыкать девушку сразу на ключ, применять к ней жёстко казарменное положение. Нужно дать ей немножко свободно дышать. А у нас такое положение создаётся: отбой – ложись спать, хоть умри, а то, пожалуй, ещё на наряд не выйдет.

Нужно учитывать и такие мелочи, что, скажем, молодёжь хочет потанцевать. С одной стороны, мы говорим, что такие развлечения, как танцы, вполне уместны, а с другой стороны, говорят – нельзя, проспят и т. д. Вот, например, у нас проходило празднование годовщины Красной Армии. Был доклад, а потом начались танцы. Я специально там сижу. Танцуют час, два. Потом я подзываю одну девушку и говорю – слушайте, а завтра не проспите? Она говорит – товарищ майор, поверьте, что за полчаса будем раньше на смене. И действительно, назавтра никого не нужно было будить, никто о них не беспокоился, а они все сами явились на своё место. Вот вам результат такой меры воспитания. А если бы им не дали повеселиться, у них начались бы переживания, возникло, может быть, и раздражение, и качество работы, безусловно, снизилось бы.

Способны ли девушки служить в армии? Я считаю, что они вполне могут служить в армии. Правда, может быть, не везде. Но в такого рода войсках, как связь, как регулировка, как всевозможные вспомогательные батальоны, они являются незаменимым контингентом. Я уже не говорю о столовых – там, где девушки работают, – там работа проходит без шума, быстро, а если только посадить мужчину, то начинается ругань и всё, что хотите.

Какие недостатки в работе девушек? Вся беда заключается в лёгкости их отвлечения от дела. Вот, например, все сидят за аппаратами, и вдруг захожу я. Здесь все обёртываются, всё остановилось. А уж если заговоришь, то окончательно работа забыта. У мужчин этого нет. Кроме того, девушки необычайно обидчивы. Но всё это мелочи, и при правильном руководстве, при правильном направлении работы все эти недостатки легко изжить.

Среди оружейников у нас были одно время тоже девушки, но это очень тяжёлая для них специальность. Я бы встал на путь изъятия людей из ряда отделов и замены их девушками, а тех нужно обучить соответствующим образом и здесь использовать.

Вообще мы до сегодняшнего дня ни одну девушку не потеряли и ни от одной девушки не откажемся.

В отношении той девушки Нади^[115], о которой я говорил, у нас был такой случай. Она имеет среднее образование, окончила товароведческий техникум. Раньше она работала на ППС^[116], у ней пропала посылка, и её перевели к нам в роту связи. Бывало, ей скажут – Надюша, беги бегом, так как машины там нет, а они посылали связного посыльного, она посмотрит на сапоги, и все смеются. И тут как-то Суражевский* сказал – Надя, бегом. А она посмотрела, засмеялась и пошла тихо. Её посадили и решили за это отдать под товарищеский суд. Она сидит, ни с кем не разговаривает. Идёт командир – не говорит, ни с кем не хочет разговаривать, объявила настоящий бойкот. Тогда я сказал Сухареву^[117] – пойди, поговори. Сначала она и с ним не стала разговаривать. Тогда он её спрашивает:

– Ты откуда?

– Из Свердловска^[118].

– Кто у тебя дома?

– Отец и мать.

– А если мы возьмём и напишем отцу и матери, разве будет красиво?

Постепенно разговорились. А потом она сказала, чем она страдает – не знаю, говорит, что со мной, но если скажут, Надя, сделай, всё сделаю, а если начнут приказывать, у меня ноги не идут.

Мы договорились с Яньковым, что суд отложим, а назавтра я позвал её к себе, посидел с ней, поговорил. Я привёл пример, что с ней может быть. Спросил:

– Принимала присягу?

– Принимала.

– А ты знаешь, что будет за измену присяге? А потом батька и матка думают, что вот дочь родину защищает, а она вот чем занимается. Хочешь оставаться в роте связи?

– Не хочу.

– Тогда пойдёшь в запасный полк и оттуда в какую-нибудь часть.

Она задумалась. Я говорю:

– Или пойдёшь в запасный полк, или останешься у нас, а мы суд отменим.

– Ну ладно, – говорит, – буду работать в роте связи.

А теперь я её встречаю, спрашиваю:

– Ну, как дела, Надюша?

– Хорошо.

– И всегда так будут?

– Всегда.

Затем у нас есть звено связи У-2, Емельянов* и Чусовской^[119]; работают они очень хорошо, имели 3725 вылетов за год и 1775 часов налёта. Подходили близко к линии фронта, за 3–3,5 км. Вывозили людей с вынужденной, отыскивали самолёты.

НА ИРИ РАН. Ф. 2. Р. I. Оп. 79. Д. 3. Л. 26–37

Гвардии майор
Перцов Пётр Пантелеймонович

Заместитель начальника штаба дивизии.

1910 г. рожд[ения]. Член партии с 1930 г.

Дивизия была укомплектована полками с молодым лётным составом, и раньше, чем пошли воевать, их нужно было обучить технике пилотирования в сложных условиях. Сложность условий заключалась в том, что они учились в тылу – место там они хорошо знали, хорошо там ориентировались. Причём это создавало несколько упрощённую для них обстановку. Когда же они приходили на боевой аэродром, для них работать было трудно, так как это был уже не тот аэродром, с которого они привыкли летать в тылу, а с закрытыми подходами, высокий лес и сразу в лесу – аэродром. Во-вторых, сам район для них был незнакомый, малоизученный, и сложный район по своей конфигурации с точки зрения ориентировки, не за что было цепляться, не было характерных рек, дорог. На Калининском фронте был сплошной лес и болота. Поэтому раньше, чем с ними воевать, нужно было их обучить. А время на обучение нам не дали. Дивизия закончила формирование 20 июня [19]42 г., а 21–22[-го] было получено уже боевое задание, надо было лететь воевать. Поэтому лётчиков приходилось обучать в процессе войны.

Как проходило это обучение? Основная нагрузка, конечно, в боевой работе ложилась на старый, уже обученный и опытный лётный состав. А молодой лётный состав где-то немножко в тылу, может быть, километров за 20 от боевого аэродрома усиленно вёл тренировочную работу. И одновременно тех, которые показывали хорошие результаты в подготовке, посылали вперемежку со стариками и на задания. По мере того, как они проходили тренировку, как дивизия всё больше и больше втягивалась в боевую работу и имела всё большую боевую нагрузку, была и убыль старого лётного состава. И это ставило нас перед необходимостью в большей мере вводить в действие молодой лётный состав. Поэтому тренировка молодого лётного состава хотя и сошла несколько на нет, но не прекращалась с июня по сентябрь [19]42 г.

После окончания Ржевской операции в сентябре мес[яце] в дивизию прибыло большое количество молодого состава, так как в дивизии были большие потери. Поэтому такая система подготовки, которую мы имели, она нас уже не удовлетворяла, а с другой стороны, некоторое уменьшение объёма боевой работы в дивизии создало возможность на тыловых аэродромах в Кимрах организовать нечто вроде учебного центра для подготовки молодого лётного состава для полков дивизии. В это время в дивизии было два полка, так как 521[-й] уже убыл. Здесь была проведена большая работа. (Прилагается материал.)^[120]

Через этот центр прошло обучение всех молодых лётчиков, и подготовка там проводилась на протяжении месяца. Там нам никто не мешал. Подготовкой занимался и руководил подполковник АНДРЕЕВ. В результате этого нам удалось подготовить неплохой лётный состав 163[-го] полка и 1[-го] гвардейского. Причём 163[-й] полк имел меньше опыта, чем 1[-й] гвардейский, и для него нужна была большая тренировка, чтобы он стал вполне боеспособным. Работа, которая была проведена в Кимрах, дала этим двум полкам, особенно 163[-му], большую подготовку и хорошую натренированность лётному составу и в части техники пилотирования, и в части воздушной стрельбы и огневой подготовки. Всё это имело своё отражение на их боевых качествах.

Но после этого нам воевать с этими полками не пришлось. Мы их передали в другое соединение^[121], и операций здесь мы не проводили. Таким образом, мы провели с этими полками Белийскую и Ржевскую операцию.

Затем нам дают опять новые полки, с которыми всё приходится начинать сначала. Опять нужно было разрабатывать программы, опять нужно было приступать к обучению лётного состава.

Из района Селижарова нас здесь перевели в Калинин, на Мигаловский аэродром^[122]. Только перевели полки, выработали программу обучения, но по существу ещё не приступили к обучению, как у нас забрали и эти полки, послали их в разные стороны, кого на переформирование, кого на доукомплектование материальной части, кого на получение материальной части. Это были уже 21[-й] полк и 5-й гвардейский полк.

Таким образом, через дивизию до октября [19]42 г. прошли следующие полки: 1[-й] гвардейский, 163, 521, 21 и 5[-й] гвардейский.

В ноябре месяце [19]42 г. мы получили 434[-й] полк (32[-й] гвардейский) и 169[-й]. 434[-й] в момент вхождения в дивизию был преобразован в гвардейский.

С этими полками в конце ноября месяца мы начали воевать на Калининском фронте. Здесь мы сходу начали Белийскую операцию. Туда были брошены два полка в полном составе. В полках тогда было по 3 эскадрильи. Во время Белийской операции обнаружилось, что 169[-й] полк – молодой полк. Хотя он уже и выходил неоднократно на фронт, но каждый раз после своего пребывания на фронте, в силу того, что там был молодой лётный состав, не привыкший ещё к условиям боевой жизни, он выдыхался очень быстро, нёс большие потери и в людях, и в материальной части, и обязательно шёл на доукомплектование и на доформирование^[123]. Но здесь он показал исключительно высокие качества боевой работы. Ему уделялось очень много внимания, там была хорошо организована боевая работа, хорошо поставлена сама методика ввода молодого лётного состава в боевую работу. Это заключалось, во-первых, в создании уверенности у них в материальной части – «Лавочкин-5». Это была новая материальная часть, на которой они только ещё начали воевать. Противник тогда был вооружён Ме-109, Ме-109Ф. Это были основные типы истребителей противника. Наш Ла-5 имеет перед ними некоторые преимущества. Эти преимущества были убедительно показаны и рассказаны нашему молодому лётному составу, что создало в них уверенность в собственных силах. Также имело большое значение и представление хороших разведывательных данных о состоянии противника, с которым им предстояло воевать, о том, что представлял собой его лётный состав, его подготовленность, его численность. Поэтому у нашего лётного состава перед тем, как он начал воевать, была полная ясность, с кем он имеет дело, какими средствами он располагает.

Несмотря на чрезвычайную сложность самой обстановки, так как воевать пришлось в зимних условиях, когда аэродромы заносились, операция началась очень удачно. И эти успехи первых дней подняли уверенность у людей. А многое зависит ведь от того, каково начало боевых действий. Молодой лётный состав был поощрён командованием наградами отличившихся, и в результате полк начал показывать образцы высокой боевой работы. (Данные должны быть представлены.)

Закончили мы Белийскую операцию в декабре [19]42 г. Затем мы перебазировались на другой аэродром и начали оттуда Великолукскую операцию.

Обстановка здесь сложилась так, что к нашему приходу Великие Луки были блокированы нашими войсками. Противник уже оправился от того удара, который был ему нанесён, и начал контратаки по нашим наступающим частям. Он даже поставил себе задачу освободить Великие Луки от наших частей. Начал усиленно бомбардировать Великие Луки и всеми средствами пытался поддержать гарнизон, который находился в крепости, путём подбрасывания ему продовольствия и боеприпасов с воздуха. Препятствовал бомбардировке гарнизона нашими бомбардировщиками и штурмовиками путём прикрытия своими истребителями. И в то же время действовал своими бомбардировщиками по нашим войскам, осаждавшим Великие Луки. Истребители, которые там были до нашего прихода, не могли завоевать господства в воздухе, не могли создать серьёзное препятствие боевой работе немцев вследствие своей малочисленности.

С приходом нашей 210[-й] дивизии в составе двух этих полков положение резко меняется.

Начались крупные воздушные бои, в которых принимают участие по 20–25 самолётов. Высшей точки боя достигли к концу декабря – в дни 26, 27 и 29 декабря. Уже к 30 декабря и к 1 января [19]43 г. напряжение начало спадать вследствие того, что нашим истребителям удалось подавить авиацию противника. Это заключалось в том, что была в полном смысле уничтожена лучшая часть немецких истребителей. Немцы не щадили ничего, они бросали в бой своих истребителей, без всякого стремления сохранить их. Но, натолкнувшись на такой мощный кулак, как наши полки, немецкие истребители потерпели большое поражение, почти все они были уничтожены. После того как истребительная авиация противника была уничтожена, наши истребители навалились на транспортную и бомбардировочную его авиацию. Это характеризуется целыми эпизодами, когда за один вылет наши истребители сбивали по 12 самолётов противника, когда за один вылет уничтожалось 6, 8, 10 самолётов противника. В этот период люди работали прекрасно. В частности, можно отметить работу командира, тогда 169[-го], полка Ник[олая] Павл[овича] ИВАНОВА. Он тогда замещал ещё командира, который был на отдыхе^[124].

Нужно сказать, что с момента своего формирования дивизия входила в 3[-ю] Воздушную армию, потом в 1[-й] гвардейский корпус.

Если говорить об Управлении дивизии, то оно свою историю ведёт в несколько ином порядке. В дивизии есть полки и есть Управление дивизией, это – штаб, отделы, не входящие в штаб, – например, политотдел, отдел эксплуатации материальной части, различные службы, как, например, штурманская служба, служба ВСС и др. Всё это в совокупности составляет Управление дивизией, по численности своего состава почти равное полку. И вот управление этой дивизии было преобразовано из управления ВВС 31[-й] Армии.

Великолукскую операцию мы закончили в половине февраля [19]43 г. Здесь уже лётный состав учился в боях. После каждой боевой операции происходил её разбор, учитывались все ошибки, причём в силу необходимости приходилось посылать весь состав в бой. И тот, кто не погибал, тот учился. Но надо сказать, что больших потерь здесь не было, они исчислялись единицами. Там наши полки сбили 114 самолётов^[125].

В нынешней операции, на Орловском направлении, у нас были дни, когда было сбито 37 самолётов, а есть дни, когда сбито только 5–6 самолётов. Чем это объясняется? Дело в том, что противник не в состоянии на каждом участке фронта держать постоянно большое количество авиации. А в силу того, что действия идут одновременно на нескольких участках, не говоря уже о фронтах, то он должен маневрировать своей авиацией. И иногда на нашем участке фронта появляется масса истребителей, и в такие дни происходят большие бои, в такие дни бывает много сбитых самолётов противника. Например, 13 июля было сбито 37 самолётов противника различного типа, но в основном – истребителей, хотя шли бои и с бомбардировщиками^[126]. В другие дни – 16 и 17 июля – сбито мало – 5–6 самолётов, так как в результате действий на других фронтах противник перебросил свою авиацию туда, и наши истребители на этом участке уже никого не встречали^[127].

Гвардейское знамя и корпус, и дивизия получали в Люберцах^[128] в присутствии маршала авиации Новикова и представителя ВВС К[А]^[129]. Знамя принимал командир.

НА ИРИ РАН. Ф. 2. Р. I. Оп. 79. Д. 4. Л. 38–40