До того, как вся земля покрылась ледяной и снежной коркой толщиной в несколько метров, к участку побережья, где они «разбили лагерь», собралось довольно много будущих «мясных запасов». И это оказалось неплохо – ведь человеческий кишечник всё же не слишком хорошо приспособлен для растительной жвачки. Люди – не коровы.
Да и вырастить хоть какие-то растения стало абсолютно невозможно. Хотя солнце уже иногда пробивалось сквозь серую пелену постепенно светлеющих туч, от его серо-розового мерцания на молочно-пепельном небе толку почти не было. Не копать же, в самом деле, три метра снега и льда, чтобы расчистить поле под посев двух мешков сохранённых на всякий случай пшеничных и ржаных зёрен!
Ведь температура почвы под слоем снега не поднималась выше минус двадцати. А если слой снега счистить – под ним всё промёрзнет до минус сорока. Именно до стольки падает столбик термометра ночью…
Всё же человек рассчитывал, что лет через сто снег сойдёт. Океан под трёхметровой коркой льда неплохо хранил тепло – как накопленное за предыдущие века, так и тепло вулканов и подводных и подземных горячих ключей и гейзеров. Недра планеты оставались раскалены. Рано или поздно они всё растопят, и краткий (По геологическим меркам!) внеплановый Ледниковый период закончится.
К сожалению, никаких следов присутствия других Людей на планете они уже не находили. Буквально в первые же дни от взрывных ударных волн, световой вспышки и радиации погибли почти все.
Если кто и остался, уцелев в каких-нибудь правительственных бункерах после Катастрофы, теперь, вероятнее всего, просто замёрз. Простейшим историческим примером оказалась та же Антарктида: ну не выжил там, после дрейфа этого континента из умеренных широт к Полюсу, человеческий род. Сбежал в тропики: в Африку. Следом за «едой» – растениями и животными. Следовательно, и сейчас при полярных морозах на остальных континентах никто не…
Сканирование Информационного Поля подтверждало, что на поверхности пусто. Разве что – в пещерах и тех же бункерах.
Под землю разум человека проникал с трудом, и неглубоко.
Тем не менее человек регулярно заставлял прослушивать эфир, и посылать свои сообщения с координатами Базы. У них генераторы и рация до сих пор работали (Вот что значит заботливый уход и регулярное грамотное техническое обслуживание!).
Но даже если где-то и сохранились (Чёрт! Не могли же уже вымереть все те огромные Убежища под столицами, как раз и построенные для Руководящих Работников на такой вот случай! Убежища для «самых нужных» бюрократов строятся, и оснащаются запасами на годы!.. Или… Всё же могли?!) какие-то группы организованных выживших, никто из них радио не использовал.
Возможно, кто-то слишком глубоко зарылся в почву, чтобы сохранять тепло. Возможно (как думал человек вначале), кто-то молча готовит коварное нападение, чтобы разграбить их поселение, или попросту отобрать его, перебив всех.
А, возможно, уцелевшим было далековато до Австралии. Да и не до неё…
Но за сорок лет человек почти убедился, что больше на планете никто из людей не выжил.
Собственно, он исходил из этой предпосылки с самого начала.
Поэтому сразу составил Свод Новых Законов.
Обеспечить они должны были не больше ни меньше, как – выживание Человечества. (в этой реальности)
Все члены Колонии, осознавая свою ответственность перед будущими поколениями, приняли Свод добровольно… Ну, или почти добровольно.
Так как всё наличное оружие находилось в руках капитана и его офицеров, главное, заложившее нормы поведения на будущее, Собрание, прошло нормально.
Для человека.
Активно несогласных с Новым Порядком, человек, во избежание склок и Гражданской войны местного масштаба, лично пристрелил. Остальных отправил в Изгнание. Из которого, впрочем, «осознавшие» и «раскаявшиеся» могли вернуться. Ну а то, что таковых не нашлось, человеку было только на руку: никто больше не пытался оспорить его Решений.
И пусть он выглядит (Он это отлично осознавал!) при этом ничуть не «гуманней» Гитлера, или Чингиз-хана, ему наплевать: ситуация не располагает к соплям в виде демократии. Нужно любой ценой выжить.
А Диктатор для их «случая» подходит лучше всех остальных «вождей».
Вот он и командовал так, как считал нужным. Валюнтаризьм-с, мать его!..
Поэтому все двадцать девять способных к продолжению рода женщин были теперь почти постоянно беременны, а восемнадцать из шестидесяти двух мужчин занимались только кормлением, воспитанием и обучением подрастающего поколения.
Те из женщин, у которых уже закончился продуктивный период, но силы ещё сохранялись, помогали им в меру способностей. Впрочем, человек был толерантен, и по мере возможности гуманен: недееспособных стариков не выгоняли из Колонии, а кормили, одевали и ухаживали за ними до самой смерти. Человек старался, чтобы в вопросах Морали его Племя сохраняло человеческий облик.
Остальные же половозрелые мужчины работали в поте лица: «охотились». То есть, добывали необходимые для выживания продукты и инструменты, в Городе, и на окружающей территории. Чинили механизмы корабля, шили одежду, изготовляли копья, стрелы и луки. Хотя, как все уже поняли, что-то живое и реально опасное для колонистов могло появиться здесь только лет этак через двести. Да и то – если случайно залетит, например, с Марса. Ну а на родной планете, кроме бацилл и вирусов, они и правда, уже вряд ли кого увидят. Из людей.
Но человек всё равно заставлял делать копья и луки, и тренироваться в их использовании, так как ещё не был уверен, что патроны за эти века не испортятся. Всё же он опасался других, отсидевшихся в Бункерах, мародёров, готовых ради куска хлеба на всё.
Благодаря тому, что Свод Законов приняли и утвердили в первый же год, большинство девочек, родившихся от первых восьми женщин Экспедиции, уже вовсю пополняли число колонистов, и выживание крохотного «рассадника» будущего человечества хотя бы на первый век было обеспечено. Однако ничто так не беспокоило человека, как крохотный генофонд: чтобы не выродиться, нужна чужая, свежая кровь!
Но поскольку взять её теперь уж точно было не у кого, Колония больше не тратила сил и средств на поиски других выживших, а грамотно строило политику «перекрёстного скрещивания». Которое, конечно, не могло сильно нравится дамам… Но никому ведь не хотелось «отправляться в изгнание».
Поэтому теперь практически все члены Племени оказались связаны узами Кровного Родства. (Всё-таки – меньше шансов, что кто-то захочет кого-то убить!)
И если во Втором Мире царило «продвинутое» средневековье, здесь медленно и последовательно шли к классическому первобытно-родовому строю.
Это было неплохо: родственники лучше понимают друг друга. И потребности родного (не по номинальному названию) Племени. Да и субординацию поддерживать легче: среди «правящей» горстки приближённых – только родственники.
А вот плохо было другое – человек старел, и осознавал близкий конец этого тела. Тогда ему придётся выбрать: в кого вселиться, чтобы руководить дальше.
Ведь у него здесь три старших, и ещё семь младших детей. И это – только мальчиков. Ох, перегрызутся за эту сладкую игрушку: абсолютную Власть…
Ладно, эта проблема решится сама-собой. Ещё лет семь-восемь он здесь продержится.
Главное, что ему здесь было нужно, человек своими новыми, обострёнными и углублёнными возможностями, уже определил: на поверхности действительно пусто. В двух же особо глубоких Бункерах…
Всё ещё кто-то шевелится.
Но, похоже, у них случились не то – мор от какой-то подцепленной «наверху» заразы, не то – междуусобица из-за запасов пищи. Выжившим пяти мужчинам и трём женщинам не до «экспедиций» по полярной тундре, в которую сейчас превратились три четверти бывшей суши.
С другой стороны, и его людям, даже за «новым генетическим материалом», отправляться в Милуоки смысла нет.
Значит, его Колония-Племя должна выжить любой ценой! В соответствии с этим он и раздавал, вселившись, новые указания, и обходил лично все ключевые места.
В первую очередь – котельную.
– На сколько ещё хватит дров? – он глядел, как дежурный кочегар, мальчишка девяти лет, подбрасывает поленце, придирчиво изучив, съел ли огонь предыдущее.
– На три месяца, сэр. Ну, это с учётом того, что летом топить можно будет потише. – всегда сопровождавший его в обходе старший сын, которого уже с детства он пытался подготовить к новым обязанностям, знал на корабле обо всём. Отвечал собрано, кратко. И мог, как и почти любой другой мужчина, самостоятельно починить почти любой агрегат. Единственное, что человека в нём не устраивало – злобный нрав и взрывной темперамент.
Вот уж если дать ему бразды правления, дедушка Сталин будет отдыхать! Зато колония точно – не погибнет. Уже сейчас его отпрыск сам, буквально с педантичностью ищейки, выискивает недоделки и упущения, и почти всё исправляет. Сам. Или с помощью дежурных механиков, бригада которых дежурит посменно у всех важнейших механизмов и аппаратов.
Теперь – в ясли. Они прошли тесным, полутёмным, провонявшим прогорклым жиром из коптилок, утеплённым коридором.
В яслях от неистребимого запаха детских нечистот буквально резало глаза. Как бедные женщины здесь работают… Может, привыкли, принюхались? Он поторопился протиснуться мимо рядов с кроватками со спящими или орущими будущими членами Колонии в диспетчерскую яслей.
Тут всем распоряжается «хозяйка Сэри» – женщина под семьдесят с морщинистым неулыбчивым лицом. Но, как бывшая учёная, руководительница крупной гляциологической лаборатории в Университете Джона Гопкинса, сохранившая ясность мышления, организационный талант, (Вот уж – точно! Без её твёрдой руки человеку впору было отчаяться навести здесь, в этом «подразделении», хоть какой-то порядок!) и начальственные привычки. Вот и сейчас, лишь заслышав его шаги, она решительно двинулась вперёд:
– Капитан, сэр! У нас кончаются нормальные пелёнки. Те, что остались, не продержатся и года. Пеленать станет нечем. Видите: что получается даже после аккуратной стирки, даже в чуть тёплой воде? – в руке она держала тряпочку, в которую уже можно было только сморкаться, как в носовой платок: настолько тонкой и вылинявшей стала ткань, уже много раз подшитая вручную по махрящимся краям.
– Хорошо, миссис Гендерссон. Я займусь этим. – он прикинул, что, пожалуй, собственно пелёнками разжиться не удастся: в последние годы перед войной народ избаловался, всем памперсы подавай. Одноразовые. Вот уж если б они их применяли – рядом пришлось бы ставить второй корабль. Под завязку набитый только этими самыми памперсами. И ещё где-то складывать «использованные». (Не топить же ими котёл – иначе все просто умрут, нанюхавшись!..)
Значит, придётся сделать очередной набег-наезд на ткацкую фабрику в двухстах милях – в Нулунбай. Там, на складах, ещё, вроде, оставались простыни, полотенца и пододеяльники с наволочками. Ну а уж нарезать-то их на куски подчинённые миссис Гендерссон смогут.
В машинном отделении деловито копошились два дежурных механика: меняли прокладки второго тройника бойлера. Человек спросил только, справятся ли они своими силами. Справятся. Отлично.
Они вышли наружу – туда, где борта были надстроены подобием скоса-навеса из деревянных брусьев, и крытого шифером, вдоль всего корабля: склад того, что можно держать при минусовых температурах.
Здесь всё оказалось в порядке – но к приезду очередной партии фуражиров, и если и правда, «пелёнок» привезти побольше, придётся укреплять и расширять помещения, закапываясь уже вглубь смёрзшегося песка пляжа.
Хм! Кораблик-то становится тесноват! Пожалуй, придётся вскоре построить поблизости, на отшибе, иглу из снежных блоков для расплодившихся собачек, а лишних и старых лаек даже… скушать!
А почему нет? Амундсен во время открытия Южного Полюса так и делал. А уж им-то – и подавно можно! Так и вопрос с прокормом – и собачек и людей – решится максимально рационально.
Пробурённые до незамерзшего океана три узких полыньи трёхметровой глубины добычи практически уже не давали. Крючки с наживкой, болтающиеся там на разной глубине, в последние пять лет оставались почти «невостребованны». Значит, кормёжка собак рыбой, как было вначале, отпадает. Впрочем, всё тех же мороженных кенгуру матёрые шерстистые тащильщики нарт жрут за милую душу.
Ещё человек сожалел о пингвинах: вот бы завезти сюда сотни три. Уж прорубей-то они им насверлили бы!.. Пусть ловят птички, что найдут – хоть криль, хоть креветок, хоть мороженную снулую рыбу! Свежая еда была бы обеспечена. На какое-то время.
Впрочем, неизвестно, смогли ли милые пингвинчики выжить: ведь чёртов океан там тоже промёрз, и, наверное, метров на пять. Планктон, которым питалась рыба, вымерз, подох. Значит – нет и рыбы. То есть, кормовой базы для этих самых пингвинов.
Поэтому он пока не будет снаряжать экспедицию по льду в сторону Антарктиды для их возможного отлова. Или сбора тушек какой-нибудь замёрзшей колонии. А вот будет он снаряжать поисковые партии к ближайшим городам. Склады Нукурра, Катарины и Ларримы они уже разграбили. (Он не обольщался: раз не заплатили за вывезенное – значит, разграбили! И не поможет оправдание, что платить-то… Некому.) Впрочем, мука, масло, соль и рис быстро заканчивались.
Пора было подумать и о других населённых пунктах побережья. Однако переходить по заливу на полуостров Кейп-Йорк, и вытрясать единственный тамошний городишко человек пока не хотел – «открытый» океан в пору застывания неоднократно «бунтовал», вспучиваясь и ломая многометровые льдины, и теперь чёртов залив покрыт труднопроходимыми торосами. Зачем мучить людей и собак двухсотмильным сложнейшим переходом, когда можно двигаться южнее, вдоль полотна железной дороги? Тем более, и городишки здесь перспективнее…
Ещё им, как воздух, нужны растительные витамины и микроминералы. В мясе их мало, от цинги нужно что-то – именно растительное. И хоть трава, которую добывали из-под снега, имела весьма мерзкой вкус, человек заставлял всех есть её сырой. Запасы картошки кончились лет шесть назад, а от цинги ничего лучше у них не нашлось. Разве что упаковки драже-витаминов из аптек Перта, да лимоны, кадки с которыми стояли в корме, там, где раньше находилась вторая кают-компания.
Чёртовы лимоны всё никак не удавалось заставить вызреть до полной спелости – полусозревшие зелёные плоды неумолимо опадали с деревцев в десяти бочках-кадках. Может, им мало света из иллюминаторов, и от двенадцативольтовых ламп, питаемых от аккумуляторов, снятых с автомобилей?..
Не очень хорошо обстояло дело и с горючим. Освещение кают теперь целиком перевели на керосиновые и масляные лампы, чтоб не гонять зря генератор, подзаряжавший, почти как на древних подводных лодках, те же аккумуляторы. И устойчивый запах солярки и прогорклого жира насквозь пропитал всё на корабле: стены, одежду, пищу… Правда, замечал это, и автоматически морщил нос, только человек, и – только когда в очередной раз «вселялся». Остальные за эти годы принюхались.
С соляркой, кстати, намечалась проблема: баки самого корабля, и нескольких десятков катеров и мелких судов, стоящих в порту, уже почти опустели. Да и запасы растительных масел, привезённые из супермаркетов и со складов, уже ополовинены. Производства же свечей наладить так и не удалось: никто не помнил, как превращать жир в парафин. А человек, почитавший об этом там, на Земле-один, решил что не станет заморачиваться: слишком сложно и долго. Придётся, видимо, оставить масляные коптилки навсегда. Ну, или пока не кончится масло из поселений, и жир из тюленей и кенгуру.
Ещё человека напрягали мутации рождавшихся детей.
Здесь приходилось быть начеку: конечно, они не могли себе позволить поступать как спартанцы… Но оставлять в живых двухголовых, трёхногих, или полностью покрытых шерстью (Вот, кстати – задачка: а вдруг это – новая мутация, приспосабливающая человека к холоду?! Попробуй тут – выбери!..), или с четырьмя руками о шести пальцев, тоже было бы глупо. С кем бы такие тут скрещивались?!
Поэтому число колонистов росло куда медленней, чем хотелось бы человеку.
Однако оно росло. И если в Мире Один и Два человек довольствовался скромной ролью кукловода, дёргающего за ниточки из-за кулис, создавая видимость в меру свободного Общества, здесь он такой роскоши себе позволить не мог.
Слишком всё на виду. Слишком мало людей. Слишком велик груз ответственности: по крайней мере, ещё лет триста придётся суровой рукой вести племя к выживанию, контролируя и гася неизбежные центростремительные поползновения особо инициативных новых лидеров, которые уж точно получатся из его детей.
Предпоследняя экспедиция во всё тот же Перт позволила раздобыть в местной библиотеке очень подробную карту побережья. Отлично. На прошлом Совете человек уже дал распоряжения готовить большую партию охотников для похода в Квинсленд.
Им очень нужно топливо – даже если придётся рубить и пилить целые деревья. Ещё на повестке дня продукты. Бензин, если найдётся. Солярка. Справочники и учебники, пока они не сгнили. Ткань. И, конечно, медикаменты и витамины.
Хотя радиационные ожоги первых лет уже не мучили колонистов, новых болячек выявилась целая куча, и лечились они с трудом, так как даже врач экспедиции почти не понимал их природы, и способы лечения искал только интуитивно.
Абсолютно неясным, например, оставалось, почему «сухотка» лечилась обычным мелом, а «краснуха» – печёным луком. А против «чёрной сыпи» средства так и не нашли… Число холмиков с крестами у близлежащего холма неумолимо росло.
И по-прежнему удручало то, что мальчиков рождалось почти вдвое меньше. Зато среди девочек куда выше была смертность – особенно при первых родах. Так что всего женщин, с учётом пожилых, и совсем пока юных, признанных ещё не-половозрелыми, имелось в Колонии семьдесят одна, а вот продуктивных мужчин – только семнадцать. Жуткие проблемы с потенцией были, вероятнее всего, связаны всё с той же радиацией. Или с холодом.
Только теперь человек понимал сложности выживания племён, исконно населявших заполярье – эскимосов. Впрочем, об этом тоже писали: на этот раз Пири, покоритель уже северного Полюса… Так что бытовавший раньше у «иннуитов» обычай предоставлять жену в полное распоряжение гостя – не дикость, а суровая необходимость.
Пока что это не было большой проблемой, но человек уже прикидывал, как ему придётся изменять Свод Законов: подо что подстраиваться: то ли под гаремы, то ли под матриархат.
А в целом дела у Колонии шли вполне буднично. Работали все.
Ленивых человек видел насквозь, и соответствующим образом стимулировал.
Кнут он использовал такой же, как для упряжных собак. Тот же, кто реально старался, получал льготы: будь то по его выбору – дополнительный паёк, или секс. Человек про себя (но – только про себя!) посмеивался. Аппетит почти всегда побеждал!
Возможно, виновата была действительно, низкая температура на Корабле. (Её, давая детям возможность приспособиться, старались поддерживать чуть выше плюс десяти.) Или всех так изуродовала остаточная радиация. Или сказывался хронический стресс и тяжкий труд. Нехватка витаминов. Груз ответственности…
Но особо сексуально озабоченных среди колонистов уж точно не водилось.
Иногда человеку чуть ли не насильно приходилось «призывать» намеченные пары выполнить свой «долг перед будущим Человечеством».
Система отопления тоже была постоянной головной болью. Её переделали под дрова и уголь, и теперь главное было – не отравиться угарным газом! Котлы-бойлеры, (рабочий и запасной) где нагревалась вода, стояли в трюмах. Горячую воду они подавали по замкнутой системе труб, проходивших по всем жилым помещениям. Трубы, позаимствованные на складе какой-то стройки. С помощью сварочных аппаратов протянули сквозь все переборки. Уж что-что, а пользоваться резаками и горелками члены команды умели.
Так что теперь в топке большого котла, похожего на паровозный, всё время (Ну как не вспомнить «пещерных» людей!) горел огонь, и вода, что самотёком циркулировала из котла в трубы, и обратно, применялась только заранее прокипячённая. Чтобы уж точно не забила систему накипью. Большой дровяной склад на одном из причалов порта уже почти весь перевезли и сожгли. Теперь взялись за разборку деревянных домиков. Топливо подвозили каждую неделю – для этого и держали почти сотню ездовых собак, и семь-восемь больших грузовых нарт.
Трубу, отводящую дым из топки, обложили асбестом. Сделали ещё и запасную. Однако женщины, живущие на нижних ярусах трюма, в помещениях, обустроенных там, где раньше проходил разобранный за ненадобностью гребной вал, постоянно жаловались на головные боли.
Чтобы предотвратить риск отравления, установили массу газоанализаторов во всех жилых помещениях, и даже успели поймать (когда ещё можно было!) несколько «классических» волнистых попугайчиков. Даром, что ли, они для Австралии – как воробьи для остальных стран!
И стоило птичкам начать чахнуть и чихать, как команда трубочистов срочно начинала работу в дымоходах, а все остальные старательно проветривали всё, что было можно, да и нельзя! И уж о корме для пернатых датчиков дружно заботились всё, выискивая везде просо и овёс, или обшаривая ближние и дальние зоомагазины. Особенно старались из-за того интереса, с которым за птичками наблюдали дети…
Если не считать чёртовых мутировавших бактерий и вирусов, попугаи и собаки оставались единственными животными Колонии. Крыс и блох человек позаботился вывести в самом начале. От дуста при этом сдохли две собаки… Но уж зато остальные были навсегда избавлены от насекомых. И собаки и люди.
В кают-компании утепление стен вполне соответствовало: собирались на «планёрки» часто. Тусклый мерцающий свет, чёрный от копоти потолок и неистребимая вонь солярки, пота и прогорклого тюленьего жира никому работать не мешали.
– Докладывайте. – человек в ранге Вождя, сидя во главе стола, повернулся к отогревающей руку стенографистке-секретарю, – Люси, готовы? Записывайте! – ещё в самом начале человек настоял на обязательном ведении Протоколов всех заседаний Чрезвычайного Комитета, как здесь назывались регулярные планёрки руководящей верхушки.
Так по крайней мере он мог быть уверен, что никому не отвертеться от отчёта и ответа за порученное дело. И не припрятать ничего из добытого. (Впрочем – этого не случалось. Куда можно спрятать хоть что-то?!) Слушал он всегда очень внимательно.
– …в последний раз мы забрали оттуда шесть ящиков. Ну, консервов.
Из них три были с тушёнкой, один – со сгущённым молоком. А два – с дурацкими водорослями. Ну, это… Я думаю, там ещё осталось раза на два. То есть, ящиков девять. – глава последней санной экспедиции к магазинчику маленького провинциального городка пошкреб коротко стриженную щетину головы. Переключился на бороду, которую многие отращивали вовсе не из-за тепла для шеи, а из-за неудобства частого бритья (кончался запас лезвий), – Ещё на пару месяцев этого должно хватить. А осталась там, я так думаю, ещё пара ящиков тушёнки, и остальные – компот и джем. Ну, повидло, то есть. Ну и эта… Морская капуста, будь она неладна. Ну, это… У меня всё! Сэр?
Человек кивком разрешил МакМердоку сесть. Уж в чём-чем, а отсутствии рвения его второго заместителя обвинить никак нельзя. Ему бы ещё мозгов побольше.
– Вы, Лесли. – человек кивнул своему среднему сыну, традиционно обращаясь к нему официально, раз дело происходило на заседании.
– В указанном месте, действительно, дом стоял. Ферма, вероятнее всего. – тридцатичетырехлетний мужчина всё ещё ассоциировался у человека с маленьким сморщенным краснозадым младенцем. Однако он никогда этим воспоминаниям не улыбался, – Собаки указали расположение подвала. Раскопать удалось только на второй день – вход находился снаружи, у стены, и был заколочен досками, и засыпан землёй. Однако там оказались в основном инструменты, деньги, одежда, патроны…
Еды почти не нашлось – только мешок сахара и мешок муки. Ну, и ящик мыла. Но всё, что казалось полезным, мы привезли. Список у вас, сэр. – действительно, человек уже пару минут рассматривал его. Ничего ценного. И хранить можно снаружи, в «бортовых» складах, не боясь, что собаки растащат.
– Хорошо. Секретарь! Приложите к стенограмме список. – он передал бумагу через стол скрюченной радикулитом старушке с высохшим, словно печёное яблоко, морщинистым личиком, (которую звали Елизавета, но все уж забыли, когда обращались к ней – не «Люси») всё ещё писавшей лучше всех: почти каллиграфично, – Теперь послушаем доктора. Прошу, доктор.
Доктор Стивенс был врачом во втором поколении.
Когда человек заставил штатного врача судна обучать сразу троих молодых, и не очень, мужчин, это казалось роскошью. Однако Пит Кенсингтон замёрз насмерть, Джерри Николсон погиб от какого-то нового вида рака, и вот пожалуйста: Стивенс остался один, проводив и учителя в выдолбленную во льду могилу целых тринадцать лет назад.
Так что усвоенные от первого врача экспедиции, и почерпнутые из пятидесяти томов «Полной медицинской энциклопедии» знания он сейчас передавал очередной троице учеников без каких бы то ни было протестов, или – вот уж чего не допускалось! – попустительства и лени…
– Да, сэр… Гм-м… Мутация юного Билла Кинзи по-моему, всё же не опасна. Внешне она его, так сказать, «человеческий» вид не портит. А то, что зубы у него плоские и больше похожи на коровьи, жевать и усваивать пищу, судя по всему, не мешает. (А то бы он давно!.. Гхм-м.) Так что, как мне кажется, его можно оставить. Что же касается Эльжбетты… Разумеется, таз у неё несколько шире нормы. Но не это главное…
Мне кажется, что она легко читает наши мысли, и может воздействовать прямо на мозг.
Пока – в основном своей матери. Но вскоре, я думаю, она сможет управлять… Да, именно управлять – и остальными взрослыми. Я сам, даже зная, чего ожидать, только с трудом удержался, чтобы не принести ей дополнительную бутылочку с молочной смесью!.. Словом, вы оказались правы, сэр. Она – телепат, гипнотизёр, экстрасенс, и всё такое. И развита… Не по годам!
Человек, изучивший нетрадиционные дарования собственной дочери достаточно хорошо, знал, что делать. Док только подтвердил его диагноз. Если позволить ей вырасти – у них будет Ведьма. Настоящая. И управляющая Колонией по своему усмотрению.
Впрочем, сжигать такую – бред собачий. Но не потому, что они – не Инквизиция. А просто дров жаль.
– Предлагаю оставить в живых Билли Кинзи. Кто за – прошу поднять руки… Единогласно. – он краем глаза заметил, как секретарь переложила карандаш в другую руку, постучала кистью правой о бедро, и снова принялась корябать в листах. Всё правильно. Для её возраста и плюс одиннадцать – прохладно. Рука зябнет, пальцы немеют. Себе он такой роскоши позволить не мог – организм работал на износ. Но ещё лет восемь… Да, протянет. Потом – в старшего.
– Теперь о Лиз… Сильный экстрасенс наверняка со временем подчинит всю Колонию себе и своим нуждам.
У нас будет Королева… Капризная и способная убить одной лишь силой мысли. Предлагаю стандартное усыпление. Кто за – поднимите руки… Восемь из десяти. Запишите: большинством голосов…
К концу второго дня, убедившись, что трудная, нервная, но вполне обыденная жизнь Племени проходит как нужно, человек отправил большую санную экспедицию в Джонстаун. После чего добросовестно выполнил долг по улучшению генофонда с очередной готовой к зачатию женщиной. И отбыл отдохнуть в Мир номер Один.
Отношения с Эллен проходили вполне ожидаемо: коллеги уже вовсю спорили о том, что лучше подарить молодым на свадьбу – что-то большое, скинувшись всем отделом, или всё же пусть каждый подарит от себя лично… И это – несмотря на то, что человек только-только успел купить кольцо с традиционным огранённым куском углерода.
Он хотел, конечно, сделать это как бы незаметно. Но уж позаботился через стекло магазина дать себя увидеть главной сплетнице конторы Белинде Гудхоуп.
Теперь человек весь уикенд жил в квартирке «своей девушки», и работать мог только в будние дни. Если бы не Ключ от Прошедшего, ему пришлось бы туго. Однако основные свои обязанности он выполнял добросовестно – скоро предстоял квартальный отчёт. С неизбежными, как приход зимы, авралами и «разносами».
Эллен потихоньку от него рассматривала пробники беременности. Человек ездил по пригородам с маклерами, и придирался к предлагаемому жилью.
В Реальности Четыре человек никогда не задерживался дольше, чем на несколько часов.
Не слишком приятно находиться в теле мутировавшего лемура размером с таксу. А мозг покрупнее имелся только у мирно живших во всё той же Антарктиде моржей. Или китов. А из океана не больно-то наглядишься на то, что происходит на суше…
Но уж киты или лемуры, как носители высшего Разума на его планете, человека никак не устраивали.
Здесь обошлось без ядерной войны.
Здесь не уследили за успехами бактериологии.
Вот за эти две потерянные практически одновременно Реальности и был снят со своей должности, и наказан предыдущий Наблюдатель.
Наместник преобразил его в Нечто новое. И страдающее. Должность же долгое время оставалась вакантной. Пока не созрел и не обучился человек.
Но в обозримом будущем вряд ли и он будет навещать этот мир часто.
Нет смысла.
Последних умерших людей даже некому было хоронить.
Так что уже двадцать лет скелеты превращались в труху, города ветшали, поля зарастали бурьяном, и волки с оленями бегали по заросшим травой улицам сел и городов. Стаи птиц кружили и громко орали над опустевшими бетонными коробками. Внутри квартир селились голуби. И крысы.
Штамм же нового вируса, не находя себе своей специализированной пищи, уже вымер. Впрочем, не забыв прихватить всех человекообразных обезьян.
Что ещё раз доказало профессионализм генетиков, создавших его. И глупость тех, кто решился на применение.
Вот так «расовое» оружие, заточенное под определённую, и уж слишком, по мнению военных и политиков, усилившуюся и размножившуюся нацию, обернулось против всего человечества. Не разбирая этих самых наций, рас, и цветов кожи. Да и вообще сработало против всех, кто обладал сходным геномом.
Впрочем, как выяснил позже человек, здесь своим «доктором Хайнрихом» было бы не обойтись.
«Нейтрализовывать» пришлось бы никак не меньше, чем сто-сто пятьдесят тысяч таких же самоуверенных и «умных», и наделённых властью, расистов.
Вот и выяснилось заодно, что Гитлер, которого здесь уничтожили ещё до его прихода к власти, мог бы послужить всё же отличным отрицательным примером того, к чему приводят «благие намерения». И что мечты о «высшей расе» всё-таки очень живучи. (Всё же назвать допущение ефрейтора с амбициями до должности Канцлера – «меньшим злом», человек никак не мог.)