Глава 41
…В одиннадцать, когда из радиоточки, висящей на стене, послышались звуки производственной гимнастики, Павел кивнул.
– Пора… Если ты передумал, сейчас самое время уйти.
– А ты уйдешь?
Павел печально покачал головой.
– Тогда – вперед…
Амоналовые шашки уже висели на стенах, приклеенные изолентой к покрашенной синей краской стене. Достав спичку из коробка, Павел поджег жгут бикфордова шнура. Он загорелся ярко и празднично: полметра должны были прогореть где-то за минуту. Спрятались, как и условлено было, за несущими колоннами, присели, согнулись, закрыли глаза, заткнули уши.
Минута тянулась, словно была сделана из патоки. И каждая секунда для Аркадия была заполнена сомнениями. Сначала думалось: правильно ли он вспомнил армейские занятия, точно ли рассчитал заряд: если тот слишком мал – со стены только собьет краску. Если наоборот – обвалит не только стену, но и пол, потолок, разнесет деньги, убьет кассира.
Затем явилась мысль: что-то долго нет взрыва. Выпал шнур? Или он был бракованным?.. Возник огромный соблазн выглянуть за угол…
И!
Взорвалось!
Качнулся пол, раздался звон разбивающегося стекла. Удар показался Аркадию страшным. Мелькнула мысль, что они все же переборщил с динамитом. Но, выглянув из-за колонны, увидал в стене лишь дыру размером с половину квадратного метра. Рядом стояли молоты – на случай, если придется расширять отверстие. Но это было лишним.
– Не светись!– крикнул Пашка.
Он уже натянул свой противогаз и протягивал маску Аркадию. Тот надел ее, как и учили в армии в две секунды. Затем к дыре – через нее скользнули в комнату.
Там было пыльно, но все же лучше, чем в столовой.
Взрывом выбило стекла, разметало по комнате купюры, извлеченные из упаковок. Но большая часть денег не пострадала: пачки разноцветных рублей лежали на столе и в открытом сейфе.
Полуконтуженная кассирша смотрел на них с ужасом.
– Чего смотришь! – крикнул Павел – Война началась! Жги, убивай!
Голос из-за противогаза был глухой, далекий.
Пашка поднял автомат и дал из него очередь в потолок.
Купюры, нераспечатанные пачки летели в припасенные холщевые мешки.
За железной дверью сперва притихли, но теперь колотили по металлу вовсю. За окном кто-то дурным голосом кричал.
– Зарплаты хотите? – выглянул в окно Павел. – Вот вам зарплата!
Он сгреб со стола жменю мелких купюр, швырнул их в окно.
– Быстрей! Быстрей! – торопил его Аркадий. – Время!
В дверь уже не стучали, а лупили, стараясь ее выбить.
– Отойди, застрелю!
Еще одна очередь в потолок, метель из штукатурки.
– Уходим! – заторопил Аркадий. – Быстрей!
Мешки он вытолкнул в дыру, проскользнул сам. За ним – отошел Пашка. Через пустой обеденный зал столовой побежали, задевая мешками столы и стулья. Друзья не видели, как кассирша, еще одуревшая от взрыва, сумела подняться, убрать засов. Дверь тотчас распахнули – ворвались мужчины в форме и с револьверами. Один, став на колено у дыры, без предупреждения открыл огонь на поражение. Выстрелил трижды и раз попал. Пашка вскрикнул, но мешок не выпустил. Повернувшись, дал очередь, перечеркнул ей колонны, дыру в стене, ранив вохровца. Тот отшатнулся вовнутрь, и оставшиеся в барабане четыре патрона высадил вслепую, лишь выставив руку в дыру.
До двери оставалось уже метра три, когда Пашка дал еще одну очередь, на сей раз совсем короткую – в два патрона. Выплюнув очередную гильзу, затвор сухо щелкнул по стволу – магазин был пуст. Остановившись, Павел выбросил обойму на пол, тут же всадил следующую в автомат, передернул затвор…
– Быстрей, ты не в тире! – крикнул Аркадий.
Пашка выбежал в коридор, Аркадий тут же закрыл дверь, набросив в проушины замок. Затем спустились по лестнице, пробежали мимо табельной еще ниже – в подвал.
Внизу возле топочных котлов рабочий день проводили бабки-истопницы. Их именовали банщицами, хотя к бане они имели только то отношение, что подавали в нее горячую воду.
На столе тикал будильник, рядом с ним лежала стопка старых газет, которые от безделья перечитывали работница. Взрыв в подвале почти не был слышен, да еще возрастная глухота осложняла дело. Куда больше неудобств создавал пресс, стоящий в соседнем цеху – от него трещинами шли стены, дрожала вода в стакане.
И два человека, одетых в костюмы химической защиты, оказались для старухи неожиданностью. Она открыла рот, едва не выронив вставную челюсть. А двое, вынырнув из одной темноты, тут же исчезнув в другой. Чуть позже в глубине подвала лязгнула тяжелая дверь, повернулись засовы.
Через пару минут появились другие люди в вохровской форме, кои проследовали в том же направлении, спросив предварительно у бабки, не пробегал ли тут кто. После затарабанили в запертую дверь. Ну а минут через несколько в подвале появился Старик в окружении своей свиты.
В темноте Ханин легко читал на лицах бойцов ВОХР облегчение – им не надо было лезть под пули в темноту переходов. А вот лицо Легушева играло всеми цветами растерянности.
– Чего стоишь? – стал он орать на мастера, увлеченного сюда толпой. – Тяни сюда резак!
– Да какой резак. Здесь плита в сто миллиметров…
– Саша, – заговорил Старик.
К Ханину по имени он обратился, кажется, впервые. И оттого Ханин не сразу сообразил, что говорят ему.
– Саша, очнись. Где они могут выйти?..
– Везде, – ответил Ханин. – Практически везде.
–
В подвалах было душно и затхло. То и дело приходилось перепрыгивать лужи. Кой-где из трубопроводов бил воздух, изредка – пар. Над их головами шумно ворочался и дышал завод.
Завернули в заброшенный склад. При свете припасенного фонаря стянули костюмы химической защиты, противогазы, бросили их в заготовленный мешок. Стали переодеваться в гражданскую одежду. Когда Пашка стал натягивать футболку, ойкнул. На синей ткани расплывалось бордовое.
– Больно?.. – спросил Аркадий.
– Паскудно, – кивнул Пашка, придерживая рану рукой. – Но выдержу.
Короткая лестница, снова железная дверь, которая приоткрылась с противным скрипом. Яркий дневной свет ударил в глаза.
– Где «Скорая»?
Площадка перед цехом была абсолютно пуста.
План «Б» имелся: сбросить мешки с деньгами в охлаждающий бассейн – возле него уже лежали колосники и веревка, но в этом плане не было раненого Павла.
Пашка застонал – не то от боли, не то от разочарования.
– Может, еще не подъехала? – попытался его успокоить Аркадий.
– А, может, она и вообще не приезжала?
– Не могла не приехать! Я слышал, как ее вызывали!
– Тогда уехала…
Аркадий замотался по площади перед цеховыми воротами, выглянул за угол.
– Она тут! – воскликнул он. – Он в тенек отъехал.
«Таблетка» защитного цвета стояла под тополями, водитель дремал. Быть может, он не слышал взрыва, который раздался за два цеха отсюда. Может, слышал, но не обратил внимания – в заводе постоянно что-то гремело, бахало, свистело.
Подойдя сзади, Пашка, распахнул дверь «скорой», вытащил из-за руля водителя за шкирку и тут же приложил его лбом о борт машины. Водила сразу обмяк.
– Оттащи его за куст, быстро! – распорядился Пашка.
От удара помяло металл машины, да на нем образовалось красное пятно, не особо заметное на бурой краске. Пока Аркадий оттаскивал бесчувственное тело, Пашка стал оттирать кровь краем футболки. Но сделал еще хуже, поскольку его футболка была в собственной крови.
Он, видимо соображал плохо, и Аркадий втолкнул друга в салон:
– Ложись, я поведу.
Действительно, сел за руль, завел машину. Из кармана вытащил и натянул медицинскую маску.
«Скорая» помчалась по дороге меж цехами. Была она по обыкновению пуста. Лишь где-то на средине пути встретился побитый жизнью «КрАЗ», неспешно тянущий на прицепе огромную металлическую конструкцию.
Поворот, площадь, именуемая в заводе «пятачком», мост над рельсами. Проходная.
– Газуй! – прошипел Пашка, приподнявшись на локте.
Проезд через проходные закрывал трос, висящий где-то на высоте бампера легковой машины. Его иногда срывали пьяные водители, забывшие притормозить. Иногда после этого ехали дальше, волоча вырванные столбы. Чаще – автомобили отправляли на ремонт.
Существовал мизерный шанс, что «рафик» сорвет трос. Но в последний момент Аркадий ударил по тормозам.
– Выпускай! – гаркнул Аркадий подошедшему охраннику.
– Не велено!
– Ты нормальный? У меня тут человек кончается!
– Не велено, кому сказано! Есть команда никого не выпускать!
Действительно: на «пятачке» стояла дюжина грузовиков. Водители курили на лавочке под каштанами
– Если его в больницу не отвезти – он умрет к чертовой бабушке. Как хоть тебя зовут, чтоб я мог его матери сказать, из-за кого он умер?
Охранник заглянул в открытое окошко: на носилках Пашка корчился от боли. Глядя в зеркало заднего вида, Аркадий подумал, что тот переигрывает. Вохровец, впрочем, отшатнулся.
– Да что же его так, сердечного… А врач где ваш?
– А этого у станка порвало! Его приказано везти в больницу! – ответил Аркадий. – Врач остался в заводе – там какой-то взрыв! Я не знаю, что у вас там случилось!
Потом, на допросах боец говорил, что именно это «у вас», убедило его в том, что «скорая» – самая обычная. И водитель к творящемуся на заводе имеет отношение десятое.
Однако же имелся приказ. И вохровец подбежал к караулке, на окошке которой стоял телефонный аппарат. На солнце он раскалился словно сковорода – трубка просто обжигала ухо. Боец набрал номер штаба. Трубку взяли тут же, но не ответили. И вохровцу было слышно, как начальник караула кому-то говорил:
– Да! Поймали вроде, сейчас к нам везут…
Речь шла о двух неудачниках, которые ровно в час ограбления решили вынести и выгодно пропить электродвигатель. Конечно же, вохровцы наперечет знали все дыры в заводском заборе. Конечно же, взметенные тревогой, в напряжении они могли перекрыть все крысиные хода, что и сделали. Могли бы делать это и каждый день – но было это ленно и напряжно.
И, положив трубку, вохровец вернулся, снял тросик с крючка. Машина проехалась по нему, впечатав в раскаленный асфальт.
За транспортными воротами «Скорая», пропустив трамвай, свернула на Донецкое шоссе.
Запоздало Аркадий вспомнил про маячки и сирену, хотел их включить, но так и не понял, как это делается.
Впереди тарахтел «запорожец», за задним стеклом которого был выставлен портрет Сталина. Ходили слухи, что по негласному распоряжению Брежнева машины с ликом генералиссимуса реже останавливали. Малолитражка даже с горки катилась небыстро, ее водитель – полный собственного достоинства ветеран занимал вопреки правилам две полосы.
Аркадий думал посигналить, но побоялся особо привлекать к себе внимание. Повезло, что далее был светофор, и ветеран занял полосу на Донецк. Аркадий же съехал на Тополиную улицу.
Не доезжая до винзавода, где из здешних яблок гнали недорогую бормотуху, Аркадий свернул на проселочную дорогу, что через крошечный хуторок сбегала к берегу реки. Хуторок был пуст, двери – закрыты, окна забраны в тяжелые ставни. «Скорую» лишь облаяли собаки. Зато ближе к реке машина чуть не сбила старика, который катил велосипед с тремя мешками травы. Тот посмотрел на машину неодобрительно, оглянулся, но затем продолжил путь.
До дрожи Аркадий боялся, что место, куда они ехали сейчас кем-то уже занято, что там, к примеру, обнаружится машина, в которой какая-то парочка, сбежав от морали, будет заниматься друг другом…
Но нет, узкая полоска пляжа, помост были пусты.
– Приехали. Как ты?..
Молчание.
Горячий пот, становится жутко.
– Ты жив?
– А то…
Шатаясь, Пашка вышел из машины. Выглядел он прескверно. Несмотря на перевязку, сделанную самостоятельно по дороге, в крови была рубашка, штаны. Зато лицо его было белей снега.
– Слушай, тебе надо в больницу.
– Не говори глупостей. Меня тут же повяжут. Ничего, оклемаюсь, отлежусь. Рана навылет… Только ты сам пока… Ты знаешь, что делать.
Аркадий действительно знал: из «скорой» он выбросил мешки с деньгами, вытащил оружие. Затем опять завел машину, и, направив ее на помост, выпрыгнул на берег. «Скорая», перевалившись через край помоста, шлепнулась на воду и быстро начала тонуть. Тут же поднятая волна, отшатнувшись от противоположного берега, накрыла крышу машины ряской. Однако глубины едва хватило – мигалки все же остались над водой.
Из кустов Аркадий вытащил велосипеды, забросил на них мешки. Один велосипед подкатил к Пашке, сам запрыгнул на второй. Павел ногой стал на педаль, несколько раз оттолкнулся от земли, набирая скорость. Перекинул ногу через раму, задницей опустился на седло… И, завыв, упал на землю.
– Пашка, нам надо уходить, – отчего-то напомнил Аркадий.
Павел зло кивнул: знаю.
Аркадий помог ему подняться на ноги, спросил:
– Идти можешь?..
– Могу.
– Тогда пошли…
Глава 42
Старик не любил выносить сор из избы, но тут шило явно лезло из мешка. Огласки избежать было уже невозможно. И тянуть не имело смысла.
– Телефон с выходом на город где есть? – и тут же, сообразив, взял Легушева за локоток цепкими пальцами и потащил его вверх, к кабинету.
Старик не сказал ни слова, но Легушев открыл двери. Они вошли в кабинет, за ними последовали сопровождающие, и внутри сразу стало тесно.
Дойдя до стола с телефоном, Старик, не оборачиваясь, бросил:
– Все вон из кабинета!
Свита поспешила исполнять приказания, остался лишь младший Легушев.
– Эй, я что-то неясно сказал? – спросил Старик, бросив взгляд через плечо.
– Это мой кабинет, – напомнил Легушев.
– Ты, видно, не понял, так я поясню. Но только один раз. У тебя тут такое ЧП, что папа уже не поможет. Если просто за забор вылетишь – считай, пронесло. Брысь, щенок, кому сказано!
Крик Старика был отлично слышен в коридоре, и стоило бы вспылить, сказать этому пенсионеру, что думает о нем молодое поколение. Но было не до того. Легушев выскочил из кабинета, вспомнив, что в этом здании есть еще один телефон с выходом на город.
Он ворвался в кабинет, куда некогда въехал вместо Лефтерова, набрал «двойку», дождавшись зуммера – «восьмерку», и, выйдя на межгород, принялся накручивать диск. Связь как обычно сбоила, и пришлось перенабирать номер пять раз. Наконец, в трубке послышался знакомый голос.
– Папа, у нас тут большие проблемы, – вместо приветствия сказал Легушев-младший.
–
Когда Легушев-младший вернулся к своему кабинету, Старик еще был внутри. Ясно было, что звонит он отнюдь не на пульт дежурного, а также, что связывается явно не с одним человеком. Кто-то ушлый уже сделал себе пометку – сходить на заводскую АТС, и взять распечатку звонков с этого номера.
И в самом деле, «Старику» по рангу была положена «кремлевка», но нынче она была далеко в заводоуправлении, а связь требовалась сейчас. И он набирал номер за номером.
Начиналось танго с крокодилами. И если разыграть партию правильно, он мог больше получить, чем потерять.
–
Легушев вызвал из автопарка машину, потребовав что-то не столь приметное, как «Чайка», но быстрое.
И вот, когда пришло время накинуть пиджак и спускаться, снова зазвонил телефонный аппарат.
У первого секретаря обкома их было много, и они занимали отдельный журнальный столик. Можно было набрать любой городской номер – напрямую или через секретаря. Тут же можно созвониться с любым городом Советского Союза, хоть с Владивостоком. Был телефон внутренний. Сверившись с тоненькой книжечкой, можно было позвонить в любой кабинет обкома, разнести подчиненного или поставить перед ним задачу. Имелся аппарат высокочастотной связи – с шифрованным каналом передачи данных.
Особое место на полированной столешнице занимал аппарат с гербом СССР на номеронабирателе. Стоял он в центре стола, и остальные телефоны теснились по краям, составляя свиту. Он звонил редко – чаще по нему связывался сам Легушев. И молчаливая строгость успокаивала – значит, все идет хорошо.
Но теперь кремлевский аппарат звонил – настойчиво и весомо. Следовало брать трубку – на этой станции никогда не ошибались номером. Звонили только ему, и если там хотят с ним поговорить – найдут его хоть из-под земли. Потому надо отвечать – достойно, не дать слабины.
Легушев поднял трубку.
– Слушаю.
Низкий, немного ленивый голос раздался в ответ:
– Товарищ Легушев?..
– Да, слушаю…
– Я так слышал, у тебя там ограбление со стрельбой?.. Четверть миллиона украли?.. Прямо, понимаешь, не советский курорт, а ночной Чикаго.
– Да, мы разбираемся. Доложим незамедлительно.
Требовалось отвечать быстро, уверенно. Быть может врать – а после подгонять действительность под ложь.
– Уж разберись, будь добр. Денег страна еще напечатает – бумаги у нас много. Но вот народ наш советский знать должен, что за каждым преступлением у нас следует наказание. Неотвратимое, понимаешь, возмездие. И если никто не будет наказан, виновные не сядут на скамью подсудимых – значит, плохо ты работаешь, товарищ Легушев. И о Москве, значит, ты можешь забыть. Это ты понимаешь?
– Понимаю…
На том конце провода взорвались:
– Да ни хрена ты не понимаешь! Если воров не найдешь, не поймаешь живыми, то самое большое, чем ты будешь командовать – колхоз в Нечерноземье!
Трубку бросили, причем два раза. Между первым и вторым был слышен чей-то смешок.
–
Дело шло к обеду, через окно доносились ароматы, источаемые здешней столовой. Кормили вкусно и совсем недорого. Данилин предвкушал тарелку пюре с котлетой, целое блюдце пирожков, которые он позже уплетет в кабинете под привезенное из Москвы индийское кофе.
Сегодня следовало набраться сил – со службы Данилин собирался заскочить к Вике, погулять с ней в центре города, сходить в кино, и, может быть, в сумерках целоваться с ней.
Коротая дообеденное время, Данилин листал книжку, купленную в здешнем книжном магазинчике. То было капитальное издание «Спартака» Джованьоли – и если бы подобная книга появилась на полках в Москве, ее бы смели тут же. Разумеется, при условии, что она была бы издана на русском.
Роман был напечатан на украинском. Данилин взял его, наивно полагая, что украинский язык будет понятен русскому, но завяз на первой странице и теперь просто листал томик, выискивая смешные слова.
Распахнулась дверь, на пороге появился Карпеко. Был он мрачнее грозовой тучи. И Данилин понял все.
– Говори, – сказал он, откладывая книгу.
– Патроны. Наши патроны выстрелили.
– И как оно?..
– Это ЧП союзного масштаба.
–
В бардачке лежала самодельная «кайенская смесь» – мешанина лютой махорки, купленной на Тихом рынке и красного перца. И порой Аркадий останавливался, бросая щепотки зелья на свои следы. Оборачиваясь, он поглядывал на Пашку.
Тот катил велосипед со злым упорством. Мешок, накинутый поверх руля, скрывал зажатый в руке пистолет-пулемет.
Остаток плана был прост: подняться через сад, пересечь Тополиную улицу, мимо тракторной станции спуститься к кукурузному полю. Выйти через него к реке, перейти по мостку, оттуда – в мешанину поселковых улиц, спрятать деньги в коллекторе.
Но это было уже невозможно. Пашку никто не должен был видеть – во всяком случае таким.
Прямой путь лежал через холм, по которому шла Тополиная улица, но Аркадий стал направлять движение вокруг холма, вдоль речки, что огибала его. Они пересекли дорогу под мостом и пошли по кукурузному полю. Кусты скрывали их с головой. Скоро вышли к окраинам поселка, к свалке.
Они укрылись в чаще, в шалаше, чьи стены составляли здешние густые кусты. Деревья являлись колонами, а их ветви – стропилами, на которые были наброшены фанерные листы и клеенка. Здесь имелся даже топчан, сложенный из досок и бревен. Возможно, шалаш сложили здешние мальчишки, но скорей – проживающие на природе в летнее время бичи.
Дальше предстояло что-то решать.
– Я в аптеку. Возьму бинтов… Зеленки…
– Ты еще подорожника нарви, Айболит хренов, – огрызнулся Пашка. – Дуй к Вальке в больницу. Пусть мне укол какой поставит. Тащи ее сюда.
Аркадий взглянул на тюки, в которых помещалась добыча. Пашка оскалился.
– Деньги… Деньги тут оставь. Тебе же проще будет ехать. И оружие здесь оставь. Я дам им бой, если что. И давай, двигай…
Аркадий кивнул и с велосипедом стал подниматься наверх кручи. По свалке, чтоб не пробить колесо на бутылочных осколках, вел велосипед за руль. А когда вышел – запрыгнул в седло и словно в детстве покатил по пустынным улицам. Поселок был погружен в послеобеденную негу. Спали в прохладных саманных домах старики и дети. Но скоро жара спадет, улицы заполнят идущие с работы…
Он успел заскочить домой, сменить грязную рубашку на помятую, но чистую футболку, хлебнуть воды из чайника, потом покатил дальше.
–
До заводской проходной было всего-ничего. И по заводу понеслись не выключая мигалку. Испуганные шумом ласточки ушли в высоту, чем дезинформировали прохожих относительно грядущей смены погоды.
– Чего нестись, чего шуметь? – флегматично пожал плечами Ханин. – Все уже надежно украдено.
У цеха их встречал начальник заводского ВОХРа – в прошлом сам милиционер, ушедший на завод после какого-то скандала.
– Нашли раненого водителя «скорой», – сказал вохровец. – Сама «скорая» покинула территорию завода. Предполагаем, что воры уехали на ней.
– Нужно поднимать вертолет, – решил Данилин. – Какой марки и цвета была украденная машина?..
– Обычная «таблетка», «УАЗик». Темно-зеленого цвета.
– До особого распоряжения – всем «скорым» защитного цвета вернуться в места приписки. У нас тут, слава богу, не США, автомобилей немного, каждая на виду. Машину проще укрыть в городе, потому – организовать патрулирование, особое внимание – поселки, дворы частных домов.
Карпеко пожал плечами:
– Не знаю, согласиться ли авиаотряд.
– Звоните через начальство, говорите, что это распоряжение секретаря обкома. Тут счет идет на минуты.
– Я позвоню в горком Кочуре, – сказал Старик и отправился к своей машине.
– Воров уже опознали? – спросил Карпеко.
– Нет.
– Сколько их было?..
– Кажется, двое…
– «Кажется», – передразнил его Карпеко и сплюнул под ноги.
Заговорил Данилин:
– До особого распоряжения – в завод никого не пускать и никого не выпускать.
– Но план производства… – начал главный инженер.
– В задницу ваш план! – срезал Данилин.
– Да что вы себе позволяете, молодой человек? Украденное уже вывезли с завода, – напомнил Грищенко.
– У них могли быть сообщники. Показывайте, где вас обокрали.
Следователи поднялись на место происшествия, зашли со стороны комнаты ВОХР. Очередь, стоявшая за деньгами, уже исчезла, да и толпа на улице рассосалась. Лишь издалека за движением у административно-бытового корпуса наблюдали зеваки.
В кассовой комнате уже осела пыль, укрывая разметанные бумаги и купюры.
Пролезли через дыру в стене, оказавшись в столовой, спустились в подвал, где сварщики уже срезали тяжелую бронированную дверь с петель – она лежала тут же.
– Карта подземелий имеется? Кто начальник цеха?..
– Я – начальник.
Данилин никогда не видел этого молодого человека раньше, но узнал тут же. Сложилось воедино чуть надменное лицо в высоком донецком кабинете, сгоревший двигатель в ограбленном стрелковом тире, который взял на ремонт цех товарища Легушева.
Мир имел быть право тесным, но подобное обилие совпадений вызывало подозрение.
– Товарищ Легушев?.. – все же уточнил Карпеко.
У Владлена Всеволодовича сердце рухнуло куда-то вниз. Был бы он послабей – рухнул бы в обморок. Но устоял, хотя и покачнулся. Это не ускользнуло от взора сыщиков.
На бетонном полу расстелили принесенную Ханиным карту подземелий. Саня быстро простроил возможный путь к месту, где была украдена «Скорая помощь».
Принесли фонарь и с ним пошли по подземельям. Идти было метров семьсот, но на этой дистанции успели дважды сбиться с пути. Наконец, вышли на поверхность. Здесь было тихо, и ласточки летали на надлежащей высоте.
– Как думаешь, дождь будет? – спросил Карпеко.
– Или будет, или нет, – ответил Данилин.
– И то верно.
На стальной двери, покрытой лоскутами ржавчины, обнаружились пятна засохшей крови.
– Кровь. Похоже, одного из них ранили, – заметил Карпеко, скорей чтоб разбавить молчание.
– Это замечательно, что ранили, – ответил Данилин. – Найдем раненого, найдем и деньги. Сообщите в больницы, чтоб докладывали нам тут же.
– В больницу они не сунутся, – покачал головой Карпеко.